Сразу отметим: история с выбором веры – всего лишь легенда. Аналогичные «бродячие сюжеты» известны в преданиях разных народов, они призваны задним числом объяснить, почему принята та или иная религия. На самом-то деле никакого выбора веры не было и быть не могло. Вера не товар, её не выбирают – эта получше, но подороже, эта дешевле, но похуже. Она всегда одна, к ней приходят не разумом, не логикой, а душой.

О «русском пьянстве» написано столько литературы, что она могла бы составить огромную библиотеку. Приверженность нашего народа к алкоголю выставляется на уровне общепризнанной национальной традиции. А иллюстрации начинают с летописного сюжета о выборе веры. Когда к св. Владимиру Крестителю пришли проповедники разных религий и мусульманин упомянул свой запрет на вино, великий князь указал, что такая вера для нас не подойдёт, потому что «веселие Руси – питие есть». Можно ли сомневаться после столь авторитетного высказывания?

Пир у князя Владимира Красное Солнышко.

Да и с запретами не вяжется. Мухаммед запретил своим последователям перебродивший сок винограда. А в мусульманской Волжской Болгарии, с которой контактировал св. Владимир, употребляли напитки на основе мёда и не отказывались от них. В общем, летописец привёл, видимо, всего лишь шутку.

На Руси тоже приготовляли хмельной мёд, варили пиво, из Греции привозилось вино. Их употребляли на праздники – отсюда и фраза про «веселие Руси».

А пошла эта традиция с языческих времён, она являлась частью праздничных обрядов, опьянение считалось священным. Существовала и традиция княжеских пиров с дружиной. Но это были отнюдь не попойки. Это тоже был особый ритуал, закреплявший и сплачивавший воинское братство. Поэтому и большая чаша называлась «братиной», её передавали по кругу, каждый отпивал понемножку.

Впрочем, можно сравнить отношение к пьянству в разных странах. По скандинавским сагам нетрудно увидеть, что оно считалось престижным, герои похваляются количеством поглощаемого спиртного.

Описание пиров с морями хмельного можно встретить и в германском, английском, французском эпосе. На Руси мы этого не увидим. Разгульно-пьяная тематика не отразилась ни в изобразительном искусстве, ни в песнях, ни в богатырских былинах. Доблестью это отнюдь не считалось.

Наоборот, система православных ценностей пропагандировала воздержание. Преподобный Феодосий Печерский, регулярно навещавший киевского государя Святослава Ярославича, наставлял его сокращать шумные пиры.

Очень воздержанным в еде и питье оставался один из любимейших властителей на Руси – Владимир Мономах. В знаменитом поучении детям он писал: «Бойтесь всякой лжи, пиянства и любострастия, равно гибельного для тела и души». Эту линию продолжил внук Мономаха, св. Андрей Боголюбский. Он вообще прекратил традицию пиров с боярами и дружинниками.

Конечно, далеко не все следовали подобному идеалу. Но можно выделить закономерность. Проявления крутого пьянства, попавшие на страницы летописей, связывались обычно не с героями, а с отрицательными персонажами. Святополк Окаянный напаивает своё войско перед битвой под Любечем.

Убийцы св. Андрея Боголюбского подогревают храбрость перед злодеянием, забираются в винные погреба. Неизменно отмечались и другие примеры – когда злоупотребление спиртным приводило к печальным последствиям. В 1377 году русская рать расслабляется в походе на татар, «за Пьяной люди пьяны» – и были вырезаны царевичем Арапшой. В 1382 году перепивается взбунтовавшаяся Москва, сдуру открывает ворота хану Тохтамышу и погибает в резне. В 1433 году Василий II щедро угощает московских ополченцев перед трагической схваткой с Юрием Звенигородским. В 1445 году он пирует перед тем, как его разгромили татары… В целом же прослеживается негативное отношение к алкогольным злоупотреблениям.

За рубежом наблюдалась противоположная тенденция. Перепой всячески превозносился в средневековых песнях вагантов, в шедеврах эпохи Возрождения – произведениях Бокаччо, Чосера, Рабле.

Описания европейских кутежей сохранились в воспоминаниях современников, в придворных хрониках. Этим хвастались, выставляли напоказ. Хотя западные пиршества той эпохи нам с вами показались бы не совсем приятным зрелищем. В полутёмных залах удушливо коптили факелы и сальные светильники. Кавалеры и дамы рвали мясо руками, обгрызали и высасывали мослы, жир стекал по пальцам и рукавам. На полу копошились собаки, возились уродцы и карлики, заглушали общее чавканье вознёй и грубыми клоунадами. Если кто-то упивался, засыпал прямо за столом или под столом. Над ним издевались шуты, пачкали физиономию на потеху остальной публике – подобные вещи были обычными даже при королевских дворах.

В 1533 году в Марселе играли свадьбу французского принца Генриха и племянницы римского папы Екатерины Медичи. Присутствовали сам король Франциск I и папа Климент VII. Высокородные гости набрались до такой степени, что дамы из свиты понтифика вообще потеряли контроль над собой: расстёгивали платья, макали груди в бокалы и угощали желающих. А собравшихся аристократов это тоже выбило из-под контроля, они набросились скопом на всех женщин «и нанесли ущерб их целомудрию».

Вопиющие нетрезвые безобразия регулярно отмечались и в Риме, Париже, Лондоне. А в Турции жена Сулеймана Великолепного, небезызвестная Роксолана, задумала возвести на престол своего сына Селима. В союзники взяла европейских дипломатов и шпионов. Своей цели Роксолана достигла, но от западных друзей её сын приобрёл соответствующие привычки и получил прозвище Селим II Пьяница.

Ни одному из русских властителей даже в пасквилях врагов подобные прозвища не приклеивались. Но это было и невозможно. Для великого князя Василия II Тёмного полученные им удары стали серьёзным уроком. Он начал бороться с пьянством, а его сын Иван III вообще запретил спиртное. Об этом писал венецианский дипломат Иосафат Барбаро, хвалил подобную практику. Варить пиво, употреблять крепкий мёд, вино или водку отныне дозволялось лишь по праздникам и на семейных торжествах. Если готовилась свадьба, крестины, поминки, глава семьи обращался в канцелярию наместника или воеводы, платил определённую пошлину – и ему дозволялось наварить пива или мёда. В иных случаях употребление спиртного возбранялось. Человека, появившегося в общественном месте пьяным, протрезвляли батогами. А подпольное изготовление и продажа спиртного влекли конфискацию всего имущества и тюремное заключение.

В это же время, при Иване III, на службу в Россию во множестве потянулись иностранцы. В начале XVI века, в правление Василия III, при московском дворе сформировались постоянные части из иноземцев. Для них выделили место в Замоскворечье, была построена Немецкая слобода. Но западные солдаты и офицеры никак не могли обойтись без выпивки, не мыслили трезвого существования, и для них сделали исключение – дозволили гнать вино для личного употребления. В результате среди москвичей Немецкая слобода получила красноречивое название «Налейки».

Кроме того, пиво и вино дозволялось держать в монастырях. Их уставы составлялись по образцу греческих, а в Греции разбавленное вино было самым распространённым напитком. Но употребление допускалось в небольших количествах, строго по уставу. Хотя случались и нарушения, и св. Иосиф Волоцкий требовал совсем отказаться от хмельного в монашеских обителях – подальше от искушений.

Эту же линию настойчиво проводил Иван Грозный. Михалон Литвин в трактате «О нравах татар, литовцев и московитян» писал, что его собственную родину, Литву, в данное время губило пьянство. «Московитяне и татары уступают литовцам в силе, но превосходят их деятельностью, воздержанностью, храбростью и другими качествами, которыми утверждаются государства». В пример автор ставил Грозного: «Свободу защищает он не сукном мягким, не золотом блестящим, а железом… воздержанности татар противопоставляет воздержанность своего народа, трезвости – трезвость, искусству – искусство».

Результаты сказывались в полной мере. Например, Нарву, считавшуюся неприступной, русские смогли легко взять, когда жители перепились и учинили в городе пожар. А изменника Курбского, перебежавшего к полякам, неприятно поразили беспрерывные буйные застолья. Особенное отвращение у него вызвало участие в попойках знатных дам. Курбский писал, что местные вельможи и дворяне «знают только пить да есть сладко»: «Вооружившись, надев доспехи, сядут за стол, за кубки и болтают со своими пьяными бабами». «Пьяные они очень храбры: берут и Москву, и Константинополь, и если бы даже на небо забился турок, то и оттуда готовы его снять. А когда лягут на постели между толстыми перинами, то едва к полудню проспятся, встанут чуть живы с головной болью».

Русские пиры ничего похожего с этим разгулом не имели. «Домострой», весьма полное и всестороннее пособие по организации домашнего хозяйства, популярное в XVI веке, рекомендовал женщинам обходиться вообще без спиртного, довольствоваться квасом или безалкогольной брагой – благо, на Руси имелся богатейший ассортимент подобных напитков, и качество их было высочайшим. Свадьбы, крестины, поминки, Рождество, Пасха, Масленица и другие праздники отнюдь не выглядели вульгарными обжираловками, каждый праздник справлялся по определённым обычаям, подчинялся традиционному порядку.

Кстати, на свадьбах спиртное предназначалось только для гостей, жениху и невесте полагалось быть абсолютно трезвыми – ведь им требовалось зачать здоровое потомство. И подавно не были пьянками придворные пиры. Это были официальные церемонии: придворный этикет строго расписывал очередность тостов, подачи блюд. Иностранных дипломатов иногда действительно старались напоить в стельку, но делалось это преднамеренно – чтобы развязали языки, выболтали свои секреты.

Конечно, бывали и нарушения «сухого закона», с ними боролись. Немец Штаден, служивший опричником, рассказывал – если задерживали пьяного, его держали до утра, чтобы протрезвился, а потом вразумляли поркой. Были и случаи пьянства в некоторых монастырях. Царь лично писал настоятелям, строго внушал, воспитывал их. В Новгороде и Пскове обнаружилась контрабанда спиртным, его завозили из-за границы. Государь поступил по закону – для виновных тюрьма и конфискация имущества. Впрочем, для большинства соучастников ограничился конфискацией.

Особенно крупный скандал разразился с иноземцами. В период, когда была присоединена Эстония, в Москве стали селиться ливонские купцы, а пленные ливонцы выражали желание поступить на службу к царю. Их принимали, Немецкая слобода в Замоскворечье разрослась. Но ливонцы злоупотребили привилегией гнать вино, принялись исподтишка продавать его русским. При подпольных кабаках расцвели запрещённые в России азартные игры, проституция – для чего сманивали русских девок. Французский капитан Маржерет рассказывал: ливонцы на этом чрезвычайно богатели, чистая прибыль превышала 100%. Вчерашние пленные «вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а одежды столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс».

Но в 1579 году эти преступления вскрылись, и Грозный разгневался. Шла тяжёлая война, а пригревшиеся в столице чужеземцы спаивали, развращали народ и жирели на этом! В сверхвыгодном бизнесе прямо или косвенно участвовала вся Немецкая слобода  – все знали, где гонят и продают спиртное. Маржерет и ещё ряд современников подтвердили: слободу наказали справедливо, причём весьма умеренно. В данном случае Иван Грозный тоже смягчил наказание, сажать виновных в тюрьму не стал. Но всё имущество велел конфисковать. Жителей выгнали за пределы Москвы. Однако позволили построить новую слободу на Яузе, поодаль от города – туда зазывать покупателей было уже несподручно.

Запрет на спиртное продержался в России около полутора столетий и был отменён Борисом Годуновым. Он был «западником», перенимал зарубежные порядки. В том числе закрепостил крестьян, значительно взвинтил налоги, прижал купцов и ремесленников. Но придумал для народа и отдушину – открыл «царёвы кабаки». Это позволяло получить троякую выгоду. С одной стороны, спустить пар общего недовольства. С другой – выжать из подданных дополнительные прибыли: вино получило статус казённой монополии. С третьей, позволяло вычислить политических противников. В кабаках отирались сыщики: если кто-то неосторожно болтал «по пьянке», его брали под белы ручки и тащили в темницу.

Все эти факторы играли довольно пагубную роль, формировали свои предпосылки к Смуте. Между прочим, св. преподобный Иринарх Затворник, предупреждавший о грядущих бедствиях, указывал, что они посланы по грехам людей, а в числе грехов на одном из первых мест называл умножившееся пьянство. В условиях мятежей и войны царь Василий Шуйский попытался снова ужесточить борьбу с таким пороком. Поляк Самуил Маскевич, побывавший в этот период в Москве, описывал – была устроена специальная «бражная тюрьма». Сюда попадали люди, имевшие неосторожность разгуливать по городу под сильным градусом. Если их задерживали первый раз, просто предоставляли проспаться. Во второй раз пороли батогами. Но если попадался в третий раз, били кнутом и отправляли в тюремное заключение.

В дальнейшем наказания были смягчены, от заключения и кнута чрезмерных любителей спиртного избавили. А страна в годы Смуты была разорена, отказаться от солидной статьи дохода оказалось уже затруднительно. Кабаки сохранились. Но сохранялась и строгая монополия казны на торговлю вином. За подпольное винокурение и продажу виновного били кнутом, конфисковали имущество и ссылали в Сибирь. Гнать водку в нашей стране умели, но винокуренных заводов предпочитали не строить. Подряд на поставку спиртного казна передавала кому-то из крупных купцов (их называли «гостями»), и они закупали в Литве или на Украине.

Но если спиртное на Руси теперь продавалось и пить его дозволялось, это вовсе не значило, что поощрялось пьянство. Нет, употребление вина старались свести к минимуму. Всё к тому же традиционному минимуму – на праздники, на какие-то торжества. А с нездоровыми увлечениями боролись и сам царь, и Церковь, и землевладельцы. Боярин Морозов писал в свою вотчину управляющим, требовал следить, чтобы крестьяне «вина на продажу не курили и табаку не держали и не курили и не продавали, зернью и картами не играли, бабками не метали и на кабаках не пропивались».

Патриарх Никон очень строго искоренял этот грех в церковных структурах. Держать водку в монастырях напрочь запретил. Если поступали сигналы о пьянстве того или иного священника, если слуги патриарха замечали нетрезвого священника на улице, на базаре, а тем более в храме, его ожидало лишение сана или направление на службу в какую-нибудь таёжную глухомань.

Кабаков в России, по свидетельствам иностранцев, было «не слишком много». Канцлер Ордин-Нащокин задумал было эксперимент со свободной торговлей вином в Пскове, обещал значительное увеличение прибылей. Но царь Алексей Михайлович вынес вопрос на рассмотрение самих псковичей. За свободную продажу высказались только крестьяне. Духовенство, купцы, ремесленники, дворяне оценили идею резко отрицательно. Дескать, пьянство приведёт к хулиганству, преступлениям и к сплошным убыткам в торговле, промыслах, хозяйстве. После таких отзывов государь новшество не утвердил.

А существующие кабаки Алексей Михайлович распорядился вынести за пределы городов, «в поле». Во-первых, дополнительное препятствие – просто так, проходя по делам мимо, не заглянешь. Во-вторых, ночью городские ворота закрыты, в кабак уже не пойдёшь. В-третьих, если человек слишком перебрал, он может валяться где-нибудь на природе под кустиком, не оскорбляя взоры сограждан. Если же пьяный шатался по улицам, его по-прежнему ждала «бражная тюрьма», где держали до протрезвления. Исключения не делалось даже для знатных лиц, дворян, офицеров.

Известен, например, случай с немецким майором на русской службе фон Заленом, учинившим скандал на базаре. Наряд стрельцов задержал его, пришлось переночевать в кутузке. Алексей Михайлович учинил разнос не только майору, но и его начальнику, боярину Ромодановскому, за то, что распустил подчинённых. Выяснили, что Зален и его сослуживцы напивались в гостях у датского посла – и офицерам запретили туда ездить.

Но очагом пьянства оставалась Немецкая слобода или Кукуй. Изображать её «оазисом цивилизации» в «варварской стране» нет ни малейших причин. Жили в ней богато, ведь население составляли купцы и офицеры. Но Кукуй был довольно небольшим посёлком (3 тыс жителей). Улицы, в отличие от Москвы, не мостились. Очевидцы вспоминали, что «грязь доходила до брюха лошадям». А европейские нравы выглядели совсем не блестящими. Процветали пьянство, мздоимство, склочничество. В Кукуе, как и во всех российских городах и слободах, существовало выборное самоуправление, и правительству пришлось разрабатывать для него особые инструкции. Слободским властям предписывалось пресекать дуэли, «поединков и никакого смертного убийства и драк не чинити», не дозволять подпольной торговли водкой, не принимать «беглых и гулящих людей», не зазывать проституток и «воровских людей».

Но торговля спиртным здесь не прекращалась. В ней участвовали иноземные офицеры, вовлекали подчинённых русских солдат. Облавы не давали результатов или только на время заставляли приостановить бизнес. В общем, Кукуй считался у москвичей весьма сомнительным местом, не для приличных людей. «Левую» водку здесь можно было купить в любой час дня и ночи. Многие офицеры и купцы оставляли жён за границей, а в России обзаводились наложницами. Процветали подпольные притоны, съезжались немецкие, польские, скандинавские бабёнки лёгкого поведения. Русские девки тоже «европеизировались». Современник писал: «Женщины нередко первые впадают в буйство от неумеренных доз спиртного, и можно видеть их, полуголых и бесстыдных, почти на любой улице».

В правление Петра отношение к спиртному изменилось. «Бахусовы потехи» начали восприниматься как достойное и солидное времяпрепровождение. На застолья с обильными возлияниями было велено привлекать женщин. Начали строиться винокуренные заводы, резко расширялась сеть кабаков, аустерий и прочих питейных заведений. Только стоит учитывать, что традиция эта была отнюдь не русской, а «кукуйской» – то есть, западной, принесённой в нашу страну вместе с бритьём бород, переодеванием в кургузые немецкие кафтанчики и парики.

Впрочем, даже и после Петра в России пили куда более умеренно, чем на Западе. Изготовление и продажа спиртного оставались казённой монополией. А для населения мощным сдерживающим фактором служило общественное мнение. Жизнь крестьянина проходила на глазах деревенской общины, «мира». Жизнь купца – в купеческой общине. Пьяница повсюду признавался отщепенцем, изгоем, не мог рассчитывать на какое-либо уважение и доверие. На этих взглядах и примерах воспитывалась молодёжь – стоило ли подражать людям, чья судьба оказывалась настолько незавидной? Да и дворянам требовалось следить за собой, ведь каждый их шаг бдительно отслеживался «светом». Подметят пагубную страсть – включатся «злые языки страшнее пистолета», можно заслужить общее отчуждение, презрение.

Будущий германский канцлер Отто фон Бисмарк четыре года прожил в России. Но пьяную женщину, валявшуюся под забором, он в первый раз в жизни увидел уже позже, в «культурной» Англии. Это так потрясло Бисмарка, что он описал данный случай в своём дневнике.

Нет, автор не собирается идеализировать прошлое. Постепенно множились притоны, росло число алкоголиков. Но это считалось уже за пределами нормальной жизни, «на дне». Вызывало отвращение, отталкивало. И это ни в коем случае не было традицией. Наоборот, стремительное скатывание нашей страны в пьянство пошло только с конца XIX и в ХХ веке – по мере разрушения народных и религиозных традиций, крушения прежнего общества и прежних систем ценностей. Второй обвал произошёл в конце XX – начале XXI века, при разрушении советских традиций и советского общества, что также не удивительно. Ведь советские традиции ещё удерживали остатки российских, а моральный кодекс строителя коммунизма во многом пытался копировать старые православные установки.

file-rf.ru, ВАЛЕРИЙ ШАМБАРОВ