В мае 1939 г. на берегах реки Халхин-Гол вспыхнул вооружённый конфликт между Советским Союзом и Монгольской Народной Республикой, с одной стороны, и Японской империей – с другой, вызванный разногласиями по поводу прохождения линии границы между Монголией и оккупированной японцами китайской провинцией Маньчжурия. Это разногласие вылилось в почти четырехмесячную необъявленную войну, в которой обе стороны задействовали самое современное вооружение и военную технику, включая авиацию. И хотя первые майские бои завершились не в нашу пользу, в воздушном сражении 22 июня советским авиаторам удалось дать отпор «воздушным самураям».
С утра 22 июня над озером Буир-Нур, долиной реки Халхин-Гол и окружающей степью стоял густой туман. Но к полудню он начал рассеиваться, а примерно к двум часам дня небо очистилось. На аэродромах по обе стороны реки засуетились механики, лётчики начали заводить моторы боевых самолётов...
Битва, произошедшая в самый длинный день года между двумя советскими истребительными полками и 24-м сентаем (авиаполком) японской императорской армии, безусловно бывшая с начала конфликта крупнейшим сражением, за прошедшие годы обросла таким плотным слоем легенд, мифов и пропагандистских вымыслов, что сейчас чрезвычайно сложно пробиться сквозь него, чтобы восстановить реальную картину тех давних событий. Попытаемся сделать это на основании советских архивных документов, с одной стороны, и публикаций японских авторов – с другой.
Из советских документов наибольшую ценность представляет оперативная сводка № 23 штаба истребительной авиабригады, составленная в 8 ч 00 мин 23 июня 1939 г., то есть утром следующего за боями дня. К этому времени штаб уже получил донесения с аэродромов и постов ВНОС (служба воздушного наблюдения, оповещения и связи), но ещё не имел целостного и полного описания воздушного сражения, ведь ещё не успели подробно опросить его участников, выяснить судьбы не вернувшихся из боя пилотов, отыскать и обследовать места падений сбитых машин.
С другой стороны, у составителя оперсводки ещё не заметно стремления как-то «загладить» негативные моменты и приукрасить факты, нередко возникающего у людей при написании официальных бумаг для отправки «наверх».
Согласно этому документу, 12 И-16 и 14 И-15бис 22-го истребительного авиаполка (иап), вылетевшие в 15.40, вели бой с И-96 до 17.15. Не вернулись три И-16 и шесть И-15. По словам пилота Голубева, в 1-м вылете наши истребители сожгли один И-96 на территории противника. Также из сводки следует, что 12 И-16 и 9 И-15 70-го иап вылетели в 15.00 в район устья р. Халхин-Гол, где вступили в бой с самолётами И-96. В 15.15 по сигналу «воздух» вылетело 22 И-16 и 14 И-15 в район устья реки Халхин-Гол, Хуху-Ундур-Обо. В 15.42 вступили в бой с двумя группами И-96. Первая группа – 12 самолётов, 2-я – 27 самолётов. В результате двух боёв потеряно восемь И-15, два И-16 сожжено на земле и один сбит в бою. Уничтожено самолётов противника, со слов лётчиков, – семь. В 17.34 самураи ушли в направлении на Ганьчжур.
(Надо отметить, что указание на японские самолёты И-96, как у нас называли морские истребители «Мицубиси» А5М, с которыми советские лётчики-добровольцы встречались во время боёв в Китае, является ошибочным. На самом деле это были армейские истребители «Накадзима» Ки-27 (советское название И-97), внешне похожие на А5М.)
Следующий по времени написания документ – «политдонесение», составленное 24 июня 1939 г. комиссаром истребительной авиабригады Русаковым, хронологии боя не содержит, зато в нём приведены фамилии 11 погибших советских пилотов. Также в «политдонесении» оптимистично говорится, что «в бою по неточным данным сбито японских самолётов более 20, из которых семь найдено на нашей территории». Однако три из этих семи самолётов на деле оказались нашими...
В «Журнале учёта потерь матчасти во время боевых действий» дан список безвозвратно потерянных 22 июня советских самолётов с разбивкой по полкам и по типам: общие уточнённые потери по бригаде составили 17 самолётов, из них 13 И-15бис и 3 И-16. Это на одного «ишака» меньше, чем указано в оперсводке, причём речь, судя по всему, идёт об одной из двух машин, «сожжённых на земле». Очевидно, мы имеем дело либо с ошибкой в первоначальных данных, либо один из «сожжённых» истребителей впоследствии признали годным к восстановлению.
По завершении конфликта штаб ВВС 1-й Армейской группы (1 АГ), воевавшей в Монголии, составил пространный 160-страничный отчёт, озаглавленный «Описание боевых действий ВВС 1-й Армейской Группы в период конфликта на реке Халхин-Гол». Отчёт, подписанный командиром ВВС 1-й АГ полковником Куцеваловым, в частности, содержит подробную хронологию действий советской авиации с первого до последнего дня необъявленной войны.
О событиях 22 июня в этом документе сказано, что бои в тот день проходили с 15.00 до 17.00 одновременно в трёх районах. С советской стороны в них участвовало 105 самолётов, с японской – «более 120».
В районе Хамар-Даба эскадрилья Савкина в составе 12 И-16 и эскадрилья Степанова, состоящая из девяти И-15бис, подверглись внезапной атаке «не менее 30» японских самолётов. Комэск Савкин сразу был ранен и вышел из схватки, после чего его эскадрилья «рассыпалась». Затем японцы напали на эскадрилью Степанова и вскоре подбили четыре самолёта. В это время на горизонте показалась новая группа самолётов 70-го полка, и японские истребители, не вступая с ней в бой, ретировались на свою территорию.
В двух других районах воздушных боёв, согласно «Описанию», «противник был сломлен и бежал», преследуемый советскими истребителями. Далее в документе говорится, что «на нашей территории найдено 14 самолётов с убитыми и сгоревшими японскими лётчиками (цифра сильно завышена). Кроме того, разведкой установлено на территории противника падение 11 самолётов, три из которых, возможно, наши. На посадке при преследовании сожжены три японца». Таким образом, общее число «уничтоженных» 22 июня японских машин продолжало расти и, по мнению авторов отчёта, составляло уже «не менее 25».
Позже количество сбитых японцев кто-то ещё раз «подкорректировал», теперь уже до 31 самолёта. Насколько мне известно, эта цифра впервые появилась на страницах официальных советских изданий в 1940 г. В дальнейшем она входила практически во все книги и статьи о Халхин-Голе, выпущенные в СССР и в России вплоть до наших дней.
Вернёмся в жаркий монгольский июнь 1939 г. Сразу после боя советские поисковые команды отправились на розыск сбитых и упавших в степи машин. Помимо «ишаков» и И-15бис, им удалось за несколько дней найти на монгольской территории к западу от Халхин-Гола обломки четырёх японских истребителей и обгоревшие трупы их пилотов, идентифицировать которые не удалось. В общем, почти никакой информации, кроме той, что «самураев» всё-таки можно бить, эти находки не дали. Но вскоре судьба в лице нескольких монгольских кавалеристов преподнесла советскому командованию неожиданный и весьма щедрый подарок. Небольшой отряд всадников привёз из разведывательного рейда за линию фронта захваченного в плен японского лётчика. Им оказался сержант Ётутака Миядзимо из 24-го истребительного сентая, сбитый 22 июня и совершивший вынужденную посадку на маньчжурской территории. Миядзимо рассказал на допросе, что в тот день над линией фронта японские лётчики увидели группу И-15бис и атаковали её сверху. Но тут на Миядзимо, по его словам, напал И-16 и повредил двигатель. Японец оторвался от своей группы и полетел на восток, в Маньчжурию, а советский истребитель продолжал его преследовать. Вскоре мотор заглох, и Миядзимо пришлось идти на вынужденную. И-16 обстрелял его ещё раз, уже на земле. Пули пробили крыльевой бензобак, самолёт вспыхнул, однако Миядзимо успел выскочить из кабины. Далее он попытался выйти к своим, но заблудился и попал в плен.
Помимо довольно сбивчивого описания столь неудачного для него воздушного боя, Миядзимо поведал много интересного, в частности, о вооружении и лётных характеристиках самолёта Ки-27, о тактике воздушного боя, применяемой японскими истребителями, о численности и дислокации японских авиачастей в Маньчжурии и даже о том, что японцы не пьют спиртного перед боевыми вылетами, зато нередко пьянствуют по ночам. Также он опознал тела погибших коллег, сказав, что все они из его сентая.
Посмотрим теперь, как описывали воздушное сражение наши противники. Первое официальное коммюнике штаба Квантунской армии, выпущенное вскоре после битвы гласило: «22 июня около четырёх часов дня (по токийскому времени) 150 советских самолётов нелегально пересекли границу около Ганьчжура и были встречены в воздухе 18-ю японскими истребителями. В последовавшем бою было сбито 49 вражеских самолётов, в то время как не вернулись на свои базы, из-за отдалённости, пять японских самолётов, в том числе и пилотируемый капитаном Моримото».
В целом, японские и западные историки придерживаются схожих оценок вплоть до наших дней. Правда, со временем они всё же признали, что четверо из пяти «не вернувшихся из-за отдалённости» японских пилотов погибли. В частности, Эйчиро Секигава пишет, что 22 июня все 18 боеспособных самолётов 24-го сентая вылетели из Ганьчжура навстречу «примерно сотне» советских истребителей, пересекших реку Халхин-Гол, сбили в двух отдельных схватках 22 и 25 самолётов, а сами потеряли всего пять истребителей Ки-27.
Впрочем, у японских авторов встречаются и другие цифры. В 1959 г. под эгидой американского военного командования в Японии был издан 4-й том так называемых «Японских исследований Маньчжурии», посвящённый описанию действий авиации Квантунской армии в 1931 – 1945 гг. Книга написана по материалам военных архивов группой высокопоставленных офицеров японских ВВС, служивших в Маньчжурии. Согласно помещённой в ней таблице ежедневных потерь и побед японских лётчиков на Халхин-Голе, 22 июня японцы потеряли семь истребителей, четверых пилотов убитыми и двоих ранеными, зато сами они сбили аж... 56 советских самолётов. Если количество «побед» в этом документе втрое превышает реальный урон советской стороны, то информации о собственных японских потерях вполне можно верить, поскольку такие данные берутся из штабных отчётов и данных инженерной службы, ежедневно фиксировавших фактическое наличие в частях авиатехники и личного состава. А фальсификация в этих документах не допускается, так как на их основе строится планирование боевой деятельности соответствующих частей и подразделений. Ту же цифру японских потерь – семь самолётов – приводит и американский автор А. Уэлдж в статье «Крылья над степью», опубликованной в 1996 – 1997 гг. и посвящённой действиям советско-монгольской авиации против японцев.
Однако в таблице потерь из «Японских исследований Маньчжурии» есть ещё один очень интересный момент. 23 июня, то есть на следующий день после битвы, в ней отмечена гибель на Халхин-Голе четырёх японских самолётов и одного пилота. Между тем, согласно советской оперсводке, 23 июня произошла всего одна незначительная воздушная «стычка», в ходе которой советский воздушный патруль встретил пару И-96 и сбил один из них, а другой скрылся в облаках. Больше никто в тот день с японскими самолётами не встречался и никаких воздушных побед не заявлял.
Откуда же взялись ещё три сбитые машины?
Единственное, на мой взгляд, логичное объяснение данного «феномена» состоит в том, что 23 июня японцы списали в расход не подлежащие ремонту самолёты, получившие тяжёлые повреждения в бою предыдущего дня. Таким образом, с большой долей уверенности можно сказать, что итоговое число японских потерь в воздушном сражении составляло не 7, а 10 машин.
Все представленные выше документы, несмотря на их обрывочность и противоречивость, можно рассматривать как своего рода кусочки мозаики, из которых я попытаюсь составить по возможности цельную картину боя.
Итак, в 15.00 22 июня 1939 г. первыми с нашей стороны поднялись в воздух две эскадрильи 70-го иап: эскадрилья И-16 в составе 12 машин под командованием лейтенанта Савкина и эскадрилья И-15бис – 9 самолётов под руководством опытного лётчика, ветерана испанской воины, Евгения Степанова. Сигналом к взлёту послужило сообщение поста ВНОС о приближении с северо-востока группы японских самолётов.
Вскоре после взлёта на эскадрилью Савкина внезапно напала сверху девятка Ки-27 из 24-го сентая под руководством капитана Моримото. Зная, что в строю командир летит первым, японцы атаковали головную машину. Комэск Савкин получил тяжёлое ранение и вышел из боя, а остальные пилоты его эскадрильи, растерявшись, бросились врассыпную. Раненый Савкин кое-как «притёр» свой истребитель к земле, не выпуская шасси, и хотя японцам удалось поджечь его машину, он всё же сумел выбраться из кабины и отползти от самолёта, прежде чем взорвался бензобак.
Японцы не стали гоняться за разлетевшимися в разные стороны «ишаками», а всей девяткой обрушились на эскадрилью Степанова. Наши лётчики опять не смогли оказать организованного сопротивления. Вскоре три самолёта оказались подбиты, а остальные рассеялись. Повреждённые машины полетели обратно к своему аэродрому, но низкая скорость устаревших поликарповских бипланов не позволяла им оторваться от противника. При заходе на посадку и уже на пробеге враги продолжали осыпать их пулями до тех пор, пока они не загорелись.
На этом примерно в 15.20 закончилась первая фаза сражения, причём закончилась она для нас крайне неудачно: две эскадрильи фактически разбиты, сожжены четыре самолёта, тогда как японцы потерь не имели. Казалось, на горизонте снова замаячил зловещий призрак майского разгрома, однако в 15.15 с соседней площадки взлетели и устремились в бой ещё 22 И-16 и 14 И-15бис из 70-го полка. Японцы, заметив столь большую группу противников, развернулись и стали уходить на свою территорию, пока наши не потеряли их из виду. Но затем Моримото, очевидно, решил, что бегство не к лицу самураям, и вновь повёл своих пилотов в бой. Возвращение его эскадрильи советские лётчики приняли за появление новой группы вражеских истребителей. Этим, скорее всего, объясняется фраза из оперсводки о том, что пилоты 70-го полка дрались «с двумя группами И-96», а разница в их численности и несоответствие реальному количеству японских самолётов – вполне обычное дело для подобных документов.
Советские и японские истребители сошлись на встречных курсах. В яростной схватке наши потеряли шесть самолётов – пять И-15бис и один И-16. Но и советские лётчики на этот раз всё же смогли поразить два Ки-27, в одном из которых погиб капитан Моримото. Японцы остались всемером и без командира против 30 советских машин.
Самолёты отчаянно маневрировали, пытаясь поймать друг друга в прицел. В одной из атак Ки-27 старшего сержанта Сего Саито столкнулся с противником и лишился части консоли крыла, но, благодаря своему опыту и хорошей «летучести» Ки-27, Саито сумел дотянуть до аэродрома и совершить посадку. Советский же истребитель судя по всему упал и разбился, поскольку среди вернувшихся из боя наших машин ни на одной не было следов столкновения с другим самолётом.
В официальной биографии Сего Саито говорится, что он, израсходовав боеприпасы, совершил таран намеренно, и что это был первый воздушный таран на Халхин-Голе. Позже его самолёт с отбитым крылом привезли в Японию и установили на постамент в качестве памятника.
Между тем, через полчаса сражения силы японцев были на исходе, и «самураи» один за другим начали выходить из схватки. Наши пустились в погоню. «Бисы» быстро отстали, но пилоты «ишаков», не уступавших врагам в скорости, сбили над Маньчжурией ещё несколько самолётов.
В 15.40 в битву вступил 22-й иап – 12 «ишаков» и 14 И-15бис. Их противниками оказались девять лётчиков под командованием капитана Сайдзи Кани. Японцы, вначале обладавшие преимуществом в высоте, спикировали на группу «бисов», но вскоре подоспели И-16, и шансы уравнялись. На нашей стороне был почти тройной численный перевес, на японской – более высокое техническое мастерство. Завязалась «воздушная карусель», в которой японцы сбили семь самолётов – два И-16 и пять И-15бис, в том числе «ишачок» командира полка майора Глазыкина. По воспоминаниям участников сражения, Глазыкин сумел покинуть горящую машину и дёрнуть за кольцо парашюта, но во время спуска на него налетел чей-то сбитый неуправляемый самолёт, смяв и разорвав купол. Удар об землю оказался для майора смертельным... И всё-таки нашим удалось сбить два Ки-27. Кроме того, получил пулю в мотор и вышел из боя преследуемый советским истребителем самолёт будущего пленника сержанта Миядзимо. В конце концов, шестеро уцелевших японцев не выдержали долгой изнурительной схватки и обратились в бегство. И-16 гнались за ними до самого Ганьчжура, расстреляв на посадке ещё два или три самолёта.
Возможно, составленная мною «мозаика боя» кое-где содержит пробелы и неточности, но в целом события развивались примерно так. Какие же выводы можно из всего этого сделать? Прежде всего, надо признать, что десятилетиями тиражируемые в советско-российской литературе рассказы о тридцати одном якобы сбитом 22 июня японском самолёте и японские легенды о 47 или 56 «уничтоженных» в этот день советских машинах одинаково далеки от реальности. На самом деле, несмотря на большой численный перевес (как видно из оперсводки, в сражении непосредственно принимали участие 83 краснозвёздные машины: 46 И-16 и 37 И-15), наши лётчики смогли уничтожить не более 10 вражеских истребителей, потеряв при этом 17.
Столь неблагоприятное для нас соотношение потерь объясняется целым рядом причин, главные из которых – неопытность и довольно слабая лётная, тактическая и стрелковая подготовка многих советских пилотов, их неумение координировать действия, незнание тактики и боевых приёмов противника, сильных и слабых сторон вражеских самолётов. Трёх недель интенсивных тренировок оказалось слишком мало для устранения этих недостатков. Доучиваться приходилось уже в бою, платя своим «учителям» кровью.
Также нельзя не отметить безусловное техническое превосходство японских истребителей Ки-27 над морально устаревшими бипланами И-15бис, на которые пришлось абсолютное большинство наших потерь (13 из 17 машин), хотя в общем количестве участвовавших в бою советских истребителей они составляли менее половины.
Однако, несмотря на горечь утрат, победный для советских ВВС исход воздушной битвы не вызывает сомнений. 24-й сентай всего за пару часов лишился более половины своих самолётов и четверти лётного состава. Таких чувствительных ударов японские авиаполки не получали ещё ни разу. Но главный итог дня состоял в том, что впервые с начала конфликта умелым и храбрым японским пилотам пришлось отступить, не по своей воле покинув поле битвы. Впервые небо над Халхин-Голом осталось за нами.
«Техника молодежи» № 9 / 2007 г.