Весной нынешнего года исполнилось 825 лет со времени первого упоминания в письменных источниках слова «украина».

В Ипатьевской летописи под датой 1187 год сообщалось о смерти переяславского князя Владимира Глебовича, «о нем же украина много постона». Сей фрагмент летописи современные украинские «национально сознательные» деятели рассматривают как неопровержимое «доказательство» древности «нашего национального имени». Вот, дескать, еще когда известна была Украина!

Между тем тогдашняя украина ничего общего с национальным именем не имела. Обозначало это слово не Русь и не Южную Русь (нынешнюю территорию Украины), а исключительно пограничные (окраинные) земли. Были украины псковские, рязанские, галицкие, позднее – сибирские и другие. В данном случае в летописи имеются в виду земли Переяславского княжества, граничащего со Степью – местом обитания воинственных половецких кочевников. Смерть молодого храброго князя, доблестно защищавшего жителей Переяславщины от половцев, вызвала вполне понятную скорбь у местного населения. Потому и «много постона» о нем пограничье.

На то, что термин «украина» не являлся национальным именем, указывали многие исследователи. В том числе те, кто симпатизировал украинскому движению, даже являлся непосредственным его участником. В этой статье я буду ссылаться преимущественно на таких вот украинствующих авторов. И пусть современные «патриоты» Украины, яростно отрицающие «окраинное» происхождение названия страны, спорят со своими предшественниками.

Видный украинский историк и политический деятель Дмитрий Дорошенко, процитировав вышеуказанный отрывок из Ипатьевской летописи, снабдил его следующим комментарием: «Ясно, что тут говорится о пограничной области Киевской Руси, теперешней Полтавщине. Этимологически “Украина” означает тут пограничную область, лежащую на краю. Та же самая летопись, немного далее, под 1189 годом, употребляет название “Украина” для обозначения другой пограничной области тогдашней Южной Руси, а именно – южной части Галиции – “В Украйне Галицкой”. И еще в том же самом значении встречаем мы “Украину” в конце ХIII в. Далее она исчезает со страниц известных нам памятников и появляется вновь в ХVI в., но все в том же значении пограничной области. Теперь этим именем называют области среднего Днепра, главным образом современную Киевщину, которая в конце ХVI в. была окраиной Польского государства на юго-востоке».

«Слово “Украина”, “украинский” появляется впервые в Ипатьевской летописи под 1187 годом, - отмечал другой украинский деятель, писатель и литературовед Богдан Лепкий. – Так назывались тогда пограничные земли. А когда на тех землях позднее появилось казачество, то это название приняло и расширило».

«Сначала Украиной назывались только пограничные земли, лежавшие ближе к половцам, а потом к татарам, - вторил Лепкому Михаил Возняк (тоже литературовед). – При казаччине это название распространило свою территорию и с правой, и с левой стороны Днепра».

То же самое о названии «Украина» писал историк (во всяком случае, считающийся таковым) Михаил Грушевский: «Края поднепровские назывались тогда Украиной, ибо лежали уже “на краю” государства и за ним начинались дикие степи». И филолог Агатангел Крымский: «Ранее звалась Украиной не вся малорусская земля, а лишь самые пограничные края». И литературовед Михаил Драй-Хмара: «Край крещеного мира, из-за этого и прозванный Украиной». И географ Степан Рудницкий (которого кое-кто сегодня называет «отцом украинской географии»): «Само название “Украина” - межевая земля, пограничье – указывает, что наша родина имеет много дела с границами». И многие-многие другие.

Вывод о тождественности терминов «украина» и «окраина» можно сделать и знакомясь непосредственно с историческими источниками. Причем термины эти применялись не только к местностям, входящим в состав современной Украины. Так, в документах Великого княжества Литовского находим датированное 1529 годом расписание «городов украинных», в которые посылалось зерно для обеспечения их провиантом в виду военного времени. Среди тех городов – Киев, Полоцк, Витебск и другие.

Другой пример. Средневековый польский историк Матвей Стрыйковский сообщает об убытках, понесенных из-за действий королевского племянника «украиной Польской и Жмудской земли», то есть – порубежьем Польши и Литвы.

Гетман Иван Самойлович в инструкции отправляемым в Москву посланцам (март 1677 года) приказывает им обратить внимание царских чиновников на опасность нашествия крымских татар «от которого было бы недобро, избави Бог, не токмо Украине Малой России, но и Великой».

О «городах украинных великороссийских и малороссийских» упоминает в своих письмах и гетман Иван Мазепа.

Среди других старинных свидетельств по данному вопросу можно указать на написанную в 1672 году поляком Самуилом Грондским «Историю войны казако-польской». Под Украиной автор понимает «провинцию, лежащую на границе королевства».

В смысле окраины использовал этот термин и французский инженер Гийом де Боплан, чье «Описание Украины» популярно ныне в кругах украинских «национально сознательных» деятелей опять-таки как «доказательство» древности «национального» имени. А ведь в посвящении польскому королю Яну Казимиру француз совершенно четко указывает: «Беру на себя смелость с полной покорностью и глубоким уважением поднести Вашему августейшему величеству описание этого большого пограничья – Украины».

В свою очередь современник Боплана секретарь французского посольства в Польше Пьер Шевалье утверждал: «Страна, где живут казаки, зовется Украиной, что означает окраина».

Во второй половине ХVII века появляется в документах и термин «украинцы». Обозначал он, опять же, не этническую общность (народность, нацию), а население пограничья. «Летописец или описание краткое знатнейших действ и случаев, что в котором году делалось в Украине малороссийской обеих сторон Днепра» под 1653 годом упоминает «поднестрян и забужан и иных украинцев». В том же (территориальном, а не этническом) смысле фигурируют украинцы (ukrainci) в вышеназванном сочинении Самуила Грондского, а также в письме кошевого Ивана Сирко гетману Ивану Самойловичу (январь 1677 года).

Шли годы, десятилетия, столетия. Одни государства расширялись, другие уменьшались в размерах, а то и прекращали существование. Передвигались границы… В связи с территориальными изменениями в Восточной Европе вчерашние окраины переставали быть таковыми. Соответственно, прекращалось там и употребление наименований «Украина» и «украинцы». Хотя не сразу и не везде.

«Мать моя – Малороссия, тетка моя – Украина», - писал философ Григорий Сковорода, разумея под первой (Малороссией) Полтавщину и Черниговщину, а под второй (Украиной) – Харьковщину. А в «Русской правде» декабриста Павла Пестеля украинцами называются обитатели Харьковской и Курской губерний. Пестель считал их одним из оттенков русского народа вместе с великороссиянами, белорусцами, малороссиянами (жителями Полтавской и Черниговской губерний) и руснаками (коренным населением Киевской, Подольской и Волынской губерний).

Все объяснялось просто. За землями бывшей Слободской Украины (то есть Харьковщиной и отчасти Курщиной) названное наименование было закреплено официально. В 1765 – 1780 и 1796 – 1835 годах существовала Слободско-Украинская губерния. Вот и звались харьковчане украинцами, а, например, полтавцы и черниговцы – нет.

Но, конечно, в этническом отношении коренных жителей Полтавского и Харьковского регионов никто не различал. После переименования в 1835 году Слободско-Украинской губернии в Харьковскую украинцы исчезли и там. Этим, кстати, объясняется и то обстоятельство, что слово «украинцы» встречается, к примеру, в ранних письмах, Евгения Гребенки и совсем не встречается у Тараса Шевченко. Именуемый сегодня «отцом украинского национального возрождения» Тарас Григорьевич ничего о таковом возрождении не знал. И это весьма показательно.

Как же тогда оказались «Украина» и «украинцы» национальными названиями? Вероятно, стоит обратить внимание на свидетельство выдающегося сербского историка Пантелеймона Сретьковича, проведшего молодые годы в Малороссии. «Как студент Киевского университета, я сам был очевидцем некоего «украинофильства», - вспоминал он. – Но когда я поездил по деревням Киевской, Волынской и Подольской губерний, мне бросилось в глаза, что в этих губерниях главная масса народонаселения русская, а помещики – католики, ополяченные русские. Указывая на этих-то помещиков, поляки и утверждают, что это польские земли, а чтобы скрыть, к какой национальности принадлежит народ, они называют эти русские земли “Украина”».

Стремившиеся к воссозданию независимой Польши «от моря до моря» деятели польского движения средством достижения своей цели видели ослабление России. Ослабить же ее можно было, внеся раскол в русскую нацию, отмежевав малорусов от великорусов, противопоставив их друг другу. Для этого и создавалось так называемое украинофильское (позднее – украинское) движение. Создавалось именно поляками. Они-то и выступили инициаторами внедрения новых терминов.

По признанию видного украинского деятеля Александра Барвинского, выбрал малорусам новое имя лично лидер украинофилов поляк Владимир Антонович. Ну а поскольку внедрить новшество сходу представлялось затруднительным, Антонович предложил на переходном этапе использовать термины «Украина-Русь» и «украино-руський народ».

Стоит, правда, отметить, что, по мнению крупного общественного деятеля Галицкой Руси Осипа Мончаловского, «изобретателем» являлся другой польский украинофил – Паулин Свенцицкий (Стахурский). Но сути это не меняет. Оба претендента на «авторство» принадлежали к одному политическому лагерю и преследовали общие цели.

Впрочем, наполнять термин «Украина» этническим смыслом начали несколько ранее выхода на политическую арену указанных персонажей. Еще в 1830-х годах появились фальшивые «народные думы» соответствующего содержания. Данное обстоятельство подчеркнул известный историк (и украинофил!) Николай Костомаров, занимавшийся разоблачением фальшивок. В ХХ веке другой украинский исследователь Агапит Шамрай (между прочим, тоже из числа «национально сознательных») разобрал этот вопрос подробнее.

«Фальсификатор, вводил поэтические формулы и символы, которые не встречаются в настоящих думах, - отмечал он. – Эта, прежде всего, идеологическая подчеркнутость отличает фальсификаты от дум. Обратим, например, внимание на формулу “Украина”, в каком значении она употребляется в фальсификациях. Тут, прежде всего, оттеняется понятие “Украина” как политическое целое, как национальный организм». И далее (сопоставив цитаты из фальсификатов и подлинников): «Разница между настоящими думами и стилизациями выступает очень выразительно. В думах оригинальных “Украина” употребляется, как географическое значение».

Известно, что к фабрикации фальшивых «дум» был причастен молодой в то время собиратель фольклора Измаил Срезневский. Однако кто стоял за ним, кто являлся наставником фальсификатора – остается невыясненным. Видимо, искать тайного вдохновителя следует в тех кругах, откуда пошла в свет и печально знаменитая фальшивка «История русов».

Как бы там ни было, во второй половине ХIХ века новое «имя для народа» начало усиленно пропагандироваться украинофилами. Задача была очень сложной. Невозможным казалось заставить обычных, не увлекающихся политикой русских людей переименовываться. Тем более что предлагаемые названия в качестве национальных не воспринимались.

«В народной речи слово “украинец” не употреблялось и не употребляется в смысле народа, - замечал Николай Костомаров в 1874 году. – Оно значит только обитателя края: будь он поляк, иудей – все равно: он украинец, если живет в Украйне; все равно, как, например, казанец или саратовец значит жителя Казани или Саратова, а не принадлежащего к какой-нибудь народной ветви, с которою соединено было бы имя казанца или саратовца. В народной речи слова “украинская земля” и “Украйна” не приобрели значения отечества южно-русского народа. Украйною называлась часть Киевской и Подольской губернии, называлась Харьковская и часть Воронежской, а в Московском государстве украйною или украинскими землями назывались вообще южные пограничные оконечности. Украйна значила затем вообще всякую окраину. Ни в Малороссии, ни в Великороссии это слово не имело этнографического смысла, а имело только географический».

На ту же тему в 1877 году писал еще один столп украинофильства – Михаил Драгоманов. «Мы не можем теперь, - отвечал он одному из соратников, - придавать такого значения словам “Украина”, “украинец” как Вы, и очень напирать на них, хоть думаем, что эти слова действительно могут стать именем для всей земли нашей от Донца до Тисы и для людей наших. Только это произойдет постепенно и тогда, когда поднепрянская земля, собственно Украина, казацкая, опять пробудит внимание всего народа нашего, да еще сильнее, еще дольше, да к тому же и сделают что-то более умное и более крепкое, чем казачество, - иначе говоря, когда она заслужит, чтобы вслед за ней все наши люди сами себя называли украинцами. Теперь еще даже на Волыни и в Лубенщине редко употребляется это слово… На все нужно время».

Времени, в самом деле, требовалось много, даже для активистов движения. Лишь спустя 14 лет, в марте 1891 года, племянница Драгоманова Леся Украинка сообщала дяде: «Мы отбросили название «украинофилы», а зовемся просто украинцы, ибо мы такие есть». (Надо сказать, что псевдоним самой Леси имел также географическое, а не этническое значение).

За пределами же малочисленных украинских (украинофильских) кружков название не приживалось. Малорусы считали себя русскими, также как и великорусы, и от этого природного названия отказываться не желали.

«Название “Украина” имеет преимущественно географическое содержание, то есть край, пограничье своей земли, - сообщала в 1906 году газета “Рідний край” (“Родной край”) – печатный рупор украинского движения. – Такую Украину вспоминает много наших народных песен, такую Украину знает и современное население. В Полтавщине, например, говорят “подался на Украину” (в Таврию или еще куда дальше на Кавказ)».

«В ту эпоху, - жаловался потом в мемуарах бывший секретарь Центральной Рады Михаил Еремеев, рассказывая о дореволюционном времени, - название “украинец” было еще каким-то чужим и странным, ибо украинская литература его никогда не употребляла. Писалось и говорилось “Украина”, “украинский” и даже, очень редко, - “украинка”, но термин “украинец” был в ту эпоху неологизмом, который туго проходил в жизнь».

Чтобы поспособствовать утверждению неологизма, Еремеев с двумя соратниками сочинили специальную статью «Украинец, что это такое?». Однако изменить положение такие сочинения, разумеется, не могли.

Не настали изменения и сразу после революции. Выступая в октябре 1918 года на открытии Украинского университета в Киеве, тогдашний вождь украинства Владимир Винниченко говорил: « “Украина” - до сих пор было неизвестное слово. И теперь оно еще не прошло во все слои общества». И хотя тут же он заявил, что «недалеко то время, когда у нас не будет ни одного крестьянина, который не сказал бы, что он украинец, и сделает это школа», но уверенность украинского лидера ничем не подкреплялась.

В 1922 году профессор Сергей Остапенко (известный тем, что занимал пост премьер-министра в одном из петлюровских правительств), описывая типичного крестьянина, проживающего в северной части Киевской губернии (Полесье), отмечал: «Полесский хлебороб – это малоизвестный тип производственного и социального характера… Характерным для этого хлебороба является то, что он “ездит на Украину за хлебом”. Украина в его представлении – это пшеничные земли около Фастова, Белой Церкви».

В 1931 году еще один «национально сознательный» исследователь – Алексей Миртов, изучавший говоры обитателей восточной части Донбасса, признавал, что и там «термины “украинец”, “украинский” - новые слова». Украинцами считают «лиц, владеющих украинским литературным языком». Те же, кто говорит на «народном языке», самоопределяют себя как «русские хохлы». Для иллюстрации Миртов приводил результат опроса жителей хутора Кучман: «Русских хохлов – 206 дворов, украинцев – 3 двора, болгар – 5 дворов, поляков – 1 двор».

А зимой 1941 года в оккупированном гитлеровцами Киеве известный украинский поэт Олег Ольжич жаловался в разговоре с приятелем, что для многих коренных жителей Украины – «украинец не национальная принадлежность, а политические убеждения, которые можно иметь, а можно не иметь». «Не здесь ли вся глубина украинской трагедии?» - патетически восклицал поэт. Как видим, даже тотальная украинизация, осуществлявшаяся большевиками в 1920-1930-х годах, не могла укоренить в среде малорусов новое наименование.

Лишь когда ушли в небытие прежние, выросшие еще до революции поколения, название «украинец» могло торжествовать победу. Коренное население исторической Малой Руси перестало считать себя русским. Оно приняло навязываемое им прозвище, стало украинцами, свято веря, что так и должно быть.

Как тут не вспомнить песенку из советского мультфильма о капитане Врунгеле: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет»? Это правило работает и здесь. Регион, некогда являвшийся центром Руси, гордо объявил себя окраиной! И является таковой. Окраиной – политической, экономической, культурной. А самое печальное – быть такой окраиной - это и есть предел мечтаний «национально сознательных украинцев». Нынешняя их мечта – стать окраиной Европейского союза. Мечта глупая. Но разве может зародиться иная в «национально сознательных» головах?

5.07.12

Александр КАРЕВИН

ОДНА РОДИНА