Продолжим историю Ивана III – в какой-то степени именно при нем в истории российского престолонаследия возникла бифуркация, дававшая возможность для какого-то иного пути.

Но по порядку. Итак, первым браком великий князь женился на дочери тверского князя Марии – именно с ней, вероятно, попала в Кремль символическая рогатина, знак власти ее отца Бориса Александровича, при котором Тверь переживала взлет своего влияния.

 

 

Вообще тут надо отметить, что помолвка состоялась, когда Ивану было шесть лет, а Марии -  и вовсе четыре. Именно в Твери нашел тогда убежище и помощь отстраненный от власти отец Ивана, Василий Темный. При поддержке Твери он смог вернуть себе московский престол.

Брак, таким образом, был несомненно политическим. Однако семейная жизнь Ивана и Марии, несмотря на это, вроде бы складывалась гладко – во всяком случае, иных сведений нет. У супругов родится сын – Иван Молодой, ставший уже в 13-летнем возрасте соправителем отца (обычная, впрочем, в то время практика, примерно так же Иван-старший стал в свое время соправителем отца Василия и тоже титуловался «великим князем»).

Все в порядке было и в отношениях с Тверью. Не всем этот союз, возможно, нравился. Во всяком случае, когда Мария Тверская умирает – рано, не дожив до 25 лет, и не в родах, что по тем временам было делом нередким, а, что называется, в одночасье, -  идут слухи, что великую княгиню отравили. К тому времени уже ушел из жизни и ее отец, влиятельный князь Борис Александрович. На тверской престол – хотя бы формально – вступает восьмилетний в тот момент младший брат Марии Михаил. Ко времени гибели сестры ему 14, он вряд ли силен в дипломатии, и отношения с Москвой начинают портиться. Закончится это еще через пару десятков лет открытым военным столкновением, бегством Михаила в Литву и фактическим присоединением Твери к Москве (впрочем, на тверской престол будет посажен Иван-младший, то есть по материнской линии все же наследник).

Но это мы забегаем вперед. А пока тридцатилетний вдовец, великий князь Московский Иван III начинает задумываться о новом браке.

Понятно, вперед вновь выходят соображения политики. И возникает кандидатура Зои (нам более известной как Софья) Палеолог, племянницы последнего византийского императора.

Вообще-то предложил московскому князю эту кандидатуру папа Римский Павел II – вероятно, рассчитывавший на усиление влияния на Руси католической церкви. Ивана, в свою очередь, интересовали моменты статуса европейского уровня. Во всяком случае, после трехлетних переговоров договоренность была достигнута.

Правда, католикам быстро дали понять, что не на тех напали. Так, по легенде, процессионный крест из горного хрусталя, с которым намеревался въехать в Москву сопровождавший Зою папский легат, -  «католический крыж»! - был у него отобран встречающим боярином. Но в казне сохранился, и даже успешно использовался в тех же процессионных целях – на дизайн в этой ситуации уже не обращали внимания.

 

 

И уж тем более активно использовались византийские реликвии, привезенные Зоей в своем багаже – на них даже ссылались, говоря о некоем символическом правопреемстве.

Здесь можно обратить  внимание на золотое навершие резной иконы из лазурита – там изображен византийский двуглавый орел.

А этот мощевик – русской работы, но в центре его константинопольская камея.

 

Портретов молодой Зои не сохранилось. Имеющиеся отзывы о ее внешности в основном нелестны – хотя, вполне возможно, высказаны политическими противниками. Единственное, что позволяет судить о ее облике – реконструкция по черепу, выполненная криминалистами уже в ХХ столетии по методу Герасимова. Но тут ей под шестьдесят.

 

Вокруг новоприбывшей княгини сразу начал складываться свой клан. Однако в первые годы брака прямого влияния на вопросы престолонаследия это не имело: у Софьи рождались девочки, которые одна за другой умирали во младенчестве.

Взрослеющий наследник – Иван-младший – уже числился соправителем, да и сам собирался жениться (его избранницей стала дочь молдавского господаря Стефана Великого Елена, в Москве именовавшаяся «Елена Волошанка»).

Тут ситуация, однако, начинает меняться. У Софьи наконец рождается здоровая дочь, а следом и несколько сыновей. Но на их пути к престолу – пасынок, у которого вскоре рождается и собственный сын, названный Дмитрием.

Казалось бы, шансы старшего сына Софьи, Василия, на великокняжеский престол минимизируются. Но тут, в возрасте всего тридцати с небольшим лет наследник и соправитель Иван Молодой внезапно заболевает. Призванный лекарь-иностранец оказывается бессильным. После смерти Ивана-младшего множатся слухи о его отравлении (и легко угадать, на кого грешили). Лекаря на всякий случай казнили, но слухи не утихли. (И трудно, конечно, судить о причинах, но после этой даты общих детей у Ивана III и Софьи больше не было.)

Теперь при дворе две соперничающие группировки, готовые поддержать кого-то из детей – потенциальных наследников (они почти ровесники, сын Василий лишь на пару лет старше внука Дмитрия).

В конце концов, в 1498 году, Иван III делает выбор в пользу Дмитрия. Вот чин поставления его на княжение – целый увесистый том. Дмитрию 15 лет.

Есть и еще один любопытный предмет, который историки также считают документальным свидетельством этого события. Эта вышитая пелена, происходящая из мастерской матери Дмитрия Елены Волошанки, изображает торжественную процессию на Соборной площади в Кремле.

Вот дед и внук – седобородый Иван и Дмитрий в красном плаще, со сложенными на груди руками.

А здесь, в левом нижнем углу, по мнению историков, расположились интересующие нас дамы. Софья – в первом ряду, в красном платье. Елена – чуть в глубине, в желтой накидке.

 

Триумф оказался недолгим. Партия Софьи не сложила оружия и добилась своего – через несколько лет Дмитрий с Еленой попали в опалу и были взяты под стражу. Некоторые их союзники были казнены. Официальным наследником провозгласили Василия, и тот, вступив в 1505 году на престол, велел заковать соперника-племянника «в железы». Обстоятельства смерти Дмитрия в заточении в 1509 году до сих пор не очень ясны.

Ну, а дальше нас ожидали сын Василия Иван Грозный с опричниной, прерывание династии, смута и прочие прелести российской истории. Что было бы при ином раскладе вещей – кто знает…

 

 

Выставка открыта в Одностолпной палате, до середины июля.