Фундаментальное свойство Малого народа которое иногда пропагандируется, чтобы привлечь сторонников, а иногда скрывается и яростно отрицается, как страшная тайна всей концепции, заключается в том, что единственной движущей силой любого Малого народа является стремление к уничтожению и ненависть к существующей жизни. В этом его сила, и в этом же его слабость. — И. С. Шишкин беседует с академиком И. Р. Шафаревичем.

Игорь Шишкин: Игорь Ростиславович, вы являетесь создателем теории Малого народа, теории, которая раскрывает такое, увы, хорошо известное в России явление, как внутренний враг: с ним Россия столкнулась в начале XX века и в конце XX века. Ваша теория показывает, почему возникает внутренний враг, в каких формах он проявляется, какими методами действует. В настоящее время теория Малого народа, или посвященная той же проблеме Теория антисистем Льва Николаевича Гумилева стали широко известны. Практически везде в серьезных работах на них идут ссылки. Но вот в отношении к этой теории и в ее применении на практике я бы выделил три группы людей.

Первая группа это, в основном, сами представители Малого народа. Они утверждают, что никакого внутреннего врага нет, что это все теория заговора, мракобесие и так далее. Их позиция понятна — внутренний враг может работать только тогда, когда все считают, что его нет, а так как в России почему-то с конца XIX века общественное мнение — это во многом мнение Малого народа, то большая часть российской интеллигенции считает неприличным на эту тему не то что говорить, а даже размышлять: «чур меня, этого нет, потому что не может быть никогда».

Другая группа прекрасно знает, что Малый народ есть, что именно он придал столь разрушительный характер кризису конца XX века, как и кризису начала XX века, но тоже старается сделать вид, что как будто этого явления уже нет. Да, вот был Малый народ, вот он устроил такой катаклизм, конечно, не он спровоцировал кризис, но он придал ему разрушительный характер, но сейчас, мол, ситуация меняется. Приходят новые люди, жизнь улучшается, поэтому давайте сделаем вид, что ничего не было, тогда само рассосется. Зачем ворошить опасные темы.

Есть и третья группа и она преобладает в патриотическом лагере. Они говорят, да, Малый народ есть, все это правильно. Но они считают, раз Малый народ появился, то все, конец. Справиться с ним невозможно, он силен и неистребим, поэтому Россия погибла. Дальше идут всевозможные упаднические, катастрофические рассуждения, с которыми неоднократно приходилось сталкиваться. И вот я хотел бы, чтобы вы высказали свою точку зрения на этот вопрос. Неужели Малый народ столь неуязвим? Не несет ли он сам в себе зародыши своего уничтожения? Ведь иначе он давным-давно уничтожил бы все живое на земле, а этого не происходит.

Игорь Шафаревич: Я в последнее время перепродумывал свою старую работу «Русофобия», и главным образом под влиянием вопросов, которые вы мне задавали. У меня сложилось такое впечатление, что Малый народ именно не един, а как бы меняет свой облик, свой социальный состав, и таким образом поддерживает свое существование, пока это возможно. Когда я писал «Русофобию» (1979 год), я был под влиянием двух импульсов. Во-первых, это появление в конце 70-х годов работ цельного направления, написанных авторами, только что эмигрировавшими из России, и авторами, писавшими здесь, в самиздате. Вторым импульсом было знакомство с работами специалиста по истории Французской революции Огюстена Кошена, которые сейчас, к счастью, переведены и изданы по-русски. Меня поразило тогда почти фотографическое сходство двух проявлявшихся здесь феноменов.

Кошен анализировал ту идейную революцию, которая привела к Французской революции, стала ее духовным базисом. Эти идеи возникли еще за несколько десятилетий до революции. Общим их знаменателем было догматическое, то есть почти необсуждавшееся неприятие тогдашнего строя жизни, больше того, всех его истоков, духовных основ и традиций. Все они считались (без особых доказательств) дикими, вызывающими лишь смех у любого разумного человека. Это относилось и к истории страны, и ее религии, и ее героям и святым, как нестоящим какого-то обсуждения или внимания. Признавалось лишь заимствованное извне, тогда из Англии.

Кошен отмечает, что культивирование подобной идеологии потребовало создания некой социальной структуры. Адепты нового мировоззрения не только идейно противопоставляли себя остальному народу, но и объединялись в группы, жившие этими идеями. Вся страна была покрыта подобными обществами, имевшими самые разные названия: академии, масонские ложи, клубы и так далее. В них создавалась как бы искусственная атмосфера, в которой их члены только и могли дышать. Это создавало духовный центр всей идеологии — взгляд на жизнь лишь как на правильное обращение некоего знания, сконцентрировавшегося в этих обществах, поэтому члены этих обществ осознавали себя мастерами, которые конструируют историю, а остальной народ считали материалом для их творчества. Чтобы подчеркнуть это противостояние, Кошен и ввел для описания членов этих обществ яркий термин — Малый народ, противопоставляя его остальному народу, который он назвал Большим народом.

Меня тогда поразило сходство произведений, расходившихся по диссидентским кухням в России в 70-е годы, с тем духом, который больше ста лет назад описал Кошен. Основой была необсуждаемая отрицательная оценка окружающей жизни. Как будто вменяемые люди были заключены в сумасшедший дом, или люди — в обезьянник, и вынуждены там существовать при ясном понимании всей нелепости ситуации. Напомню, что один автор даже так описал мировоззрение свое и своих единомышленников: «как вменяемые среди невменяемых». Пораженный этим сходством, я обратил внимание на идеологические концепции, возникавшие в другие эпохи и в других странах, и обнаружил совпадения почти цитатного характера, как будто они цитировали друг друга. «Русофобия» собственно и состояла из списка таких цитат, по которым читатель должен был выводить свое заключение.

Естественно, напрашивалось предположение, что подобный слой является спутником и одновременно орудием социального кризиса. Для обозначения этого слоя во всех его вариантах — и во Французской революции, и в нашем перевороте, или во времени, предшествующем нашему перевороту, я и предложил пользоваться термином Кошена «Малый народ». Это вызвало некоторое недоумение, которое для дальнейшего необходимо разъяснить. Некоторые читатели приняли термин в излишне четко этническом смысле, то есть сочли это эвфемизмом, иначе говоря, решили, что я не рискую назвать имя «евреи», а намекаю на их роль вот таким окольным путем. Надо сказать, что такое недоразумение имело некоторые объективные обоснования, так как тот Малый народ, идеология которого отразилась в литературе 70 годов ХХ века, у нас в значительной мере тогда состоял из евреев и был захвачен, просто бурлил еврейскими эмоциями, а именно — страхом погромов, реальным или выдуманным страхом, это уж я не знаю, погромов в России и стремлением к эмиграции в Израиль. Правда, реально большинство уезжавших якобы в Израиль оседало в других странах. Но, с другой стороны, в работе взаимоотношение этих двух понятий явно обсуждалось, и когда речь шла именно о еврейском влиянии, я так четко и писал, не прикрываясь никакими иными терминами.

Дальше у меня будет идти речь о том понятии Малого народа, с которым я познакомился в работах Кошена, и, чтобы избежать недоразумения, здесь уместно четко обратить внимание на две темы, важные для обсуждения многих исторических ситуаций. Это с одной стороны, феномен Малого народа, а с другой стороны, влияние еврейства в русской и вообще во всемирной истории. Темы эти часто переплетаются, так как еврейство в ряде ситуаций играет роль Малого народа или является его активной частью, но они отнюдь не совпадают. Например, в связи с Французской революцией современники нигде, насколько я знаю, не упоминают о сколько-нибудь заметном еврейском влиянии. Смешение этих разных тем искажает истинную картину, а иногда производится совершенно сознательно. Для меня было большим подспорьем, когда я обнаружил близкое понятие в работах Льва Николаевича Гумилёва. Когда писались те работы, в которых эти понятия формулировались, мы с Гумилевым даже не были знакомы, и, как потом выяснилось, не были знакомы и с соответствующими работами друг друга, так что естественно предположить, что единственным общим источником была объективная историческая реальность, увиденная, правда, с различных точек зрения.

Мне кажется, что появление независимых близких концепций, если не одной концепции, является аргументом в пользу ее истинности. Соответствующее понятие Гумилев называет антисистемой. Он определяет ее так. Это системная целостность людей с негативным мироощущением. Эта идеология отрицает реальный мир во имя тех или иных абстрактных идей. Либо они призывают в корне изменить мир, на самом деле, разрушая его, либо требуют от человека вырваться из оков реальности, разрушая человека. Конкретно он пишет: «Когда памятники культуры, или природа, лес, озеро, стадо бизонов и так далее, уничтожаются и не заменяются ничем, то это уже не развитие мира, а его нарушение, не система, а антисистема».

Такое отношение к внешнему миру вырабатывается постепенно, то есть сначала оно в абстрактных формах проскальзывает в каких-то теориях, потом конкретизируется и так далее. В конечном счете, оно является актом свободного человеческого выбора. В громадной части человеческой истории такой выбор реализовался в рамках определенной религиозной доктрины, и Гумилев приводит множество примеров таких учений и сект: манихейство, гностицизм, тантризм, исмаилизм, богумильство, деятельность катаров, альбигойцев, вальденсов в средние века, и так далее. Внимание Гумилева в основном привлекают ситуации, когда антисистема возникает в результате столкновения далеких по духу этносов, когда для человека ничто ни в природе, ни в культуре не воспринимается, как свое, и отторгается по принципу «чужого не жалко». Такое явление он называет химерой. Мне кажется, концепция Малого народа является расширением такой категории химеры, когда культура и сама жизнь народа воспринимается как нечто чужое и враждебное, но не по чисто биологическим и этническим причинам, но в результате некоего идеологического развития. После этих общих замечаний можно перейти собственно к возникшему у меня вопросу.

Вопрос или парадокс, или недоумение нам легче всего понять на ситуации теперешней России XX и начала XXI века. Во-первых, совершенно несомненно, что переворот 1917 года был подготовлен и произведен возникшим тогда Малым народом. Все теперешние черты Малого народа были отмечены и собраны в моей уже упоминавшейся работе «Русофобия»: и презрение к установившимся традициям Большого народа, к тому, что тогда клеймилось как самодержавие, и уверенность в знании правильного пути, которым должна идти страна, а в особенности у марксистов, где это знание формулировалось как некоторая даже наука. Большевизм составлял наиболее радикальное течение тогдашнего Малого народа. Он и пришел к власти в 1917 году.

Но вот в 1991 году мы видим новый переворот. То есть собственно «Русофобия» и была написана в предчувствии того, что готовится какой-то новый переворот, и образуется какой-то новый Малый народ. Это и был как раз тот новый вариант Малого народа, о котором я писал в работе. Он подготовил, и он же осуществил переворот 1991 — 93 годов, и под его властью мы живем до сих пор. Таким образом, мы видим, что победы Малого народа не приводят страну к какому-то идеальному состоянию, хотя бы к состоянию общественной устойчивости. Наоборот, возникает новый тип Малого народа, стремящегося иногда удачно, а иногда и нет, произвести очередной переворот. Глядя на другие страны, мы наблюдаем аналогичные явления, когда совершившаяся революция приводит к новой революции, например, культурная революция в Китае после того, как коммунисты уже захватили власть в подавляющей части страны. Вот это явление представляется мне парадоксальным. Ведь когда-то, еще в советские времена, все были уверены, что победа Малого народа приводит к какому-то новому устойчивому строю, который лишь можно по-разному оценивать — одни оценивают положительно, а другие отрицательно. Но это обстоятельство я и хотел бы обсудить подробнее.

Видимо, причина заключается в фундаментальном свойстве Малого народа, которое иногда пропагандируется, чтобы привлечь сторонников, а иногда скрывается, яростно отрицается, как страшная тайна всей концепции, а именно, что единственной движущей силой любого Малого народа является стремление к уничтожению и ненависть к существующей жизни. Так Бакунин призывал: «Мы говорим, полнейшее разрушение несовместимо с созиданием, поэтому оно и должно быть абсолютным и исключительным. Мы должны посвятить себя целиком и полностью неудержимому, неотступному разрушению, пока ничего не останется от существующих социальных форм. Нынешнее поколение должно разрушить все существующее до основания». Причем, интересно, можно подумать, что бакунинское заключение было преодолено. Но как раз примерно в конце 70-х годов ХХ века были такие студенческие волнения, потрясшие весь западный мир, когда, например, во Франции студенты на месяц оккупировали Сорбонну и свои мысли писали там на стенах. Это было списано журналистами и издано. Я эту книжечку читал. Выяснилось, что там цитаты из Бакунина встречаются чаще, чем цитаты из Маркса. Марксизм представляется в виде научной теории или даже идеологии, вытекающей, как сами его авторы любили говорить, из всего предшествующего развития человечества, и указывающие некую идеальную цель этого развития. Но когда тучи сгущаются, всплывают основоположные эмоции, и Бухарин, например, писал, что «насилие во всех его видах, вплоть до расстрелов, является наилучшим способом переделки человеческого материала капиталистического общества в социалистического человека». Причем когда я знакомился с этим его высказыванием, труды Бухарина достать было трудно, но большие части этой работы были доступны, потому что они помещались в ленинском сборнике. На них много замечаний Ленина на полях, и замечания были большей частью отрицательные: «профессорская болтовня» и так далее, кроме именно этого места. Против него были проведены две жирные черты и написано «очень хорошо».

По-моему, эту мысль прекрасно высказал Лев Николаевич Гумилев: «В отрицании была их сила, но также и слабость. Отрицание помогало им побеждать, но не давало победить. Это особенность антисистемы». Более конкретно дело обстояло обычно так: Малый народ вырабатывал пути для революционера, разрушителя или отрицателя. Как показала история, это исключительно мощное орудие. Такое мировоззрение снабжает психологию человека сильнейшим запасом энергии. С другой стороны, оно чрезвычайно заразительно. Благодаря этим двум своим свойствам Малый народ часто побеждает и приходит к власти. Власть оказывается в руках его представителей, революционеров, профессионалов-разрушителей. Но они действуют в многомиллионной стране, у жителей которой основная цель — не уничтожать, а как-то жить, воспитывать своих детей так, чтобы они, в свою очередь, тоже могли бы жить. В результате представители Большого народа постепенно выходят из своего подчиненного положения. Даже в правящем слое они в значительной степени занимают места революционеров, совершивших переворот, места, которые революционеры считают принадлежавшими им по праву.

По этому поводу есть, например, очень трагическое письмо Ленина, написанное им в последние годы своей жизни. Он пишет, что «если будущие историки, которые будут изучать революцию, посчитают при помощи скольких тысяч (а иногда даже сотен) рабочих людей мы пытались управлять страной, они просто не поверят, что это возможно». Конечно, слово рабочий здесь можно только как шутку воспринимать, потому что рабочих среди них не было. Это были подпольщики, иммигранты, журналисты, местечковые евреи, но не рабочие. Рабочих там, кажется, было всего два, в лучшем случае, сотня. То есть оказывается, что правящий слой слишком обширен, и одними революционерами, совершившими переворот, он заполнен быть не может. Часто эти выходцы из Большого народа, которые туда проникают, чтобы стать своими людьми в среде Малого народа, должны использовать или хотя бы провозглашать его взгляды. Но по своему происхождению они отражают жизненные интересы всего народа. С точки зрения Малого народа, они — «примазавшиеся к нему предатели, оппортунисты» и так далее. Целый словарь существует для их характеристики. Но количественный перевес на их стороне. Как реакция, возникает новый Малый народ, стремящийся повернуть историю, и воскресить, как это обычно говорят, чистоту старых принципов. Из них главный принцип, это отмечено Львом Николаевичем Гумилевым, негативное мироощущение.

К этому примешивается и стремление вернуть свое привилегированное положение, которое, они чувствуют, от них уходит. Здесь решающим является, как мне кажется, следующее обстоятельство. Малый народ может выступать как защитник материальных условий жизни рабочих или крестьян, как защитник свободы совести или свободы слова и так далее, но центральным импульсом для него является, как формулировал Гумилев, отрицательное мироощущение, то есть стремление к разрушению окружающей жизни, поэтому наибольшее раздражение у его представителей вызывает стремление к постепенному улучшению жизни, к любым шагам, улучшающим то положение, полностью преодолеть которое они и ставят своей целью. Используя терминологию нового времени, они согласны только на безусловную капитуляцию.

Для этого человеческое бытие разделяется на старый мир и новый мир, возникают две доминирующие концепции, компромисс между которыми невозможен. С точки зрения одних, другие — еретики, которых можно лишь уничтожить, но не искать какую-то среднюю позицию. А вот может ли такой процесс смены одного Малого народа другим повторяться несколько раз, это для нас вопрос не абстрактный, так как мы сейчас сталкиваемся с опасностью уже третьего подобного переворота. Появились более радикальные течения, обвиняющие существующую администрацию в тоталитарных методах, в отходе от принципов демократии и так далее. Это обычно как раз язык Малого народа, то есть в демократической стране появились некие сверхдемократы. Я отнюдь не собираюсь пропагандировать действия теперешней администрации, но обвинения, предъявляемые ей со стороны этих сверхдемократов, как раз обходят ее самые слабые места и недостатки. Сама администрация стоит на том, чтобы эти трудности жизни не обсуждать, и в этом смысле эти ее противники являются не противниками, а как бы ее сторонниками. Они могут только повторять декларации 1991—1993 годов, что свидетельствует, скорее, о некоторой слабости фантазии, неспособности выдвинуть что-то другое. Но, в конце концов, и Большой народ способен осознавать свой исторический опыт и должен понять, что стыдно три раза подряд наступать на одни и те же грабли, тем более что и каждый из пережитых прецедентов приводил к общенародной трагедии.

Так что я думаю, что при всех средствах, имеющихся в руках этого Малого народа, он сейчас уже неспособен возбудить хоть сколько-то значительный резонанс в народе в целом. Мне всегда вспоминается идея, высказанная в романе «Борьба миров» Уэллса, который сам был тоже социалистом тоталитарного направления. Там на Землю высаживаются марсиане, которые из-за того, что Марс древнее Земли, ушли в своем техническом развитии, несомненно, дальше, и они покоряют жителей Земли, но потом вдруг мгновенно все вымирают. Оказывается, что жизнь на Земле имеет, кроме колоссального количества несчастий, которые человечество пережило, некоторые спасительные черты, например, иммунитет по отношению к самым тривиальным болезням, и грипп, который людьми воспринимался как мелочь, этих марсиан всех подкосил. Мне кажется, существуют такие элементы жизни, которые Малый народ не в состоянии преодолеть, потому что он исходит из абстрактных, нежизненных концепций. Он сложился в качестве некоторой антитезы жизни, и жизнь не воспринимает его всерьез, не дает укрепить свою власть.

Игорь Шишкин: Спасибо, Игорь Ростиславович. Я очень благодарен вам за сегодняшнюю беседу, потому что в последние годы действительно везде много писали о силе Малого народа, о его методах, но сегодня вы впервые сказали о том, где у Малого народа ахиллесова пята.

Игорь Шафаревич: Да, этот тезис есть у Льва Николаевича. Именно отрицательное мироощущение, которое является его силой, но в то же время является и его слабостью. Это внутреннее свойство каждой антисистемы.

Игорь Шишкин: Любой Малый народ несет в себе неизбежно семена собственной гибели.

Игорь Шафаревич: Да, он, по-видимому, в принципе и не имеет физических, материальных сил для того, чтобы осуществить свое господство. Он бросается в крайности какого-то ультратеррора, но этого оказывается недостаточно. Нужно, чтобы были в большом количестве убежденные, исходящие из жизненных стимулов люди, которых сама жизнь толкала бы делать это дело, а такого количества Малый народ внутри себя найти не может.

Игорь Шишкин: Игорь Ростиславович, и еще один вопрос. Вы привели пример из романа Уэллса, что инопланетяне, которые могли разрушить все, что угодно, и противостоять им не могли никакие герои, никакие самые храбрые полки, были уничтожены микробами. Получается, что и Малый народ чаще всего побеждает храбрых, сильных противников, но получает смертельный удар от отнюдь не самых лучших людей, а от тех самых оппортунистов, которых действительно можно назвать приспособленцами, шкурниками и прочими терминами. Но вот эти шкурники и наносят Малому народу часто смертельный удар и спасают Большой народ, дают возможность ему жить и развиваться.

Игорь Шафаревич: Да, конечно, я с вами согласен.