События, которые произошли в марте 1921 года в Кронштадте, в нашей истории именуются мятежом. Что звучит несколько абсурдно — поскольку всем нам хорошо известно, что моряки-балтийцы были гвардией революции 1917 года, но уже 4 года спустя те же самые моряки повернули свои штыки против приведенных ими к власти большевиков. К слову сказать, Балтфлот бузил и в 1919 году, но тогда неповиновение было быстро погашено еще мало кому известным Иосифом Сталиным. Зима 1920/1921 года была пиком политики военного коммунизма в России. Острая нехватка ощущалась буквально во всем. Главной же бедой стал почти полный паралич транспортной системы. Железная дорога стояла обездвиженной — отнятый у крестьян хлеб и добытый трудармией уголь лежали под открытым небом на узловых станциях, а города голодали и мерзли. Гражданская война завершилась, однако вместо всеобщего благоденствия страна получила колоссальную разруху, натуральный средневековый обмен и жестокость ВЧК.

В КРОНШТАДТЕ волнения начались с так называемой петроградской волынки. 24 февраля 1921 года власти во главе с Г. Зиновьевым из-за невозможности отапливать закрыли целый ряд крупных промышленных предприятий в Питере, в результате масса рабочих, которые получали продовольственные талоны, оказались на грани голодной смерти. В городе начались митинги, волнения, а у Дерябинских казарм дело дошло и до стрельбы. Опора правительства — курсанты военных училищ разгоняли демонстрации, было введено чрезвычайное положение, газеты кричали о меньшевистском заговоре, начались аресты, но вся питерская промышленность простаивала — люди отлынивали от работы. В городских выступлениях моряки активного участия не принимали.
Сам по себе Кронштадт как главная база флота был поражен вакханалией и безалаберностью — корабли ржавели на приколе и были превращены в казармы, где вся учебно-боевая подготовка свелась к поддержанию хоть маломальских нормальных санитарных условий и к огромному количеству политбесед, митингов. Основная масса кораблей флота находилась в Питере, в крепости же сосредоточили наиболее боеспособную эскадру, которую охраняло 34 береговых батареи, общая численность командиров, политработников, моряков и солдат Кронштадта на 13 февраля 1921 года составляла 26 887 человек. Дисциплина оставляла желать лучшего — только в начале года из крепости дезертировало 674 человека. К этому необходимо добавить, что в отличие от армии, на флоте демобилизацию проводили крайне скупо — негде было готовить кадры, и основная масса матросов давно уже отслужила все положенные сроки. Политдонесения комиссаров этой зимы не отличались чем-либо от предыдущих: "В экипаже наблюдается "усталость" старших призывов; молодежь нечем обмундировать; все беспокоятся за родных, которые терпят от продразверстки". Единственным "новшеством" было то, что появилось роптание по поводу урезания пайка — голод дошел и до балтийцев. Командующий Балтфлотом Ф.Раскольников своим поведением только подливал масла в огонь: огромный ряд ключевых постов на флоте занимали его родственники и ставленники, а его жена в шикарном особняке с неимоверной помпой устраивала пышные приемы. Сам Раскольников (настоящая фамилия Ильин) для флота был личностью случайной — избегая мобилизации в годы войны, в 24 года поступил в морской корпус, наравне с 17-летними мальчишками, и, пробыв год в гардемаринах, с головой ушел в революцию. Выдвинулся он благодаря тому, что вместе с братом организовал перевоз столичного аппарата из Питера в Москву. В это же время ему начинает симпатизировать всесильный тогда Троцкий, и уже в конце 1918 года Раскольников — комиссар Балтфлота. Но вскоре из-за его халатности в плен к англичанам попадают два эсминца вместе с ним самим. Советы его обменяли на группу английских офицеров и вместо предания суду назначили главкомом. Раскольников до конца оставался преданным лично Троцкому и вошел в нашу историю, как один из первых "невозвращенцев" — после мятежа его "попросили" с флота, послав за границу по линии Внешторга, где он благополучно и скрылся.
28 февраля 1921 года на линкоре "Петропавловск" состоялось общее собрание, где личный состав решил выслушать группу краснофлотцев, вернувшихся из Петрограда. Председателем собрания был избран Степан Петриченко — кадровый моряк. Родившийся на Полтавщине и в 1914 году призванный на Балтику, он занимал к этому моменту должность старшего писаря линкора и был беспартийным. Потрясенные увиденным в Петрограде моряки, видимо, сгустив и без того не радужные краски, превратили собрание в антиправительственное выступление. Повсюду слышались речи, что дальше терпеть нет сил и пора браться за винтовки, как в 17-м… Собрание проводилось вместе с личным составом соседнего линкора "Севастополь". Атмосфера накалилась до предела. В итоге была принята резолюция из 15 пунктов, по большей части экономического характера, в политическом же плане моряки выдвинули лозунг "За Советы без большевиков". Маховик мятежа был запущен, а лишенный административных талантов Петриченко стал его номинальным руководителем. Хотя о неповиновении говорить не приходится — моряки линкоров ограничились лишь тем, что переслали свою резолюцию телеграфом по всему гарнизону.

Первого марта состоялся митинг на Якорной площади Кронштадта, в котором участвовали около 12 тысяч человек, а также председатель ВЦИК М.И. Калинин, но его присутствие на развитие событий не повлияло. Калинина отпустили в Питер, что лишний раз указывает на отсутствие плана действий у мятежников — ведь это был бы ценный заложник в их руках. В крепости поменяли караулы, а телефонист Яковенко в ночь передал открытым текстом, что "в Кронштадте коммунисты отстранены от управления и вся власть перешла в руки РВС". Новость с быстротой ветра облетела всю Россию. Официальная пресса объявила о "меньшевистском заговоре под командованием царского генерала Козловского и его марионеток".
Александр Козловский — генерал от артиллерии тихо дослуживал свой век в крепости и ничего общего с матросами не имел, однако тут же были арестованы 27 человек из его родни, и в скором времени вся семья оказалась сослана в СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), хотя сам генерал с большей частью матросов ушел к финнам. Основная масса военных в крепости на открытое неповиновение власти идти не хотела, но руководители, понимая, что для себя лично пути к отступлению отрезали, обставили дело так, что всем стало ясно: мосты сожжены.
Сами вожаки, а это пять человек, именуемые "ревкомом", по большей части вели половинчатую политику. Они тайно привлекли к делу бывших офицеров, но не вняли их советам в переходе к решительным действиям — а именно захвату Ораниенбаума и Сестрорецка, дабы иметь плацдарм на берегу и пополнить за счет складов этих городов продовольственный запас крепости. Петриченко, видимо, возлагал надежды на то, что вместе с ними поднимется и Петроград. Все приказы ревкома выполнялись вяло и нехотя, в результате к 4 марта Кронштадт был полностью блокирован Красной Армией. В военном отношении положение мятежников было аховым — из-за полного запустения часть орудий и пулеметов просто оказалась непригодной к стрельбе, так как они не чистились несколько лет, а часть из них была в разобранном состоянии; разведка не велась. Положение в Питере будоражило воображение, по гарнизону ползли всевозможные слухи, но агитаторов из крепости заградотряды советской власти отлавливали на полпути, радиоточка Кронштадта умело подавлялась, а пустующие форты так и не были заняты. Кронштадтцы усердно агитировали своих коллег, но без активных действий ни петроградский гарнизон, ни другие части, разбросанные по округе, на сторону восставших не перешли.
Власть же, напротив, принимала самые энергичные меры. В срочном порядке 5 тысяч моряков были переброшены из Петрограда на юг, как было заявлено официально — для усиления Черноморского флота, на самом же деле — неблагонадежные кадры просто отослали подальше от района мятежа. Над Кронштадтом с самолетов постоянно разбрасывали листовки, а крепость была быстро блокирована стрелковыми частями, в которых продпаек увеличили в два раза. С восставшими никто в переговоры не вступал, общее руководство операцией поручили Троцкому, в его штаб вошли Каменев и Тухачевский.
5 марта над крепостью были разбросаны листовки с текстом ультиматума о немедленной сдаче властям. Не доверяя местным полкам, Троцкий вызвал из Гомеля проверенную 27-ю дивизию, назначив дату штурма — 7 марта. Такая поспешность объяснялась тем, что 8 марта открывался Х съезд ВКП(б), а при его, Троцкого, разногласиях с Лениным проблему Кронштадта надо было решать до начала съезда.

Штурм не удался — активно работала только артиллерия. С обеих сторон было выпущено до 4 тысяч снарядов, но должного эффекта они не произвели — артиллеристы оказались малоквалифицированными. Основной причиной неудачи РККА можно считать поспешность в подготовке к штурму, а также тот факт, что солдаты шли в бой с большой неохотой, причем не стали исключением и полки "карательной" 27-й дивизии.
После штурма, а точнее, канонады о мятеже заговорили и в Европе — очень быстро зашевелились различные деятели эмигрантских общин, в прессе появился ряд статей, где просчитывалось, сколько надо послать хлеба и консервов осажденным, эсеры начали сбор средств для мятежников и т.п. А после того как в Ревеле получили сообщение по радио из крепости о том, что восставшие ожидают помощь из-за границы, британский флот начал готовиться к маневрам…
8 марта Ленин делал закрытый доклад на съезде о неудаче в Кронштадте, назвав мятеж угрозой, по своей серьезности во многом превосходящей действия и Юденича, и Корнилова вместе взятых. Вождь предложил откомандировать часть делегатов непосредственно в Кронштадт. Из 1135 человек, съехавшихся на съезд в Москву, в боевые порядки на остров Котлин убыло 279 партработников во главе с К. Ворошиловым и И.Коневым. Также ряд губкомов Центральной России прислал в Кронштадт своих делегатов и добровольцев. В результате экстренной партмобилизации уже к 10 марта на льду Финского залива вокруг Кронштадта сосредоточились 2,5 тысячи политработников.
Тухачевский очень энергично принялся за подготовку решающего штурма. Им были запрошены сведения от метеорологов о прочности льда. После получения ответа, что лед выдержит атакующие цепи в течение еще как минимум 10 суток, начался активный подвоз боеприпасов и маскхалатов для пехоты. Также были сколочены санки для эвакуации раненых и лестницы для преодоления полыней, образовавшихся в ходе артобстрелов. Всего было изготовлено около 1 тысячи саней, и 1,5 тысячи лестниц. Неустанно накапливалась артиллерия, авиация, к Кронштадту перебрасывались стрелковые части. Уделялось особое внимание вопросам связи, сигналам, порядку выдвижения и взаимодействия подразделений.
14 марта на Финский залив прибыли бойцы 5-й запасной стрелковой бригады в количестве 3273 человек. В результате командование Красной Армии располагало 45-50 тысячами солдат из 11-й и 27-й стрелковых дивизий, 5, 32, 80, 167, 176 и 187-й стрелковых бригад, а также коммунистических отрядов особого назначения, курсантских батальонов 16 военных вузов Петрограда и вспомогательных частей. Единственной серьезной проблемой оставалось обмундирование — до 40 процентов бойцов были обуты в лапти и испытывали острую нужду в теплом белье и шинелях. Тем не менее большевикам удалось сделать невозможное: в кратчайшее время, в условиях жесточайшего экономического кризиса они собрали превосходящие мятежников силы на берегах Балтики, укрепили воинские части стойкими кадрами и снабдили их достаточным количеством оружия и продовольствия.

План наступления предусматривал атаку сразу с двух сторон — с юга и с севера. Основные силы расположились на юге, северная же группировка должна была сместиться несколько правее от острова, дабы преградить осажденным пути отхода в Финляндию. В приказе отдельно оговаривалось, что в самой крепости запрещено вступать в переговоры, а следует немедленно отправлять мятежников в тыл под конвоем.
16 марта в Москве заканчивался съезд ВКП(б), артиллерия советской группировки в этот день вела наиболее интенсивный обстрел крепости. Когда окончательно стемнело, обстрел прекратился, а в 2 часа ночи пехота в полной тишине походными колоннами двинулась по льду залива. Вслед за первым эшелоном с выдержанным интервалом пошел второй, потом третий, резервный. Когда до крепости оставалось не более одной версты, мятежники заметили атакующих и немедленно открыли огонь. Первый удар на себя принял 537-й полк под командованием вчерашнего вахмистра и будущего генерала И.В. Тюленева. Это случилось около 5 часов утра, а в 5.30 в небо взметнулась зеленая ракета — это был сигнал того, что атакующие ворвались в крепость. Здесь наиболее отличился отряд осназа, прикомандированный к 187-й бригаде. Единственную ошибку допустило управление северной группы — путь в Финляндию войска так и не перекрыли. Атакующие отлично маскировались. Кронштадтцы постоянно освещали подходы к крепости прожекторами как с бастионов, так и с линкоров, что, в свою очередь, служило хорошим ориентиром для наступающих — до этого в кромешной темноте крепости было не видно.
Гарнизон Кронштадта оборонялся как мог — улицы были пересечены колючей проволокой и баррикадами. Плохо организованные и частично деморализованные моряки дрались, как умели — беспощадно. Прицельный огонь велся с чердаков, а когда цепи красноармейцев подходили вплотную, оживали пулеметы в подвалах. Нередко мятежники переходили в контратаки.
К 14.00 17 марта подразделения 176-й бригады отрезали корабли от пристани. На судах находилось до 2 тысяч человек, но матросы, хоть и обстреливали выставленное оцепление из двух поредевших рот, пойти в атаку на берег не решились. К 23.00 все опорные пункты восставших были заняты красными, началась массовая сдача восставших в плен…
Командир "Севастополя" капитан Христофоров хотел взорвать линкор, но партийные моряки не дали этого сделать. По сообщениям тогдашней прессы Финляндии, первые мятежники стали попадать в руки финских пограничников начиная с полуночи 17 марта, но основная масса (около 8 тысяч человек, в том числе и Петриченко) была задержана на рассвете 18-го. Всех русских финны отправляли в лагерь. Из числа атаманов мятежа в плен попали трое — Вальк, Перепелкин и Павлов. Их дальнейшая судьба оказалась стремительно короткой. Погибших кронштадтцев не считал никто, безвозвратные потери Красной Армии составили 1,5-2 тысячи человек (точные данные пока отсутствуют). Трехнедельный мятеж закончился.
"Разбор полетов" начался сразу после того, как затихли выстрелы. 91 участник восстания был расстрелян, многих приговорили к различным срокам заключения, а основную массу, взяв подписку о неразглашении, распустили по домам — то есть демобилизовали. Причем это было сделано столь поспешно, что корабли остались вовсе без экипажей. Поэтому в том же 1921 году правительству пришлось объявлять "комсомольскую мобилизацию" на флот. 21 марта военное положение в Петрограде было отменено, войска, стянутые к Финскому заливу, перевели в места постоянной дислокации. 487 бойцов и командиров, участвовавших в подавлении мятежа, были награждены орденом Боевого Красного Знамени — такого высокого процента награжденных за одну операцию Красная Армия до сих пор не знала.
Мятежники, ушедшие в Финляндию, по большей части были размещены в бывшей русской крепости Ино, а также в лагерях под Выборгом, Териоках и в других местах. В первое время западная пресса постоянно освещала все, что происходило в этих лагерях, туда валом направились представители различных общественных и эмигрантских организаций, но дальше разговоров дело не сдвинулось. Да и что, по большому счету, Европа могла предложить морякам? Финляндия, лишь недавно получив от Ленина суверенитет, сама не знала, куда пристраивать собственные рабочие руки, поскольку страна в Первой мировой не участвовала. Остальным же государствам тысячи малопредсказуемых русских "клешаков" тоже были не нужны. Так или иначе, но начиная с апреля морячки потянулись назад — пограничные донесения того времени пестрят сообщениями о задержании бывших кронштадтцев. Те же, кто остался, летом покинули и Финляндию — где эти люди и как сложилась их дальнейшая судьба, на данный момент неизвестно. Разлетевшись по всему миру, балтийцы унесли с собой и подробности своего существования.
Лидер восстания Степан Петриченко работал в Финляндии плотником, но в 1927 году пришел в советское посольство в Риге с просьбой посодействовать его возвращению на Родину. В Союз Степана Максимовича не вернули, он вновь оказался в Хельсинки, но уже агентом советской разведки. Был рабочим, участвовал в жизни общественных организаций, жил одиноким. Когда Гитлер напал на СССР, Петриченко был арестован, сидел в тюрьме, а в 1944 году, после подписания мира, его выпустили, но тут же передали советским властям. 17 ноября 1945 года, "за участие в контрреволюционной деятельности и принадлежность к финским спецслужбам" он был приговорен к 10 годам лагерей. В 1947 году Петриченко скончался на этапе из Соликамского лагеря во Владимирский централ…
Подводя итог, хочется отметить, что какое бы отношение ни было к кронштадтскому мятежу, именно он подвиг Ленина и правительство форсированным маршем перейти от уничтожительной политики военного коммунизма к НЭПу. НЭП дал возможность обществу выжить и прокормиться. Крестьянина уже не обирала продразверстка, она оказалась заменена обычным налогом, а горожанину разрешено было не ждать, когда начнут отоваривать карточки, а идти свободно в деревню и покупать либо менять там продукты и предметы первой необходимости. Вспоминая резолюцию кронштадтцев, можно отметить, что именно этого требовали моряки.
Сам по себе мятеж, конечно же, был обречен с самого начала, даже при условии, что восстал бы весь Петроград. С военной точки зрения, кронштадтцы оказались далеко не на высоте, ведь имея в своем распоряжении прекрасную флотскую артиллерию, они не смогли не только нанести урон осаждающим их войскам, но и удержать неприступную крепость в течение сколько-нибудь продолжительного отрезка времени. Корень трагических событий на острове Котлин мне видится прежде всего в чудовищном падении дисциплины и общей разболтанности на Балтфлоте. Вспомним, что в 1917 году морякам позволили топить в Балтике офицеров и членов их семей, а потом топить свое человеческое достоинство в винных погребах Петрограда. В 1919-м и 1920-м бывшие революционные матросы, по большому счету, оказались предоставлены сами себе. Основа любой армии — единоначалие, но разношерстная морская братия решила жить, основываясь на самоуправлении. В результате флот перестал быть флотом и превратился в толпу. Закончилась эта "самостийная" вольница большой кровью на сером льду Финского залива..

Александр БЕРЕЗИН