Григорий Лукич Скуратов-Бельский давно стал во главе тёмного ряда российских «заплечных дел мастеров», заканчивающегося где-то за историческим горизонтом фигурами Ежова и Берии. И это при том, что конкретно о фигуре Малюты Скуратова известно до обидного мало.

 От Малюты до Берии

Не исключаю, что все палачи похожи. Но уж больно некоторые детали «жития» Малюты были повторены его кровавыми последователями. Вплоть до нюансов. Словно в истории действовала какая-то зловещая матрица убийств и расправ.

Начнём с того, что на первом этапе опричнины Малюта не был заметен на фоне тогдашних любимцев Грозного – Вяземского, отца и сына Басмановых. Да и происхождение его было туманно, в то время как тон в опричном войске, как ни странно, задавали отпрыски знатнейших родов.

Более того, Скуратов постепенно выдвигается на передний план только тогда, когда в 1566 году царь решает смягчить свою опричную политику. Грозный впервые с начала террора стремится как-то примирить опричнину с земщиной. Цель его манёвра понятна: Ливонская война требовала немалых затрат, а потому необходима была поддержка всей страны. А смена курса всегда влечёт за собой и смену исполнителей, ставших особенно одиозными. Помните, как после спада волны сталинского террора Ежова сменил как бы менее запачканный кровью Берия, который даже выпустил из узилищ ряд «врагов народа» второго плана. Ясно, что и в тот момент приближалась новая большая война.

Именно в это время в царский фавор и входит Григорий Лукич Скуратов-Бельский. Скорее всего, Малюта – это как бы языческое имя для врагов, дабы они не насылали на него порчу. Тогда было принято зачастую скрывать свое крестильное христианское имя и слыть в миру под самыми удивительными. Иногда просто татарскими. Предки наши отводили от себя сглаз. А настоящее имя даже близкие иногда узнавали на  отпевании. Так, даже в более просвещённом XVII веке во время панихиды по любимцу царя Алексея Михайловича Хитрово скорбящие узнали, что истинное имя его – Иов.

Скуратовы не были родовитыми. Они владели незначительным поместьем на границе Звенигородского уезда. Тем не менее род этот не был чужд Грозному.  Во вкладной книге Иосифо-Волоцкого монастыря вклад свой по душе Малюты Грозный снабдил таким примечательным посвящением – «по холопе своем по Григории по Малюте Лукьяновиче Скуратове». Некоторые комментаторы не исключают, что Скуратовы действительно когда-то были холопами великих князей, но за верную службу были пожалованы дворянством. То есть доказали свою запредельную верность и готовность исполнить любое приказание.

Собственно, карьера палача начинается не на поле брани, а во время карательного похода против очередных «заговорщиков». Дело в том, что практически в Кремле был отрыт заговор, во главе которого стоял глава конюшенного приказа – самой главной структуры тогдашнего госаппарата – И. П. Фёдоров. К слову, во время царского отсутствия именно конюший выполнял почётную роль местоблюстителя. Так что разгром «фёдоровщины» можно сравнить с высылкой Троцкого.

Целью заговора вроде было свержение Грозного и передача престола другому Рюриковичу – Владимиру Старицкому. Однако сам претендент струсил и рассказал обо всех тех, кто его-де в крамолу втянул.

Понятно, в нерушимых традициях круг виноватых расширили до предела. А на коломенских землях самого Фёдорова начался показательный разгром в стиле «выжженной земли». Вот здесь-то Малюта своей свирепостью и потряс самого царя, увидевшего, какой ценный кадр сформировался под сенью старых соратников. Царский синодик свидетельствует: во Губине углу Малюта со товарищи отделал 30 и 9 человек. Надо полагать, что этих несчастных не просто убили, а долго пытали. К тому же под пытками Малюта ещё, надо полагать, выпытывал у жертв места с припрятанным добром. В Москве появилось целое сословие, как сейчас сказали бы, барыг, которые скупали у опричников всё награбленное. Среди них было и немало немцев –кабатчиков. В  конце тридцатых годов XX века в столице работали комиссионки, через которые реализовывали конфискованное у осуждённых по политическим статьям.

Да, крови Малюта не боялся. Когда спустя два года в опалу попал дьяк Висковитый, глава посольского приказа, хранитель большой государственной печати, подобострастно именовавшийся иностранцами канцлером, он особо отличился. Дело в том, что для Висковитого и ряда его коллег-министров были придуманы особые кары.

Фактически же Грозный разгромил собственное правительство. Аналогия с «ленинградским делом» напрашивается сама собой. Но Вознесенского бериевцы просто насмерть заморозили в товарном вагоне, в котором его везли в заключение. А вот для Висковитого Малюта с его хозяином придумали особую казнь. Дьяка, рискнувшего бросить Грозному в лицо: «Кровопийца!» – привязали к скрещённым брёвнам, приказав опричникам по очереди отрезать  у него какую-либо часть тела.

Видимо, даже «кромешники» колебались, а потому первым подошёл Малюта и отрезал супостату ухо. Отступать уже было нельзя. На тело Висковитого набросились всей стаей, оставив вскоре от него скелет.

После разгрома Твери кромешники продолжили резню в Торжке. В числе прочих расправиться они собрались и с содержавшейся в городке группой пленных крымских татар. Причём к ним во двор царь с охраной отправился лично. И тут выяснилось, что у пленников отчего-то при себе оказалось холодное оружие. То ли это был чей-то недосмотр, то ли кто-то реально готовил провокацию. Во всяком случае, татары бросились на опричников – и на царя, их возглавлявшего. В той стычке Малюта был ранен, но царь не пострадал. А пролитую за свою персону кровь правители особенно ценили.

Словом, Скуратов с боем занял своё место подле царя, влияя не только на властные решения, но даже на семейные дела Грозного. Так, когда царь решил в очередной раз жениться, Скуратов активно лоббировал Марфу Собакину, состоявшую с опричником в родстве. Более того, есть сведения, что одна из привезённых красавиц, которую Малюта счёл соперницей своей протеже, просто была физически устранена вместе с отцом. И даже когда Марфа явно тяжело заболела, Малюта убедил своего патрона не откладывать свадьбу. И на пиру он и его зять Годунов выступали дружками невесты. Более того, даже последовавшая затем кончина девушки не поколебала позиций Григория Лукича – он оставался главным фаворитом Грозного. Как, впрочем, было и с его «аналогом» из прошлого века.

Кавказцы

Межнациональные проблемы неизбежны в многонациональной среде. Сейчас это – тема номер один. К слову, Сталин такие узелки решал в стиле Македонского, разрубившего гордиев узел – многие народы просто были высланы  с глаз долой в казахстанские степи. Немногие, между тем, знают, что впервые с «кавказской экспансией» столица столкнулась как раз в XVI веке, когда в столицу прибыла многочисленная родня второй жены Ивана – кабардинки, ставшей после крещения Марией Темрюковной.

В Москву потянулись обозы с многочисленными родственниками новоявленной царицы. Кабардинцы  и ногаи охотно примыкали к опричнине, поскольку первую скрипку в этом чёрном братстве начал играть брат Марии – Салтанкул, в крещении Михаил Черкасский.

Только по дошедшим до нас официальным данным, в 1563 году в Москву прибывает 2000 кавказцев, в сентябре и октябре 1564 – ещё 3000. И это только мужчин! Историки считают, что в то время в столицы были уже сотни кабардинских дворов. Впрочем, тогда всех восточных людей именовали исключительно татарами. А некоторые коллеги полагают, что и опричнина с её злоупотреблениями и жестокостью во многом стала следствием прямого соперничества старых русских боярских родов и пришельцев с Кавказа. Не удивительно, что многие опричные рейды прямо напоминали нашествия орд. Более того, бытует мнение, что кабардинцы вообще надеялись захватить власть в стране, став новой элитой, как прежде это им удалось в Египте.

Так или иначе, но это была первая опричная волна. И наступила расплата, как через века – для службистов, что творили беспредел 1937 года.

Новые люди во главе с Малютой занялись перераспределением влияния и симпатий Грозного. В 1571 года Салтынкул-Михаил был казнён. А был он во главе передового полка войск, выступивших навстречу орде крымского хана, рвавшегося к Москве. Причём казнён бывший деверь Грозного был, судя по всему, по делу. И обвинения его в сношениях с врагом имели под собой почву. Ведь его отец Темрюк уже перешёл на сторону хана. Но к тому времени и дворы кабардинцев были разгромлены москвичами, давно раздражёнными дерзким поведением пришельцев.

Но, видимо, Михаилу Черкасскому было всё равно не сносить головы. Уже и опричники «второй волны» были принесены в жертву восстановлению гармонии в стране. А потому князь Василий Тёмкин был утоплен, Петр Щенятьев повешен на воротах, Григорий Грязной убит.  Я не исключаю, что и сам Малюта мог бы впасть в немилость ради дальнейшего национального примирения, несмотря на всё его влияние на царя. И видимо от греха подальше Грозный посылает его в Ливонию. Грозный надеется, что страсти вокруг отменённой опричнины с её кровавыми последствиями постепенно улягутся.

 Уж и разорённые имения вновь обретают старых владельцев-земцев. Но тут история Малюты обрывается.

 На территории нынешней Эстонии он погибает при штурме маленькой крепостицы со шведским гарнизоном. Да, Малюта не был паркетным шаркуном, и как всё тогда служивое сословие, умел владеть саблей и знал, что на Руси воинов, бежавших с поля битвы, позорно  наряжают в женское платье. Как выразился один писатель, его смерть солдата искупает все его прегрешения. Может быть, и так…

Есть версия, что, если бы не странная смерть Сталина, также прошла бы новая чистка рядов его «опричников», в жерновах которых он перемолол бы и маршала Лаврентия Берию. Готовилась грандиозная смена государственных декораций. Но смерть вождя на время отсрочила гибель палача.

Послесловие

Берия, как известно, пал жертвой борьбы за передел сталинского властного наследства. Деятеля, державшего в своих руках рычаги машины уничтожения, да ещё и компромат фактически на всех соратников, пустили на распыл, не задумываясь.

Неожиданная гибель Малюты, как минимум, сохранила не только его высокую репутацию при дворе, но особое положение его выдвиженцев – боярина Бельского и, в первую очередь,  Бориса Годунова. А вот если бы Малюта впал в немилость, то, понятное дело, немало голов полетело бы вослед.

А так его ближний круг начал упорную борьбу за власть, включая кусок влияния самого Скуратова.  Тем более, что резко одряхлевший Иван Грозный последние полтора года своей жизни фактически и не управлял страной реально. Государственная печать была в иных, цепких руках.

Так и Сталин, говорят, доверил резиновое факсимиле Георгию Маленкову… Но это уже совсем другая история. Хотя аналогии между двумя режимами, разделёнными несколькими  столетиями, столь очевидны, что иногда диву даёшься.  И Скуратов-Бельский, и Лаврентий Берия – это просто реперы, позволяющие понять характер дел давно минувших дней и преданий старины глубокой.

Но образы злодеев крепко живут в народной памяти, как предупреждение.

МИХАИЛ ЩИПАНОВ, file-rf.ru