20 июня 1605 г. новый “царь” Лжедмитрий I торжественно въехал в Москву при колокольном звоне и радостных кликах встречавшего его коленопреклоненного народа: "Дай, Господи, тебе, Государь, здоровья! Ты наше солнышко праведное!" Вдруг неожиданно поднялся, несмотря на совершенно ясный и тихий день, сильный вихрь. Многие сочли это за плохое предзнаменование...
“Вступив за духовенством в Кремль и соборную церковь Успенья, - отмечает Карамзин, - Лжедимитрий ввел туда и многих иноверцев - ляхов, венгров, чего никогда не бывало и что казалось народу осквернением храма. Так Расстрига на самом первом шагу изумил столицу легкомысленным неуважением к святыне...”. Лжедмитрий еще более удивил православных, когда после венчания на царство один из прибывших с ним иезуитов приветствовал его речью на латинском языке...
Хотя он и посещал церковные службы и даже ел постное в положенные дни, но всем своим поведением проявлял пренебрежительное отношение как к вере, так и к старым обычаям. “Он не мыл рук после еды, не отдыхал после обеда и не стеснялся есть телятину, что особенно возмущало всех, так как есть ее почиталось большим грехом” - отмечает историк. В Москве не замедлили появиться слухи об измене царя Православию...
Приспешники царя, особенно поляки, держали себя крайне нагло, так что “ненависть к иноземцам, - продолжает Карамзин, - падая и на пристрастного к ним царя, ежедневно усиливалась в народе от их дерзости”. Лжедмитрий “попусти же всем жидом и еретиком невозбранно ходити в святыя Божиа церкви; но и в самом в соборном храме Пресвятыя Владычица нашея Богородица, честнаго и славнаго ея Успения приходящей, возлегаху локотма и восслоняхуся на чудотворныя гробы целбоносных мощей великих чудотворец Петра и Ионы”, - читаем мы в "Сказании" Авраамия Палицына.
Больше года Москва терпела самозванца, но приезд Марины Мнишек и - беспримерное деяние! - ее венчание на царство Патриархом Игнатием, чего не удостаивалась ни одна из прежних наших благочестивых Цариц, а также бесчинства поляков - все это ускорило ход событий. По словам поляка М.Стадницкого, “поляки вызывали ярость москвичей своей распущенностью. Они обходились с русскими людьми как с быдлом, оскорбляли их всячески, затевали ссоры, а в пьяном виде способны были нанести самые тяжкие обиды замужним женщинам”...
Во главе недовольных новым царем стоял князь Василий Иванович Шуйский. К заговорщикам примкнули многие дворяне, затем большое количество московских обитателей, а также 18-тысячный отряд новгородского и псковского войска, назначенный для похода в Крым и стоявший близ столицы. Перед переворотом у Шуйского собрались ночью главнейшие заговорщики - бояре, купцы, горожане и сотники и пятидесятники от полков. Шуйский прямо заявил им, что Дмитрий был посажен с целью освободиться от Годунова и в надежде, что храбрый молодой царь будет оплотом Православия и старых русских заветов. Но, к сожалению, оказалось, что вышло иначе: Расстрига всецело предан полякам, презирает нашу веру и все русское, посему страшная опасность грозит Православию и Отечеству.
Ночью на 17 мая бояре, участвовавшие в заговоре, распустили по домам именем царя стражу во дворце, осталось только тридцать человек. В ту же ночь вошел в Москву 18-тысячный отряд войска и занял все 12 городских ворот, никого не впуская в Кремль и не выпуская из него. Все это прошло совершенно незаметно.
В четвертом часу утра ударил большой колокол у Ильи Пророка на Ильинке. Это был условный знак; вслед за ним загудели все московские колокола. Народ, вооруженный бердышами, самострелами, мечами и копьями, повалил со всех сторон на Красную площадь. Туда же бежали и преступники, выпущенные накануне боярами из тюрем. Руководители заговора: Шуйский, Голицын, Татищев и др., в количестве до двухсот человек, уже находились вооруженными на Красной площади. Когда народ собрался, ему объявили: “Литва собирается убить царя и перебить бояр, идите бить Литву”. Москвичи бросились в разные концы города избивать своих врагов. Заговорщики же спешили покончить с Лжедмитрием. Шуйский, с крестом в одной руке и мечом в другой, въехал через Спасские ворота в Кремль, приложился к образу Владимирской Божьей Матери и сказал спутникам: "Во имя Божье идите на злого еретика во дворец".
Смерть Лжедмитрий принял от руки Григория Волуева, который со словами: "Вот я благословлю этого польского свистуна" - застрелил самозванца. Его тело выволокли на Красную площадь, бросили на грудь маску, найденную у него в спальне, воткнули дудку в рот и всунули в руки волынку - в знак его любви к музыке и скоморошеству.
Тело Лжедмитрия трое суток оставалось на поругание толпе, которая всячески его оскорбляла. Затем самозванца похоронили в "убогом дому" (кладбище для бездомных) за Серпуховскими воротами. Но вдруг по Москве прошел слух, что "царь ожил и ходит"; его тело выкопали, вывезли за Серпуховские ворота и сожгли, а пепел зарядили в пушку и выстрелили им из нее в ту сторону, откуда он появился на Москву.
Никто из русских летописцев и составителей "Повестей" о Смутном времени не обмолвился о Лжедмитрии ни одним сочувственным словом.
