Гиммлер объясняет причины войны

... из книги: Дорнбергер В. «ФАУ-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930-1945»...

"Ближе к вечеру появился Гиммлер, без сопровождения, сидя за рулём своей маленькой личной бронированной машины; присутствующие расселись в каминной.

Разговор коснулся тем войны и тех важных вопросов, о которых все мы думали. Гиммлер отвечал без промедления, спокойно и откровенно. И лишь иногда, держа локти на ручках кресла, он подчёркивал некоторые свои слова, сводя воедино кончики пальцев и постукивая ими. Ему были свойственны сдержанные бесстрастные жесты; он производил впечатление человека без нервов. Говоря о высокой политике, он повторял избитые фразы, которые пресса и радио непрестанно вдалбливали нам в голову. И спустя какое-то время я уже слушал его вполуха. Мы, инженеры, не привыкли к политическим разговорам; они были трудны для нас. Но на эту тему говорил оказавшийся среди нас человек, который должен был досконально разбираться в политике, и я задал ему главный, основной вопрос:

— Рейхсфюрер, ради чего мы на самом деле ведём войну?

Гиммлер ответил без промедления:
— Фюрер мыслит и действует ради блага всей Европы. Он видит в себе последнего защитника западного мира и его культуры. Он убеждён, что современное развитие техники, особенно железных дорог и воздушного транспорта, сделает национальные границы ненужными и устаревшими. Малые нации, не обладающие экономической самостоятельностью, должны будут присоединиться к более мощным. В современных условиях смогут выжить только крупные экономические объединения, политически и производственно достаточно сильные, чтобы обеспечить свою независимость.

Европа в силу своего географического положения, экономической структуры, наличия сырья и особенностей истории как раз и является такой общностью. На Европейском континенте и должна образоваться группа, политическая и экономическая мощь которой будет сильнее, чем у отдельных её составляющих. Ради своего же собственного благополучия нации должны будут добровольно подчиниться лидерству самого сильного государства. И если мы не хотим потерять наши европейские стандарты жизни и наш экономический статус, такой экономический союз появится рано или поздно. Вопрос только один: какая нация возьмёт на себя бремя лидерства? Фюрер убеждён, что ею должна стать Германия, обладающая расовым здоровьем и экономической стабильностью, объединённая в патриотическом порыве и политически сильная. Ей и предназначено взять на себя эту миссию.

Я был знаком с этими взглядами. Тем не менее хотел знать больше.
— Но конечно же, — сказал я, — эти намерения втянут нас в конфликт и со странами, которые не хотят терять свою независимость, и с другими великими державами мира, не так ли?

Гиммлер кивнул:
— Фюрер с самого начала понимал, что мир не смирится с усилением Германии, как и Европа не примет её лидерства. Богатые страны всегда стараются предотвратить возвышение бедных родственников. Такое отношение свойственно человеческой натуре. Англия из-за её географического положения обладает мощной центробежной силой — то есть её интересы лежат слишком далеко, за морем, хотя она и могла бы возглавить Европу. Тем не менее фюрер пытался достигнуть взаимопонимания с Англией. Но его усилия не привели к успеху. Тем не менее он не расстался с надеждой, что придёт день, когда англо-саксы поймут, как им выгоднее вести себя.

Он говорил это в июне 1943 года!

— С точки зрения фюрера, — спокойным ровным тоном продолжил Гиммлер, — европейский экономический союз под англо-германским руководством отнюдь не обязан вступать в конфликт с американской экономической политикой.

Я упомянул о России.

— Россия, — ответил Гиммлер, — не должна оставаться в изоляции. Европа должна включить в себя и другие славянские народы. Если Россия добьётся успеха, сколотив славянский блок из трёхсот миллионов человек, добившись его промышленного развития и превратив эти миллионы в фанатиков, то он подавит превосходство Запада. Эта идущая с Востока опасность угрожает всему западному миру и его культуре. В этом и кроется одна из причин войны с Россией.

— То есть вы считаете, — спросил я, — что экономическая опасность, угрожающая нам с Востока, обладает такой огромной силой?

Гиммлер ответил едва ли не автоматически:
— Западный рабочий обладает высокой квалификацией, но он требователен и, если подходить с расовой точки зрения, пресыщен. Он уже ничего не хочет от жизни. По окончании восьмичасового рабочего дня ему нужен лишь дом, семья, покой и свой садик. У него сравнительно высокие заработки. В определённом смысле он рассматривает свою работу на предприятии как неизбежное зло, как средство вести свободную жизнь после работы. Он хочет пользоваться достижениями культуры своего времени.

Русский рабочий не таков. Для него труд на производстве сравнительно нов. Он полон сил и энтузиазма, у него хорошие руки, он ещё не испорчен удовольствиями внешнего мира, потому что жизнь за пределами фабрики не может предложить ему ничего стоящего. Его труд, как и у японского рабочего, исключительно дёшев, и высокоразвитая промышленность может только мечтать о таком труженике. Советское правительство добилось исключительных успехов, заставив русских рабочих ценить труд на производстве. Оно предлагает им на предприятиях все социальные и культурные преимущества, которых они лишены дома. Но, поддерживая низкий уровень жизни, оно заставляет их за ту же заработную плату работать больше и тяжелее. Русский рабочий любит свой завод. И придёт день, когда Сталин, если мы не остановим его, переключит промышленность с производства вооружений на потребительские товары. Учитывая полную национализацию производства, он волен выбирать любую линию поведения. И тогда Россия получит возможность затопить мировые рынки предельно дешёвыми товарами. У мира не найдётся ответа на такую экспансию, особенно если за ней будет стоять огромная военная мощь. Следствием станет экономическая катастрофа для Западной Европы и Америки, а главной жертвой станут рабочие.

— Значит, — спросил я, — наша цель войны с Россией скорее экономическая, чем военная или политическая? Иными словами, не идеологическая.

Гиммлер с иронией улыбнулся:
— Анализ любой войны говорит, что она представляет собой борьбу за власть. В современных же войнах, так или иначе, участвуют все три фактора.

Наконец разговор зашёл о послевоенной политике на Востоке, где Польша стала «генерал-губернаторством». Гиммлер блеснул стёклами пенсне. Может, я ошибался, но мне показалось, что маска невозмутимого дружелюбия на мгновение исчезла с его лица. Неужели он почувствовал мою сдержанность, которую я скрывал за тщательно подобранными фразами нашего разговора?

— А что мы ещё можем делать? — произнёс он. — Вы неизменно должны помнить, что густо населённая земля Германии может прокормить всего шестьдесят процентов своего населения. Ресурсы, необходимые для поддержания уровня жизни всех нас, для существования остальных сорока процентов, должны импортироваться. Фюрер подсчитал, что через десять лет население Германии достигнет ста миллионов человек. Проблема обеспечения продовольствием требует срочного решения. Сам фюрер считает себя западноевропейцем. И он видит, что с Востока надвигается опасность. Он не испытывает желания расширяться на Запад. В своём стремлении сохранить Западную Европу ему нужно, чтобы за спиной стоял сильный и цивилизованный народ. Единственный возможный способ обеспечить выживание народа и расширение поселений для нашей растущей нации — особенно если западные государства будут продолжать свою экономическую политику — это осваивать малонаселённые земли на Востоке.

— В данный момент восточные земли, — возразил я, — в самом деле мало населены. Но вы считаете, что эти пространства, несмотря на стремительно растущий ежегодный прирост населения, всё же будут заселены немцами и обеспечивать немецкий народ? Такие попытки уже дважды кончались провалом.

— Конечно, — ответил Гиммлер, — тем или иным образом надо будет добиться снижения рождаемости среди коренного населения. Я лично занимаюсь планированием политики колонизации. У нас достаточно будущих поселенцев. Если вторые и третьи сыновья наших землевладельцев и фермеров осядут на Востоке компактными поселениями, которые образуют рад поселенческих центров, и у каждого чиновника на восточных землях будет круг своих обязанностей, из этих центров пойдёт дальнейшее расширение на Восток, и, наконец, эти земли будут навечно принадлежать Германии.

Я задал следующий вопрос:
— Вы уверены, что во время столь долгого освоения немцы смогут выдержать местный климат?

Гиммлер небрежно постучал кончиками пальцев друг о друга.
— Мы добьёмся, что молодые немецкие крестьяне будут брать в жёны украинских девушек хорошего крестьянского происхождения. Они дадут начало новому здоровому поколению, приспособленному к местным условиям.

— А что, если другие народы осудят это расширение на Восток как несправедливость, которая взывает к небесам, и как порабощение чуждых наций, возвращающее нас к временам рабства? — осмелился я спросить.

— Если война будет выиграна, они остерегутся. Кроме того, мы намереваемся на первом этапе использовать минимальные силы — лишь столько, сколько нужно для начала. Мы должны будем ввести в практику жёсткое государственное планирование использования и людской силы, и материальных ресурсов на всей завоёванной территории. Но чем дальше будет идти её освоение, чем большей стабильности удастся достичь, чем больше будет производиться и потребляться товаров и услуг, тем выше станет уровень жизни, особенно у неквалифицированных и низкооплачиваемых рабочих в странах Европейского экономического сообщества. И я уверен, что через несколько лет свободный плебисцит даст стопроцентное согласие с политикой Германии.

Я не знал, принадлежали ли идеи, высказанные Гиммлером, ему лично, или же он повторял то, что слышал. Этот поток идей, планов и проектов, столь чудовищных для нас, простых людей, эта бесконечная спираль насилия излагались столь убедительно, просто и естественно, что вполне возможно, их источником был великий мастер упрощения, лично Гитлер. Я передёрнулся от той будничной манеры, с которой они излагались...."

* * *