30 июля 1918 года левый эсер Борис Донской взорвал в Киеве немецкого фельдмаршала

Девяносто четыре года тому назад в Киеве, 30 июля, в два часа дня, на углу Екатерининской улицы и Липского переулка, рядом с Крещатиком, прогремел мощный взрыв. В этот день от бомбы, брошенной левым социалистом-революционером Борисом Донским, погибли командующий оккупационной армией на Украине генерал-фельдмаршал Герман фон Эйхгорн и его адъютант капитан фон Дресслер. Сам террорист не пострадал, но, вместо того чтобы попытаться скрыться с места происшествия, хладнокровно дождался своих будущих мучителей и палачей. 22-летний бывший кронштадтский матрос Донской поступил так, как за двенадцать лет до него поступил Иван Каляев, его предшественник по Боевой организации партии эсеров. Ровно через неделю, после зверских пыток, сразу же по окончании суда Борис Донской был публично повешен на площади перед Лукьяновской тюрьмой.

Известный анархо-синдикалист Ефим Ярчук в газете «Вольный Голос Труда» за 26 августа писал под впечатлением от казни Донского:

«Я знаю Б. Донского почти с первых дней нашей революции. Как матрос Балтийского флота он испытал на себе все прелести адского режима, применявшегося главным командиром Кронштадта в дореволюционное время.

Настает революция — и он всей душой отдается делу освобождения народа. Всегда спокойный, веселый и бодрый, говорящий с товарищами с приветливой улыбкой, он совершенно не мог оставаться без дела. Правда, он любил почитать и поспорить в свободное время, но вечно был занят и творческой работой, что-нибудь налаживал, где-нибудь помогая.

Но охотнее всего он принимал участие в открытой вооруженной борьбе. Он — неизменный участник всех выступлений Кронштадта, всегда находился в первых рядах кронштадтский революционных борцов, он шел впереди кронштадтских матросов, солдат, рабочих и работниц, шедших в июльские дни по улицам Петрограда с требованием: «Вся власть Советам!». Во время корниловского мятежа он был комиссаром форта Ино, а с октябрьской революции он непрерывно сражался в разных местах за торжество социализма.

Б. Донской жил и дышал революцией. Жил красиво и осмысленно и умер смертью, достойной революционера… И даже немецкие опричники дивились его геройской, смелой, красивой смерти.

Спи же спокойно, дорогой товарищ, погибший за наше общее дело! Быть может, недалек уже тот день, когда на улицах Киева немецкие рабочие воздвигнут тебе памятник как смелому и неутомимому борцу за всемирную социальную революцию.

Ты умер, но память о тебе останется жива в сердцах угнетенных всего мира…»

 

Вступление германских войск в Киев, март 1918 года. Репродукция: РИА Новости 

Крайне важен моральный аспект красного эсеровского террора в отличие от современного неонацистского террора Брейвиков, Базылевых, Боровиковых, Коршуновых и Тихоновых или фундаменталистского террора исламистов. Как свидетельствует эсер Каховская, «с презрением отвергал Донской те планы побега, которые предлагали ему товарищи: «Если я уйду, дело потеряет половину смысла. Террорист должен остаться, открыть себя. Этим унижается то аморальное, что есть в убийстве человека человеком». Тем более классические эсеры (не считая, конечно, типичных «городских партизан» в лице эсеров-максималистов), начиная с Каляева, считали недопустимым случайные жертвы, будь то прохожие или родственники их мишеней. Так и Борис Донской, пять раз выходивший на охоту за Эйхгорном, столько же раз возвращался обратно, поскольку рядом с местом замышленного теракта оказывался то ребенок, то проезжавший мимо извозчик.

Донской начинал с толстовства и веганства. Он родился неподалеку от истока Дона, отсюда и родовая фамилия. В семье крестьянина Михайловского уезда Рязанской губернии Михаила Тимофеевича Донского было четверо детей. Родившийся 22 июля 1895 года (т.е. 3 августа по новому стилю) Борис был младшим сыном, любимчиком матери. Семья жила на селе, а ее глава был отходником — работал длительное время в Петрограде. После окончания детьми церковно-приходской школы отец взял двух сыновей — Бориса и Федора в Петербург. 15-летнего Бориса он определил на Балтийский завод учеником слесаря. Вероятно, одним из первых впечатлений в столице, ставших для него откровением, были так называемые «толстовские дни». В многочисленных манифестациях по случаю смерти писателя принимали участие и рабочие, и студенчество. Не отсюда ли началось его увлечение толстовским учением? Соратница по Боевой организации левых эсеров и его возлюбленная Ирина Каховская рассказывала: «Первые годы своей питерской жизни Борис увлекался толстовством (о Толстом он слышал еще в деревне) и, уже участвуя в политических рабочих кружках, долго еще исповедовал толстовские убеждения».

При мобилизации промышленных рабочих в 1915 году Донской был зачислен во 2-й Балтийский флотский экипаж. Служить ему довелось на транспортном судне «Азия», где он был минным машинистом. Судно входило в состав учебно-минного отряда Балтфлота. Реакцией на офицерские грубости и рукоприкладство стал его переход на революционные позиции. «С большим страданием Борис вспоминал, как однажды его били ремнем по лицу за недостаточно почтительный тон», — вспоминала Каховская. В 1916 году Донской присоединился к эсерам, за что в итоге поплатился заключением в плавучую тюрьму. Грянувшая вскоре после этого революция не только принесла ему освобождение, но и выдвинула недавнего узника в число признанных лидеров балтийских моряков. Его сразу же избрали в исполком Кронштадтского Совета, а затем и в Кронштадтский комитет партии эсеров. 8 марта 1917 года именно Донского послали с приветствием от революционного Кронштадта на заседание Гельсингфорского Совета депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта.

 

Борис Донской. Фото: kornilov.name 

Познакомившаяся с ним летом 1917 года Каховская стала свидетелем его взлета: «Он пользовался громадной популярностью в Кронштадте, и матросы постоянно выдвигали его во все тяжелые и ответственные минуты на передовые роли. Партия ценила в нем крупного массового работника, обаятельного, редкой душевной чистоты человека и драгоценного товарища. Он остался у всех в памяти светлый, торопливый, с весело озабоченным лицом, освещенным огромными серо-зелеными глазами, глядевшими внимательно, с трогательной доверчивостью, прямо в душу».

Единственная в его недолгой жизни женщина — Ирина Каховская была старше его на 8 лет и за ее плечами были уже 6 лет каторги и поселение в «диких степях Забайкалья». Каховская приходилась внучатой племянницей первому русскому террористу, казненному декабристу Петру Каховскому, застрелившему на Сенатской площади петербургского генерал-губернатора графа Милорадовича и командира лейб-гвардии Гренадерского полка Стюрлера. Ирина была киевлянкой по месту рождения (родилась 27 августа 1887 года в городе Тараще Киевской губернии). На каторгу она попала, будучи курсисткой историко-филологического факультета, за принадлежность к боевой дружине эсеров-максималистов. После свержения Временного правительства Ирина Каховская заведовала Агитационно-пропагандистским отделом ВЦИК, а после подписания Брестского мира возглавила Боевую организацию партии левых эсеров (БО ПЛСР) и была избрана членом ЦК партии. В момент германского вторжения она вместе с Донским объехала районы Юзовки (сейчас это Донецк) и Макеевки. После митингов с их участием донбасские шахтеры начали создавать партизанские отряды для борьбы с оккупантами.

В апреле 1918 года II съезд Партии левых социалистов-революционеров санкционировал «интернациональный террор». В конце июня (почти одновременно с Махно) левоэсеровские боевики во главе с Ириной Каховской и матросом Павлом Шишко вновь отправились из Москвы на Украину. Харьковчане и киевляне выделили им нескольких помощников (в том числе связника Марусю Залужную и старого боевика-каторжанина Ивана Бондарчука). Группа Шишко вместе с украинскими железнодорожниками сосредоточилась на транспортных диверсиях. А группа Каховской наметила две цели — главнокомандующего группой армий «Киев» Эйхгорна и ставленника немцев гетмана Скоропадского. Вследствие переговоров с представителями Украинской ПЛСР (находившейся в федеративно-партийной связи с российскими левыми эсерами) было принято решение произвести покушения от имени обоих ЦК — Украинского (в этот момент он располагался в Одессе) и Московского. Спустя месяц 30 июля Борис Донской совершил свой бессмертный подвиг.

Вот некоторые из листовок Боевой организации ПЛСР, посвященные подвигу Донского.

 

Ирина Каховская. Фото: revsoc.org 

«Борис Донской по постановлению Ц.К. П.Л.С.Р. уехал на Украину для совершения террористического акта над Эйхгорном.

Эйхгорн являлся фельдмаршалом всех германских войск, рвущих на части сейчас Украинскую страну, отнимающих хлеб у крестьян, огнем кровью и железом усмиряющих восстание крестьян и рабочих и водворяющих в Украине царское самодержавие, власть помещиков и капиталистов.

Эйхгорн по приезде на Украину жестоко расправился с интернационалистами — немецкими военнопленными, которых он посылал в рядах своих войск усмирять Украинскую Революцию и за отказ расстреливал и вешал на крестах и виселицах. Эйхгорн на докладе об усмирении крестьян в одном из уездов, где в одном только селе было семнадцать виселиц, и крестьяне стояли в хвосте, ожидая очереди быть повешенными, об усмирении крестьян, положивших в одном уезде пять с половиной тысяч человек, — написал на полях доклада: «Хорошо…»

Эйхгорн, решивший сломать во чтобы то ни стало забастовку железно-дорожных рабочих, прибегший к массовым арестам железнодорожников и расстрелам непокорных. Эйхгорн, покрывший за короткое время своего командования и царствования на Украине богатую, красивую и веселую страну кровью, виселицами и неубранными трупами, этот Эйхгорн, этот агент разбойничьего империализма, этот палач Украинской свободы — убит карающей рукой русского крестьянина, члена партии Л.С.Р.

Борис Донской, член Боевой организации Л.С.Р., кронштадтский матрос, после второго съезда партии Л.С.Р., где окончательно был принят террор одним из средств борьбы против народных палачей и насильников сразу же поступил в ряды Б.О., заранее уже сдав Советскую и партийную работу, где он был видным звеном в общей цепи.

За минуту до отъезда Борис пришел проститься, и лицо его совершенно светилось счастьем, что, наконец, он идет делать свое трудное дело, наконец, может иметь право и, наконец, сделал.

За ним пойдут новые и новые стальные ряды бойцов, террор никогда не являлся единоличным актом. Единоличный по форме, он результат массового настроения, крик массового негодования и протеста.

Террор является великим возбудителем к борьбе, он дает непрерывное доказательство сил и крепости революции. Он будит и зовет, зажигает примером и увлекает радостью одоления врага.

 

«Герман фон Эйхгорн», Рейнхольда Лепсиуса. Источник: bildindex.de 

Да здравствует террор, сваливающий самых крупных и страшных насильников и палачей народных!

Да здравствует восстание рабочих и крестьян против их угнетателей!

Да здравствует Партия Левых Социалистов-Революционеров- Интернационалистов!».

«Смерть Эйхгорна.

Убит фельдмаршал Эйхгорн, командующий австро-германскими войсками на Украине, убит по постановлению Центрального Комитета Партии Левых С.-Р., членом боевой организации — Борисом Донским.

Генерал Эйхгорн, душа и мозг переворота на Украине, поставил у власти помещиков и капиталистов, восстановил самодержавный строй, залил всю Украину кровью крестьян и рабочих. Теперь этот палач международной революции пал от руки террориста — крестьянина, матроса.

Генерал Эйхгорн, как и недавно убитый в Москве граф Мирбах — оба являлись представителями немецкого капитала, оба — один штыками, другой сетями дипломатических нот и политической полиции — выполняли черное дело уничтожения Советской России.

И оба сейчас пали от руки террористов — Левых С.-Р.

Партия Левых С.-Р., партия революционного интернационального социализма, считает одинаковыми врагами международной революции и Эйхгорна, и Мирбаха, и всех других представителей не только германского империализма, но и английского и французского империализма, посягающего на волю рабочих и крестьян. На одной ступени с ними стоят и представители внутренней контрреволюции на Украине, Дону, Финляндии, Поволжье, Сибири и других местах России.

 

Газета «Борьба» памяти годовщины гибели расстрелянного эсера Бориса Донского. Источник:ru.wikipedia.org 

Генерал Эйхгорн посягнул своими приказами на главнейшее завоевание революции — СОЦИАЛИЗАЦИЮ ЗЕМЛИ. Своими приказами он восстановил помещиков, он дал в распоряжение помещичьей своры вооруженную силу, он велел расстреливать членов земельных комитетов и волостных советов. Действуя за спиной Скоропадского, направляя политических марионеток — украинских министров, фактически являясь властителем Украины, он уничтожил профессиональные союзы, рабочие кооперативы, советы рабочих и крестьянских депутатов. Он, выполняя все постановления съезда фабрикантов и помещиков, отменил 8-часовой рабочий день, коллективные договоры, наполнил тюрьмы лучшими людьми, защитниками трудящихся.

Когда, не выдержав глумлений и издевательств, не выдержав железного гнета и неслыханного грабежа, трудовое крестьянство с оружием в руках поднялось на защиту своих прав, тогда по приказу Эйхгорна сметались артиллерийским огнем с лица земли целые деревни, удушливые газы пускались в леса, где скрылись партизаны, во всех городах совершались публичные казни, заработали вовсю полевые суды. Палач не щадил женщин, детей, стариков. Неисчислимы преступления фельдмаршала Эйхгорна перед трудящимися массами Украины, огромны преступления этого верного холопа буржуазии перед народной революцией. Теперь он убит.

Эта смерть напоминает трудящимся всего мира, что близок час торжества, близок час победы. Смерть одного из виднейших представителей международного братства богачей и угнетателей является пламенем, поднимающимся к небу, напоминающим о братстве трудящихся всего мира.

Смерть зарвавшегося юнкера Мирбаха, организовавшего в центре Советской России контрреволюцию, опутавшего при помощи негодяя и провокатора Азефа всю Россию политической полицией, пытавшегося использовать грабительский Брестский мир, удушить революцию, — это смерть — первый удар в НАБАТ.

 

Усиленные меры безопасности после убийства фельдмаршала Эйхгорна, проверка документов на Крещатике. Фото: Издательство ВАРТО

Вторым ударом является смерть императорского генерала, свергнувшего Советскую власть на Украине, палача десятков тысяч рабочих и крестьян. Эти две смерти — залог грядущего близкого торжества трудящихся масс.

Да здравствует международная революция!

Долой империалистических хищников и грабителей!

Да здравствует восстание трудящихся!»

Руководитель Боевой организации и подруга Донского Ирина Каховская, угодив в засаду, тоже оказалась в руках немецкой контрразведки. Нельзя не сказать о лицемерной позиции, которую занимал Симон Петлюра. Когда варта (охранка) гетмана Скоропадского, называвшего Эйхгорна «великим и славным воином» и «другом украинского народа», бросила его как оппозиционера за решетку, Петлюра писал в Лукьяновской тюрьме восторженные записки Ирине Каховской. Ей тогда тоже грозила виселица. Однако по немецким законам казнить женщину было нельзя без санкции императора. Но, пока шла переписка с Берлином, немецкий народ скинул с трона кайзера Вильгельма II.

Придя к власти после ухода немцев из Украины и свержения режима Скоропадского в Киеве Директория во главе с Петлюрой и не подумала освободить Каховскую из тюрьмы. Был, впрочем, на Украине еще один человек, громивший «дружеских» австрийцев и германцев, имевший собственный взгляд на ситуацию. Его звали Нестор Махно. В своих воспоминаниях Махно писал:

«Приехавшие из тюрьмы товарищи привезли нам некоторые интересные сведения. Они рассказали нам о том, что Украинская Директория, сделав переворот и изгнав гетмана из Киева, поспешала, как будто по долгу социалистов (Винниченко, Петлюра, Макаренко были ведь социалистами, и некоторые ими остались), декретировать освобождение из тюрьмы всех политических заключенных, но не подумала об освобождении организаторши убийства палача революции немецкого фельдмаршала Эйхгорна левой эсерки Каховской. Левые эсеры были этим чрезвычайно возмущены.

 

Нестор Махно. Фото: topwar.ru

Этот поступок Украинской Директории еще более укрепил мое лично и всех моих друзей убеждение в том, что социалистического и тем более революционно-социалистического в Украинской Директории ничего нет. Ее преступное отношение к товарищу Каховской, в силу которого эта революционерка должна была оставаться в тюрьме, говорило нам о том, что Украинская Директория, хотя и низвергла гетмана от имени трудового народа Украины, намеревалась, как и Центральная Рада и как гетман Скоропадский со своим правительством, душить все, связанное с революцией.

Население Гуляйполя и района в подавляющем большинстве разделяло нашу точку зрения в отношении Киевской Директории (по недоразумению назвавшейся «украинской»)».

Тем временем левые эсеры отправили в Киев новую группу опытных боевиков, включая самого Якова Блюмкина… В конце концов, не без помощи товарищей по БО ПЛСР, Каховской удалось бежать из тюрьмы, воспользовавшись сумятицей в момент наступления Красной армии на Киев. Но и затем ей пришлось скрываться, теперь уже от большевиков. В Киеве это удавалось легко: надежное убежище народной героине предоставили в своем эшелоне бойцы Богунского полка, созданного принадлежавшим к левым эсерам реальным, а не мнимым героем национально-освободительного движения на Украине Николаем Щорсом. А вот по возвращении в Москву Каховскую как раз ожидали арест и новая тюрьма, теперь уже Бутырская. Лишь после переговоров с влиятельными большевиками о новой поездке Каховской в Украину с целью подготовки покушения на Деникина Ленин лично указал Дзержинскому на необходимость ее освобождения. Отпуская ее на волю, следователь ВЧК по левоэсеровским делам Романовский взял с нее слово революционерки, что, в случае возвращения живой, она добровольно явится в тюрьму.

Перед отъездом на Украину Ирина Каховская успела обратиться с проникновенным словом в открытом письме к кронштадтским морякам:

 

Яков Блюмкин. Фото: othereal.ru

«Дорогие товарищи кронштадтцы! Хочется мне очень воспользоваться удобным случаем, написать вам несколько строк о товарище Донском, казненном в Киеве. Жизнь ставит сейчас пред вами много очередных животрепещущих вопросов, но пусть сейчас среди мрака и тяжести жизни в суровой борьбе память о светлом погибшем брате оживет в ваших сердцах. Он ваш, кронштадтский; он считал Кронштадт своей революционной родиной и с большой любовью говорил о нем. Весь революционный Кронштадт должен знать, помнить и чтить память своего Донского».

Подробней о судьбе удивительной и бесстрашной революционерки Ирины Каховской, проведшей в царской и советской неволе в общей сложности 45 лет (!), можно узнать из моей лекции:

Память об Эйхгорне свято чтили в Третьем Рейхе. Следующее поколение оккупантов, заняв Киев в 1941 году, переименовало Крещатик в Эйхгорн-штрассе. К столетию Первой мировой войны выпущена памятная медаль. А мы выполнили ли завет Каховской: помним ли мы и чтим ли память Донского?

Ярослав Леонтьев — доктор исторических наук, профессор факультета государственного управления МГУ.

rusplt.ru