У гитлеровского генерального плана «Ост» были «респектабельные» предшественники в кайзеровской Германии

В области внешней политики императору Николаю II досталось трудное наследство. Ситуация, складывавшаяся на мировой арене, была неблагоприятна для России. Прежде всего, в последние десятилетия XIX века прервалась политика добрососедства с Германией, традиционно поддерживавшаяся еще со времен Екатерины II. Виной тому была, прежде всего, позиция воинственного германского императора Вильгельма II, поставившего целью осуществить глобальный передел мира в пользу своей страны.

Русские экономисты и мыслители еще давно отмечали неравноправный обмен, который западные страны осуществляли с Россией. Цены на русские сырьевые товары, впрочем, как и на сырьевые товары из других стран, не принадлежавших к западной цивилизации, испокон веков оказывались сильно заниженными, так как из них, по сложившемуся издавна предпочтению, почему-то исключались прибыли от производства конечного продукта. В результате значительная часть овеществленного труда, производимого русским работником, уходила за границу бесплатно. В связи с этим отечественный мыслитель М.О. Меньшиков отмечал, что народ России беднеет не потому, что мало работает, а потому, что весь производимый им прибавочный продукт идет в пользу промышленников европейских стран. «Энергия народная – вложенная в сырье, – как пар из дырявого котла теряется напрасно, и для собственной работы ее уже не хватает», – указывал Меньшиков.

Однако тенденцию все более безудержной экономической эксплуатации производственных мощностей и экономических ресурсов России западными странами правительство сначала Александра III, а затем и Николая II старалось обуздать. Поэтому западные страны с начала XX столетия упорно стремятся сделать все возможное и невозможное для ослабления государства Российского и постепенного его превращения в полностью зависимый от Запада административный придаток. В русло этой коварной политико-экономической стратегии укладываются многие действия в отношении монархии Романовых со стороны как ее соперников, так, увы, и партнеров...

На пути к мировой гегемонии Германии тогда стояли Россия и Великобритания. Поэтому император Вильгельм отказывается возобновить секретный договор с Россией, по которому договаривающиеся стороны обещали сохранять нейтралитет в случае нападения на одну из них третьей стороны. Этот секретный договор был существенным ограничением Тройственного Союза (первоначально Германии, Австро-Венгрии, Италии). Он означал, что Германия не станет поддерживать антирусские выступления Австро-Венгрии. Прекращение же секретного договора о нейтралитете, по сути, означало превращение Тройственного Союза в ярко выраженный антирусский союз.

В 90-е годы разгорелась русско-германская таможенная война, которую начала германская сторона, стремившаяся получить еще большие односторонние преимущества от торговли с Россией. Тем не менее, победа тогда осталась за Петербургом.

В 1899 г. был заключен таможенный договор, дававший нашей стране существенные преференции сроком на 10 лет. Однако влиятельные политические круги второго рейха полагали, и не без оснований, что эта победа – сугубо временная, вскоре все должно перемениться…

Анализ намерений и планов Германии в Первой мировой войне целесообразно предварить небольшой справкой о политических вожделениях ее ближайшего союзника – Австро-Венгрии, послушно следовавшей в фарватере кайзеровской политики и, по сути, на начальном этапе международного конфликта «таскавшей каштаны из огня» для Вильгельма II.

Император Франц-Иосиф и его правительство, вступая в войну на стороне Германии, выдвинули программу захвата Сербии и установ­ления своего господства на всем Балканском по­луострове, расширения территории Австро-Венг­рии за счет Черногории, Албании, Ру­мынии, а также польских земель, входивших в состав России. В этом австро-венгерские правящие классы видели важнейшее средство ук­репления раздираемой острейшими национальными противо­речиями «лоскутной» габ­сбургской монархии, га­рантию дальнейшего уг­нетенного состояния подвластных им миллионов славян, румын и италь­янцев.

В осуществлении захватнических планов Австро-Венгрии была всецело за­интересована и Герма­ния, так как это откры­вало широкие возможно­сти для экспорта герман­ского капитала на Балканы, в Турцию, Иран и Индию. Однако собственные империалистские вожделения Герма­нии, игравшей первую скрипку в концерте центральных держав, шли гораздо дальше не только австро-венгерских планов, но даже планов абсолютно всех воюющих стран.

Наиболее показательными, с точки зрения раскрытия истинных планов и намерений кайзеровской военщины, историки многих стран традиционно признают «меморандум о целях войны», со­ставленный 29 октября 1914 г. прусским министром внутренних дел фон Лебелем, памятную записку шести крупнейших монополистиче­ских организаций Германии, врученную рейхсканцлеру Теобальду Бетман-Гольвегу 20 мая 1915 г., и в особенности, т.н. «меморандум про­фессоров», составленный летом 1915 г.

Уже в первом из этих документов была обнародована широкая программа установления мирового господства Германии и пре­вращения целых континентов в колониальные придатки немецкой «расы господ». Обширные захваты предусматривались на Востоке, прежде всего за счет России.
Имелось в виду не только отторгнуть от нее наи­более хлебородные местности, захватить русские прибалтийские губернии и Польшу, но и добиться протектората над немецки­ми колонистами даже на Волге, «установить связь германских кресть­ян в России с германским имперским хозяйством и этим значи­тельно повысить численность пригодного к обороне населения».

Оккупация Украины и превращение ее в германскую полуко­лонию являлось составной частью плана создания т.н. «Срединной Европы» (Mitteleuropa) - блока Австро-Венгрии, Болгарии, Украины, Румынии, Турции и других стран, о которых речь пойдет ниже, под непререкаемым немецким господством.

Наиболее полно безудержные мечты германского правящего класса были вы­ражены в «меморандуме профессоров», под которым подписа­лось 1347 «ученых». Требования этих «деятелей науки» по своей алчности превосходили все возможное. В ме­морандуме выдвигалась задача установления мирового господ­ства Германии путем захвата территории Северной и Восточной Франции, Бельгии, Нидерландов, Польши, Прибалтики, Украи­ны, Кавказа, Балкан, всего Ближнего Востока до Персидского залива, Индии, большей части Африки, в особенности Египта, с тем, чтобы там «нанести удар по жизненно важному центру Анг­лии».

Захватнические вожделения идеологов гер­манского империализма простирались даже на Центральную и Южную Америку. «Профессорский» меморандум требовал «заселения германскими крестьянами завоеванных земель», «выращивания из них воинов», «очищения завоеванных земель от их населения», «лишения политических прав всех жителей не немецкой национальности в расширенной Германии». Пройдет не так уж много времени, и этот документ явится одной из фундаментальных основ людоедской фашистской идеологии и политики массового истребления населения окку­пированных стран...

Вынашивая до предела иллюзорную и крайне авантюристическую идею достижения мирового господства, агрессивные круги германской правящей элиты традиционно рассматривали в качестве его необходимой предпосылки существенные территориальные приращения на Востоке, которые должны были стать материальной базой дальнейшей экспансии.

Собственно, планы усиления Германии в Европе за счет расчленения России и порабощения ее народов разрабатывались идеологами Пруссии·и Австрии, начиная еще со второй половины XIX века. В основу их была положена идея одного из видных немецких теоретиков К. Франца о возможности создания с помощью Англии все того же германского «Среднеевропейского союза».

Франц требовал оттеснить Россию от Балтийского и Черного морей к «петровским границам», а отнятую территорию использовать для возрождения в новых условиях «империи германской нации».

В эпоху империализма великогерманская концепция получила дальнейшее развитие и поддержку у правящих кругов Германии. Признанным ее идеологом стал Ф. Науманн, представлявший собой как бы связующее звено между имперским правительством, финансовым капиталом и набиравшей все большее влияние продажной социал-демократией (которую В.И. Ленин не без оснований вскоре начал клеймить в своих работах как оппортунистическое течение в коммунистическом Интернационале, множеством нитей связанное с буржуазным классом). Кстати, Ф. Науманн действительно был тесно связан с канцлером Германии Т. Бетман-Гольвегом и выполнял различные правительственные поручения по разработке программы «Срединной Европы». Немецкая официальная историография, которая, по оценкам советских историков, «сыграла видную роль в пропаганде разбойничьей идеологии германского империализма», считала взгляды Ф. Науманна наивысшим достижением политической мысли в эпоху Вильгельма II.

«Германская идея» была развита далее и приспособлена к новым историческим условиям организацией воинствующего германизма – Пангерманским союзом (AIIdeutscher Verband) и его филиалом – Оstmагkvегеiп'ом, возникшими в 90-е гг. XIX столетия. Идею «национальной миссии» пруссачества и Гогенцоллернов, культ силы оружия и войны как «части мирового божественного порядка», антисемитизм и разжигание ненависти к малым, особенно славянским, народам пангерманцы положили в основу своей пропаганды. Следуя за небезызвестным Г. Трейчке, которого советские авторы относили к числу «немецких казенно-полицейских историков», идеологи Пангерманского союза считали необходимой предпосылкой создания «мировой» империи «объединение» в Европе «государств германского типа» с «300 миллионами людей, говорящих по-немецки».

Путь к такой империи, по их убеждению, лежал только через войну.

«Война, – пророчествовал один из пангерманцев, – будет иметь целебное свойство, даже если ее немцы и проиграют, ибо наступит хаос, из которого выйдет диктатор».

По мнению другого идеолога пангерманцев, только «великая Германия», созданная в центральной Европе путем порабощения и жестокой германизации покоренных народов, в состоянии была бы осуществлять «мировую и колониальную политику». Тем более, что Вильгельм II неоднократно призывал превратить Германскую империю в мировую, такую же, «какой некогда была Римская империя».

С течением времени деятели союза стали все более громогласно выступать за экспансию Германии в Юго-Восточную Европу и на Средний Восток. Вполне резонно полагая, что в этом стремлении Россия служит сильным препятствием, Пангерманский союз причислил ее к главным противникам Германии. Деятельность Пангерманского союза сыграла немалую роль в ориентации дальнейшей кайзеровской политики на конфронтацию с Россией.

Согласно исторической концепции идеологов пангерманизма, франко-прусская война «освободила Срединную Европу от Франции». А «освобождение срединной Европы от России» началось уже в 1876 г., когда Германия заявила об отказе от нейтралитета в случае возникновения австро-русской войны. Первая мировая война – «немецкая война» должна была завершить «дело Бисмарка» и «воскресить от долгого сна Священную Римскую империю германской нации».

Планы пересмотра сложившегося геополитического равновесия на Востоке Европы замышлялись в Германии ещё до официального создания Пангерманского союза и независимо от него. В 1888 г. немецкий философ Эдуард Гартман выступил в журнале «Гегенварт» со статьёй «Россия и Европа», главный посыл которой сводился к тому, что огромная Россия изначально опасна для Германии. Следовательно, Россию необходимо обязательно разделить на несколько государств. И в первую очередь создать своего рода барьер между «Московитской» Россией и Германией. Главными составными частями этого «барьера» должны стать т.н. «Балтийское» и «Киевское» королевства.

«Балтийское королевство», по плану Гартмана, должны были составить «остзейские», то есть прибалтийские, губернии России, и земли бывшего Великого княжества Литовского, то есть нынешняя Белоруссия.

«Киевское королевство» образовывалось на территории нынешней Украины, но со значительным расширением к востоку – вплоть до нижнего течения Волги.

Согласно этому геополитическому замыслу, первое из новых государств должно было состоять под протекторатом Германии, второе – Австро-Венгрии. При этом Финляндию следовало передать Швеции, а Бессарабию – Румынии.

Этот план германских русофобов стал геополитическим обоснованием украинского сепаратизма, над разжиганием которого усиленно работали в то время в Вене при поддержке Берлина.

Нельзя не заметить, что указанные Гартманом в 1888 г. границы государств, которые предполагалось вычленить из тела России, практически полностью совпадают с рубежами намеченных гитлеровским генеральным планом «Ост» рейхскомиссариатов Остланд и Украина, созданных на оккупированной в 1941 г. территории республик Советского Союза.

В сентябре 1914 г. рейхсканцлер Бетман-Гольвег провозгласил одной из целей начавшейся войны для Германии «по возможности оттеснить Россию от германской границы и подорвать ее господство над нерусскими вассальными народами». То есть неприкрыто указывалось, что Германия стремится к установлению своего безраздельного влияния на землях Прибалтики, Белоруссии, Украины и Кавказа.

В начале осени 1914 г. Бетман-Гольвег изучил меморандум германского промышленника А. Тиссена от 28 августа, который требовал присоединить к рейху балтийские провинции России, Польшу, Донскую область, Одессу, Крым, Азовское побережье, Кавказ. В меморандуме Пангерманского союза, принятом в конце августа, авторы вновь требовали оттеснить Россию к границам, существовавшим «до Петра Великого» и «силой повернуть ее лицо на Восток».

В это же время руководство Пангерманского союза подготовило памятную записку кайзеровскому правительству. В ней указывалось, в частности, что «русского врага» необходимо ослабить путём сокращения численности его населения и предотвращения в дальнейшем самой возможности её роста, «чтобы он никогда в будущем не был бы в состоянии аналогичным образом угрожать нам». Этого следовало достигнуть изгнанием русского населения из областей, лежащих к западу от линии Петербург – среднее течение Днепра. «Пангерманский союз» определил численность русских, подлежащих депортации со своих земель, приблизительно в семь миллионов человек. Освободившаяся территория должна была заселяться только немецкими крестьянами.

Эти антиславянские планы находили, увы, полную поддержку в германском обществе. Недаром с начала 1915 г. один за другим немецкие союзы промышленников, аграриев, «среднего сословия» начали принимать на своих форумах резолюции откровенно экспансионистского характера. Все они указывали на «необходимость» весомых территориальных захватов на Востоке, то есть в России.

Венцом этой кампании как раз и стал съезд цвета немецкой интеллигенции, собравшейся в конце июня 1915 г. в Доме искусств в Берлине, на котором многочисленное собрание германских профессоров, представлявших весь спектр политических убеждений – от правоконсервативных до социал-демократических – как раз и выработало тот адресованный правительству меморандум, в котором «интеллектуально» обосновывалась программа огромных территориальных захватов, оттеснения России на восток до Урала, немецкой колонизации захваченных славянских земель...

Совершенно очевидно, что эти планы могли быть осуществлены только при полном поражении России. Поэтому т.н. «Акция освобождения народов России» как один из способов ее расчленения стала одной из главных целей войны второго рейха на Восточном фронте. При германском верховном командовании был создан специальный «Отдел по освобождению» во главе с представителем древнего польского рода, породнившегося с самими Гогенцоллернами, Б. Гуттен-Чапским. Кроме того, с начала войны в Берлине активно действовал правительственный комитет «заграничной службы», в котором работали лучшие «специалисты» по «восточной проблеме». Польским отделом в этом комитете руководил будущий известный германский политик Матиас Эрцбергер.

В августе 1914 г. во Львове был создан «Союз освобождения Украины (СВУ)», в Кракове – польский «Главный национальный комитет (НКН)», призванные, по заданию Берлина и Вены, руководить «национальными движениями».

Еще начиная с 1912 г., подготовка повстанческих и диверсионно-шпионских операций в Королевстве Польском шла в Германии полным ходом, а в 1915 г., когда началось широкомасштабное немецкое наступление на русскую Польшу, германская разведка приступила к практической подготовке польского восстания в тылу русской армии.

5 августа 1915 г. руководитель германского МИДа, статс-секретарь Готлиб фон Ягов сообщал германскому послу в Вене, что немецкие войска «носят в кармане прокламации об освобождении Польши». Из германского генерального штаба в тот же день докладывали канцлеру, что «восстание в Польше уже началось».

В конце августа того же г. депутат австрийского рейхстага Кость Левицкий был вызван в Берлин, где с ответственным чиновником МИДа Циммерманом и все тем же Гуттен-Чапским обсуждал· «возможность восстания на Украине».

В свою очередь, злобный ненавистник православия и ярый русофоб, один из иерархов Украинской Греко-католической церкви, митрополит Галицкий и архиепископ Львовский Андрей Шептицкий предлагал австро-венгерскому императору Францу-Иосифу личные услуги в «организации» края, «как только победоносная австрийская армия вступит на территорию русской Украины». (Логичным продолжением этой политики ненависти ко всему, что связано с Россией, стал тот факт, что в 1941 г. этот греко-католический «архипастырь» без тени сомнения благословил как «богоугодные» чудовищные злодеяния на Львовщине гитлеровцев и их украинских пособников из УПА и диверсионно-террористического формирования «Нахтигаль». Уже в первые дни оккупации Львова они зверски уничтожили тысячи евреев, поляков и русских, что лицемерно выдавалось в благостных речах Шептицкого с кафедры собора Св. Юра за «крестовый поход» против «советского большевизма»).

В свою очередь, инструктируя германского посла в Стокгольме насчет восстания в Финляндии, канцлер Бетман-Гольвег 6 августа 1915 г. выдвинул привлекательный для всех противников Российской державы лозунг, под которым якобы и разворачивает свои действия на Восточном фронте кайзеровская армия: «Освобождение угнетенных народов России, оттеснение русского деспотизма к Москве». Подобные инструкции по усилению подрывной деятельности в различных областях царской России были направлены германским послам в Вене, Берне и Константинополе, а 11 августа органам печати было дано указание направить пропагандистскую деятельность «в пользу Польского и Украинского буферных государств».

Еще 9 сентября 1914 г., в разгар сражения на Марне, когда казалось, что Франция будет вот-вот разбита уже в начале войны, канцлер из ставки направляет в Берлин секретные заметки «О направляющих линиях политики при заключении мира».

Главными положениями сентябрьской программы Бетман-Гольвега были требования «создания под немецким руководством среднеевропейского экономического союза», «оттеснения России как можно дальше на Восток и ликвидации ее власти над нерусскими народами».

Предвкушая разгром Франции, канцлер требовал неких весомых «гарантий» для Германии и на Западе, а энергичный заместитель государственного секретаря Циммерман в тот же день писал, что «длительный мир» предполагает необходимость предварительно «рассчитаться» с Францией, Россией и Англией.

Однако поражение на Марне, во многом ставшее возможным благодаря героическому, преждевременному и неподготовленному как следует наступлению русского Северо-Западного фронта на Восточную Пруссию, опрокинуло авантюристические расчеты Вильгельма II и его советников на быструю победу…

В разгар наступления в Галиции, 28 мая 1915 г., канцлер Бетман-Гольвег выступил в рейхстаге с разъяснением стратегических целей второго рейха в войне с Россией. «Опираясь на нашу чистую совесть, на наше правое дело и на наш победоносный меч, – вещал премьер государства, грубо поправшего международное право, – мы должны оставаться твёрдыми до тех пор, пока мы не создадим все мыслимые гарантии нашей безопасности, чтобы никто из наших врагов – ни в отдельности, ни совместно – не осмелился начать опять вооружённый поход». То есть война должна идти до установления полной и безраздельной гегемонии германского рейха в Европе, чтобы больше ни одно государство не смело противостоять любым его притязаниям...

Это означало, что поскольку большая территория составляет основу российского могущества, Российская империя непременно должна быть расчленена. Но в планы германского правящего класса уже тогда входила и колонизация «жизненного пространства» на Востоке...

В 1917 г. балтийский немец Пауль Рорбах, ставший в Германии в годы Первой мировой войны одним из главных идеологов по «восточному вопросу», выступил с программой будущего «геополитического обустройства» пространств на Востоке. Примечательно, что он, наряду с известным одиозным геополитиком Карлом Хаусхоффером, был создателем оккультно-«научного» общества «Туле», которое не без оснований считают одной из главных лабораторий, где вызревала людоедская идеология очень скоро народившегося нацизма…

В своей работе «Наша военная цель на Востоке и русская революция» Рорбах призвал к отказу от политики, «считающейся с Россией как с целым, как с единым государством».

Главной задачей Германии в войне должно было стать изгнание России из «всех областей, которые природой и исторически предназначены были к западно-культурному общению и которые противозаконно перешли к России». Будущее Германии, по мнению Рорбаха, зависело от того, удастся ли довести борьбу за эту цель до победного конца. К обязательному отторжению от России Рорбах намечал три региона:

1) Финляндию, Прибалтику, Польшу и Белоруссию, совокупность которых он назвал «Междуевропой»;

2) Украину;

3) Северный Кавказ.

Финляндия и Польша должны были стать независимыми государствами под покровительством Германии. При этом, чтобы сделать отделение Польши более чувствительным для России, Польша должна была прихватить и земли Белоруссии.

Важнейшее значение один из идеологов общества «Туле» придавал отделению Украины от России. «Если Украина останется вместе с Россией, то стратегические цели Германии не будут достигнуты», – вещал Рорбах.

Таким образом, задолго до приснопамятного Збигнева Бжезинского, Рорбах сформулировал основное условие лишения России имперского статуса: «Устранение русской угрозы, если время будет этому способствовать, последует только путём отделения Украинской России от Московской России…».

«Отчужденная от России, включен­ная в хозяйственную систему Средней Европы Украина, — пи­сал, в свою очередь, допущенный в высшие сферы второго рейха немецкий журналист Курт Ставенхаген, — могла бы стать одной из богатейших стран мира».

«Неисчислимое количество хлеба, скота, кормовых средств, животных продуктов, шерсти, текстильного сырья, жиров, руды, в том числе незаменимой марганцевой руды, и угля преподносит нам эта страна, — вторил ему другой германский журналист Генш.— Если мы все это за­хватим, то, помимо этих богатств, в Срединной Европе будет 120 млн человек». Что-то до боли знакомое, очень уж напоминающее нынешний день, слышится в этих разглагольствованиях, сильно смахивающих на теперешние рассуждения известных политиков (или политиканов?), о пресловутом «европейском выборе» Украины, не правда ли?

…В 1918 г. после заключения грабительского Брестского мира (который даже отрабатывавший немецкие деньги на русскую революцию председатель Совнаркома В.И. Ленин посмел назвать «похабным»), мечты немецких геополитиков были необычайно близки к осуществлению. Территория еще недавно единой России распалась на множество фрагментов, многие из которых были охвачены Гражданской войной. Войска двух германских властелинов оккупировали Прибалтику, Белоруссию, Украину и Грузию. Восточное Закавказье заняли турецкие войска. На Дону возникло подконтрольное Германии казацкое «государство» во главе с атаманом П.Н. Красновым. Последний упорно пытался сколотить Доно-Кавказский союз из казацких и горских областей, что полностью отвечало плану Рорбаха по откалыванию Северного Кавказа от России.

В Прибалтике германское правительство проводило откровенно аннексионистскую политику. В нынешних государствах Балтии февральские дни 1918 г., когда немецкие войска оккупировали Лифляндию и Эстляндию, ныне официально стали днями провозглашения независимости Литвы (16 февраля о независимости своей страны заявил Литовский Совет) и Эстонии (24 февраля в Таллине была подписана Декларация о независимости). На самом деле факты свидетельствуют, что Германия вовсе не собиралась предоставлять балтийским народам независимость.

Образованные в эти дни органы власти якобы независимых Литвы и Эстонии выступали, скорее, в роли фиговых листков, призванных хоть чуть-чуть прикрыть «патронаж» Германии, представлявший собой «цивилизованную» форму аннексии.
На землях Эстонии и Латвии под диктовку Берлина было образовано Балтийское герцогство, формальным главой которого стал герцог Мекленбург-Шверинский Адольф-Фридрих.

На трон Литвы был приглашён принц Вильгельм фон Урах, представитель побочной ветви королевского дома Вюртемберга.

Реальная власть всё это время принадлежала германской военной администрации. А в перспективе все эти «государства» должны были войти в «федеративный» германский рейх...

Летом 1918 г. главы марионеточных «Украинской державы», «Всевеликого войска Донского» и еще ряда подобных образований приезжали в Берлин с поклоном к августейшему патрону – кайзеру Вильгельму II. С некоторыми из них кайзер был весьма откровенен, заявляя, что никакой единой России впредь больше не будет. Германия намерена содействовать увековечению раскола России на несколько государств, крупнейшими из которых будут: 1) Великороссия в пределах своей европейской части, 2) Сибирь, 3) Украина, 4) Доно-Кавказский или Юго-Восточный союз.

Реализацию далеко идущих завоевательских и разделительных прожектов нарушила лишь капитуляция Германии в Первой мировой войне 11 ноября 1918 г…

А началось крушение этих планов на щедро политых русской кровью полях Галиции весной и летом 1915 г.

Возвращаясь к деятельности идеолога аннексионистской политики Науманна и его проекту «Срединной Европы», надо заметить, что в книге под тем же названием, изданной при поддержке кайзеровского правительства в октябре 1915 г. громадным тиражом, на 300 страницах описывалась «Германская империя», возрожденная «после долгого сна». Необходимо подчеркнуть, что начертанная одиозным геополитиком «Срединная Европа» никак не затрагивала интересы Британской империи и США. Автор, напротив, даже рассчитывал на согласие Англии с «изменениями», которым должна была подвергнуться карта Европы в результате победы второго рейха…

В переписке немецкого правительства с верховным командованием (август – ноябрь 1915 г.) были разработаны политические, военные и экономические основы будущей «Срединной Европы», которые были изложены канцлером Бетман-Гольвегом на германо-австрийской конференции в Берлине 10-11 ноября 1915 г. Канцлер пространно рассуждал о «тесной связи обеих империй», зафиксированной в долгосрочном договоре (на 30 лет), и о создании на этой основе «непобедимого центрально-европейского блока».

Меморандум берлинского статс-секретаря Ягова венскому кабинету от 13 ноября 1915 г., а также официальные отчеты о берлинской конференции показывают, что Германия, рассчитывая на «полное поражение России» и на захват у нее «больших территорий», допускала в качестве некоей компенсации «цивилизованному Западу» отказ от германской аннексии Бельгии и других территориальных приобретений в Западной и Центральной Европе. Австрия при этом превращалась в «немецкую восточную марку» будущей «Срединной Европы».

На закрытом заседании правительства 18 ноября и на заседании рейхстага в начале декабря 1915 г. верховная власть Германии одобрила итоги упомянутой конференции. Посещение Вильгельмом II Вены и обсуждение им с Францем-Иосифом и его министрами вопросов о «реализации объединения» обеих империй, возобновление переговоров на эту тему в Вене и Софии, переговоры об «углублении» торговых связей с другими «союзными и нейтральными государствами», выход в Берлине нового журнала с характерным названием «Остланд» – все это превращало идею «Срединной Европы» в фактор «реальной политики».

При этом германская правительственная программа аннексий и контрибуций на Востоке исходила в этот период из двух возможных решений.
«Малое решение» было предусмотрено на случай, если Россия согласится заключить сепаратный мир. Условиями его были названы уступка Германии российских позиций на Балканах, согласие на кабальные экономические и торговые договоры, на выплату контрибуции и на захват Германией Польши, Литвы и Курляндии, «что в отношении огромной Российской империи было бы только пограничным исправлением».

«Большое решение» (в случае заключения сепаратного мира с Англией и Францией и последующей за этим полной капитуляцией России в результате ее военного разгрома) заключалось в полном расчленении империи Романовых на ряд фрагментов, создании на ее территории окраинных государств (под протекторатом Германии), и колонизации названных выше русских земель.

Фактически предпочтительным с самого начала считалось «большое решение», которое с середины 1915 г. стало единственным, с добавлением в него пункта о взыскании с России огромной контрибуции, выплачивать которую Советское правительство обязалось в 1918 г.

В секретном меморандуме профессора Фридриха Лециуса, посвященного в правительственные тайны кайзеровской Германии, эта программа, очищенная от дипломатических условностей, выглядела следующим образом. «Окраинные территории, которые Россия должна потерять – Кавказ, Польша, балтийско-белорусский северо-запад, – не годятся к образованию самостоятельных государств, – вещал в меморандуме ученый муж. – Управлять ими следует твердой рукой, как завоеванными провинциями, по образцу римлян». Правда, оговаривается Лециус, «Украина и Финляндия, возможно, могли бы существоватъ как самостоятельные государства»...

«Если нас заставят, – продолжает автор, – заключить с западными странами компромиссный мир и мы пока будем вынуждены отказаться от освобождения западного фланга, то мы должны полностью оттеснить Россию от Балтийского моря и перенести нашу границу на Волхов и Днепр, так что Новгород Великий и Могилев станут немецкими пограничными городами, а наша граница будет намного лучше и легче для защиты ... В обмен на Могилев, Новгород, Петербург и Ригу, за Вильно и Варшаву мы можем утешиться потерей Кале на 20 лет, если этого нельзя избегнуть».

Это, заключает Лециус, «приблизительно максимум того, что должно быть нашей целью войны на Востоке. Несомненно, мы достигли бы ее, если бы Англия осталась нейтральной и заставила бы Францию соблюдать нейтралитет».

«Что является минимумом того, к чему мы обязательно должны стремиться? – рассуждает далее Лециус. – Кавказ оставим в стороне, так как Балтийское море нам ближе, чем Черное. Мы можем скорее разрешить доступ России к Черному морю, потому что Турция, как и раньше, закроет ей путь в мировой океан. Можем оставить ей также Восточную Украину и удовлетвориться пока освобождением Западной Украины до Днепра. Волынь и Подолия с Киевом и Одессой должны перейти к Габсбургам».

Когда в июле 1917 г. Бетман-Гольвег был уволен в отставку, германское правительство открыто взяло курс на выполнение программы пангерманцев, вероятно, связывая свои надежды на расчленение обуреваемой революционной бесовщиной России и аннексию ее самых лакомых кусков с некими тайными обещаниями.

Теми, которые, очевидно, дал вождь большевиков Ульянов-Ленин во время своей сверхсекретной встречи с кем-либо из близкого окружения германского кайзера. По версии ряда исследователей, такая встреча имела место во время суточной стоянки спецпоезда с пломбированным вагоном, наполненном российскими революционерами, на запасных путях берлинского вокзала в марте 1917 г, по пути следования из Швейцарии в Россию...

Любопытно, что спустя десятки лет, уже после окончания Второй мировой войны и нового разделения Европы на противостоящие военно-политические блоки НАТО и Организацию Варшавского договора, советские аналитики находили в работах упоминавшихся уже идеологов гегемонизма второго рейха К. Франца и Ф. Науманна прямые аналогии с заявлениями и рассуждениями современных западногерманских реваншистов 50 – 60-х гг. XX столетия, грезивших наяву. Грезивших о том, как бы «исправить» силами быстро наращивавшего военную мускулатуру бундесвера в союзе с другими армиями НАТО до­пущенные кайзеровской и гитлеровской Германией «ошибки». И старые захватнические планы германских империалистов им не терпелось все-таки осуществить, но теперь уже под флагом «европейской интеграции» и «атлантической солидарности», лицемерно противопоставляемых «коммунистической экспансии» со стороны СССР и его союзников...

Безусловно, Россия в Первой мировой войне тоже имела определенные территориальные притязания, обусловленные, однако, отнюдь не империалистским характером ее внешней политики, а насущными потребностями народов, издавна входивших в состав единого государства.
Русские требования в случае победы над Тройственным союзом, как известно, включали в себя:

1) объединение польских земель, оказавшихся после трех разделов Польши в составе Германии и Австро-Венгрии, в единую Польшу, которая должна была иметь права широкой автономии в составе России;

2) включение в состав России несправедливо оказавшихся во власти монархии Габсбургов Галиции и Угорской Руси – исконных земель восточных славян, некогда принадлежавших Галицко-Волынскому княжеству (Галиция) и Киевской Руси (Угорская Русь, известная также как Карпатская Русь, большинство жителей которой составляли этнически близкие русским русины);

3) установление контроля России над принадлежавшими Турции черноморскими проливами Босфор и Дарданеллы, что диктовалось интересами, прежде всего, российской внешней торговли.

Война с Германией началась с нашей стороны, как известно, с проведения Восточно-Прусской операции 1914 г.. Заметим, что земли славянского племени пруссов, истребленных в Средние века в процессе беспощадного онемечивания, исторически вовсе не были германскими (тем более что русские войска однажды уже отвоевывали их у пруссаков в ходе Семилетней войны 1756 – 1763 гг.). Однако император Николай II не заявлял о планах русификации территорий за Неманом и Наревом, по которым в первый месяц войны победно шагали армии генералов П.К. Ренненкампфа и А.В. Самсонова…

Но видится исторически обусловленным и абсолютно законным, с точки зрения международного права, что Восточная Пруссия, освобожденная от гитлеровцев и после окончания Великой Отечественной войны переименованная в Калининградскую область, все же была присоединена к нашему Отечеству как победный трофей, как справедливая компенсация за те неслыханные людские жертвы и материальные потери, которые понес советский народ в результате неспровоцированной агрессии нацистского рейха. Спонтанные же попытки поставить под сомнение законность обладания восточно-прусскими землями современной Россией и выдвинуть в повестку международных отношений вопрос о «возврате» Восточной Пруссии в лоно Германии, означающие коренной пересмотр итогов Второй мировой войны, несомненно, аморальны и опасны для дела мира, ибо ведут только к слому всей системы европейской и мировой безопасности, со всеми вытекающими последствиями…

Таким образом, вопреки постулатам советской официальной науки, традиционно характеризовавшей Первую мировую войну как грабительскую и несправедливую со стороны и германского блока, и России, для нас вооруженная борьба против кайзеровских полчищ фактически была войной в защиту своего Отечества.

Ведь наши противники, как явствует из приведенных материалов, преследовали цель не просто заставить русского монарха подписать выгодный для Берлина и Вены мир и поступиться какими-то преходящими выгодами, но намеревались уничтожить само государство Российское, расчленить его, подвергнуть безжалостной колонизации и онемечиванию наиболее плодородные и густонаселенные части восточноевропейской территории нашей страны, не останавливаясь даже перед массовым геноцидом населения… В силу этого на многие десятилетия забытый ратный подвиг участников этой войны, в тяжелейшей борьбе с австро-германскими войсками отстаивавших само право России и его народов на существование, безусловно, заслуживает благоговейного внимания потомков и достойного увековечивания.