Различные формы власти, конечно, известны не с античных времен. Они существуют уже много тысяч лет. Республики, видимо, такие же древние образования, как и монархии. Правда, длительное время их не изучали, а изучать начали эллины. Они вообще любили изучать. Их этническое миросозерцание, их этнический стереотип включал в себя познание мира. Их религия была ориентирована на познание мира. И поэтому первый, кто систематизировал вопрос о власти, охарактеризовал форму власти, были, конечно, эллины.

Это естественно. Они создатели полиса, они жили в условиях полиса, кстати оттуда произошло и слово политика. И эллин Аристотель назвал человека животным политическим. Аристотель — первый, кто написал трактат о политике, точнее трактат, до нас дошедший. Вероятно, даже это не его систематизация.

В своем трактате он разработал три основных вида власти: монархия, которая есть власть одного, аристократия, которая дословно есть власть лучших, и политии — власти полноправных граждан. Все это весьма искуссно описано в его трактате «Политика». Там одних монархий у него шесть и, что очень интересно, каждая форма власти имеет свою особую разновидность, которую он именует «искажением». Для монархии искажение — это тирания, власть одного себялюбца, власть монарха, руководствующегося собственными интересами своего полиса, своего общества.

Искажением аристократии является олигархия, собственно власть богатых. Но мы употребляем термин олигархия расширительно, имея в виду власть замкнутой шайки, не аристократического сословия лучших, а эгоистической шайки.

Для политии Аристотель полагал искажением демократию, то есть власть, не ограниченную цензом, власть всего населения. С этими терминами тоже произошла некоторая эволюция, уже античная. Вместо «полития» в аристотелевом смысле говорили «демократия» — отнюдь не в ругательном смысле этого слова, поскольку подразумевалась именно ограниченная демократия, власть граждан. А вместо аристотелевой демократии в негативном значении укрепился термин «охлократия», то есть власть толпы (охлос — толпа). Однако суть не изменилась.

Три формы и три искажения. И человечество прожило века с теми же тремя видами и с теми же тремя искажениями, которые принимали разный облик — исторический, культурный, — имели разные национальные черты. Попытки найти четвертую форму власти были всегда неубедительными. Можно напомнить, что в 60-е годы появилась теория так наз. партократии, якобы четвертой формы власти, созданной именно социалистическими системами, но эта теория не выдерживала самой поверхностной критики. На практике такая партократия оказывалась симбиозом различных форм искажений. Чаще всего это контаминация охлократии и олигархии. Но партократия может порождать и тиранию, как свое собственное орудие, по крайней мере исходно. Хотя тиран, как и подобает тирану, действует в парадигме тирании и в конце концов подминает под себя партийную структуру. Но это современная, в общем, политология ХХ века, что для нас сейчас не важно. Важно, что четвертого вида власти, видимо, не существует. Человек за шесть с половиной тысяч лет своего исторического существования ее не выработал. Зато эти три варьировал много раз.

Аристотель давал оценки. Идеальной властью он считал монархию, правда, в особом, идеальном смысле этого слова, когда монархом является самый достойный член общества, уже в силу этого полагающий все свои силы только на благо социума.

Хуже была аристократия, еще хуже — полития. А вот оценка искажений у него прямо противоположная. Демократия, с его точки зрения, немногим отличается от политии. Олигархия значительно хуже аристократии, она от нее далеко ушла. А самое омерзительное искажение — это тирания. То есть лучшая форма власти порождает наихудшее искажение. В «Политике» описано, как одна форма власти переходит в другую. Как охлократия успешно порождает тиранию, очень легко, очень органично, что тоже можно многократно наблюдать в истории. Как образуются систетические системы, синтезные системы, объединяющие две какие-то формы, а иногда и три. В его времена была замечательно известна спартанская полития. Система власти, объединяющая все три элемента, не равноценна, и все-таки царская власть двух царей, двух царских родов давала Спарте элемент монархии, герусия — совет старейшин — элемент аристокартии, а демократия была представлена эфорами, блюстителями, которые обладали правами надзирать за царями и геронтами.

Таким образом, три вида власти в этой политической системе компенсировали друг друга. Надо сказать, что Стагирит был достаточно мудр для того, чтобы в общем создать впечатление, что ни одна из форм власти не идеальна, что сама по себе она ни хороша и ни плоха, а может быть различной. И в варианте искажения всегда отвратительна. Но идеи Стагирита разработал великий, а может быть и величайший греческий историк уже эпохи заката, уже римского времени — Полибий. Полибий, пережив падение Эллады, живя в Риме, будучи пламенным сторонником Рима и подчинения эллинских полисов имперской системе, вместе с тем человек любимый и уважаемый в Элладе как ревностный защитник эллинских интересов, человек, безусловно, честный, некоррумпированный ничем, даже своей симпатией к империи, именно он сделал следующий шаг, не потерявший нисколько важности до наших дней. Разве что только современному читателю очень легко обратиться к Аристотелю. Четвертый том собраний его творений, гигантский тираж, есть в каждой библиотеке. А вот с Полибием хуже. Академическое издание «Литературные памятники» больше двадцати лет обещало дать новый перевод, но нового Полибия мы так и не получили. В хороших библиотеках есть Мищенковский перевод 1912 года.

Так вот, Полибий пришел к очень интересному наблюдению. Самая совершенная форма — это та, которая объединит в себе все три элемента власти. То есть такое государство, чья политическая система будет включать в себя элементы монархии, аристократии и демократии. Для него это был Рим. Консульская власть или власть диктатора, если избирался диктатор, — монархический элемент, Сенат — аристократический. Римское народное собрание в комициях и в лице должностных лиц демократии, то есть плебейских эдилов и плебейских трибунов — это демократический элемент. Эта система, которая победила мир, которая стала гегемоном уже на глазах Полибия (кстати, он был современником и другом победителя Карфагена — Сципиона младшего).

Рим производил сильное впечатление. Полибия можно понять, но он не был только под обаянием Рима, он скорее был последователем Аристотеля. Можем ли мы принять полибиеву систему? Я бы назвал ее скорее полибиевой схемой. Надо сказать, что мы на две тысячи лет умнее. Мы две тысячи лет христиане и в силу этого знаем, как знают, кстати, и более молодые мусульмане, что идеального государства не только не бывает и никогда не было, а его не будет, оно невозможно. Идеальное государство недостижимо. Поэтому мы можем избавиться от утопических оценок. Но если государство полибиевой схемы не есть идеальное, то мы не лишены права признать его приличным, стабильным, уравновешенным, приспособленным для относительного благоденствия и совершенствования граждан. И вот в этом ключе можно позволить себе посмотреть историческую выборку. В самом деле, действительно ли наиболее удачны те государственные системы, которые приближались или соответствовали полибиевой схеме?

Что мы видим? О Риме сказано самим Полибием. В греческом мире полибиева схема реализовывалась не раз. Афины достигли вершин своего могущества, когда еще сохраняла свой вес аристократия, когда всегда аристократом был первый архонт, и тем не менее появился на короткое время монархический элемент в лице пожизненного стратега. Надо сказать, что к полибиевой схеме близки культуры арийского происхождения. Наиболее характерная, пожалуй, типическая персидская держава ахеменидов, сословное общество, как все ранние арийские общества, сохранившая на протяжении всей своей истории сословное представительство и имевшая развитую аристократию. Царская власть, аристократическое сословие артештеран и демократическое представительство демократического сословия вастриошан дают нам приближение к полибиевой схеме. Кстати, малоизвестное, даже недавно открытое историками хеттское государство, западноарийская держава в XVI-XII веках, тоже приближалось явно к полибиевой схеме, насколько мы можем судить. Это тоже государство монархическое, имевшее аристократию и сохранившее Народное собрание на протяжении всей своей истории. Предшественники греков — ахейцы Гомера, победители Трои, имели города-государства с царями во главе, с аристократами и Народным собранием, о чем можно судить по поэмам Гомера.

Локализовано ли это только среди индо-европейцев? Нет. Пожалуйста, весьма удачливая держава, явившаяся потрясателем Вселенной, победившая множество государств, завоевавшая и впервые разрушившая Вавилон, ассирийская держава — это монархия с развитой старой ассирийской, ашшурской аристократией и сохранившая элементы народовластия. Вот, пожалуйста, пример культуры семитического корня, которая приближалась к полибиевой схеме.

Можно в древности найти и еще державы, но дело в том, что за пределами античного круга государства древности достаточно плохо описаны. Хочется добавить, пожалуй, только одно: был великий народ в древности, который был лишен инстинктов государственного созидания. Кстати, поэтому был побежден римлянами. Этот доблестный народ были кельты. Они сохранили по сути дела племенной уровень на всем протяжении своей истории. Как были устроены предгосударства кельтов, не совсем государства даже в античном смысле этого слова? То же самое: племенной царь, а если объединялся союз племен, то мы видели верховного короля, возвышавшегося над племенными. Чрезвычайно развитая, устойчивая и уважаемая аристократия, которую нисколько при этом не разрушало наличие демократии. Ее, демократии, не могло даже не быть, потому что кельты были необычайно свободолюбивы, даже, пожалуй, в ущерб себе были свободолюбивы. У кельтов никогда не было внутреннего рабства. Таким образом и тут мы опять-таки видим общество, приближающееся к полибиевой схеме.

Что дают три элемента власти государству, которое сохраняет полибиево устройство? Монархия всегда символ единства. Наличие монархии — благо любого народа, потому что это персонифицированное единство нации, а в многонациональном государстве персонифицированное единство социума, объединяющего несколько народов, — это наиболее зримо, и поэтому наиболее удачно сохраняется. Даже в тех государствах, где монархия представляется чисто декоративной, как, например, японская монархия времен Сегуната, когда император фактически уже не правил. Или современные западноевропейские монархии. Несмотря на то, что этот элемент власти превратился практически в знак, он продолжает сохранять свою роль объединителя, сохраняет значение символ — единство.

Демократия — это очень важно. Мы плохо представляем себе демократию. Демократия — это именно та форма, которая наилучшим образом мобилизует гражданина или подданного, совершенно неважно, как он называется, быть одним из деятельных элементов своего социума. Это естественно, потому что демократия прямо обращается к каждому гражданину — соучаствуй в наших делах, соучаствуй в системе власти, принимай вопрос о мире или войне. Если по максимуму. По минимуму: государь, причем не исключено даже, что государь, облеченный харизматическими полномочиями, государь в мусульманской системе халиф, который был прежде всего духовным главой ислама, государь в христианской системе, когда он миропомазан и имеет тем самым особое благословение церкви. Ликвидирует ли это значение демократии? Я склонен полагать, что, наоборот, повышает ее. Столь высокопоставленный государь обращается к тебе: о, гражданин, советуй и высказывай свое мнение о насущных делах общества. Любую инициативу и самую драгоценную частную инициативу стимулирует, конечно же, демократия. Правда, демократия не в аристотелевой терминологии, а в более поздней, потому что на протяжении множества тысячелетий общества избегали неограниченных демократий. Для грека и римлянина, для перса, для средневекового западноевропейца, для мусульманина VIII-IX веков, когда ислам совершал свое торжествующее шествие, ситуация была совершенно однозначной: демократия осуществляется полноправными гражданами. То есть человек сначала вступает в строй фаланги, легиона, ополчения, затем обзаводится своим домом и становится отцом семейства и в силу этого его признают соучастником демократии. Поэтому, по сути дела, человечество тысячелетия живет с различными демократиями, но, как бы мы сказали по современной политической терминологии, это демократия цензовая. И, возможно, переход от демократии цензовой к демократии всеобщего избирательного права — это не торжество демократии, а элемент ее деградации. Полибий посмотрел бы на это так. Римляне не только не предоставляли права голоса неимущим пролетариям, они не пускали их в легион, потому что не вполне доверяли этим людям, этим римлянам, этим соотечественникам.

Это очень существенно. Но, во всяком случае, демократия — инициативная часть полибиевой схемы. А аристократия? Аристократия — тонкая, особо трудная для постижения, но очень ценная структура. Аристократия — стабилизатор общества. Аристократия консервативна. В среднем аристократия консервативнее демократии и консервативнее монархии. Поэтому так она работала еще в Спарте, .. которую греческие историки вспоминают с неудовольствием, как помеху благим начинаниям спартанского общества или какого-нибудь царя. Герою Леониду, например, Совет старейшин немало крови попортил до его гибели при Фермопилах. Но, я думаю, что аристократии вообще много портили крови и демократиям, и лидерам демократии, и монархам. Тем не менее общества были обязаны аристократии стабильностью. Ведь сущность аристократии в том, что человек в не меньшей степени, чем будущий монарх, и в большей степени, чем представитель демократических кругов, с младенческого возраста воспитывается для занятия определенного положения, последовательно воспитывается в категории ответственности перед всем социумом.

Мы никогда не видим аристократию носителем чужой культуры. Наоборот, носитель национальной культуры, причем по высшему срезу этой культуры. Увлечься чужим, что бывает иногда разрушительно для общества и государства, может монарх. И примеров тому от Александра Македонского до Петра Великого в истории тьма. На моду может польститься демократия. Этого никогда не происходит с аристократией. Сам характер аристократического воспитания оправдывает, вероятно, название этого сословия, этой категории, этого вида власти. Аристой — лучшее или благороднейшее, несомненно восходящее к общеиндо-европейскому: арья- благородный. И печальна судьба такого этноса, который лишился аристократи, особенно если он сделал это по своей воле. Империи сохраняли аристократию включенных в свой состав народов, так как они понимали, что только таким образом можно составить имперскую знать. Напротив, государства-поработители унитарного типа стремятся выбить или вытеснить аристократию порабощенных народов. Для народа колонизированного аристократия, безусловно, не нужна, это помеха властителю, от нее надо избавиться.

Весьма печальной, как описывает крупнейший историк середины прошлого века Михаил Коялович, была судьба предков украинцев и белорусов западнорусского населения, которых в XV, а особенно в XVI-начале XVII веков поляки путем полонизации и окатоличивания в сущности лишали аристократии, лишали национальной знати, а тем самым лишая элиты.

Что касается России в целом, то ее аристократии был нанесен удар задолго до революции, о чем будет речь еще ниже. Восстановление полибиевой схемы для России весьма затруднительно. Аристократию не выращивают в течение одного поколения. Это исключено. Это напоминает анекдот об английских газонах, когда высокопоставленный советский чиновник спрашивает у садовника, как достигается столь высокое качество газона. На что он отвечает, что газон каждый год засеивается и постригается. Но это совсем просто, дома в Советском Союзе я заведу такой же газон. Простите, сэр, видите ли, мы это делаем триста лет, — поясняет садовник. По сути дела это анекдот об аристократии.

Но вернемся к продолжению полибиевой схемы в истории наших культур, культур христианских, культур, которые начались в средневековье. Античность ушла, она оставила воспоминания, оставила труды Аристотеля, но началась совершенно другая культура. Первые общества так называемых варварских государств пришли со своим народным собранием и со своей аристократией, пусть племенной, но аристократией. То есть пришли еще с догосударством, точнее я бы сказал, с предгосударством состоянии, в соответствии с полибиевой схемой.

Во что постепенно это развилось? До феодальной революции IX-X веков это тлело. Но вот она прошла, мир феодализировался. И вскоре выяснилось, что единственным способом преодолеть феодальную тенденцию раздробления до молекулярного состояния является сословное представительство. Мы уже касались сословного вопроса. Сословным было общество Вавилона, общество Ассирии и, безусловно, развитые по своей сословной структуре все общества, созданные индоевропейцами, включая, естественно, и античные. Они ведь тоже созданы индоевропейцами. Но наиболее разработанные, даже юридически разработанные, сословные уклады дает нам, конечно, средневековье. Средневековое общество вообще не представимо вне сословного состояния. Сословным оно было по сути своей, по феодальному укладу, хотя, конечно, сословное общество не обязательно должно быть феодальным. Но оно же было готово создать и сословное представительство. Условно мы называем его парламентом, хотя это только лишь национальное название сословного представительства Англии. В Швеции это был риксдаг, в Испании — кортесы, во Франции — генеральные штаты, Земский собор в России, Сейм — в Польше. Они возникают еще в XII веке. Первая точная дата — 1185 год, кортесы на уцелевшей от мусульманского завоевания северной Астурийской земле в Испании. В 1211 году первый Земский собор в российской истории, созданный великим Владимирским князем Всеволодом III. К сожалению, иноземными нашествиями XIII века традиция, прерванная до XVI века. Английский первый парламент собрался на 54 года позже российского в 1265 году.

Что общего у всех сословных представительств? Наличие обычных двух курий или двух палат. Число курий могло быть больше. Три курии во Франции — дворянство, духовенство, третье сословие. Могло быть четыре курии. Четырехкуриальная система, кстати, была на московских Земских соборах. Но сколько бы ни было курий, как правило, они составляли две палаты. Дошедшая и до нас и до нынешнего времени двухпалатная парламентская система обязана своим происхождением полибиевой схеме, ибо монарх делил власть с верхней аристократической и нижней демократической палатой. Не важно, кто составлял эту нижнюю демократическую палату. Ее могли составлять мелкие дворяне вместе с буржуа. Но мы уже отметили, что полибиева схема оперирует в основном политиями, то есть ограниченными, цензовыми демократиями. Они могли развиваться, цензы могли снижаться, все более широкие круги допускались к выборам в нижнюю палату. Система не менялась.

Англия на протяжении большей части своей истории — страна полибиевой схемы. До начала ХХ века. Только ХХ век последовательно лишил реальной власти королевскую власть, королевскую, монархический элемент и снизил значение аристократической палаты лордов. Но Англия не в ХХ веке достигла своего могущества мастерской мира и владычицы морей. Она достигла своего могущества в полибиевой схеме. Это не очень типичная страна, но в принципе можно заметить, что как раз, когда державы достигали очень больших успехов, например, Испания в конце реконкисты. Устроена близко к полибиевой схеме, король, управляющий с кортесами. Это высший расцвет могущества Испании, она считалась сильнейшей страной Европы и более всех была успешна в эпоху великих географических открытий.

Я думаю, этого достаточно. Любой читатель, который пожелает проверить мои слова, проверит без труда и найдет десятки, а может быть и сотни примеров. Какова наша отечественная ситуация? Каково наше отношение к этой системе?

Я берусь утверждать, что в лучшие периоды своей истории, периоды максимального могущества или консолидации сил во имя восстановления могущества, или в периоды благоденствия, или, наконец, в периоды восстановления утраченного благоденствия Россия была либо устроена в соответствии с полибиевой схемой, либо стремилась к ее воссозданию. То есть это наша национальная традиция.

Есть достаточно оснований предполагать, что полибиева схема у нас, как и у варваров в эпоху великого переселения народов IV-VII веков, тоже уходит в глубину еще племенную, предгосударственную. Но не будем брать эти века, дабы не становиться на почву гипотез, хотя на ней мы чувствовали бы себя неплохо. Посмотрим государственную эпоху, государственную историю. Российская держава существует не менее 12 веков. В VIII веке в русской земле уже были городские образования, а раз были города, значит, были государства. Что мы знаем об устройстве этих городов? Единой российской державы не было, ее и вообще в домонгольский период не было. Единая Киевская Русь — миф. Была федерация земель-княжеств, объединяемая языком, культурой, религией, рынком, монетной системой, как бы она несовершенна была, наконец, объединенная династически, одной династией Рюриковичей укрепившейся к началу XI века повсеместно. Но не было централизованного государства. Никогда.

Но если мы возьмем каждое княжество в отдельности, мы увидим полибиеву схему: князь, бояре, вече. Монарх, аристократия, демократия. Она могла варьироваться, мог быть сильный князь. Наиболее сильные были владимирские самовластцы Андрей Боголюбский и Всеволод III, хотя, кстати сказать, второй из них инициировал первый русский парламент. Мог быть аристократический перевес, это было заметно в Галицко-Волынской Руси. Мог быть симбиоз демократии и аристократии в борьбе с монархией. Это Новгород, где аристократические элементы и политии объединились против монархического элемента. История не была гладкой, не была идеальной, как обычно и бывает человеческая история. Она эволюционировала, и в ходе эволюции летело множество голов. Но в целом мы видим удивительно здоровое, удивительное процветающее, достигшее таких культурных высот в XII столетии, которые ни одному западноевропейцу еще и не снились. И если мы без предубеждения сопоставим уровень на фоне панорамы всей своей эпохи, так это нам и сейчас не снилось, мы сейчас далеко отстоим от уровня культуры и цивилизации, которые в масштабах той эпохи были достигнуты нашими предками в XII веке. Это, можно надеяться, наше будущее. Эта социальная система с большой устойчивостью. Ведь по сути дела пока не ослабел сам народ, что трагически совпало с тяжким ударом как с Востока — орда, так и с Запада — по всем направлениям, Русь была не только богата, не только благоденствовала, она была еще непобедима, к ней особенно никто и соваться не смел.

Итак, мы начинаем с полибиевой схемы. Ситуация иноземного разорения остановила этот процесс, длительное время российская государственность теплилась по инерции и русские князья были подвластны либо ордынским, либо западноевропейским властителям. Но вот Россия воссоздается, воссоздается она совершенно другой, совершенно новой как единая держава. В конце XV века Иоанн Третий Васильевич, величайший из государей нашей истории, возглавляя этот процесс, успешно его осуществляет. Что происходит? Уже Иван Третий принимает самые серьезные меры для того, чтобы составить аристократию всей русской земле. Боярская дума из вотчинного совета московских князей превращается в аристократическую палату всей русской земли. Титулованные бояре, бояре с княжеским титулом занимают главные места.

Итак, к концу XV века Русь — это страна с монархией и аристократией. А как с демократией? На низовом уровне российская демократическая традиция не пресекалась, что самое важное. То есть оставались сотни, слободы, сельские и волостные сходы. Но на общегосударственном уровне это произойдет с некоторым отставанием. Однако в этом трудно не увидеть воссоздание старой национальной традиции равновесия. К середине XVI века на общегосударственном уровне восстановлен демократический элемент Земского собора и Россия становится вновь государством и социумом, устроенным по Полибию. Если исключить срыв в тиранию, а срывы в тиранию бывали всех народов. Если у нас был Иван Четвертый, то его старшим современником был Генри Восьмой английский, осуществлявший свои тиранические безумства на фоне действующего парламента. Так вот, если исключить срыв в тиранию, то в XVI-XVII веках Россия существует со своим сословным представительством, со своим, если хотите, парламентом, а следовательно, является страной полибиевой схемы.

Вторая тирания в истории России — тирания Петра. А до печальных событий 1917 года история России вообще имеет только двух тиранов. Это не так много по общемировым стандартам. Вторая тирания делает ставку на создание бюрократической системы и срывает нас с нашей традиции, разрушает полибиеву схему. И что мы видим? Россия весь XVIII век восходит все дальше к вершинам могущества. Безусловно, то, что мы — первая сталелитейная страна мира в екатерининское время, что на русских парусах плавает британский флот, что у нас были Кулибины, Ползуновы и Черепановы — все это украшает нашу историю так же, как труды Ломоносова, победы Румянцева и Суворова. Но ведь XVIII век наследовал мощь и благосостояние XVII-го. К концу XVIII века Россия настолько отстала, что в первой половине XIX века идет лавинообразный срыв, лавинообразное падение. Видимо, если бы мы при Павле Первом вышли из состояния бюрократической державы, то мы бы даже не заметили того, что отставали. Но это произошло только при Александре, только после того, как Крымская война сыграла роль звоночка с того света.

Что происходит в XIX веке? Давайте посмотрим. Кто восстанавливает российские традиции? Павел Первый — уравнение сословий перед законом, первые шаги, которые были сделаны его указом о трехдневной барщине. Он готовил крестьянское законодательство. Восстановление сословного представительства, первый шаг был им сделан. Самоуправление, которое было введено в губерниях Екатериной уже к тому времени, а на уровне купечества, которое было лишено представительством в российской империи XVIII века. Это обращение к прошлому? Обращение, а Павлу было отведено всего пять лет правления.

Дальше. Александр Первый — создание Государственного совета, подготовка реформы Государственного совета по предложению Сперанского к созданию двух палат — аристократической и сословной, демократической.

Александр Второй. При Александре Втором, конечно, Государственный совет в полной мере не мог считаться аристократической палатой, ибо в него сановники назначались императором. Но частично эту функцию выполнял, ибо назначались они пожизненно, пользовались правом пожизненного пребывания в Государственном совете как пожизненные сенаторы современной Итальянской республики. Это придавало устойчивость суждениям Государственного совета. В ходе великой реформы земская и городская восстановили важнейший элемент демократии, демократии муниципального уровня. Я думаю, что стоит отметить, что демократия выстраивается только снизу, и очень легко представить себе государство, в котором не будет парламента, будет единоличное правление, но будет существовать развитая система муниципалитетов. В этом государстве будет демократия и демократическая традиция. А можно представить себе государство с парламентом без низовой демократии, с чисто бюрократическим управлением. В этом государстве никакой демократии мы признать не имеем права. Итак, реформа Александр Второго шла по правильному пути. В 1864 году была восстановлена демократия внизу. Но мы с вами знаем, что бомба Гриневицкого оборвала созыв Государственной думы, которой была бы восстановлена демократия и на общегосударственном уровне.

Таким образом, мы вправе отнестись как к одному из аспектов великой реформы к этому процессу в рамках предлагаемой юридической парадигмы, в рамках восстановления управления по Полибию.

Наконец, по сути дела реформы XX века, то есть реформы императора Николая Второго и статс-секретаря Столыпина — это реформы, восстановившие, наконец, полибиеву схему. Была созвана Государственная дума, но не был упразднен Государственный совет, о котором мы почему-то забываем. Мы сохранили свою аристократическую палату. Половина мест Государственного совета начала заполняться по выборам, остальные по назначению пожизненно. То есть он приобретал свой особый российский облик аристократической палаты, и мы могли надеяться на то, что это система, в которой не стыдно будет устремиться к XXI веку как к уже бывшему некогда в нашей истории XII веку, к высшему уровню нашего благоденствия и могущества. Но в известной всем ситуации этот путь к будущему не состоялся. Мы пошли по другому, гораздо более сложному пути. Были, безусловно, лишены малейшего элемента национальной традиции в собственном государственном устройстве и были предельно далеки и остаемся далеки в настоящий момент от предложений великого Эллина.

Что можно сказать еще о полибиевой схеме? Как она выглядит в сравнении с английским по происхождению обязанным своим рождением эпохи Просвещения принципом разделения властей, который считается едва ли абсолютно необходимым условием существования демократии и свободы личности в современном мире? По сути дела, когда принцип разделения властей только-только еще зарождался на теоретическом уровне у английских просветителей, Англия была страной полибиевой схемы и чувствовала себя великолепно. Единственным элементом разделения, который был ей присущ, была независимость судей. Независимость судей не обязательно существует в форме разделения трех властей современных англо-саксонских демократий. Остальные у них позаимствовали разделение властей, потому что независимость судей известна с глубокой древности. Ее знает ветхозаветный Израиль, ее знала до определенного предела персидская держава, ее знали эллинские полисы. Ничего нового в этом нет. Кстати сказать, русская традиция тоже имела определенный элемент независимости суда от государства. Так, например, в судебнике Ивана Третьего, а он фиксировал средневековые достижения в 1427 году, декларируется: ни один судья не должен дерзать судить без участия лучших людей из данного общества, данного мира. Это — зачаточная форма существования суда присяжных.

Правосудие считалось сакральным, поэтому посягательство на суд — нарушением божественным установлением справедливости. Если пренебречь этим моментом, то во всем остальном принцип разделения властей очень поздний. Он сконструирован искусственно, только-только начал внедряться в реальные системы к концу XVIII века. Например, в появившейся тогда политической системе североамериканских штатов. Наконец, в XIX веке постепенно принцип разделения властей распространился. И это происходило на фоне ухода с исторической арены государств, устроенных по Полибию. Что имею сказать по этому поводу? Полибиева схема — это тоже троевластие. Но это не принцип разделения властей по замыслу, по описаниям «Политики» Аристотеля и Полибия.

Это принцип дополнения властей. Не стремление заставить одну власть контролировать другую, а стремление по совершенно солидаристскому принципу дополнить одну не полномочную и неправомочную власть другой, подкрепить одну власть другой. Вот что является сущностью полибиевой схемы. Так она работала.

По сути дела для людей, которые жили в этих государствах, полная и абсолютная власть принадлежала только божествам. Она не могла принадлежать любому, самому неограниченному монарху. Почему и возможна была логика — дополнение властей. Она работала лучше, она тоже включала внутреннюю компенсацию. Аристократия не давала разгуляться монархии и удерживала ее от соскальзывания в тиранию. А демократия тоже, по всей вероятности, бдила, дабы аристократия не выродилась в замкнутую систему, в олигархию. Но я думаю, что по дополнительному принципу устройство выдержало испытание историей, проверку историей. Я не осуждаю, не пытаюсь подобным сравнением осудить систему разделения властей. Но просто она немножко на другом принципе пытается заместить то, что люди потеряли, а потеряли они государственное устройство по Полибию. Возможно ли оно в современном мире? Для нас, повторяю, это национальная традиция. Еще в конце XVIII века большинство соглашалось, что это лучшая форма устройства. Кстати, и отцы американской конституции тоже так считали. Они создали демократическую палату и квазиаристократический сенат. И, между прочим, создали пост республиканского выборного монарха в лице президента. Более того, Александр Гамильтон, и не он один, полагали, что Соединенные Штаты как держава крупная неизбежно сэволюционируют в монархию. Этого не произошло, но это казалось им вполне органично.

Как видите, XVIII век, чье наследие мы сейчас считаем едва ли не идеальным, к полибиевой схеме относился вполне нормально. Только он забыл о Полибии и так ее не называл. Но мы теперь о Полибии помним. Возможно, это может явиться стимулом для государственного созидания по принципу дополнительности, а не конкуренции. По принципу солидарности, которая не есть примитивный коллективизм и не есть стадность.

Владимир Махнач