Торжественное празднование 70-летия начала операции "Оверлорд" отвечает внедренным в общественное сознание Запада представлениям о том, что лишь после 6 июня 1944 года во Второй мировой войне произошел перелом, и началось освобождение Европы от гитлеризма. Допуск на эти торжества стал свидетельством положительной или отрицательной оценки той или иной страны, вне зависимости от ее исторической роли в победе над нацистской Германией и ее союзниками.

Поэтому против приглашения президента нашей страны, внесшей решающий вклад в победу, на Западе развернулась злобная кампания. Зато безоговорочно был приглашен на торжества еще не приведенный к присяге Порошенко, победа на выборах которого стала возможной, в частности, благодаря разгулу неонацистских сил на Украине. 

Почему фронт на Западе Европы считался "вторым"?

Никаких подобных торжеств с приглашением глав правительств и государств-участников антигитлеровской коалиции никогда не проводилось по случаю юбилеев сражений под Москвой, Сталинградом и на Курской дуге, которые действительно стали переломными в ходе Второй мировой войны. Это не удивительно. Западные СМИ обычно умалчивают о таких датах. В школьных учебниках западных стран практически невозможно обнаружить упоминаний об этих битвах, как и вообще о военных действиях Красной Армии. Фронт, который был открыт союзниками СССР в Нормандии и именовавшийся тогда во всем мире "вторым", теперь благодаря многолетним усилиям по обработке общественного сознания изображается решающим в сражениях 70-летней давности. 

Понятие "второй фронт" впервые было употреблено Сталиным в его послании Черчиллю от 3 сентября 1941 г., в котором он возвращался к высказанному им ранее предложению открыть "фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)". Указывая на то, что Советский Союз оказался "перед смертельной угрозой" Сталин писал: "Существует лишь один выход из такого положения: создать уже в этом году второй фронт где-либо на Балканах или во Франции". 
Это понятие постоянно использовал и Черчилль, начиная с его ответа Сталину 6 сентября 1941 г. А вскоре слова "второй фронт" стали общеупотребительными, потому что первым, или главным фронтом считался советско-германский. О правильности таких оценок, сложившихся еще в годы Второй мировой войны, свидетельствуют данные, приведенные академиком РАН Г.А. Куманевым. Он писал: "Из 1418 дней и ночей существования советско-германского фронта активные действия продолжались здесь 1320 суток, тогда как на Западноевропейском - 293". Куманев отметил, что протяженность советско-германского фронта составляла от 3000 до 6200 км, тогда как протяженность Западного - 800 км. 

"Из общего числа людских потерь, которые понесла немецко-фашистская армия во Второй мировой войне, более 73% приходится на Восточный фронт". Куманев указывал также на то, что на советско-германском фронте Германия и его союзники потеряли свыше 75% своей авиации, 74% своей артиллерии, 75% своих танков и штурмовых орудий.

Миф о непреодолимом Атлантическом вале

Следует также учесть, что в течение трех лет войны "второй фронт" был абстрактным понятием, не отражавшим реальность. Ответственность за такое положение вещей несли западные союзники нашей страны. Отвергая предложения Сталина об открытии второго фронта, Черчилль неизменно ссылался на непреодолимость германской обороны по побережью Ла-Манша. Осенью 1941 года он писал: "Только в одной Франции немцы располагают сорока дивизиями, и все побережье более года укреплялось с чисто германским усердием и ощетинились орудиями, колючей проволокой". Черчилль доказывал, что осуществление британского десанта было бы на руку Гитлеру и принесло бы ущерб не только Англии, но и СССР. Он писал: "Предпринять десант большими силами означало бы потерпеть кровопролитное поражение, а небольшие набеги повели бы лишь к неудачам и причинили бы гораздо больше вреда, чем пользы, нам обоим". 

Правда, всякий раз, когда союзники обнаруживали, что Красная Армия может без них войти в Западную Европу, они переставали говорить о трудностях десанта через Ла-Манш. Так было после начала контрнаступления Красной Армии в ходе битвы под Москвой, а затем после Сталинградской битвы. Однако, когда немцы переходили в наступление, союзники вновь вспоминали, что десант через Ла-Манш может стать катастрофой для союзников и даже для Красной Армии. Поэтому они взяли назад свои обязательства в послании Черчилля Сталину от 18 июля 1942 г., то есть в разгар начавшегося три недели назад наступления немецко-фашистских войск, а затем - в послании Рузвельта, которое Сталин получил 4 июня 1943 г. после оставления Красной Армией Харькова и Белгорода и начала подготовки немцами операции "Цитадель". Лишь после ноября 1943 г., когда Красная Армия продолжала наступление на всем протяжении советско-германского фронта, союзники не отреклись от своих обязательств, которые они дали на конференции Большой Тройки. Тогда в Тегеране они сообщили Сталину о подготовке десантной операции в Северной Франции, получившей название "Оверлорд". 

Казалось бы, за два года, прошедших после того, как союзники на весь мир объявили о своем намерении открыть второй фронт, немцы могли бы на самом деле сделать свою оборону по Ла-Маншу неприступной. Однако этому препятствовали требования советско-германского фронта. Немецкий генерал-лейтенант Б. Циммерман писал после войны: "Несмотря на то, что верховное главнокомандование делало все возможное, чтобы усилить Запад и войсками и вооружением, все принятые в 1943 году меры являлись лишь каплей в море, так как Восток настоятельно требовал новых сил... Создать оперативные резервы на Западе немцам поэтому не удалось! Строительство Атлантического вала было еще далеко от своего завершения... Если бы Атлантический вал был построен в расчете на маневренную оборону, тогда, возможно, он и приобрел бы решающее значение, но этого не случилось, и потому вал только требовал "гарнизонов". которые по сути дела были здесь совершенно беспомощными". 

Несмотря на то, что германская разведка располагала исчерпывающими сведениями о скором вторжении союзников, военное руководство рейха продолжало держать свои основные силы на советско-германском фронте.

К июню 1944 г. там находилось 165 наиболее боеспособных дивизий. 59 менее боеспособных дивизий вермахта были разбросаны, по словам генерала и историка Курта Типпельскирха, по всему побережью "от Антверпена до Бискайского залива". По его оценке, в этих дивизиях имелось не более "50% штатной численности". Американский генерал Омар Брэдли вспоминал, что немецкие дивизии "были крайне неоднородны. Семнадцать дивизий являлись полевыми и предназначались для контрударов. Однако большинство из них давно уже остались без транспорта, за исключением самого необходимого. Поэтому они не обладали подвижностью, требующейся в маневренной войне. Двадцать четыре дивизии береговой обороны также были крайне неоднородны по своему составу и обладали еще меньшей подвижностью из-за недостатка транспорта. Остальные дивизии являлись учебными соединениями, укомплектованными главным образом новобранцами". 

Опираясь на мощь англо-американской военной техники

Готовясь к операции "Оверлорд", союзники использовали огромный потенциал военной промышленности США и Великобритании. Благодаря этому союзники обладали неоспоримым перевесом над немцами в военно-воздушных силах. К началу вторжения, писал Типпельскирх, "в распоряжении союзников имелось 5049 истребителей, 1467 тяжелых бомбардировщиков, 1645 средних и легких бомбардировщиков, включая самолеты-торпедоносцы, 2316 транспортных самолетов и 2591 планер. В то же время на французских аэродромах было сосредоточено лишь 500 немецких самолетов, из которых всего 90 бомбардировщиков и 70 истребителей были в полной боевой готовности". 

Этот перевес был усилен целенаправленными действиями англо-американской авиации. В январе 1944 г. союзническая авиация уничтожила 1311 немецкий самолет, в феврале - 2121, в марте - 2115. Английский историк Макс Хастингс писал: "Однако более катастрофическим для люфтваффе были не утраты самолетов, а потеря опытных пилотов, нараставшее значительно быстрее, чем восполнение их... К июню немцы уже не располагали в достаточном количестве ни пилотами, ни самолетами, чтобы оказывать не более чем символическое противодействие вторжению союзников во Франции". 

Заблаговременно позаботились союзники и об уничтожении горючего для немецкой авиации. В мае 1944 г. ими были предприняты налеты на заводы синтетического топлива.

В результате снабжение люфтваффе авиационным спиртом упало с 180 тысяч тонн в апреле до 50 тысяч тонн в июне и до 10 тысяч - в августе. 

Б. Циммерман указывал: "Превосходство западных союзников в авиации превратилось весной 1944 года в полное господство их в воздухе. Наступило такое время, когда авиация англо-американцев стала разрушать не только военные объекты, но и промышленные предприятия. В груды развалин превратились все наиболее важные железнодорожные узлы; вся транспортная система западных областей пришла в невообразимый хаос. Сообщение теперь удавалось поддерживать только при помощи различных ухищрений и временных мер. Внешнее кольцо парижского железнодорожного узла подвергалось таким ударам с воздуха, что иногда на несколько дней полностью выходило из строя... Действия истребителей-бомбардировщиков противника, проникавших далеко вглубь страны, исключали всякую возможность движения по дорогам днем и вызывали большие потери среди войск и гражданского населения". 

Как отмечал немецкий адмирал Маршалль, "в день высадки западные союзники подняли в воздух до 6700 самолетов, которым противостояли всего лишь 319 немецких машин".

Хастингс считал, что "победа американцев в воздушном сражении над Германией была достигнута за многие недели до того, как первый солдат союзных армий ступил на французский берег". 
Огромное преимущество было достигнуто союзниками и на море. 
Маршалль писал: "Перед самой высадкой и в ходе нее 317 тральщиков противника протралили почти все немецкие минные заграждения. Под прикрытием легких кораблей и при поддержке мощных соединений флота, в состав которых входило 6 линкоров, 23 крейсера и 104 эсминца, десантные суда противника приблизились к побережью Нормандии, предварительно уничтожив слабые силы сторожевого охранения немцев". 

За три года в Британии было построено 4600 десантных судов. Уже после высадки англичане и американцы стали, по словам Маршалля, сооружать "искусственные порты, использовав для этого 60 специально оборудованных торговых пароходов, 146 гигантских 6000-тонных плавучих кессонов и до 100 плавучих волноломов и пристаней. Все это было опущено на дно неподалеку от берега и превращено в искусственный заслон длиной 8 км". 

Руководители операции долго выбирали наиболее подходящие условия для десанта, сообразуясь с состоянием моря, лунного света и многими другими обстоятельствами. Казалось, все было подготовлено для блистательной победы. Преобладание в военной технике и материальном обеспечении, постоянные многомесячные тренировки, в ходе которых солдаты были ознакомлены с условиями десанта, убеждали многих из них, что победа над немецкими войсками будет быстрой и сокрушительной. 

Рядовой Линдли Хиггинс вспоминал, что до начала вторжения "мы действительно считали, что в любой момент весь рейх вот-вот рухнет. Мы верили, что стоит нам только высадиться на тот берег, как все фрицы поднимут руки".

Уверенность в скорой победе разделяли и генералы. Они, кроме того, полагали, что эта победа должна была привести к новому триумфу США и Великобритании. Как вспоминал О. Брэдли, в марте 1944 года генерал Джордж Паттон, поддержав предложение о создании англо-американских клубов, сказал: "Идея, положенная в основу организации таких клубов, как нельзя своевременна, ибо, несомненно, нам предначертано судьбой править всем миром". Слова Паттона получили широкую огласку. 

День-Д

Руководство экспедиционного корпуса назначило "день-Д" - день начала операции - на 5 июня. Д. Эйзенхауэр вспоминал: "Вся Южная Англия была забита войсками, ожидающими последней команды. Вокруг стояли груды военных материалов и масса боевой техники, приготовленные для переброски через Ла-Манш... Вся эта мощная сила была напряжена, подобно сжатой пружине, готовая в нужный момент устремиться через Ла-Манш для осуществления величайшей в истории десантной операции". Однако, "по мере того как перспективы на приличную погоду становились все хуже и хуже, напряженность среди командного состава нарастала". 

С утра 5 июня, как вспоминал Эйзенхауэр, "наш небольшой лагерь сотрясался под порывами ветра, достигавшего почти ураганной силы, а дождь, казалось, шел сплошной стеной". О начале операции нельзя было и думать. Однако метеорологи обещали: "К следующему утру наступит до сих пор совершенно непредвиденный период относительно хорошей погоды продолжительностью около тридцати шести часов".

Эйзенхауэр вспоминал: "Возможные последствия дальнейшей задержки оправдывали большой риск и я быстро объявил решение приступить к десантированию 6 июня... Никто из присутствовавших не выразил своего несогласия, наоборот, на их лицах проявилось определенное просветление, и каждый без лишних слов направился на командный пункт, чтобы немедленно радировать своим войскам решение, которые приведет их в движение". 

Описывая первые часы после начала операции "Оверлорд" утром 6 июня 1944 г., Курт Типпельскирх писал: "С наступлением рассвета авиация и корабли засыпали северное побережье Нормандии от реки Ори до залива Гран-Ве и далее градом авиабомб и снарядов. Они подавляли немецкие батареи, разрушали оборонительные сооружения, сметали проволочные заграждения, уничтожали минные поля и повреждали минные линии связи. Под прикрытием этого адского огня к берегу подошли десантные суда". 

Однако, вопреки прогнозу, погода оставалась скверной. Типпельскирх писал: "Штормовой силы норд-вест поднял уровень прилива выше, чем предполагалось, волны стали захлестывать заграждения у берега. Разбушевавшееся море швыряло, как скорлупки, мелкие десантные суда, немало их было выброшено на рифы или опрокинуты. Лишь в двух пунктах удалось спустить на воду танки-амфибии, при поддержке которых пехота должна была выходить на сушу. Заграждения, поставленные у самого берега, в условиях шторма, невозможно было полностью устранить, поэтому они причинили значительные потери. Изнуренные морской болезнью американские, канадские и английские пехотинцы с трудом выбирались на берег". 

Типпельскирх признавал, что "восемь полков, полностью укомплектованных по штату военного времени и сосредоточенных в пяти пунктах высадки, перешли в наступление против в полтора раза более слабых, растянутых по всему побережью Нормандии немецких дивизий, из которых только часть могла вступить в бой в районах непосредственно атакованных пунктов". И все же, несмотря на явное преобладание англо-американских сил, немцы сумели организовать контратаки. Благодаря этому, как отмечал Типпельскирх, "американцы в своих районах высадки в течение всего дня не вышли за пределы захваченных узких плацдармов. Особенно тяжело пришлось двум полкам, наступавшим в районе Вьервиля: они натолкнулись здесь на 352-ю дивизию... Наступавшие американцы понесли тяжелые потери, и временами даже казалось, что они не смогут удержаться". 

Однако в своих воспоминаниях Дуйат Эйзенхауэр утверждал: "Десантирование проходило довольно успешно". Он лишь глухо упомянул плохую погоду в день вторжения и "исключительно ожесточенное сражение", развернувшееся на одном участке фронта. 

Хотя боевые задания в целом были выполнены, многие солдаты впервые поняли, как велика разница между теми, кто планировал операцию, и теми, кто ее выполнял. Их мысли отразил писатель Ирвин Шоу в своем романе "Молодые львы".

"С людьми на месте действия, - писал И. Шоу, - не проконсультировались о продолжительности авиаподготовки. Синоптики не проинструктировали их о подъеме или спаде приливов в июне и возможной вероятности штормов. Они не сидели на совещаниях, на которых обсуждалось, сколько дивизий можно потерять, чтобы достичь нужного рубежа к 16.00... Они видят лишь каски, блевотину, зеленую воду, гейзеры от взрывов, клубы дыма, разбивающиеся самолеты, кровяную плазму, находящиеся под водой препятствия, орудия, бледные, бессмысленные лица, беспорядочную толпу тонущих людей, которые то бегут, то падают и всё это не имеет никакого отношения к тому, чему их учили с тех пор, как они покинули свои занятия и своих жен, чтобы одеть военную форму своей страны... Когда человек на месте действия ранен или ранен его сосед, когда моряк на мостике кричит высоким девичьим голосом: "Мама!", потому что у него ниже пояса уже ничего нет, то человеку на месте действия кажется, что он попал в ужасную передрягу и он не может себе представить, что за 80 миль от него есть человек, который предвидел эту передрягу, готовил ее и теперь может сообщить,... что все идет по плану". 

Сообщая Сталину 7 июня о ходе операции, Черчилль писал: "Мы переправились с небольшими потерями. Мы рассчитывали потерять около 10 тысяч человек. Мы надеемся иметь сегодня к вечеру на берегу большую часть четверти миллиона человек, включая значительное количество бронетанковых сил, выгруженных на берег со специальных судов или дошедших до берега своим ходом". 

Второстепенный фронт?

На протяжении почти 50 дней (с 6 июня по 24 июля) союзники продолжали наращивать свои силы на французском побережье, лишь отчасти продвигаясь вперед. За это время во Францию было высажено 2 876 439 военнослужащих США, Великобритании и Канады и огромное количество военной техники. 25 июля развернулось наступление в глубь европейского континента. 

24 августа англо-американские войска вошли в Париж, и Эрнест Хемингуэй, сопровождавший американские войска в качестве военного корреспондента, описывал, какое волнение он испытал, когда в свой бинокль увидел "серый и как всегда прекрасный город".

Американский генерал Омар Брэдли писал: "К 1 сентября на Западном фронте осталась жалкая горстка деморализованных солдат противника... Мы победно шествовали по дорогам Европы, исполненные оптимизма и радужных надежд... Поражение противника восточнее Парижа было столь сокрушительным, что наши войска, несущиеся стремительно вперед на 2,5-тонных грузовиках, начали считать столь стремительное наступление предвестником скорой переброски на китайско-бирманско-индийский театр военных действий. Это чувство оптимизма охватило даже и штабы, офицеры которых без устали учитывали транспортные средства и вели разговоры относительно возможности попасть домой к Рождеству". 

Однако, как признавал Брэдли, "сентябрь 1944 года отмечен в наших календарях как месяц большого банкротства... Наш рывок к Рейну оказался неудачным, и вместе с ним развеялась наша заветная мечта на скорую капитуляцию Германию". 

Почему же англо-американские войска, существенно превосходившие немецкие по степени и качеству вооруженности, "застряли", по словам Брэдли, "в стальных зубах линии Зигфрида"? В значительной степени это объяснялось "человеческим фактором", прежде всего, низкой военной и психологической подготовкой к боевым действиям американских солдат и офицеров, составлявших большинство экспедиционного корпуса. 

Хастингс писал: "Некоторые американские соединения оказались опасно неподготовленными; ими руководили командиры, недостаточно компетентные для выполнения той задачи, которую предстояло решать... С первого и до последнего дня войны американскую армию никогда нельзя было принять за что-либо другое, чем она была на самом деле - гражданские люди в военной форме... Там, где в немецкой армии офицеры составляли только 2,86% личного состава, в американской армии их было 7%, причем многие из них ни разу не побывали даже вблизи от фронта". 

Хастингс отмечал, что, оказавшись в вооруженных силах, все, кто мог себе это позволить, старались устроиться в те рода войск, которые не были связаны с действиями на поле боя. Он писал: "Во время Второй мировой войны молодые англичане из привилегированных слоев общества все еще тяготели к пехотным и танковым полкам, в то время как их американские двойники предпочитали более престижные назначения в авиации, в управлении стратегических служб, на административные должности в армии или в дипломатическом ведомстве. 

Служба в качестве офицера в боевых подразделениях на фронтах так и не стала модной среди молодых американцев...

Это дает основание считать, что "зубы" американской армии были серьезно затуплены, так как в армии отсутствовала определенная часть наиболее способных и подходящих для военного дела солдат и офицеров". 

Немало потерь несла армия из-за плохого владения оружием и, как ни странно, недостаточной вооруженности солдат. Хастингс замечал: "Количество боеприпасов для стрелкового оружия в немецкой пехотной роте более чем в два раза превышало аналогичный комплект в американской пехотной роте: 56 000 патронов и 21 000". Лишь после войны выяснилось, что американского солдата не хотели перегрузить боеприпасами за счет продовольствия, которое он таскал в вещевом мешке. 

Имея в 2 раза меньше боеприпасов, чем немцы, американские солдаты получали гораздо более весомые продовольственные пайки, чем немецкие. Макс Хастингс писал: "Ежедневный рацион каждого американского солдата в Нормандии составлял шесть с половиной фунтов против трех фунтов с небольшим у немецкого солдата". При этом у американцев был определен "размер сладостей в одну унцию, бисквитов в две унции и один пакет жевательной резинки для каждого человека". В результате американским солдатам было трудно проходить со своими туго набитыми вещевыми мешками там, где расстояние между стенами было невелико и они ругали английские вагоны за слишком узкие двери. 

И все же, несмотря на заботу о продовольственном снабжении, американцы, как и во всех войнах, в которых они участвовали со времен Войны за независимость, плохо переносили условия некомфортной, военной жизни и часто болели.

Меткая стрельба немцев и болезни наносили ощутимый урон американской армии. По словам Типпельскирха, "американская пехота непрерывно несла значительные потери, к тому же многие выбывали из строя по болезни. Утечка живой силы постепенно приняла такие размеры, что командованию для увеличения боевой численности своих дивизий пришлось ... произвести по возможности в массовых размерах замену мужского персонала в штабах, кроме войсковых, женщинами, а также изъять излишний обслуживающий персонал из частей ВВС". 

Несмотря на то, что силы союзников на Западном фронте существенно превышали немецкие (по личному составу соотношение равнялось 2 : 1, по бронесилам - 4 : 1, по авиации -- 6 : 1), германская армия начала 16 декабря 1944 года наступление на бельгийском плато Арденны. Объясняя мотивы немецких действий, английский историк Честер Уилмонт утверждал: "Германское наступление в Арденнах было военным по своей природе и являлось ответом Гитлера на провал попыток союзников использовать свои возможности осенью. Но оно имело и политическую цель, так как Гитлер стремился расколоть Великий Союз, заставить союзников подписать компромиссный мир и не пустить русских в Германию". 

Ч. Уилмонт называл это наступление "Пёрл-Харбором войны в Европе". Оборона союзников была прорвана, а американские части в Бастони были окружены.

Большое число американских самолетов было уничтожено на земле. Было захвачено немало пленных, среди которых оказался и будущий американский писатель Курт Воннегут. 1 января 1945 года немцы перешли в наступление в Эльзасе. 

Тогда последовало знаменитое обращение Черчилля к Сталину за помощью в виде военных действий на советско-германском фронте. Ради западных союзников было решено ускорить наступление Красной Армии в январе 1945 г. Немцы опять перебросили подавляющую часть своих сил на Восток. Однако несмотря на массовые сдачи немцев союзникам и тайные переговоры с Гиммлером о капитуляции перед западными державами, англо-американские войска явно отставали в своем продвижении к центру рейха по сравнению с советскими войсками, 

1 апреля 1945 г. Черчилль с тревогой писал Рузвельту о том, что "русские армии, несомненно, захватят всю Австрию, и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и в том случае, если Берлин окажется в пределах досягаемости, мы, несомненно, должны его взять". 

И хотя в своем стремлении остановить Красную Армию Черчилль даже был готов прибегнуть к помощи немецких солдат, отдав распоряжение не разоружать их, а держать наготове (операция «Немыслимое»), эти усилия были предприняты слишком поздно и ни к чему не привели. Мечта генерала Паттона о том, что триумф союзников продемонстрирует право США и Великобритании править миром, оказалась иллюзорной. Хотя западные союзники сумели освободить Францию и Бельгию, а затем занять западную часть Германии, вклад второго фронта в дело разгрома гитлеризма был очевидно менее значительным, чем вклад Красной Армии. 

Юрий Емельянов.stoletie.ru