Министр иностранных дел Германии сумел добиться серьезных уступок по условиям несправедливого для немцев Версальского мира исключительно дипломатическими методами
Ключевой проблемой версальско-вашингтонской системы международных отношений, сформированной после Первой мировой войны, была неинтегрированность великой державы, пусть и проигравшей, в эту систему. Германия была унижена в Версале, потеряла в результате соглашений с победителями часть территорий, но осталась достаточно сильной, чтобы при благоприятных обстоятельствах совершить рывок вперед и попробовать взять реванш за поражение. В конечном итоге именно это и произошло.
На волне реваншистских настроений на фоне экономического кризиса в 1933 к власти в стране пришел Адольф Гитлер.
До сих пор распространено мнение, что у Германии не было варианта, кроме левой или правой радикализации, направленной на силовое изменение положения страны в системе международных отношений. Совершенно забывается о деятельности сторонника третьего пути, практически бессменного министра иностранных дел страны в 1920-е годы Густава Штреземана.
Список его достижений впечатляет. Пока он возглавлял ведомство (1923–1929 годы), ему удалось отразить реальную угрозу расчленения страны, вернуть Германию в разряд великих держав, восстановить позиции германской экономики на мировом рынке и заложить принципы, которые начали с 1925 года медленное, но неуклонное изменение структуры той системы международных отношений, которая сложилась после Версальского договора. Смерть в 1929 году не позволила ему довести задуманное до конца, а в Германии не нашлось политика, который смог бы продолжить его курс.
Рур, первый успех
Первой победой Штреземана стало прекращение французской оккупации Рурской области. Этот ключевой промышленный регион Германии, производивший 70% угля и 50% стали, был оккупирован французской армией в 1921 году из-за отказа предыдущего германского правительства платить наложенные на страну репарации.
Для решения этой проблемы Штреземан выбрал тактику «выполнения обязательств». Он не отказывался платить репарации или вести переговоры с западными державами, как делали его предшественники, но настаивал, что для осуществления выплат Германии надо восстановить свою экономическую мощь. Данный тезис вбил клин между Англией и Францией: Париж хотел продолжать оккупацию запада страны, а ее восточные и южные регионы вернуть к состоянию раздробленности, в котором они были до объединения Германии Бисмарка, в то время как английское руководство опасалось чрезмерного усиления Франции на континенте. При подходе Штреземана французская оккупация становилась не способом добиться законных платежей, а военной агрессией, препятствующей выплате репараций. Как охарактеризовал сложившуюся ситуацию Генри Киссинджер, за исключением Франции, остальные союзники в равной степени хотели покончить с проблемой и получить хоть какие-то выплаты.
На Лондонской Конференции 1923 года Штреземан добился практически идеального для страны решения: был согласован вывод французских войск из Рура, а выплата репараций растянута на долгий срок и стала осуществляться на основе американских кредитов.
За пять лет, пока действовал график выплаты репарационных платежей, Германия выплатила примерно $1 млрд, получив $2 млрд в форме преимущественно американских займов. То есть оставшиеся от займов деньги Германия использовала для модернизации своей промышленности.
Для Штреземана это была безусловная победа, учитывая, что он неоднократно говорил о важности экономического возрождения для возрождения политического. «После поражения германской армии у нас есть только два источника силы — национальный дух и немецкая экономика», — писал он.
Советская карта и статья 231
Штреземан в своей политике умело использовал фактор Советской России. После Рапалльского договора в 1922 году, когда РСФСР и Германия установили дипломатические отношения, западные державы пребывали в состоянии напряженности. Хотя Советская Россия после гражданской война вряд ли могла оказать Германии экономическую поддержку, сама возможность советско-германского сближения помогала рейхсканцлеру играть на нервах у западных держав за столом переговоров. Опасность советско-германского сотрудничества была особенно очевидна в польском вопросе. У обеих стран были территориальные претензии к польскому правительству, а Раппальский договор создал необходимые предпосылки для сближения.
На переговорах с западными странами Штреземан, а позднее и другие немецкие политики использовали советский фактор, убеждали, что Германия выступает в качестве заслона от советской экспансии в Европу. Особенно сильны были опасения расширения влияния Москвы в Европе у Лондона. Посол Великобритании в Берлине лорд Д’Абернон писал: «Помимо опасности распространения большевизма, представляющей огромную угрозу, антианглийский образ мысли надежно укрепился в русском сознании за XIX век. Давление пропаганды большевиков в совокупности с традиционной враждебностью может породить силу, огромную по своей мощи». Подобный взгляд на европейские события был особенно популярен у английских лидеров, а Штреземан был одним из первых немецких политиков, сумевших заметить эту тенденцию и правильно ею воспользоваться, тем более что он сам разделял подобную точку зрения. В одной из записей в своем дневнике он писал о Советском Союзе, что «Германия и только Германия является той стеной, которая способна удержать этот "азиатский" поток, и что необходимо политически, экономически и военным образом укрепить страну, чтобы эта стена не рухнула».
Принципиальное значение для Штреземана имела борьба против 231 статьи Версальского договора. В ней говорилось: «Германия ответственна за причинение всех потерь и убытков, понесенных Союзными и Объединившимися правительствами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Германии». Никогда до этого в мировой дипломатической практике санкции против побежденного не базировались на обвинении в развязывании войны. Штреземан рассматривал эту формулировку не просто как позор и унижение для своей страны, но как краеугольный камень всей системы послевоенных отношений.
Именно моральная ответственность Германии за начало войны стала основной причиной территориальных аннексий и репараций. Штреземан писал, что «Версальский договор стоит на двух основах: утверждение о немецкой «вине» в войне и на немецком "развязывании войны"».
Локарно
На Локарнской конференции октября 1925 года были подписаны соглашения, гарантирующие по Рейнскому пакту послевоенные границы Франции, Германии и Бельгии и обязывающие их решать возникающие между ними разногласия мирным путем. Гарантом этих соглашений стали Великобритания и Италия. С восточными соседями Германии были заключены лишь арбитражные договоры, не содержащие в себе положений о неприкосновенности германо-польских и германо-чехословацких границ.
Это можно было назвать триумфом Штреземана — его величайшим внешнеполитическим достижением.
Во-первых, впервые с окончания Первой мировой войны Германия была признана победителями как равноправный партнер. Во-вторых, Штреземану удалось добиться гарантии неприкосновенности границ от возможного французского вторжения. Но это были лишь непосредственные, очевидные преимущества.
Локарнские соглашения ознаменовали собой начало ревизии Версальского договора, поскольку отныне Германия фактически могла соблюдать лишь те условия договора, которые она сочтет нужным подтвердить. Ценой отказа от Эльзаса и Лотарингии, и так потерянных, Штреземан получил право приступить к медленной, постепенной, но неуклонной ревизии германских восточных границ методами, заложенными в Версальском договоре, — а именно правом наций на самоопределение и экономическим давлением. Восточные союзники Франции оказались от нее отрезанными, тогда как на их территориях компактно проживало немецкое меньшинство, которое со временем могло потребовать отделения от этих государств. Эти настроения могли бы быть подогреты экономическими вливаниями из Германии.
После Локарно уже ничто не могло помешать экономическому возрождению Германии: в страну хлынул поток иностранных инвестиций, поскольку можно было не бояться угроз наподобие Рурской оккупации. Штреземану удалось добиться столь впечатляющих результатов, не испортив отношений с Советской Россией, что у Берлина появились дополнительные преимущества.
Этого удалось добиться из-за лояльной позиции британского истеблишмента, который стал воспринимать Германию разумным партнером. Во-вторых, Рейнский пакт, инициированный Штреземаном, стал игрой на опережение. Министр понимал, что Франция не успокоится, не получив гарантий безопасности своей западной границы. Поэтому он решил первым открыто выступить с инициативой гарантийного соглашения.
Итоговая формулировка проекта соглашения устроила Великобританию, поскольку распространялась на восточных союзников Франции и не накладывала на англичан никаких особенных обязательств, кроме тех, на которые они должны были бы так или иначе пойти, — фактически от них требовалось лишь гарантировать взаимную безопасность Франции и Германии друг от друга. Париж был вынужден пойти на соглашение, иначе выглядел бы в этой ситуации агрессором. В итоге Франция оказалась отрезанной от своих восточных партнеров — Польши и Чехословакии. А Германия в перспективе получала бы возможность пересмотра границ на востоке, которая для немецких политиков была очевидна. По плану Штреземана Германия должна была сначала восстановить экономическую мощь, сбросить с себя бремя репараций и добиться отмены ограничений на вооружение, достигнув в перспективе военного паритета с Великобританией и Францией. И только потом речь могла пойти о создании государства, как писал Штреземан, у которого «политическая граница охватывает все районы с немецким населением, живущим в пределах замкнутых германских районов поселения в Средней Европе и желающих присоединения к рейху».
Европа Штреземана
Итогом внешнеполитической деятельности Густава Штреземана стала перекройка европейской системы международных отношений. Германия вернулась в разряд великих европейских держав с сильной экономикой. Исключительно путем переговоров и дипломатии были достигнуты договоренности, позволявшие следующим поколениям немецких политиков реформировать Версальскую систему в соответствии германским интересам. Западная граница страны была в безопасности от французских вторжений, восточная — открыта для необходимых маневров. Германские политики могли менять карту Восточной Европы для исправления «несправедливостей» Версальского договора. Единственное, что от них требовалось, — соблюдать те «правила игры», которые были приняты в Локарно: неприкосновенность границ Англии и Франции и следование духу Лиги Наций. Ключевой игрок европейской политики — Великобритания — не собиралась мешать германским действиям, направленным на ревизию Версаля на восточном направлении. Британское руководство видело ключ к собственной безопасности лишь в неприкосновенности границ западноевропейских государств. В Лондоне господствовало мнение, выраженное Чемберленом: «Покуда существует нынешнее территориальное урегулирование в Западной Европе, Великобритания в безопасности». Франция после Локарно перешла к стратегической обороне, не видя возможности давить на Германию без английской поддержки.
