Вопросы, связанные с подготовкой СССР к возможной войне с Германией, относятся к числу наиболее обсуждаемых в новейшей историографии. Введённые в научный оборот новые архивные материалы дали возможность ряду отечественных и зарубежных историков инициировать дискуссию вокруг проблемы «внезапности» нападения Германии, подготовки Советского Союза к «наступательной войне» или к нанесению «упреждающего удара».
Обвинение Советского Союза в «намерении с тыла атаковать Германию» прозвучало из уст официальных представителей и пропагандистов нацистской Германии уже летом 1941 г. В частности, такое объяснение причины начала войны против СССР было озвучено Гитлером в обращении к немецкому народу.
Позже в работах некоторых бывших генералов и офицеров вермахта, а также чиновников третьего рейха, стремившихся оправдать своё участие в подготовке и осуществлении плана «Барбаросса», тезис о превентивном характере гитлеровского нападения был повторён.
Но ближе к реалиям истории иное. Зная о неготовности СССР к войне летом 1941 г., германское руководство учитывало тот факт, что в дальнейшем условия для нападения на СССР становились всё менее благоприятными. Вожди нацистов понимали, что время работает в пользу Советского Союза, а не Германии, именно поэтому ей надо было спешить с осуществлением нападения. На совещании 27 сентября 1939 г. Гитлер говорил: «Время будет работать, в общем, против нас, если мы его сейчас же не используем... В военном отношении время работает также не на нас».
Такого рода военно-политические соображения, вероятно, действительно повлияли на принятие в Берлине решения о подготовке нападения на СССР. В то же время, в нацистском руководстве сложилось устойчивое убеждение, что в обозримом будущем Советский Союз не только не собирается предпринимать каких-либо агрессивных действий против Германии, но и не рискнёт прибегнуть к превентивным наступательным действиям в оборонительных целях.
Как свидетельствует такой авторитетный источник, как дневник начальника генерального штаба сухопутных войск Германии, генерал-полковника Ф. Гальдера, Гитлер не раз высказывался в соответствующем ключе. 14 августа 1939 г. на секретном совещании руководящего состава вермахта он заявил, что «Россия не собирается таскать каштаны из огня для Англии и уклонится от войны».
Позднее, 22 июля 1940 г., он опять с определённостью констатировал: «Русские не хотят войны». Данную оценку разделял, в частности, министр финансов Германии фон Крозиг, который считал, что «СССР выполняет все условия договора (1939 г. – Ю. Н.) и не создаёт никакой угрозы Германии военной силой». Оценка самого Гальдера совпадала с мнением фюрера: «Россия сделает всё, чтобы избежать войны».
Непосредственно накануне агрессии, 22 мая 1941 г., Гальдер подчёркивает оборонительный характер группировки Красной Армии в западных приграничных округах, отмечает «решимость русских удержаться на границе» и отсутствие признаков подготовки к наступлению. 7 мая 1941 г. Геббельс записал в дневнике: «Русские ещё ничего, кажется, не подозревают. Свои войска они развёртывают таким образом, что их положение отвечает нашим целям, лучшего мы не можем и желать…»
Военные специалисты, тем не менее, не могли не рассматривать превентивный вариант действий Красной Армии. В стратегической разработке оперативного отдела ОКВ по подготовке и проведению кампании против СССР от 15 сентября 1940 г. излагались возможные варианты действий СССР в войне против Германии – в том числе такой, при котором «русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредотачиваться у границы немецким войскам».
Однако авторы документа считали «невероятным, что русские решатся на наступление крупных масштабов, например, на вторжение в Восточную Пруссию и северную часть Генерал-Губернаторства... Видимо, на это не будут способны ни командование, ни войска». Наиболее вероятным в документе считался вариант, при котором русские армии «примут на себя удар немецких вооружённых сил, развернувшись вблизи границы...». Причём этот вариант рассматривался как более благоприятный для немецкой армии в связи с тем, что «после поражения в приграничных районах русское командование вряд ли сможет обеспечить организованный отход всей армии».
Подобной оценки действий советских войск придерживалось командование вермахта и позднее, исходя из того, что Красная Армия будет обороняться. В директиве ОКХ по стратегическому развёртыванию от 31 января 1941 г. сказано: «Следует считать наиболее вероятным, что русские, используя усиленные на отдельных участках полевые укрепления на новой и старой государственной границах, а также многочисленные удобные для обороны водные преграды, вступят в бой крупными соединениями западнее рек Днепр и Западная Двина. …При неблагоприятном развитии операций южнее и севернее Припятских болот русские будут пытаться остановить немецкое наступление на линии рек Днепр – Западная Двина».
Ф. Гальдер 22 марта 1941 г. записал в дневнике: «Я не верю в вероятность инициативы со стороны русских». Это мнение подтверждалось разведывательными сводками, поступавшими в Берлин. Так, в сводке отдела изучения иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных войск Германии № 5 от 13 июня 1941 г отмечалось усиление дислоцирующихся в западных приграничных районах «русских войск», но был сделан вывод, что с их стороны, «как и прежде, ожидаются оборонительные действия».
Такая же оценка возможных действий Красной Армии содержалась в донесениях германского посла и военного атташе в Москве. В частности, в мае 1941 г. посол сообщал в Берлин: «Я твёрдо убеждён, что в международной ситуации, которую он считает серьёзной, Сталин поставил целью предохранение Советского Союза от столкновения с Германией». В ходе личной беседы с Гитлером Ф. Шуленбург заявил: «Я не могу поверить, что Россия когда-либо нападёт на Германию». Согласившись с этим, Гитлер выразил недовольство тем, что Советский Союз невозможно даже «спровоцировать на нападение».
Во время переговоров с министром иностранных дел Японии Мацуоко в марте 1941 г. Гитлер и Риббентроп характеризовали позицию СССР соответствующим образом.
Отметим, что данные источники предназначались отнюдь не для пропаганды и введения в заблуждение общественного мнения и содержат оценки реальной обстановки.
Профессор Боннского университета Х.-А. Якобсен в одном из своих интервью сказал: «...из многочисленных архивных материалов и из личных бесед с самим Гальдером я вынес убеждение, что Гитлер вовсе не исходил из того, что «русские окажут немцам любезность», напав первыми».
Другой известный немецкий историк, И. Цукерторт, сделал вывод о том, что гитлеровская «выдумка о превентивной войне преследовала две цели: во-первых, придать нападению на Советский Союз хоть какую-то видимость морального оправдания, во-вторых, спекулируя на антикоммунизме, попытаться привлечь на свою сторону западные державы в качестве союзников для разбойничьего «похода на Восток».
Во время Нюрнбергского процесса многие гитлеровские генералы – в частности, Паулюс и Рунштедт – признали, что никаких данных о подготовке Советского Союза к нападению у них не имелось, а бывший руководитель германской прессы и радиовещания Г. Фриче заявил, что он «организовал широкую кампанию антисоветской пропаганды, пытаясь убедить общественность в том, что в развязывании этой войны повинна не Германия, а Советский Союз...», несмотря на то, что «никаких оснований к тому, чтобы обвинить СССР в подготовке военного нападения на Германию, у нас не было».
Нападение Германии на СССР современники восприняли по-разному. Однако, какие бы чувства ни питали к СССР те или иные круги мировой общественности, ни у кого в то время не возникло мысли, что Советский Союз готовил нападение, а Германия лишь опередила его с нанесением удара. Реалии не давали не только оснований, но и малейшего повода для такого рода заключений. Всем было ясно, что заявление нацистов об «упреждающем ударе», о «превентивной войне» – это всего лишь пропагандистский трюк, с помощью которого они рассчитывают оправдать очередной акт агрессии.
Таким образом, вопрос о характере германского нападения на СССР можно считать закрытым – это была неспровоцированная агрессия.
Тем не менее, некоторые авторы (в первую очередь это относится к историкам, развивающим идеи В. Суворова-Резуна) не считают немецкую оценку советских военных приготовлений адекватной реальному положению дел. По их мнению, нацистское политическое руководство, генералитет и спецслужбы ошибались, расценивая приготовления Советского Союза к войне как оборонительные, в то время как в СССР замышляли «освободительный поход» в Европу и вели подготовку к нападению на Германию уже летом 1941 г.
Особое место в данной системе аргументации отводится оперативным планам, разработанным накануне войны в Генеральном штабе Красной Армии. Рассекреченные в 1990-е гг. и частично опубликованные , эти документы значительно расширили представления историков о подготовке СССР к возможной войне в 1940-1941 гг.
В предвоенные годы и накануне войны в СССР сложилась система разработки оперативно-стратегических планов ведения войны. Она представляла собой комплекс различных документов, которые делились на две взаимосвязанные части – оперативную и мобилизационную.
Основу оперативной части плана составляли план стратегического развёртывания вооружённых сил, план прикрытия мобилизации и сосредоточения войск и планы первых фронтовых операций. Основу мобилизационной части плана составляли план (схема) мобилизационного развёртывания вооружённых сил (мобилизационный план) и план мобилизации промышленности.
Перед началом Второй мировой войны последний оперативный план был утверждён правительством (ЦК и СНК) в ноябре 1938 года. К разработке нового плана Генштаб под руководством Б. М. Шапошникова приступил в июле 1940 года, однако последовавшие события в Прибалтике и Бессарабии потребовали внесения корректив. В августе документ за подписью С. К. Тимошенко и Б. М. Шапошникова был готов, однако правительством в него были внесены изменения, касающиеся предполагавшегося направления главных ударов противника и, соответственно, направлений операций РККА. Эти изменения вносились и дорабатывались уже под руководством нового Начальника Генштаба – К. А. Мерецкова. Документ был представлен в правительство, и после обсуждения и доработки утверждён 14 октября 1940 г.
В 1941 г. под руководством нового Начальника Генштаба Г. К. Жукова работа по уточнению документов оперативного планирования продолжалась.
Несомненный интерес представляют документы, подготовленные Генштабом непосредственно перед войной – в мае-июне 1941 г.
«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развёрнутыми тылами, – указывалось в документе, – она имеет возможность предупредить нас в развёртывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развёртывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развёртывания и не успеет ещё организовать фронт и взаимодействие родов войск». После же перечисления задач, поставленных перед войсками фронтов, предлагалось осуществление необходимых подготовительных мероприятий по отмобилизованию и сосредоточению войск.
К сожалению, многими историками этот документ без серьёзного обоснования был истолкован как план упреждающего удара, предложение нанести который якобы было сделано руководством Генерального штаба Красной Армии И. В. Сталину в мае 1941 г. При этом упреждающий удар понимался как предложение проявить инициативу в развязывании военных действий.
Однако, выражения «предупредить в развёртывании», нанести «внезапный удар» не обязательно в данном контексте должны означать «осуществить нападение». Если планировалось, что на развёртывание войск и той, и другой стороне потребуется какое-то время уже после начала войны (иными словами, «нанесение удара» и открытие военных действий хронологически не совпадают), то выражение документа «упредить в развёртывании» должно пониматься как отражение стремления осуществить его в более короткий срок, чем это сделает противник (сократив тем самым пресловутый «начальный период») и, естественно, нанести удар первым. Ничего более. Истолкование данного документа как предложения открыть военные действия, развязать войну является неоправданным расширением тезиса и без дополнительной аргументации неприемлемо.
Составители майских «Соображений…», учитывая возможность начала войны летом 1941 г., предлагали И. Сталину заблаговременно осуществить необходимые мероприятия, которые позволили бы войскам Красной Армии непосредственно после начала войны нанести противнику «внезапный удар», упредив его в развёртывании основных сил.
Предполагалось, что столкновение с Германией может произойти только по инициативе последней и, не будучи уверенным в том, что война всё-таки начнется, руководство Генштаба планировало продолжать оборонительные мероприятия в том случае, если напряжённость между двумя странами разрешится как-нибудь иначе.
В этой связи уместно сослаться на работы О. В. Вишлёва, где содержатся убедительные доводы в пользу того, что советское руководство рассчитывало на то, что началу военных действий будет предшествовать выяснение отношений на дипломатическом уровне, в крайнем случае – какая-либо провокация со стороны Германии. Кроме того, советской разведке не удалось своевременно вскрыть замысел противника; докладываемые Сталину разведсводки и спецсообщения содержали противоречивые сведения о планах Германии и сроках её вероятного нападения на СССР.
Непосредственный свидетель и участник событий тех лет, причём весьма информированный, П. А. Судоплатов успел откликнуться на развернувшуюся в начале 1990-х гг. дискуссию по поводу советских предвоенных планов. «Должен сказать, однако, со всей ответственностью, – заявил он, – что плана так называемой превентивной войны с Германией не существовало. Жуков и Василевский предлагали упредить немцев в стратегическом развёртывании войск в случае начала Германией военных действий».
Кроме того, политическое руководство и командование РККА не могло не понимать, что страна и вооружённые силы ещё не были готовы к войне. Экономика не была переведена на военное положение. Производство новых образцов танков, самолётов и других видов вооружения только началось. Красная Армия находилась в стадии коренной реорганизации. В этих условиях Советскому Союзу было крайне необходимо оттянуть начало войны хотя бы на 1-2 года.
Когда советское политическое руководство и командование РККА осознало, что войны с Германией в самое ближайшее время не избежать, наши вооружённые силы явно запаздывали с созданием исходной группировки войск, предусмотренной предвоенными планами.
Сосредоточение и развёртывание войск Красной Армии осуществлялось как реакция на становившуюся всё более явной угрозу германского нападения, и поэтому не могло не запаздывать по сравнению с аналогичными мероприятиями врага. Поэтому, вероятно, Сталину в последние мирные дни не оставалось ничего иного, как продолжать прежнюю линию: «во что бы то ни стало, выиграть время», «ещё неделю, ещё 15-20 дней...», «не поддаваться на провокации...», избегать действий, которые могли ускорить выступление Германии.
Как писал Г. К. Жуков, все помыслы и действия Сталина в это время «были пронизаны одним желанием – избежать войны или оттянуть сроки её начала и уверенностью в том, что ему это удастся».
Изложенные в «Соображениях…» планы первых операций РККА носят наступательный характер, что дало ряду историков, в первую очередь последователям В. Суворова-Резуна, дополнительный повод для обвинения СССР в подготовке нападения на Германию. Однако прямой связи между характером действий вооружённых сил и политическими целями войны нет.
Советское командование не планировало отступления вглубь страны в духе 1812 г., рассчитывая с первых дней войны начать борьбу за стратегическую инициативу. Только такой вариант позволял надеяться на успешный исход столкновения со столь мощным противником, каким являлась гитлеровская Германия. И в этом не было ничего исключительного: как убедительно показал А. В. Исаев, все планы крупных держав – участниц как Первой, так и Второй мировой войн – были наступательными.
Даже Финляндия и Польша планировали «наступательную войну». Тем не менее, никому не приходило и не приходит в голову обвинять Францию или Польшу в подготовке нападения на Германию только потому, что военные этих стран в случае войны планировали действовать «наступательным образом».
«Наступательный характер» советской военной доктрины и документов планирования (на обоснование какового некоторыми историками потрачено немало усилий) никак не может свидетельствовать в пользу того, что советским руководством было принято решение о нападении на Германию летом 1941 г., или же служить аргументом в пользу некой особой «агрессивности» сталинского СССР.
Не подлежит сомнению, что агрессия Германии против СССР являлась реализацией программной установки Гитлера на завоевание «жизненного пространства» на Востоке Европы и уничтожение Советского Союза как национально-государственного формирования и социальной системы.
Что касается Советского Союза, то рассекреченные в 1990-е гг. документы военно-стратегического планирования не дают оснований для утверждений о подготовке им нападения на Германию. Более того, нет достаточных оснований и для утверждений о подготовке Генеральным штабом Красной Армии упреждающего удара по сосредотачивающимся у границы немецким войскам.
СССР не намеревался нападать на Германию. Мир с ней был для него во всех отношениях более выгодным, чем столкновение с непредсказуемыми последствиями. Весной – в начале лета 1941 года правительство СССР сделало максимум возможного, чтобы удержать Германию от военного выступления, и начало развёртывание Красной Армии лишь после того, как обстановка стала критической. Но и выдвигая войска к границе, оно продолжало искать пути преодоления кризиса мирными средствами.
Предположения о том, что СССР мог напасть на Германию в 1942 году или позднее – спекуляции, не имеющие документального подтверждения. Планы стратегического развёртывания на этот период Генеральным штабом Красной Армии разработаны не были, никаких программных заявлений по этому поводу руководство СССР не делало.
Да, СССР в 1942 году чувствовал бы себя более сильным в военном отношении, чем в 1940 или 1941 г. Но это вовсе не означает, что Сталин непременно напал бы на Германию. Мощь Красной Армии стала бы тем фактором, который исключил бы возможность военного выступления нацистской Германии против Советского Союза.
ЮРИЙ НИКИФОРОВ
старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН
