Победу России в Отечественной войне 1812 года определили многие факторы. Об особом вкладе казаков, роли императора Александра I в тех грозных и великих событиях рассказывает заведующий отделом Государственного исторического музея Виктор БЕЗОТОСНЫЙ.
– Большую роль, как явствует из ваших трудов по истории Отечественной войны 1812 года, сыграли казачьи части….
– У русских было большое преимущество в связи с тем, что у них имелась казачья кавалерия. Это были иррегулярные войска, на которых не распространялось действие строевых уставов, обязательных как для французской, так и для регулярной русской кавалерии.
Они не имели колёсных обозов, их заменяли казачьи коши. Каждый казак, «одвуконь», выходил на службу, имея как строевого, так и вьючного коня. Вьючных коней казаки на время сдавали в кош с тем, чтобы быстро преодолевать десятки километров.
Действовали совершенно нерегламентированно и крайне непривычно для французов. В отличие от последних, атаковавших строем, казаки атаковали лавой. Оригинальна, своеобычна была и разведочно-сторожевая служба казаков: казачьи бикеты в отличие от кавалерийских пикетов и ведетов покрывали более обширную территорию и действовали эффективней. Кстати, Наполеон после кампании 1812 года приказал создать в Польше полки кракусов, своего рода «польских казаков», призванных противостоять русской казачьей кавалерии. Хотя это, как известно, ему нисколько не помогло. И потому, что казачий образ жизни невозможно перенять, и потому, что окончательный перелом в ходе русско-французской войны к тому времени уже наступил.
Кстати говоря, сильно потрепали наполеоновскую армию казаки и во время её отступления. Весь обоз, который Наполеон вывел из Москвы (порядка 15–20 тысяч повозок), прошёл через руки казаков. Они первыми встретили противника и первыми же его проводили. И если в начале кампании у Наполеона было большое преимущество в конных войсках, то после Москвы в этом плане произошёл абсолютный упадок, целые кавалерийские корпуса в пешем строю шествовали, а дороги были буквально устланы трупами лошадей. К Кутузову же на втором этапе войны в Тарутинский лагерь пришли на подкрепление 22 казачьих полка с Дона. Они-то и сыграли, по сути, решающую роль в преследовании отступавшего неприятеля.
– Какие особенности казаков, помимо перечисленных Вами, были успешно использованы в войне с Наполеоном?
– В крупных, генеральных сражениях казачьи части задействовали мало, в лучшем случае – для диверсий. Для атак в конном строю, как правило, не использовали, ибо это было недостаточно эффективно.
В заграничных походах 1813–1814 годов, когда русские воевали совместно с союзниками, прусские генералы очень ценили, если в их корпус или дивизию попадал хотя бы один казачий полк. Во-первых, не надо было заботиться о продовольствии для казаков, которые для себя его добывали самостоятельно. Во-вторых, казачья разведочная служба была по тем временам просто великолепна, что называется: поставь задачу – выполнят в самом лучшем виде. В-третьих, умелые, отчаянные рубаки. Взять знаменитого Блюхера, у него в личном конвое всегда были казаки, и не зря он дружил с атаманом Платовым.
Роль казачества в заграничных походах была велика, причём казаки строго выполняли приказ командования ни в коем случае не грабить, не притеснять местное население. Мне довелось побывать в Фонтенбло, где тамошний хранитель на мой вопрос: «Что тут было после отречения Наполеона?» ответил: «Стоял казачий полк».
– Какие-то проблемы у местных были в связи с этим?
– Никаких. Ничего и никого не тронули.
А там пруды находятся, и в них традиционно много карпов. Водились они в тех водоёмах и тогда, когда поблизости располагались русские казаки. Так вот они в то время всех карпов в прудах выловили, ни одного не оставили. То есть жили дедовскими способами – «с травы и с воды». И всегда находили себе пропитание, что, конечно же, снимало изрядную часть забот с командования.
А вообще, иррегулярные войска казаков, наверное, самая примечательная, можно сказать, бесподобная черта сил русской армии, то, чем не могли похвастаться другие армии европейских государств.
– Как известно, был чрезвычайно высокого мнения о казаках и непобедимый Суворов. Кстати о Суворове… Если взглянуть на обстоятельства, приведшие к Отечественной войне, в нелюбимом историками сослагательном наклонении, можно ли предположить, что Наполеона можно было обезвредить на самом рубеже веков? Ведь Суворов был способен в то время «нейтрализовать» кого угодно…
– Наполеон тогда ещё не был императором, однако силу и вес набирал стремительно. Их с Суворовым развело то, что первый пошёл в Египет, а второй – в Италию. С точки зрения военно-стратегической, наверное, возможна была их очная встреча на европейском театре военных действий.
Суворов в принципе был готов из Швейцарии, через итальянскую Ривьеру перейти во Францию и двинуться на Париж. Собственно говоря, в то время вся Франция трепетала, ожидая прихода русских. Но в результате фактического предательства австрийцев Суворов «застрял» в швейцарских горах. Мне довелось побывать в тех местах, где прошёл Суворов со своими отрядами. Меня, признаться, охватило тогда чувство, близкое к восхищению – трудно было себе представить, как мог Суворов взять Чёртов мост, как русские вообще смогли выбраться из тех многочисленных чудовищных ловушек, прорываясь через неприступные горы и неприятельские засады. Причём его солдаты, будучи, по сути, босыми, привели с собой множество пленных. Александр Васильевич заплатил очень высокую цену за сохранение чести русского оружия, русского солдата…
Возможно ли было в 1800 году сделать так, чтобы Отечественной войны 1812 года не было? Наверное, возможно – будь тогда на то добрая воля союзников. Но ведь каждый тянул одеяло на себя. Те же австрийцы, овладев с помощью русских Пьемонтом, не отдали власть пьемонтскому королю, а фактически оккупировали королевство, чем вызвали гнев тогдашнего российского императора.
Видимо, Павлу I следовало тогда действовать более решительно, с одной стороны, не полагаясь на союзников, с другой – стремясь решить проблему главного европейского агрессора Франции, более системно и целенаправленно.
– Время шло, а агрессор возрастал…
– Да. И позднее проблему пришлось решать сыну Павла, оказавшемуся в гораздо более трудном положении, ибо Наполеон к тому времени захватил, по сути, всю Европу.
Кстати говоря, мы до сих пор недооцениваем роль Александра I в истории России. А ведь это он по большому счёту победил Наполеона. Это были два великих императора, и, на мой взгляд, несправедливо, что победитель находится в тени побеждённого. Александр I переиграл своего соперника – и политическими, и всеми прочими методами.
Многие наши современники с подачи недобросовестных историков считают его мягкотелым, несамостоятельным, чуть ли не тотально зависевшим от окружения, но это не так. Он был человек, что называется, себе на уме и гнул свою линию достаточно уверенно. Во всяком случае, в 1812 году и перед войной, и в разгар её Александр не шёл ни на какие переговоры с французами. И своим подчинённым (генералам, Кутузову) не позволял это делать.
Наполеон постоянно писал письма русскому императору в эти тяжёлые для обоих императоров месяцы, и ни на одно из них не получил ответа. Именно Александр I создал в Европе антинаполеоновскую коалицию и довёл дело разгрома врага до конца. Когда русские захватили Париж, Наполеон просто оказался вынужден отречься от престола. И это отречение было куплено, прежде всего, русской кровью.
– А могли отказаться от этого похода в Европу?
– Такая изоляционистская точка зрения при дворе Александра I и в ставке главнокомандования русской армии, судя по всему, в какой-то мере бытовала. Даже существует в нашей историографии версия о том, что против продолжения войны выступал лично Кутузов, который якобы предлагал императору остановиться на границе: пусть, дескать, Европа со своими проблемами разбирается сама. Но, надо полагать, российский император прекрасно понимал, что недовырубленный лес снова рано или поздно прорастает, и если Наполеона окончательно не разгромить, он опять соберётся с силами и через год – через два начнёт новую войну против России.
– Много говорят о позиции Кутузова…
– Что же касается версии о нежелании Кутузова продолжать войну за пределами своей страны, то она опирается в основном на мемуары двух человек – англичанина генерала Р. Т. Вильсона и вхожего к Кутузову, идейно и по возрасту близкого ему адмирала А. С. Шишкова. Однако по прочтении мемуаров Шишкова складывается впечатление, что это скорее автор был противником похода в Европу, а Кутузов просто ему в этом не возражал.
Вильсон же объяснял нежелание русского фельдмаршала покончить с Наполеоном следующим образом. Кутузов, мол, выражал опасения в том, что плодами победы русских над французами воспользуется одна «не континентальная держава». Понятно, что под эвфемизмом, который Вильсон в своих мемуарах вложил в уста Кутузову, подразумевается Англия, но вот говорил ли что-то подобное наш полководец или ему эти слова приписал британский генерал – это ещё вопрос. Во всяком случае, после изучения архивных документов, включающих в себя переписку главнокомандующего русской армией, его приказы того времени, никаких подтверждений свидетельствам Вильсона лично я не обнаружил. Да и как «слуга царю, отец солдатам» Кутузов мог идти против воли своего императора?
– Раз уж был упомянут британский подданный, скажите, насколько адекватны утверждения некоторых современных авторов, которые пишут, что английская разведка чуть ли не испокон веков была сильнейшей в мире? И как она действовала в начале XIX века?
– Скажем, в России была своя англофильская партия – сторонники английского образа жизни, знакомые с британцами, с их культурой, укладом и тому подобным. Но эта партия была немногочисленной. А поскольку самые развитые торговые отношения у России тогда были с Англией, купцы, предприниматели обеих стран довольно часто бывали как здесь, так и там, устанавливали всевозможные связи. Однако я сомневаюсь, что британская разведка имела в России или где-то ещё разветвлённую и высокопрофессиональную агентуру. А вообще, английская армия в начале XIX века котировалась, грубо говоря, «ниже плинтуса», остальные европейцы относились к ней весьма скептически. Любые коалиции, в которых Англия участвовала, очень часто терпели поражения. И относились тогда к английским военным скорей снисходительно, чего не скажешь о французах, пруссаках и тем более – русских.
АНДРЕЙ ЕФРЕМОВ, file-rf.ru
