Восемьдесят лет назад правительство УССР переехало их Харькова в Киев. Событие это имело, по тогдашним меркам, чисто административное значение, но оказалось историческим по своим отдаленным последствиям.Известно, что территория Украинской ССР формировалась специфически. До революции 1917 года «потенциальная Украина» существовала в виде Киевского генерал-губернаторства, включавшего Волынскую, Подольскую и Киевскую губернии. Именно об автономии этого региона после февраля 1917 года и вела переговоры с Временным правительством самозваная Центральная Рада. Временное правительство вроде было и не против, но произошла еще одна революция…
У пришедших к власти в Киеве самостийников тут же заискрились мечты об «Украйне от Сана до Дона», а на территориях к востоку от Днепра появилась большевитская Донецко-Криворожская Республика, Одесская советская республика и Таврическая советская республика (в Крыму). Была еще махновская община в Гуляй-Поле, но её как государство рассматривать затруднительно, поскольку сам Махно никаких государств не признавал.
Потом была гражданская война, фронты по Украине прокатывались много раз и в самых разных направлениях, но даже в самые успешные для себя моменты самостийная петлюровская «Украинская народная республика» не сильно выходила за пределы Киевского генерал-губернаторства.
И если уж исходить из пресловутого «права наций на самоопределение», то Советскую Украину большевикам следовало бы учредить примерно в тех же пределах – на правобережье Днепра, но без Одессы.
Но – нет. Большевики справедливо полагали, что опираться в этом регионе им особо не на кого и решили проблему просто, присоединив к «Советской Украине» большую часть тех территорий, об овладении которыми самостийники могли только мечтать – Донбасс, Одессу, Николаев, Харьков, Слобожанщину и т.д. Фактически это было «пришивание пальто к пуговице». Подаренные УССР территории во много раз превосходили «потенциальную Украйну» 1913-1917 годов как по населению, так и по промышленному потенциалу.
Вопрос о национальном составе этих территорий никого в Москве не интересовал. Коммунистам требовалась лояльная территория с большим процентом пролетарского элемента. Возможно, поэтому и столицей УССР большевики предпочли сделать не Киев (место обитания Рады, Скоропадского, Петлюры и пр.), а Харьков – недавний центр Донецко-Криворожской республики.
А вот что было потом… в 1920-х годах в УССР началась проводилась свирепая политика «украинизации». Особенно активно поддерживал «украинизацию» будущий кумир либеральной интеллигенции Н.Бухарин:
««Нельзя даже подходить здесь с точки зрения равенства наций, и т. Ленин неоднократно это доказывал… Только при такой политике, …когда мы себя (русских) искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций». «На Украине рабочие, главным образом, русские. Представьте себе нашего великорусского работника, который приехал на Украину. Ему партийную литературу преподносят на украинском языке, доклад предлагают делать на украинском языке, выступать среди крестьянства заставляют по-украински. Он, разумеется, кричит, воет, меня, мол, замордовали, я лучше убегу… Но правильна ли такая реакция, правильно ли идти по такой линии? Мы должны сказать самым решительным образом, что не правильно. Такое отношение к делу само есть выражение известной националистической великорусской идеологии».
Поди-ка поспорь с таким теоретиком…
Дело украинизации доходило до анекдотов. Знания укро-мовы требовали не только от русских рабочих, но и от татар-дворников, евреев-аптекарей, немцев-инженеров. Это, разумеется, вызывало недовольство, которое приобрело такой размах, что в 1926 году уже сам Сталин вынужден был одергивать «украинизаторов»:
«Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп... Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей. Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнёта».
В рамках «украинизации» прекрасно себя чувствовали деятели «украиниского национального возрождения». Достаточно сказать, что председатель той самой Центральной Рады Михайло Грушевский не только не был репрессирован, но и получил высокий пост в Академии Наук УССР и умер своей смертью в 1934 году, находясь на отдыхе в Кисловодске.
В общем же, советская политика «украинизации», несмотря на все старания, провалилась. Язык – он штука такая; если уж нет среды, готовой его использовать, то никуда не денешься. В 1932 году «украинизация» была свернута, но Украина-то со своею сельскою мовой осталась. Как осталась и «национальная политика», призванная обеспечивать развитие придуманного Грушевским «украинского этноса». Вероятно, поэтому и решено было в 1934 году перенести столицу советской Украины в более «историческое» место.
В дальнейшем события развивались почти естественным путем. По мере развития промышленности русский язык медленно, но верно вытеснял «мову». Но «почти» в том и состояло, что политическому руководству в УССР в Киеве в рамках «национальной политики» постоянно требовалось демонстрировать «развитие украинской культуры». А где было взять носителей этой культуры, как не на Галичине? Вот и брали – от «писменникив» до «исторыкив». Со всеми из этого вытекающими последствиями.
Александр Суровцев
И если уж исходить из пресловутого «права наций на самоопределение», то Советскую Украину большевикам следовало бы учредить примерно в тех же пределах – на правобережье Днепра, но без Одессы.
Но – нет. Большевики справедливо полагали, что опираться в этом регионе им особо не на кого и решили проблему просто, присоединив к «Советской Украине» большую часть тех территорий, об овладении которыми самостийники могли только мечтать – Донбасс, Одессу, Николаев, Харьков, Слобожанщину и т.д. Фактически это было «пришивание пальто к пуговице». Подаренные УССР территории во много раз превосходили «потенциальную Украйну» 1913-1917 годов как по населению, так и по промышленному потенциалу.
Вопрос о национальном составе этих территорий никого в Москве не интересовал. Коммунистам требовалась лояльная территория с большим процентом пролетарского элемента. Возможно, поэтому и столицей УССР большевики предпочли сделать не Киев (место обитания Рады, Скоропадского, Петлюры и пр.), а Харьков – недавний центр Донецко-Криворожской республики.
А вот что было потом… в 1920-х годах в УССР началась проводилась свирепая политика «украинизации». Особенно активно поддерживал «украинизацию» будущий кумир либеральной интеллигенции Н.Бухарин:
««Нельзя даже подходить здесь с точки зрения равенства наций, и т. Ленин неоднократно это доказывал… Только при такой политике, …когда мы себя (русских) искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций». «На Украине рабочие, главным образом, русские. Представьте себе нашего великорусского работника, который приехал на Украину. Ему партийную литературу преподносят на украинском языке, доклад предлагают делать на украинском языке, выступать среди крестьянства заставляют по-украински. Он, разумеется, кричит, воет, меня, мол, замордовали, я лучше убегу… Но правильна ли такая реакция, правильно ли идти по такой линии? Мы должны сказать самым решительным образом, что не правильно. Такое отношение к делу само есть выражение известной националистической великорусской идеологии».
Поди-ка поспорь с таким теоретиком…
Дело украинизации доходило до анекдотов. Знания укро-мовы требовали не только от русских рабочих, но и от татар-дворников, евреев-аптекарей, немцев-инженеров. Это, разумеется, вызывало недовольство, которое приобрело такой размах, что в 1926 году уже сам Сталин вынужден был одергивать «украинизаторов»:
«Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп... Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей. Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнёта».
В рамках «украинизации» прекрасно себя чувствовали деятели «украиниского национального возрождения». Достаточно сказать, что председатель той самой Центральной Рады Михайло Грушевский не только не был репрессирован, но и получил высокий пост в Академии Наук УССР и умер своей смертью в 1934 году, находясь на отдыхе в Кисловодске.
В общем же, советская политика «украинизации», несмотря на все старания, провалилась. Язык – он штука такая; если уж нет среды, готовой его использовать, то никуда не денешься. В 1932 году «украинизация» была свернута, но Украина-то со своею сельскою мовой осталась. Как осталась и «национальная политика», призванная обеспечивать развитие придуманного Грушевским «украинского этноса». Вероятно, поэтому и решено было в 1934 году перенести столицу советской Украины в более «историческое» место.
В дальнейшем события развивались почти естественным путем. По мере развития промышленности русский язык медленно, но верно вытеснял «мову». Но «почти» в том и состояло, что политическому руководству в УССР в Киеве в рамках «национальной политики» постоянно требовалось демонстрировать «развитие украинской культуры». А где было взять носителей этой культуры, как не на Галичине? Вот и брали – от «писменникив» до «исторыкив». Со всеми из этого вытекающими последствиями.
Александр Суровцев
