А вот Смоленску в начале XVII века довелось противостоять неприятельской армии, не надеясь на помощь извне. От него отказались Москва и почти все русские города. Но смоляне 22 (!) месяца не сдавались польскому войску. Они не капитулировали: враг овладел твердыней, когда ее защитники исчерпали силы для сопротивления…
В обход
Но прежде чем поговорить об этой эпопее, необходимо напомнить о событиях, произошедших несколько ранее.
Осенью 1604 года самборский воевода Юрий Мнишек нанял около полутора тысяч поляков, до двух тысяч малороссийских и запорожских казаков и отправился походом на Москву. Мотивировка: на престоле, мол, царь незаконный – Борис Годунов, а тут, в Самборе объявился «настоящий царевич Дмитрий», сын самого Ивана Грозного.
Как же отреагировал на экспедицию своего подданного Сигизмунд III, король польский и великий князь литовский? Да никак. У меня, мол, с царем Борисом «вечный мир», ну а пан Мнишек идет на частную войну со своей частной армией.
Разумеется, ни Лжедмитрий, ни самборский воевода и не думали идти прямо на Первопрестольную через Смоленск. Это было бы для них гарантированным самоубийством. В 1604 году они двинулись кружным путем через Чернигов и Новгород-Северский, то есть на 300–350 километров южнее. И поступили так два авантюриста не случайно.
На берегах Десны и Сейма еще со времен Ивана III строились многочисленные крепости и остроги, дабы оберегать южное «подбрюшье» России как от нападений с территории Речи Посполитой, так и от набегов крымских татар. Естественно, сидеть в маленьких гарнизонах было скучно, шансов на чины и награды мало. Вот почему туда отправляли опальных и проштрафившихся дворян и стрельцов. Неудивительно, что дисциплина в укреплениях не отличалась высотой, жалованья на жизнь не хватало и ратники часто промышляли разбоем. Появление «царевича Дмитрия» для большой части этих людей стало настоящим подарком. Ведь они получили шанс обрести богатство, усадьбы, покинуть опостылевшую провинцию и переселиться в хоромы в Москве.
“ В городе нет ни одного памятника героям 1609–1611 годов, равно как и русским воинам, освободившим его в 1654-м ”
Находясь в четырехугольнике Чернигов – Стародуб – Кромы – Рыльск, самозванец и его польский сподвижник могли спокойно проигрывать сражения, нести сколь угодно большие потери и… продолжать войну до бесконечности. Ведь все необходимое Лжедмитрию со товарищи свободно шло из Речи Посполитой. Оттуда же тянулись толпы жаждущих поживы шляхтичей, а с Дона и Днепра – ватаги казаков. Наконец, в том же четырехугольнике хватало и охотников до приключений и добычи из русских служилых.
Лишь внезапная смерть (отравление) царя Бориса позволила Лжедмитрию I сесть на трон. Правда, кончил Гришка Отрепьев худо – его пристрелили, труп сожгли, а пеплом выстрелили из пушки на запад, откуда он пришел. Царский престол занял Василий Шуйский.
Чтобы не досталось подданным
На несколько месяцев паны оставили Россию в покое – у них произошел небольшой междусобойчик с королем Сигизмундом. Замечу, что борьба с собственным правителем имела в Польше в XV–XVIII веках собственное название – рокош и была явлением нормальным.
Но после этого паны выдвинули самозванцем новую колоритную личность, вошедшую в историю под именем Тушинского вора.
Под Москвой, в селе Тушино воровские казаки и паны построили целый город, который стал почти на полтора года второй столицей Руси. Там был свой царь Лжедмитрий II, патриарх Филарет (в миру Федор Никитич Романов). А «партию власти» в тушинской боярской думе составили бояре Романовы и их родня по женской линии.
Сигизмунд III очень опасался захвата России… своими подданными. Он и так с большим трудом только что подавил рокош Зебржидовского и хорошо представлял себе последствия для королевской власти в случае усиления магнатов за счет русских земель.
19 сентября 1609 года королевская армия перешла русскую границу и двинулась на Смоленск.
К этому времени гарнизон города насчитывал не более 5400 человек: примерно 500 дворян и столько же стрельцов, а остальные – местные купцы, мещане и окрестные крестьяне. Воеводой Смоленска был боярин Михаил Борисович Шеин. В крепости имелось 170 пушек.
Осада для противника с самого начала пошла неудачно. Шесть смолян-смельчаков на лодке средь бела дня переплыли Днепр и пробрались в неприятельский лагерь, схватили королевское знамя и благополучно вернулись с ним в город.
12 октября 1609 года Сигизмунд приказал войскам идти на приступ. Полякам удалось взорвать мину у крепостных ворот и разрушить их. Атакующие ворвались в пролом. Но уйти обратно удалось лишь немногим. Штурм был отбит, враг понес большой урон. Король понял, что крепость можно взять только правильной осадой. Но он, не предполагая прежде подобного оборота, не взял в поход тяжелую артиллерию. Теперь пришлось посылать за орудиями в Ригу.
Пока же поляки решили взорвать смоленские укрепления. Однако и этот замысел потерпел крах. Вот что поведал участник кампании пан Машкевич: «Стены Смоленска устроены с таким искусством, что посредством тайных подземных путей можно со всех сторон слышать работы подкопов. Таким образом, неприятель, копаясь в земле против наших, иногда же подкапываясь под ними, взрывал наши подкопы, истребляя и работников, которых мы едва на третий или на четвертый день добывали из земли, погребенных заживо».
Зимой 1609–1610 годов к осаждающим прибыли огромные пушки, отлитые в Германии и Риге. Вражеская артиллерия принялась методично бить по башням и стенам Смоленска. А тем временем московские бояре заставили отречься от престола Василия Шуйского и решили пригласить на царствование в Москву сына Сигизмунда – Владислава. Король согласился, хотя решил сам стать государем всея Руси. Ему всегда было мало одной короны, он желал как минимум три. То есть оставаясь правителем Речи Посполитой, хотел заполучить вдобавок и русский, и шведский трон (последнего Сигизмунд, сын короля Швеции Юхана III, лишился в 1595 году и настойчиво пытался вернуть).
В ночь на 21 сентября 1610 года князь Мстиславский и боярин Иван Романов впустили в Москву королевские войска.
Большая часть русских городов присягнула королевичу Владиславу. Теперь помощи ждать было неоткуда. Но Смоленск держался.
Держались до конца
21 ноября 1610 года противник предпринял генеральный штурм крепости. На рассвете поляки взорвали мощную мину в подкопе под одной из башен. Она рухнула, обрушилась и стена на протяжении более 20 метров. Неприятель трижды пытался прорваться в город сквозь образовавшуюся брешь и трижды откатывался назад. Поражение было налицо.
Между тем Боярская дума отрядила из Москвы под Смоленск в ставку Сигизмунда посольство во главе с патриархом Филаретом и князем Голицыным. Историк И. И. Орлов писал в 1902 году: «Когда после неудачного приступа 21 ноября второстепенные члены посольства по просьбе панов подходили к стенам Смоленска, извещая Шеина о свержении царя Василия Шуйского и уговаривая его сдаться, Шеин отвечал им решительным отказом».
Тогда московские бояре отправили в Смоленск специальный указ, предписывавший капитулировать. Но храбрый воевода и смоленский архиепископ Сергий отвергли это требование. А на вторичный (от 23 января 1611 года) указ Думы Шеин велел ответить: «Если впредь пришлют кого с такими воровскими грамотами, то прикажу послов расстрелять».
Поляки продолжали ходить на приступы, но каждый раз были отбиты. Однако недостаток соли и уксуса, скученность народа вызвали мор в городе. Люди тысячами умирали от цинги и дизентерии. По польским данным, во время осады Смоленска в нем погибли от 70 до 80 тысяч человек, в живых к лету 1611-го остались менее 8 тысяч, а «здоровых и годных к бою – едва 300 или 400».
В июне 1609 года из Смоленска к полякам перебежал некий Андрей Дедешин, который указал на слабые места в укреплениях. Сигизмунд велел построить там несколько осадных батарей. После нескольких дней бомбардировки стены рухнули. Ночью 3 июня 1611 года поляки полезли в пролом. Начался бой на городских улицах.
Смоленск горел. Несколько сотен горожан заперлись в соборной церкви Богородицы вместе с архиепископом Сергием. В храм вломились поляки, архиепископ в полном облачении с крестом в руках пошел им навстречу. Какой-то пан ударил Сергия саблей по голове. Враги принялись рубить мужчин и хватать женщин. Тогда посадский человек Андрей Беляницын взял свечу и полез в подвал собора, где хранилось 150 пудов пороха.
Слово современнику: «И был взрыв сильный, и множество людей, русских и поляков, в городе побило. И ту большую церковь, верх и стены ее, разнесло от сильного взрыва. Король же польский ужаснулся и в страхе долгое время в город не входил».
Воевода Шеин был взят в плен и подвергся жестоким пыткам. После допроса его отправили в Литву, где держали в оковах «в тесном заточении».
Оборона Смоленска и поход ополчения князя Дмитрия Пожарково-Стародубского (именно так Дмитрий Михайлович именовался более полугода, это царь Михаил заставил его подписываться «холоп твой Митька Пожарский») и Кузьмы Минина – единственные светлые пятна на фоне страшной трагедии России в начале XVII века. Кстати, большинство смоленских дворян, не севших в осаду вместе с Шеиным, не пожелали служить Владиславу и вместе с семьями и домочадцами бежали в район Суздаля и Нижнего Новгорода. Именно смоляне составили костяк войска.
Стыд и позор
Столетиями русский народ гордился подвигом Смоленска. В 1911 году, несмотря на подготовку к пышному празднованию 100-летнего юбилея Отечественной войны с Наполеоном и 300-летия династии Романовых, в России торжественно отметили 300-ю годовщину окончания 22-месячной обороны.
А ныне мы, россияне, оказались Иванами, родства не помнящими. 19 марта 2011 года исполнилось 400 лет со дня сожжения поляками Москвы и уничтожения большей части ее населения. По сему поводу дружно промолчали государственные чиновники, думцы, историки и иерархи РПЦ. Хотя одной из главных целей поляков, захвативших Москву и Смоленск, было полное искоренение православной веры.
И 400-летие героической эпопеи, гибели 70 тысяч русских людей также проигнорировали и власти, и общественность Российской Федерации. Зато Кремль занят проектами новых памятников в Смоленске… полякам (!), согласованием текстов табличек к оным монументам.
Замечу, что в городе нет ни одного памятника героям 1609–1611 годов, равно как и русским воинам, освободившим его в 1654-м. Между прочим взятием Смоленска непосредственно руководил сам «тишайший» царь Алексей Михайлович. Разве он недостоин памятника?
Сейчас хватает либералов, призывающих не ворошить прошлое, а жить настоящим. Но поэт Александр Твардовский, кстати, смолянин, писал:
Кто прячет прошлое ревниво,
Тот и с грядущим не в ладу…
Прошлое обязательно выстрелит в будущее. После урока царя Алексея Михайловича поляки больше никогда не рисковали ходить на Смоленск в одиночку, предпочитая делать это в хорошей компании. Так, несколько тысяч вояк из Речи Посполитой насчитывались в армии шведского короля Карла XII, но из-за защитных мер, принятых царем Петром, в 14 верстах от Смоленска противник развернулся и пошел на юг. В числе панов, дравшихся под Полтавой, был генерал Станислав Понятовский – отец будущего польского короля Станислава-Августа. Любопытно: все наши историки помалкивают о том, что тыл шведскому королю в 1707–1709 годах обеспечивала многочисленная польская армия короля Станислава Лещинского. Замечу: без ее поддержки Карл XII никогда бы не дошел до Полтавы. Отмечу, что Лещинский присвоил себе титул великого князя Смоленского.
В 1812 году поляки в Великой армии Наполеона по численности находились на втором месте после этнических французов. Польские генералы сами попросили Бонапарта направить их на захват Смоленска. Как вспоминал де ла Фриз, врач французской императорской гвардии, Наполеон, обращаясь к полякам, штурмовавшим Смоленск, воскликнул: «Этот город принадлежит вам!». Под смоленскими стенами остались несколько тысяч уроженцев Речи Посполитой. Всего же менее 150 тысяч поляков нашли вечный покой в снежных просторах России.
Напомню также, что в ходе Второй мировой форму вермахта и СС надели свыше полумиллиона поляков. Их в лагерях военнопленных в СССР было больше, чем итальянцев и финнов вместе взятых. Угодили в советский полон и пять польских генералов.
Причем ни Наполеон, ни Гитлер не проводили в Польше насильственных мобилизаций. Так что все, кто пошел на Россию, сделали это добровольно.
Нашим властям, чтобы порадовать западных соседей, осталось убрать последний из установленных в 1911 году памятных знаков, посвященных 300-летию завершения смоленской осады. На здании Свято-Успенского кафедрального собора на чугунной доске начертано: «Упорной обороной Смоленск, задержав неприятеля, дал возможность собраться всей земской Руси и тем спас Москву и все государство в Смутную пору».
