Знаменитый московский Соляной бунт 1648 года был реакцией на первую в России налоговую реформу. Слова «реформа», «реформатор» основательно дискредитированы у нас бездарными и небескорыстными либералами, занимавшимися под видом реформ разграблением страны. Но знаменитый боярин Борис Иванович Морозов (1590-1661), при котором и был введен налог на соль, был, как к нему ни относись, реформатором в положительном смысле слова.

Еще в 1633 году, при царе Михаиле Федоровиче, он был назначен дядькой (воспитателем) царевича Алексея. В 1645 году, когда наследнику было всего 16 лет, Михаил Федорович скончался, а вслед за ним и его супруга. Наставник юного царя Алексея Михайловича 55-летний Борис Морозов стал вторым (а фактически, до совершеннолетия царя, первым) человеком в государстве. В 1645–1648 годах Морозов возглавлял сразу несколько приказов – Большой казны, Иноземный, Новой четверти (питейный) и Стрелецкий, то есть сосредоточил в своих руках управление финансами, внешней политикой, вооруженными силами и государственной винной монополией.

Мнения историков о роли Морозова в качестве регента-правителя России разноречивы. Например, говорят о его злоупотреблениях, о корыстных мотивах преобразований. Так ли это?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить, что представляло собой Русское государство в 1645 году. Оно значительно увеличилось на восток – на 4267200 квадратных километров (восемь современных Франций!). На этой огромной территории проживало всего 10000 первопроходцев, которые заложили новые города – Якутск, Олекминск, Верхоянск, Нижнеколымск… Продвижение вглубь Сибири принесло государству новую статью дохода, забытую с княжеских времен из-за истощения фауны лесов европейской части – пушнину. Русского соболя иностранные купцы скупали на вес золота. В ту пору меха, продаваемые на Запад, были для России примерно тем же, чем сейчас для современной России являются нефть и газ. Но для того, чтобы пушной доход в казну был постоянным, требовались немалые средства. Нужны были десятки тысяч новых колонистов и новые перевалочные пункты-остроги для осваивания гигантских просторов Сибири. Всё это стоило немалых денег, которых в казне не было.

Михаил Федорович, первый царь из династии Романовых, правил 32 года. За этот срок, составляющий продолжительность жизни всего одного поколения, православная Россия с большими трудностями сумела оправиться от потрясения, грозившего ей полным уничтожением, и зажить нормальной жизнью. Однако возродившаяся страна не имела еще достаточно сил, чтобы вернуть себе статус великой державы, завоеванный Иоанном Грозным. Внешнеполитическое положение государства на севере, западе и юге было таким же, как после Смуты. Враги России по-прежнему пользовались теми преимуществами, что, не стесняясь средствами, добыли себе в 1605-1613 годах. Россия фактически находилась в блокаде соседних европейских государств. В 1632 году Земский собор одобрил решение «великих государей» – Патриарха Филарета и его сына царя Михаила Федоровича – отвоевать у поляков захваченные ими русские земли. Но главное было не в формальном одобрении, а в том, что народ голосами «выбранных от всей земли» согласился нести тяготы военного бремени.

С купцов и торговцев брали на нужды армии «пятую деньгу», то есть пятую часть всех доходов, а знать и высокое духовенство обязывались давать «запросные деньги» – столько, сколько у них спросят.

Была сформирована довольно мощная армия (66000 человек при 158 орудиях), в которой впервые появились офицеры, преимущественно иностранцы. Существовал целый полк наемников – рейтар.

Войско двинулось на Смоленск. Поначалу оно действовало успешно. Воевода Шеин 8 месяцев держал в осаде Смоленск, поляки готовились к сдаче, но затем им на помощь пришел король Владислав с большим войском. Одновременно в спину русским ударил крымский хан. Теперь уже наша армия оказалась в окружении под Смоленском. По Поляновскому мирному договору пришлось его оставить Польше.

Через несколько лет появилась возможность прорваться к утраченному Россией азовско-черноморскому побережью. 18 мая 1637 года отряд донских казаков во главе с атаманом Михаилом Татариновым с лихого налета взял отлично укрепленную турецкую крепость Азов в устье Дона. Летом 1641 года турки прислали под Азов огромную армию и флот (до 200000 человек). Они выписали из Европы специалистов по осадному делу, привезли сто стенобитных орудий. Однако все их усилия оказались напрасны. Азов не сдавался. Правда, казаки были до крайности измотаны и попросили царя Михаила прислать на помощь войско. Царь собрал боярскую думу, потом Земский собор. Но неудачная война с Польшей была еще слишком свежа в памяти 192 выборных от разных сословий. Богатые участники Собора не поддержали выделение «пятой деньги», а тем более «запросных денег», на новую войну. В таких условиях царь не решился ее начать.

Казакам послали царскую похвальную грамоту, 2000 рублей жалованья, сукна, вина и разных припасов, но приказали оставить Азов. В 1643 году они с гордо развернутыми прапорами выехали из крепости. О выходе к морю пришлось забыть.

Все эти давно назревшие внешне- и внутриполитические проблемы легли на плечи нового царя Алексея Михайловича и его «премьера» Бориса Морозова. В стране не только не было денег. Как уже говорилось, несмотря на выход из кризиса, прежней Россией, какой она была до 1605 года, когда с ней считались сильные европейские соседи, она не стала. Бюджетная политика государства по-прежнему была чрезвычайной и восходила к «всемирному приговору» 1616 года: с торговых людей брать налогом пятую часть доходов, а с крестьян по 120 рублей с сохи (огромная по тем временам сумма). Богатым же приходилось платить и сверх налогов. С бояр Строгановых, например, причиталось в 1616 году 16000 рублей, но Собор обязал их заплатить еще 40000 рублей.

Царь писал Строгановым: «Не пожалейте своих животов, хотя и себя приведете в скудость. Рассудите сами: если от польских и литовских людей будет конечное разорение Российскому государству, нашей истинной вере, то в те поры и у вас, и у всех православных христиан, животов и домов совсем не будет».
Естественно, после таких обращений все православные платили – и бояре, и торговые люди, и крестьяне. Но могли и не заплатить, если речь шла не о «конечном разорении», а, скажем, о новой войне, как во времена Азовского сидения. Было совершенно очевидно, что послекризисную политику с ее «латанием дыр» и локальными методами решения проблем нужно было менять. Стране требовался стабильный бюджет и постоянный военный бюджет в частности. Для этого следовало уходить от необходимых в свое время «приговоров» 1616 года, от «пятой деньги», «запросных денег», от изобретаемых постоянно многочисленных налогов, истощавших бедное население.

Борис Иванович Морозов начал, как сейчас говорят, с сокращения расходов госаппарата. Послушаем, что говорили об этом иностранные наблюдатели, поскольку мнение соотечественников часто бывает необъективным: ведь Морозов, став правителем, расставил на важнейшие посты «своих» людей, как это происходит сплошь и рядом, и имел много врагов среди отстраненного от власти боярства. Придворный врач царя Алексея Михайловича англичанин Самуэль Коллинс писал в книге «Нынешнее состояние России» (1671): «Борис, занимавший сан, похожий на лорда-протектора, уменьшил число дворцовых слуг, прочих оставил на половинном жалованье, возвысил обычаи, назначил посланникам половинное содержание и разослал всех старых князей по отдаленным областям: Репнина в Белгород, а Куракина в Казань».

Режим жесткой экономии Морозов установил по всему государству. Были урезаны оклады иностранных офицеров, стрельцов и пушкарей. Заморским купцам повысили налоги. Но одновременно Морозов заменил многочисленные прямые подати, введенные на тот или иной случай, единым налогом на соль. Он начал перепись населения в городах, чтобы государственные налоги платили равномерно все горожане.

Фискальная политика Морозова, как видите, была довольно взвешенной и не ударяла исключительно по бедным, как это часто бывает. Вообще, жадность Морозова-правителя и Морозова-помещика была, по-видимому, преувеличена его недругами и не подтверждается дошедшими до нас документами. В уже цитированной книге С. Коллинса сказано о Морозове: «Он умер… в глубокой старости, видев успешное действие своих советов (курсив мой. – А. В.), любимый государем и оплаканный всем народом, кроме дворянства, которое до сих пор не может исполнить своих намерений».

Итак, Коллинс подтверждает, что Б.И. Морозов имел много недругов среди дворян. Думается, именно здесь следует искать истоки вспыхнувшего против него в Москве бунта. Нет, я вовсе не утверждаю, что бедные люди были довольны обременительным соляным налогом. Но отметим, что бунт начался 12 июня 1648 года, а соляной налог молодой царь отменил еще в январе предыдущего года (впрочем, недоимки по нему продолжали взиматься), сразу после своей свадьбы с Марией Ильиничной Милославской. (58-летний Морозов, кстати, тогда же женился на сестре Марии Ильиничны Анне и таким образом породнился с царем).

Дело в том, что в тогдашней России (как, впрочем, и в нынешней) существовала парадоксальная ситуация: налогов было много, но много было и таких людей, которые их вообще не платили или платили частично.

Жили они преимущественно в слободах, то есть в поселениях или городских районах, свободных, как следует из их названия, полностью или частично от налогов. Такими льготами пользовались либо крестьяне и ремесленники из церковных слобод, либо обладатели «стратегических» на ту пору профессий – стрельцы, оружейники, кузнецы, ямщики и т. д. Ясно, что слободы, как и нынешние «свободные экономические зоны», были вынужденными мерами эпохи преодоления кризиса после Смуты с ее тактикой «латания дыр». Нормальная налоговая политика стабильного государства исходит из того, что фискальные правила для всех одинаковы. Именно к этому стремился Морозов, когда понял, возглавив Приказ Большой казны, что политика «свободных экономических зон» изжила себя, поскольку почти половина населения городов податей не платит. А эти люди являлись более обеспеченными, чем, скажем, «черносошные» крестьяне, не пользовавшиеся никакими льготами!

Особенно много слобод было в то время в Москве и Подмосковье. Естественно, никакого восторга у их обитателей морозовские реформы не вызвали.

Однако опыт истории говорит, что простые русские люди не склонны восставать только потому, что какая-то мера правительства бьет их по карману. Они восстают либо из-за совершенно невыносимых условий жизни, либо по наущению авторитетных людей, которым склонны доверять.

«Цветные революции» и «болотные» их варианты не сегодня родились. «Соляной бунт» и его выборочная направленность – лично против Морозова и его людей в правительстве имели все следы наущений находящейся в опале московской знати, которая, однако, победив, вынуждена была, по словам Коллинса, действовать в том же направлении, что и Морозов, но уже не столь успешно.

Нет никаких сомнений в том, что Морозов был властолюбив и весьма ревниво относился к тем, кто хотел бы помимо его воли войти в ближайшее окружение царя, но скажите мне, какой политик, даже политик-христианин, свободен от подобных недостатков?

Может быть, и собственно соляной налог был ошибкой, потому что потянул за собой повышение цен на соленую рыбу – основную пищу бедных москвичей. Однако новые виды налогов и пошлин, как, например, введение казенного аршина для измерения тканей, стоившего в десять раз больше, нежели аршин «хозяйский», который почему-то всегда был меньше казенного (отсюда и поговорка «мерить на свой аршин»), тоже не пользовались, мягко говоря, популярностью. Ткани, как и рыба, дорожали, а купцы лишались возможности жульничать, что для иных представителей этой профессии просто нестерпимо.

Но где же вы видели налоги, которые бы устраивали всех? Я, например, знаю немало людей, которых не устраивает нынешний 13-процентный подоходный налог. Они говорят, что бедные должны платить не более пяти, а богатые – 50 процентов или даже 75, как хотел Олланд во Франции (эмоционально я тоже – «за»).

Но, предположим, введут такую налоговую сетку, а производители сразу повысят цену на свою продукцию, как было и при царе Алексее Михайловиче. Что называется, куда ни кинь, всюду клин. Одно ясно: без четкого централизованного налогообложения Россия, ставшая в царствование Михаила Федоровича огромным евразийским государством, существовать не могла.

Морозовская фискальная политика даже при отсутствии злоупотреблений «на местах» в любом случае вызвала бы недовольство. Другое дело, что не всякое недовольство приводит к восстанию, как мы уже отмечали. Видимо, недруги Морозова посчитали, что нужно использовать благоприятный момент, ведь иного могло и не предвидится в случае успеха морозовских реформ.

Не буду описывать достаточно известную картину Соляного бунта, скажу лишь, что ключевым его моментом стал отказ стрельцов выполнять приказы Морозова. А стрельцы, напомню, тоже попадали «под налоги».

Вожди ворвавшихся в Кремль людей назвали Морозова «изменником и врагом общего дела», чему не было и не могло быть никаких доказательств. Дома Морозова и других бояр были разорены, восставшие забили насмерть палками дьяка Н. Чистого, с именем которого связывался соляной налог. Толпа требовала выдать на расправу Морозова и начальников его приказов – то есть всё тогдашнее правительство. Ситуация имела отчетливый характер спланированного государственного переворота. Молодой царь, не имея твердой опоры в лукавых стрельцах, вынужден был частично уступить: отдал в руки мятежников бояр Л. Плещеева и П. Траханиотова, за которыми, может быть, и водились злоупотребления, но они точно не совершали преступлений, заслуживавших смертной казни. Однако восставшим было мало растерзать Плещеева и Траханиотова: они хотели крови Морозова. Патриарх три раза ходил от царя умиротворять толпу, но ничего не добился.

Тогда, по словам анонимного шведского автора, очевидца событий, Алексей Михайлович сам «вышел к народу с обнаженной головой и со слезами на глазах умолял и ради Бога просил их успокоиться и пощадить Морозова за то, что он оказал большие услуги его отцу».

Царь обещал отстранить Морозова от всех государственных дел. После этого наступило некоторое затишье, и, пользуясь им, Алексей Михайлович отправил Морозова в Кирилло-Белозерский монастырь под сильной охраной стрельцов.

В конце августа 1648 года, когда ситуация достаточно стабилизировалась, царь разрешил Морозову переехать в его тверскую вотчину, а оттуда – в подмосковную Павловскую Слободу. В октябре Борис Иванович уже появился в столице на крестинах царского первенца и вскоре снова стал ближайшим советником царя, но такого положения в государстве, как до мая 1648 года, он уже не занимал никогда. Но вот что любопытно: новый глава правительства И.Д. Милославский, тесть Б.И. Морозова, в мае 1663 года просил в долг больше тысячи рублей (весьма крупная в те времена сумма) у… вдовы Морозова Анны Ильиничны. Судя по тому, что деньги давались не под честное слово, как принято было тогда между родственниками, а с официальной записью в приходно-расходной книге («Боярину Илье Даниловичу заем»), вряд ли они предназначались для личных нужд Милославского. Вероятно, глава правительства с помощью богатой дочери латал очередную бюджетную дыру.

В середине 1664 г. Семен Дежнёв привез из Сибири в казну огромные в ту пору деньги 17340 рублей серебром. Сам он 19 лет не получал жалованья. Какая же награда ждала героя?

Царь Алексей Михайлович назначил Дежнёву треть жалованья деньгами – 126 рублей 20 копеек серебром, а две трети – сукном. Даже если бы он выдал всё деньгами, то получилось бы 378 руб. 60 коп., по 19 руб. 92 коп. в год. Но, видимо, царь не мог выплатить всё деньгами, деньги были в дефиците. Государство, похоже, вернулось в 1645 год…

Фискальную реформу в полном объеме осуществил лишь Петр I, но в куда более жестком варианте (особенно для простых людей), чем предполагал Морозов.