Мятеж декабристов стал для государства серьёзным сигналом о появлении новых угроз. Вскоре было создано Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии – фактически первая российская спецслужба. Какой она была и что не позволило ей с должной эффективностью предотвратить агрессию революционеров и террористов, рассказывает историк, признанный эксперт в данной области Фёдор СЕВАСТЬЯНОВ.
– Фёдор Леонидович, чем примечательно в отечественной истории созданное в 1826 году Третье отделение?
– В некотором смысле это была первая спецслужба современного типа. Она состояла в массе своей не только из людей, образно говоря, гонявшихся за теми, кто царскому портрету кулак показал. Третье отделение располагало как центральным аппаратом, представлявшим собой своего рода мозг ведомства, так и приданным ему корпусом жандармов, оперативных сотрудников в городах и весях.
До того ни одна наша тайная полиция исполнительного аппарата на местах не имела. Соответственно, не имела и того охвата деятельности, который получила после 1826 года. Функции политического сыска были усилены более масштабным, чем прежде, контролем, который осуществляли жандармские офицеры, собиравшие сведения о настроениях жителей того или иного населённого пункта. Причём делали они это помимо губернаторской власти, также работавшей в этом плане. То есть Третье отделение имело свою параллельную информационно-аналитическую вертикаль.
– Основателем и многолетним начальником Третьего отделения был, как известно, Александр Христофорович Бенкендорф. Каким он был руководителем и человеком?
– Это был очень храбрый генерал, рубака. С его именем связано множество романтических и героических историй. Например, ещё за несколько лет до начала Отечественной войны его высадили с небольшим отрядом на Корфу, поставив задачу создания антинаполеоновского партизанского движения с привлечением в него тамошних жителей. И Бенкендорф с этой задачей замечательно справился. А в годы войны он так же отменно бил французов, брал в плен генералов, огромное количество солдат и офицеров, атаковал и принуждал их к капитуляции уже на территории Западной Европы…
В момент междуцарствия, когда разные лоббистские группировки при дворе выступали кто за Константина, кто за Николая, а декабристы устроили восстание на Сенатской площади, Бенкендорф, естественно, продемонстрировал верность новому царю. Естественность этого шага прежде всего в том, что великий князь Николай Павлович и Александр Христофорович были дружны. Во всяком случае, настолько, насколько у царей и великих князей могут быть друзья.
Когда Николай стал императором, в его кабинете бюст Бенкендорфа, можно сказать, на самом видном месте располагался. Ну, то есть, по нынешним временам это что-то вроде фотографии на память.
Что же касается службы Бенкендорфа начальником Третьего отделения, то тут большинство мемуаристов данного периода сходились во мнении: администратором, организатором он был никудышным, а руководителем, мягко говоря, не вполне компетентным.
Хотя его заслуги в создании этой структуры бесспорны. Ещё со времён наполеоновских войн он вынашивал идею такого создания, которую, кстати говоря, во многом позаимствовал у министра французской полиции Жозефа Фуше. Но создать – это одно, а управлять – совсем другое. К рутинной, бюрократической деятельности он был совершенно не приспособлен, и практически вся работа Третьего отделения до поры до времени держалась на плечах его управляющего, старого специалиста Максима Яковлевича фон Фока, очень известного в ту пору бывшего директора особенной канцелярии при министерстве полиции. Причём, по общему признанию, тот отличался весьма положительными чертами характера. А когда умер, не кто иной, как Пушкин выразил сожаление по этому поводу в своём дневнике, охарактеризовав покойного как человека «доброго, честного и твёрдого».
– Создание Третьего отделения многие историки однозначно объясняют предшествующей попыткой государственного переворота со стороны декабристов. Насколько эта причинно-следственная связь абсолютна?
– Это не бесспорно. То есть восстание декабристов послужило лишь одной из причин, стало своего рода импульсом к созданию новой российской спецслужбы. Однако в 1825 году из крупнейших событий в Российской империи не только восстание декабристов произошло. Прежде всего, пришёл к власти новый император и соответственно сменилось его окружение. Не зря же в связи с образованием Третьего отделения непременно вспоминают Бенкендорфа с его немалыми амбициями и влиянием при дворе. При том, что тогдашние, скажем так, интеллектуалы отзывались о нём не самым лестным образом, в целом по России это был весьма авторитетный человек. А потому обращались лично к нему и через него подавали обращения «на высочайшее имя» самые разные люди с самыми разными ходатайствами. Фактически это был, как сказали бы сейчас, канал обратной связи между подданными Его Императорского Величества и верховной властью.
Ведь если посмотреть архив Третьего отделения за первые годы его существования, немудрено поразиться сумасшедшему потоку этих обращений. Причём по поводам, с точки зрения сегодняшнего дня, удивительным, странным и даже весьма курьёзным. Там рассматривали сугубо внутрисемейные конфликты, споры об имуществе, всевозможные бытовые неурядицы, бесчисленные прожекты и многое другое, по идее никак не связанное с основным предназначением тайной полиции. Скажем, повздорил взрослый сын с отцом или матерью и один из родителей пишет жалобу губернатору: так, мол, и так, обретается детинушка в непростительном житие, пьянствует, не слушается. Такого ослушника, бывало, сажали под административный арест, в монастырскую тюрьму. А это мог быть человек лет тридцати, в каких-нибудь штаб-офицерских чинах. И сидел он за свои провинности многие недели, месяцы, а то и год, отбывая наказание с официальной формулировкой «до прощения». Ну а ежели мать не простит?.. Вот и обращался этот сиделец в высшие инстанции, стремясь достучаться до самого государя-императора. Огромное множество именно такого рода прошений шло через Третье отделение.
Сохранились в его архивах и «грандиозные планы по спасению России», составленные неуёмными графоманами. Они-то ещё в те времена точно знали, что нужно делать, чтобы, например, искоренить коррупцию в стране и вообще чтобы её самым наилучшим образом обустроить.
Короче говоря, если судить по документам той эпохи, то не создаётся впечатление, что Третье отделение как-то уж очень сильно было озабочено проблемами противодействия революционным организациям, в какой-то мере похожим на декабристские. Хотя, с другой стороны, этих сколько-нибудь опасных для императорской власти организаций в России в годы царствования Николая I фактически не было.
– А каков вообще был потенциал движения, получившего название «декабристского»? К чему мог привести мятеж этих дворян при удачном для них стечении обстоятельств? К свержению абсолютной монархии, к установлению некой конституционной формы правления в России?..
– В советские времена главным декабристоведом у нас была М. В. Нечкина, пользовавшаяся, как сейчас говорят, колоссальным административным ресурсом. Она-то и определяла практически всецело взгляд нашего общества на декабристов и их деятельность. Нечкиной принадлежит знаменитый двухтомник, насквозь пропитанный эдаким карбонарским духом. Там она пыталась сравнивать, сопоставлять декабристское движение с процессами и движущими силами, которые привели к Великой Французской революции. Но разве для этого есть хоть какие-то основания!
Ведь во Франции революцию осуществляли широкие массы самых разных людей. Декабристы же дистанцировались не только от народа, но даже, по большому счёту, и от армии. В этом плане довольно показателен эпизод, связанный с бунтом Черниговского полка. Когда возглавившие его заговорщики испробовали модель этакого народного восстания, то ничего у них не получилось. В короткий срок восставшие превратились в некую полубандитскую организацию наподобие пугачёвской. И кончили они примерно так же, как Разин с Пугачёвым. Погуляли несколько дней по Украине, пока их не «зачистили». То есть вождей революции из них совершенно не получилось. Да, наверное, и не могло получиться.
Рассуждая о возможных объективных причинах и гипотетических последствиях восстания 1825 года, следует учитывать некоторые важные обстоятельства, коим в советской историографии не придавали должного значения. Тут я имею в виду в первую очередь и вышеупомянутые трения двух лоббистских группировок при дворе, и банальный конфликт поколений. Ведь Николай в отличие от своего брата Константина не только пороху войны 1812 года не нюхал, но и своего отца толком не помнил. Те же, кто ратовал за воцарение Константина, в большинстве своём видели Суворова, екатерининские времена, царствование Павла и, возможно, имели некоторые основания считать Николая недостаточно зрелым для управления огромной империей. Но Константин, судя по всему, царствовать искренне не желал.
Есть версия о том, что и их мать Мария Фёдоровна была не так проста, не так безучастна к вопросу престолонаследия, как принято считать. Известно, что ещё в 1801 году она не прочь была занять российский трон, однако царствовать её не пустили.
Могли ли события 14 декабря 1825 года и всё, что с ними связано, привести к падению абсолютизма, к принятию какой-то конституции в России? Трудно сказать. Однако, на мой взгляд, ни муравьёвский конституционный проект, ни тем более пестелевская «Русская правда» шансов быть принятыми в то время практически не имели.
Ведь и Александр I вынашивал некие планы по конституционному реформированию государства. И вообще он много чего интересного планировал. В том числе дожить до 25-летия своего царствования. И даже поговаривал, что вот, мол, через 25 лет службы даже солдата на волю отпускают, почему бы, дескать, и его не освободить от службы царской.
Но как оно могло случиться, проживи император Александр ещё год-другой, никто, конечно же, не знает.
– Можно ли заключить, что в николаевские времена какой-то особой, чрезвычайной нужды в работе ведомства, основанного Бенкендорфом, в общем-то, и не ощущалось? Зато при Александре II, когда пришло время всерьёз бороться с угрозами внутренней стабильности государства, российские спецслужбы, похоже, оплошали…
– Во времена царствования Александра II Россия столкнулась с терроризмом, к которому оказалась практически не готова. Террористы были хорошо организованы и законспирированы, применяли новые, зачастую крайне жестокие, кровавые методы борьбы с государством. Причём иногда эта жестокость была просто бессмысленной.
Главные упущения Третьего отделения были в том, что его руководители не смогли в своё время наладить эффективную агентурную сеть, поставить на должный уровень профилактическую, предупредительную работу по противодействию террористическим и иным «экстремистским» действиям. И когда оно приказало долго жить, когда его, мягко говоря, реорганизовали, было уже слишком поздно. Для царя Александра Николаевича Романова прежде всего.
