Карл Клаузевиц – вряд ли современный человек, даже не имеющий военного образования, ни разу не слышал этого имени. А его знаменитая формула «Война есть продолжение политики другими средствами» цитируется повсеместно. Главный труд этого теоретика «О войне» давно постигла судьба Марксова «Капитала»: военные авторы и историки его часто цитируют, охотно ссылаются и с удовольствием вписывают в раздел источников, но заставить себя серьезно проработать этот 700-страничный том могут немногие. Впрочем, нас сейчас интересует несколько иное: ведь судьба самого Карла фон Клаузевица, как и судьба его теории войны, оказалась тесно связана с Россией.

ПОТОМСТВЕННЫЙ прусский дворянин, Клаузевиц поступил на военную службу в 1792 году, когда ему только исполнилось двенадцать лет, что было вполне в обычаях XVIII века. В 1803 году он окончил Всеобщее военное училище в Берлине. Настоящая офицерская карьера для Клаузевица началась с должности адъютанта при принце Августе Прусском, а затем ему пришлось участвовать в войне Пруссии с революционной Францией (1806-1807 гг.). После поражения Пруссии в 1807 году он активно участвовал в работе комитета по реформированию прусской армии и одновременно преподавал в военном училище. В этот период Клаузевицем написана его первая теоретическая работа – «Обзор военного обучения (Важнейшие принципы войны)».
Когда в Европе стало ясно, что вскоре начнется война между Францией и Россией, Клаузевиц весной 1812 года приехал в Россию и поступил в русскую армию. В ее составе он воевал на протяжении всей Отечественной войны, находясь под началом генерала П.П. Палена (в должности квартирмейстера кавалерийского корпуса), а затем – Ф.П. Уварова, участвовал в Бородинском сражении. С октября 1812 года — в штабе корпуса (затем армии) П.Х. Витгенштейна.
В 1818 году Клаузевиц стал директором Берлинского военного училища и одновременно вел серьезную работу в области военной теории. Глубоко изучив свыше 130 походов и войн, происшедших в период с 1566 по 1815 год, он написал целый ряд военно-исторических работ. Однако главным трудом этого прусского генерала стало трехтомное исследование «О войне», в котором были изложены взгляды Клаузевица на природу, цели и сущность войны, а также формы и способы ее ведения. Он дал определение таким понятиям, как бой и победа, рассчитал соотношение между обороной и нападением, впервые определил значение морального фактора на войне. На последнем нужно остановиться особо, поскольку до Клаузевица большинство военных теоретиков не придавали особого значения «человеческому фактору». А Карл фон Клаузевиц на первых же страницах своего труда написал: «Если рассмотреть субъективную природу войны, т.е. те силы, с которыми приходится ее вести, то она еще ярче представится нам в виде игры. Стихия, в которой протекает военная деятельность, — это опасность; мужеству отводится самая важная роль. Правда, мужество может уживаться с мудрым расчетом, но оба эти качества совершенно разного порядка и отражают различные духовные силы человека; напротив, отвага, вера в свое счастье, смелость, лихость – не что иное, как проявление мужества, ищущего неведомого риска потому, что там – его стихия».
Клаузевиц ввел в военное искусство понятие «операция» как ряд боев и передвижений войск, объединенных единым замыслом и согласованных по времени и месту проведения. Он доказал неизбежность боя – прямого вооруженного столкновения на войне – как решающего фактора. Всевозможные хитрости, обманные тактические ходы и обходные маневры могут изменить в некоторых случаях соотношение сил, в целом исход войны все равно решается только в реальных столкновениях армий. Следовательно, исход войны зависит от случая и его в принципе невозможно точно предсказать заранее. Нужно сразу сказать, что именно этот вывод оказался неверно понятым последующими военными теоретиками, которые пытались выстроить конкретную военную теорию на фундаменте, заложенном Клаузевицем. Здесь уместно отметить, что главный труд прусского генерала «О войне» вышел в свет в 1833 году, уже после смерти автора (Клаузевиц умер в 1830 году от холеры); при этом сама книга представляет незаконченное произведение – ряд глав вообще остался в виде набросков. Некоторые фразы Клаузевица позволяют предположить, что незадолго до смерти он пришел к несколько иным выводам, нежели те, что изложены в его книге, но преждевременная смерть не позволила ему изменить текст.
Интересно, что влияние учения Клаузевица на военную доктрину России оказалось гораздо более серьезным, чем в его родной Германии. По крайней мере, многие военные историки объясняют поражение немцев на советско-германском фронте в 1941-1945 годах именно игнорированием генеральным штабом Германии предупреждения Клаузевица о том, что «Россия – не та страна, которую, формально завоевав, возможно долго удерживать».
В то же время вряд ли стоит считать Клаузевица и по-настоящему «своим» для нас, русских. Он действительно был в ходе всей Отечественной войны 1812 года на службе у русского императора Александра I и формально воевал против собственной страны, поскольку Пруссия в то время была союзницей Наполеона. Но в те времена многие офицеры и генералы служили не столько какой-либо стране, сколько конкретному монарху, которому давали присягу. Поэтому когда прусский король лишился своего престола, офицер Карл-Филипп-Готфрид Клаузевиц попросту перешел на сторону русского императора и служил ему до тех пор, пока Наполеон не был изгнан из Пруссии. С этого момента он вновь оказался в рядах прусской армии, чтобы вместе с Шарнхорстом и Гнезенау приложить все свои усилия для объединения Германии под властью прусского короля: в те далекие времена подобные метания от одного императора к другому вовсе не считались предательством.
Кстати, несколько лет пребывания в России вовсе не привили Клаузевицу особой любви к русскому народу и русской культуре. В частности, он так и не научился говорить по-русски – в отличие от своей знаменитой землячки Екатерины Великой.
Тем не менее военная теория Клаузевица в течение более чем ста лет играла в России гораздо большую роль, чем в его родной Германии. Недаром же сам Лев Толстой ввел образ этого «прусского генерала на русской службе» в сюжетную канву своего великого романа «Война и мир». Кстати, типично немецкие холодные и педантичные рассуждения Клаузевица о событиях 1812 года Толстой сделал одним из наиболее болезненных мыслей князя Андрея Болконского, объясняющего Пьеру Безухову вечером перед Бородинским сражением свои мысли о войне вообще: «Эти господа немцы завтра не выиграют сражения, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно... Они всю Европу ему отдали и приехали нас учить — славные учители!»
Слова князя Андрея в основном отражают тогдашние метания части патриотически настроенных русских офицеров, для которых Клаузевиц был всего лишь типичным немцем, у которого нечему учиться: ведь прусская армия потерпела катастрофическое поражение. Здесь, конечно, также отразились и неизбежные в условиях войны националистические настроения, и личный духовный кризис этого литературного героя.
Князь Андрей напрасно так зло отозвался о военных талантах немцев вообще и генерала фон Клаузевица в частности: через двадцать лет в свет выйдет фундаментальное исследование этого «прусского учителя» под названием
«О войне», которое на сто с лишним лет станет настольной книгой для всякого уважающего себя офицера. Кроме того, справедливость требует отметить, что сам Клаузевиц перешел на русскую службу не в последнюю очередь именно потому, что не меньше князя Андрея был возмущен тупостью и моральной беспринципностью прусских генералов, равнодушно отдавших собственного монарха на откуп Наполеону. Как уже говорилось, одна из важнейших заслуг Клаузевица-теоретика заключается в том, что он заметил и подчеркнул величайшее значение морального фактора на войне, поэтому и подозрения Андрея Болконского в бессердечии и чистом рационализме тоже не очень обоснованны – тем более что вид сожженной и разоренной Москвы причинил нашему пруссаку сильнейшую душевную боль.
Лев Николаевич Толстой был хорошо знаком и с книгой Клаузевица «О войне», и с его многотомным трудом «Война 1812 года в России», поэтому неудивительно, что оказывается много общего у Толстого и у Клаузевица и в описании Бородинского сражения, и в оценке других, менее значительных, исторических событий и действующих в них лиц. Более того, партизанские действия специально выделенных от армии отрядов и всеобщая борьба мирного населения с захватчиками нашли свое отражение в одной из глав труда Клаузевица «О войне», которая так и называется – «Народная война».
Впрочем, в одном принципиальном вопросе русский писатель и прусский генерал все же расходятся: у Толстого война есть явление совершенно бессмысленное и потому фатальное, в то время как для Клаузевица война представляет собой вполне естественный для человека процесс, не более чем «продолжение политики другими средствами»…

В СВОЕЙ книге о войне 1812 года Карл фон Клаузевиц дал очень высокую оценку русским полководцам, в чьих действиях он увидел подтверждение своей доктрины. Собственно говоря, и сама теория эта строилась на основе опыта русских побед в Отечественной войне.
Несмотря на это, учение Клаузевица в российских военных академиях не изучалось вплоть до пятидесятых годов XIX века. Возможно, что именно это стало одной из причин, приведших Россию к поражению в Крымской войне 1853-1856 гг. Зато во время начавшегося в период царствования Александра II глубокого реформирования русской армии тогдашний военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин ввел во всех военных академиях обязательное изучение трудов немецкого теоретика.
Новый шаг в своем развитии теория Карла Клаузевица сделала в 20-е годы XX столетия.
В этот период «военная философия» немецкого генерала в советских высших военных заведениях была по своему значению приравнена к открытиям Ньютона и Кеплера в физике и астрономии соответственно. Этому в большой степени способствовал тот факт, что Ленин и Троцкий всячески настаивали на практическом использовании теоретических разработок Клаузевица применительно к гражданской войне. Собственно, ничего удивительного в этом нет: Ленин был вообще большим поклонником Германии, где подолгу жил в эмиграции, своим идейным учителем считал немецкого же экономиста и вдохновителя мировой пролетарской революции Карла Маркса, а его верного соратника Фридриха Энгельса почитал как крупнейшего военного теоретика. Энгельс действительно разбирался в военном деле и даже имел в партийных кругах очень льстившую ему кличку «Генерал». Изучая современную ему теорию войн, Энгельс, естественно, не мог обойти вниманием такую крупную фигуру, каковой и являлся Карл фон Клаузевиц. Несмотря на многочисленные дифирамбы позднейших историков марксистского толка, сам Фридрих Энгельс никакого оригинального учения не создал, а всего лишь приложил «философию войны» Клаузевица к теории революционных войн.
Показательно, что В.И. Ленин во время вынужденного уединения на станции Разлив внимательно прочел объемную книгу «О войне» и даже тщательно ее законспектировал. Возможно, что в известной формуле Клаузевица о войне как о продолжении политики другими средствами вождь мирового пролетариата увидел способ достижения своей главной цели – подрыва и разрушения Российской империи, а затем – уничтожения всех своих политических оппонентов именно «другими средствами». Здесь нужно отметить, что сам генерал Клаузевиц изучал только проблемы войн между государствами, поэтому использование его учения для «правильного» ведения гражданской войны можно назвать чистейшей манипуляцией понятиями.
В то же время М.В. Фрунзе, бывший в 1920-е годы наркомом по военным и морским делам, считал доктрину Клаузевица «явно враждебной рабочему классу», исходя из того, что ее автор был прусским дворянином и царским генералом. Кроме того, Фрунзе не признавал никаких оборонительных войн. В своей программной статье «Единая военная доктрина и Красная Армия» он писал: «Общая политика рабочего класса, класса, активного по преимуществу, класса, идущего на завоевание всего буржуазного мира, не может не быть активной в самой высокой степени… К политике в полной мере применим тот принцип высшей стратегии, который говорит: «Победит лишь тот, кто найдет в себе решимость наступать; сторона только обороняющаяся неизбежно обречена на поражение». Самим ходом революционного исторического процесса рабочий класс будет вынужден перейти к нападению, когда для этого сложится благоприятная обстановка. Таким образом, в этом пункте мы имеем полное совпадение требований военного искусства с общей политикой. В отношении же материального обеспечения возможности проведения этой линии следует учитывать то обстоятельство, что базой нашего наступления может быть не одна Россия, а целый ряд других стран… Поэтому этот классовый характер предстоящих нам столкновений, обеспечивающий содействие в интересах общего дела всех пролетарских элементов, в значительной мере уничтожает отрицательное значение приведенного выше указания на тяжелое экономическое положение нашей страны. Стало быть, пролетариат может и будет наступать, а с ним вместе, как главное его орудие, будет наступать и Красная Армия».
В этих строках отчетливо видно, что их автор пытался выработать военную доктрину нового пролетарского государства, исходя исключительно из классовых соображений, – отсюда и тенденция к наступательному характеру этой доктрины. А ведь старик Клаузевиц за сто лет до этого предупреждал, что «оборона представляет более сильную форму войны, чем наступление». Но прислушаться к словам этого «прусского реакционного генерала» красные революционные командиры не захотели…
Показательно, что после смерти Фрунзе И.В. Сталин хорошо усвоил эту «наступательную» точку зрения и, следуя ей, совсем не готовил Советский Союз к возможности ведения оборонительной войны. Вряд ли можно согласиться с версией В. Суворова (Резуна) о подготовке Сталиным нападения на западные страны с целью распространения «мировой пролетарской революции». Но то, что Красная Армия готовилась только наступать, причем на чужой территории, — неоспоримый факт. Итогом такого игнорирования обороны стали чудовищные потери в людях и технике, которые понесла Красная Армия в начальный период Великой Отечественной войны.
Кстати, советская военная доктрина имела и еще одну уязвимую сторону – она практически не учитывала такое понятие, как «человеческий фактор», всецело надеясь на силу идеологического советского аппарата. Опять же обратимся по этому вопросу к Клаузевицу. А он писал: «Теория обязана считаться с человеческой природой и отвести подобающее место мужеству, смелости и даже дерзости. Военное искусство имеет дело с живыми людьми и моральными силами; отсюда следует, что оно никогда не может достигнуть абсолютного и достоверного. Для риска всегда остается простор, и притом одинаково широкий как в самых великих, так и в самых малых делах».
Наиболее последовательными продолжателями теории Клаузевица в среде советского генералитета были Б.М. Шапошников и А.А. Свечин. Кстати, именно Свечин особенно подчеркивал мысль Клаузевица о прямой связи военной доктрины с общим состоянием государства: со стороны экономически отсталого государства даже и речи не может идти о наступательных войнах. В то же время Сталин и все его последователи считали вполне возможным создавать именно наступательную армию на довольно шатком экономическом фундаменте. Соответственно, победа в Великой Отечественной войне стала возможной вовсе не за счет «руководящей и направляющей роли» коммунистической партии, а, по сути, вопреки ей – исключительно ценой колоссальных жертв русского народа, а также благодаря огромным российским пространствам и неисчерпаемым людским и природным резервам.
Скорее всего Сталин и сам все это хорошо понимал. Во всяком случае, отношение советской военной науки к Клаузевицу и его теории по сравнению с 1930-ми годами изменилось кардинально. Уже в майском номере пропагандистского журнала «Большевик» Клаузевиц был открыто назван «реакционным прусским генералом», у которого нечему учиться армии, возглавляемой «величайшим полководцем всех времен и народов тов. Сталиным». К концу же 1940-х годов в условиях всеобщей борьбы «с низкопоклонством перед Западом» трактовка учения Клаузевица и вовсе приобрела явно выраженный характер абсурда: его обвиняли и в том, что именно он разработал стратегию «блицкрига», и в том, что он разделял расистскую теорию философа Иоганна Фихте об избранности немецкой нации, и просто в ненависти к русскому народу. При этом в стороне остался тот факт, что за участие в Бородинском сражении император Александр I наградил Клаузевица орденом Св. Анны и в дальнейшем регулярно повышал в чинах…
ВЫШЕ много говорилось о положительном вкладе Карла фон Клаузевица в развитие современного военного искусства. Но нужно быть справедливыми и рассмотреть и обратную сторону медали: теория Клаузевица была не последней причиной, по которой миллионы солдат стали пушечным мясом на двух мировых войнах. Дело в том, что одним из центральных положений Клаузевица является мысль о том, что истинной целью войны является уничтожение главных сил противника. Эта мысль быстро стала догмой для прусских полководцев, а затем – для большинства армий мира, которые охотно копировали многие характерные черты прусской военной системы.
Да, Карл Клаузевиц внес величайший вклад в теорию войны. Главная его заслуга состоит в подчеркивании значения психологических факторов. Выражая протест против модной в то время «геометрической» школы стратегии, он показал и доказал, что человеческий дух намного важнее, чем линии и углы оперативных построений. С глубоким знанием предмета он проанализировал роль в боевых действиях страха и усталости, значение смелости и решительности.

Однако именно ошибки этого человека оказали значительное влияние на последующий ход военной истории. Например, Клаузевиц уверенно заявлял, что превосходство в численности с каждым днем приобретает все большее значение – и это фактически на пороге механизированного периода европейских войн! Эта «аксиома» усилила природный консерватизм кадровых военных и их сопротивление использованию новой формы превосходства в виде боевой техники. Кроме того, эта же мысль Клаузевица дала толчок к повсеместному введению всеобщей воинской повинности – это был самый простой способ для обеспечения максимальной численности войск.
Философия Клаузевица, по мнению британского военного историка и теоретика Бэзила Лиддел-Гарта, «стала доктриной, годной для подготовки капралов, а не генералов. Его учение, согласно которому бой есть единственная настоящая форма военной деятельности, лишает стратегию ее лавров и снижает военное искусство до техники массовой резни. Более того, философия Клаузевица побуждает генералов стремиться к бою при первой возможности, вместо того чтобы попытаться сначала создать благоприятные условия для него».
Можно без преувеличения сказать, что гораздо более вредное воздействие на развитие военного искусства оказало то, что Клаузевиц всячески превозносил идею «абсолютной войны». По его мнению, путь к успеху лежит через неограниченное применение силы. Это означает, что доктрина, которая начинается с определения войны только как «продолжения политики государства другими средствами», в конечном итоге приводит к противоречию, делая политику рабой стратегии, причем стратегии заведомо проигрышной. Такая тенденция выражена прежде всего изречением Клаузевица о том, что «введение… в философию войны принципа ограничения и умеренности представляет полнейший абсурд». Это означает, что война является актом насилия, доведенного до самой крайней степени.
В немалой степени эти слова послужили идейной основой и моральным оправданием для бессмысленных и кровопролитных двух мировых войн. По словам того же Лиддел-Гарта, «выдвинутый Клаузевицем принцип применения силы без всякого ограничения и без учета того, во что это обойдется, годен только для толпы, доведенной ненавистью до бешенства».
Нужно сказать, что сам немецкий теоретик смягчил собственный принцип «неограниченного применения силы» тем, что признал тот факт, что политическая цель как изначальный повод к войне должна быть мерой не только при определении цели, которая ставится перед армией, но и при определении усилий, которые нужно будет этой армии приложить.
В то же время не нужно забывать, что классический труд Клаузевица «О войне» был результатом его многолетних напряженных размышлений о природе и законах войны. Смерть от холеры не дала автору возможности окончательно отшлифовать книгу и еще раз тщательно взвесить все изложенные в ней максимы и поучения. Вполне возможно, что, если бы Клаузевиц прожил дольше, он пришел бы к более логичным и четким выводам.
Однако же в результате поверхностно, а в ряде случаев и вовсе неверно понятого содержания фундаментальной книги Клаузевица были созданы условия для зарождения и активного развития типичной европейской стратегии и тактики, определивших ход не только Первой, но и Второй мировых войн.
Конечно, за прошедшие более чем полтора столетия многое изменилось. Сегодня все больше военных специалистов говорят о «мировой партизанской войне» — череде локальных вооруженных конфликтов низкой интенсивности в различных регионах земного шара, при этом так или иначе связанных между собой. Понятно, что теория Клаузевица плохо подходит для партизанской борьбы, он писал совсем о других войнах. Тем более что опыт двух мировых войн показал несостоятельность классической европейской стратегии, главным постулатом которой были именно мысли Клаузевица: «Война обладает только одним средством – боем», «Кровавое разрешение кризиса, стремление к уничтожению неприятельских вооруженных сил – первородный сын войны», «Мы и слышать не хотим о тех полководцах, которые будто бы побеждали без пролития человеческой крови».
На самом деле вся наиболее эффективная на сегодняшний день военная стратегия умещается в тринадцати главах трактата древнекитайского военачальника Сунь-Цзы «О военном искусстве». Если даже исходить из того, что главная цель войны заключается в том, чтобы осуществить решительное генеральное сражение, то цель стратегии должна заключаться в том, чтобы подготовить и провести это сражение при наиболее благоприятных условиях. Однако чем более будут эти условия, тем меньше придется вообще вести боевых действий. Отсюда следует, что самой совершенной будет стратегия, которая обеспечит достижение поставленных целей вообще без каких-либо боевых действий. Обычно страны ведут войну не ради самой войны, а для достижения какой-либо политической цели (тут Клаузевиц был прав как никогда, сказав, что «война есть продолжение политики иными средствами»). Военная же цель служит только средством достижения этой политической цели. Значит, военная цель в любых условиях должна определяться политической целью. При этом нужно соблюдать одно, но очень важное условие – не следует ставить неосуществимых военных целей. Об этом слишком часто забывали во время обеих мировых войн.
А настоящая политическая цель войны, стоящая перед любым государством, – добиться положения лучшего, чем было до начала конфликта. Если такая цель не ставится, то война фактически превращается в бессмысленное взаимное уничтожение. Следовательно, в ходе войны нужно постоянно помнить, какой именно мир нам нужен. Это в равной степени относится и к агрессивным странам, и к миролюбивым, сражающимся ради самосохранения, хотя взгляды агрессора и его потенциальной жертвы на это «лучшее состояние мира» будует очень сильно отличаться.

Олег РЯЗАНОВ