Борис Березовский всегда хотел больше, чем мог. И несколько раз почти добивался того, чего хотел. Он ушел, когда и ему стало очевидно, что желания трагически не совпадают с возможностями. В советские годы человеку с анкетой Березовского было трудно претендовать на серьезный взлет. Но он пробился. В тридцать семь лет стал доктором наук, а в сорок пять, как раз на переломе эпох, в 91-м, успел сделаться даже и членом-корреспондентом РАН. Новые времена все перечеркнули. Академическая карьера потеряла ценность и была отброшена.

На пятом десятке Березовский без колебаний начал вторую жизнь. Для людей авантюрного склада открылось множество совершенно невиданных способов преуспеяния. И Березовский с успехом испробовал все.

К концу 90-х он был или казался самым могущественным среди олигархов. Он был или казался своим человеком в ельцинской «Семье». Его медиа-империя была самой грозной. Его роль в принятии государственных решений казалась ключевой. Он сознательно стремился к тому, чтобы в нем видели неофициального правителя страны.

В этом был первый дефект его стратегии. Одно дело – незаметно дергать за нитки, совсем другое – стараться, чтобы все это замечали. Это были годы непопулярных публичных фигур. Но Березовский сумел стать самой непопулярной из всех.

Это сочеталось, однако, с широчайшими связями, которыми он обзавелся в тогдашнем привилегированном классе. Множество известных и влиятельных людей были им буквально загипнотизированы.



Секрет этого воздействия невольно раскрыла одна из восхвалявших его рекламных статей. Там утверждалось, что в окружении Березовского якобы считается дурным тоном напрямую просить его о чем-либо: он ведь никому ни в чем не умеет отказать. Зерно истины состояло в том, что Березовский и в самом деле умел быть не просто щедрым, а щедрым сказочно. Не со всеми, конечно, а только с теми, кого хотел вовлечь в свою орбиту. Его благосклонность могла достигать демонических масштабов, не просто доставляя покровительствуемым что-то ценное, а полностью меняя всю жизненную траекторию тех персон из истеблишмента, кого он хотел сделать «своими людьми».

Вера в то, что эти статусные люди так и останутся для него навсегда «своими», была его вторым стратегическим заблуждением. Главный капиталист новой России искренне верил, что капитализм и в самом деле устроен так, как ему когда-то втолковывали на студенческих занятиях по марксизму-ленинизму. Что политики, чиновники, силовики, пресса – лишь куклы в руках финансово-промышленных магнатов, и для увековечения собственной власти ему просто достаточно быть первым в обойме этих магнатов.

Делая ставку на предполагаемых преемников Ельцина – сначала на Лебедя, затем на Черномырдина, потом на Путина, – Березовский воображал, что решает их судьбу, а не свою.



Занимая должность зампредседателя Совета безопасности, он считал само собой разумеющимся, что официальный его начальник, известный и опытный политик Иван Рыбкин, обязан беспрекословно ему подчиняться. Когда Виктор Черномырдин в августе 98-го, после дефолта, был снова назначен главой правительства, Березовский демонстративно вошел в премьерский кабинет впереди него, не понимая, что слухи об одном только этом снижают до нуля шансы Черномырдина быть утвержденным в парламенте.

А в 99-м, продвигая Путина в преемники, комплектуя блок «Единство» (предтечу «Единой России») и идеологически оформляя вторую чеченскую войну, Березовский полагал, что совокупность этих трудов – залог его руководящего положения при новом, послеельцинском режиме. В действительности же этот последний всплеск активности только приближал его падение.

Дело было не в разности характеров и биографий Березовского и второго российского президента. Человек, удивительно похожий на Бориса Березовского, Сильвио Берлускони – тоже олигарх, политик и медиа-магнат в одном лице, состоит с Путиным в сердечной дружбе и глубоко ему симпатичен.



Не личность Березовского, а его притязания сделали Путина естественным и непреклонным его врагом.

В 2000 году Березовский на себе изучил, как в действительности устроена российская власть и в каких отношениях с ней состоит новообразованный российский капитализм. Все опоры, которые он выстраивал для себя впрок, оказались сплошной липой. Деньги, не подкрепленные административными рычагами, ни на что не влияли. Заботливо вскормленные «свои люди» массами перебегали на сторону сильного или сходили с дистанции.

Падение демонического кукловода 90-х оказалось до странности быстрым и легким. Начав тот год политическим тяжеловесом, воображавшим, что находится на вершине могущества, он закончил его бессильным эмигрантом. Олигархическая карьера закончилась. Но он, кажется, рассчитывал, что сумеет еще раз начать все сначала.


Однако третья и последняя жизнь Бориса Березовского стала растянувшимся на 12 лет личным крахом. Попытки выступать в роли нового Герцена, изгнанного, но влиятельного вождя оппозиции, захлебывались одна за другой. И не только из-за того, что климат для оппозиционеров сделался у нас неподходящим.

Березовский 90-х годов показал себя человеком без каких бы то ни было принципиальных позиций, кроме стремления к самопоказу, к сведению счетов со своими недругами и к власти ради власти. Поэтому и позже, будучи эмигрантом, он воспринимался не как альтернатива режиму Владимира Путина, а скорее как один из его предшественников, проигравший из-за невозможности опереться на административную машину, неподходящей этнической принадлежности и непродуманной манеры себя держать.



Легко понять, что наедине с собой он снова и снова возвращался к перипетиям своей редкостной карьеры, искал смысл во всем содеянном и не находил его. Ему не было места ни в сегодняшней России, ни в России завтрашней, какой бы она ни стала, и он это понимал. Человеку, привыкшему жить борьбой, бороться было больше не за что. Смерть только поставила точку.

P.S. От главного редактора: Когда я услышал, что ушел «великий и ужасный» БАБ, то чувства испытал самые разные. От удивления и недоверия до тихой грусти и щемящей ностальгии. Боже мой, еще один...

И дело не в том, что, как говорят, «закончилась целая эпоха». И не потому, что «сик транзит глория мунди» («так проходит слава земная»), и когда уходит кто-то славный, заметный, знаковый, понимаешь, что никакая память о нем не вернет его самого, а значит, и жизнь, если хотите, восприятие ее станут другими. 

Грусть оттого, что вместе с ними уходит и твоя жизнь. А скрежет ее жерновов становится все явственнее и слышнее. Потому что очевиднее и неотвратимее становится направление этого извечного движения, над которым не властна даже слава земная, ибо и она ничего не может изменить. Так, послужить приятным общим фоном – да, а изменить или отвратить...

У Бориса Абрамовича уже навсегда эти важные в жизни «да» и «нет» стали на свои места. Превратились в данные для анализа, а не жизненные побудительные мотивы. Потому что жизнь сама закончилась. И даже от славы земной не осталось ничего, кроме слабых отсветов. А фон ухода был таков, что даже демонический хохот откровенных врагов в лицо или злорадный шепот облагодетельствованных некогда друзей за спиной не казались чем-то страшным и обидным. Страшным, как мне кажется, было другое – фоном стало даже не чувство несправедливости, а осознание того, что иначе и быть не могло. Потому что сам он никогда, это теперь очевидно, НИКОГДА не боролся за справедливость. 



Для себя – да, за конкретную справедливость боролся. Потому что, учитывая происхождение, национальность, тупость завистливых коллег, всегда считал: тигру мяса не докладывают, ум недооценивают, способности недоучитывают, а значит, нужно все брать самому. И брал. Себе. В подкорку, в кошелек, в оффшоры. Компенсировал, так сказать. Но не боролся за любую справедливость для других. Даже для тех, кого использовал или кем вертел, как цыган солнцем или черт ступой. Он их просто подчас безмерно щедро одарял, думая, что привязывает к себе, обязывает навсегда, укладывает в фундамент своего величия и влияния надежными балками, швеллерами, стояками и перекрытиями. И вот она – ошибка, хуже преступления: они не просто от него отвернулись и, уходя от чувства благодарности и сбрасывая груз обязательств, переметнулись к более сильному, а обобрали до нитки. Забрали и деньги, и славу, и память. Да-да, и память могут отобрать. Потому что в наше время, быстрое информационно, продвинутое технически и примитивное чувственно, в памяти останутся слова и впечатления тех, кто первым добежал до микрофона, телекамеры или компьютерной «клавы»...

А анализ? А кому он нужен. Как там пел ранний Александр Розенбаум: «но удивительный народ – чем больше Гулливер дает, тем лилипуты злее». И это стало отличительной чертой «постберезовской» эпохи. И не только в России...

Но, с другой стороны, никакая «эпоха БАБа» никуда не ушла. Потому что он создал ее, увы, навсегда. И теперь это ясно, как никогда. А если быть до конца точным, то ничего он не создал эпохального, а просто вернул на постсоветские просторы принципы и установки того общественно-политического строя, который там якобы был отринут в 1917 году. Но вернул в старом, примитивном, диком первоначальном варианте, который уже давно был пережит, причесан и приглажен фарисейством на Западе, долгое время бывшем «врагом». Возврат этих принципов и правил поведения в диком варианте предопределил и дикие времена, которые сегодня все, кому не лень, называют «лихими девяностыми».



Нет, не один Березовский создавал дикий капитализм в России. Но только Березовский и еще один такой же, как и он, олигарх первой волны Владимир Гусинский сделали для победы капитализма в России и окрест нее больше, чем другие. Они сделали гениальный вклад. Владея мощными медиа-империями, они создали капитализм перво-наперво в общественном сознании, поселив во все, даже в примитивные мозги примитивного совка чувство необратимости происходящих перемен. Россиянам жилось с каждым днем все труднее и труднее, а из каждой медиа-точки, из всех щелей, из радио и набиравшего силу телевидения, даже, казалось, из утюга и холодильника неслось: все хорошо, все пучком, все нормально, так развивались все, все терпели, Иисус терпел и нам велел, капитализм – форева, рынок непобедим и все наладит сам, скоро будет хорошо всем и сразу. И трудно сопротивляться, когда кажется, что все согласны: так и должно быть...

Повторял, повторяю и не устану повторять: вот это информационное создание тотальной атмосферы необратимости перемен, происходящих в том варианте, который случился, – это самый гениальный и самый великий вклад Березовского в построение «темного капиталистического прошлого», которое стало сегодня для россиян светлым и настоящим и будущим.

В этой атмосфере неотвратимости, сегодня очень смахивающей на коллективное безумие, возможен был и 1996 год – год самого великого торжества Березовского. В атмосфере тотальной нищеты, но сумасшедшего торжества непонятных надежд, вырвавшихся из подсознания и светящихся впереди фонарем в конце тоннеля, БАБ мобилизовал россиян на переизбрание «живого полутрупа» в прямом и переносном, политическом смысле слов – президента России Бориса Ельцина. 



Я тогда работал на телевидении, и мне выпало освещать президентскую кампанию в России. Борис Николаевич в начале гонки имел 6% поддержки электората вкупе с изношенным алкоголизмом и политикой сердцем, которое сбоило при каждом удобном случае и после каждой рюмочки. Лидер КПРФ Геннадий Зюганов уже примерял президентское кресло к своему седалищу, и с этим были согласны даже на Западе, где многие прагматики, которые все думали, как им выбить Ленина из башки нового хозяина «Русского Медведя с ядерными когтями». Зюганова даже пригласил в Давос на знаменитый экономический форум: всем хотелось посмотреть, «ху из новый мистер большевик». 

А Березовский собрал коллег по олигархату, заставил их наполнить коробки из-под ксерокса «нужным» шуршащим содержанием зеленого цвета, и включил на полную мощность мощнейший же информационный, как сейчас говорят, говномет. Агитация и пропаганда в пользу Ельцина, сочетаемая с чудовищным и в то время еще диковинным черным пиаром и компроматом против его соперников, щедрый подкуп все и вся, манипуляции, запугивание «красным реваншем» стали тотальными. Напоминавший руину в человечьем обличье Ельцин залихватски пил и пел, молодцевато плясал и играл во все народные игры, щедро обещал сам выздороветь и всех потом осчастливить. А рядом не выключали моторы реанимобили и вздрагивали от тревог охранники и врачи-кардиологи. Это была удивительная, обескураживающая кампания, подавляющая напором страстей и лжи, передергивания и манипуляций, надежд и разочарований, веры и безверия, искренности и цинизма...

Но дело было сделано. В нужном ключе сработал «правильно аргументированный» Березовским генерал Александр Лебедь. Под таким напором информации и денег против него, похоже, засомневался не так в победе, как в самом себе и в своей способности рулить «такой Россией» Геннадий Зюганов, который, многие так утверждают, все же победил, но согласился с фальсификациями в пользу Ельцина. И Бориса Николаевича успешно и удачно отвезли на шунтирование, после которого он, говорят, не пил до мая-июня 1997 года. До поездки в Киев, подписания «Большого договора» с Украиной, решения проблемы Черноморского флота РФ и знаменитой фразы о том, что каждый россиянин должен вставать утром и думать, что он хорошего сделал для Украины...



Я помню, как в аэропорту «Борисполь», в комнате, где томились журналисты и операторы, во время отлета Ельцина в Москву появились дебелые и молчаливые, как неотвратимость, охранники, задернули все шторы и запретили не то что снимать, а даже приближаться к окнам. Это Борис Николаевич, волоча за собой пиджак и пританцовывая, прощался с Леонидом Даниловичем Кучмой и Павлом Ивановичем Лазаренко и в руках заботливой охраны направлялся в самолет. А потом на «1+1» нам запретили показывать, как выглядели украинские президент и премьер после того, как они дали импровизированную пресс-конференцию и перебрали положенное время – закончилось действие таблеток, подавляющих алкоголь, и речь фигурантов стала такой веселенькой, путанненькой, как у дядечек в пивной-разливайке. Такие пьяные зайчики были эти Леонид Данилович и Павел Иванович. Но уверенные, что они «сделали ЕБН». А сам ЕБН, как утверждали его соратники, в таких случаях тоже заходил в самолет и совершенно трезвым голосом спрашивал: «Ну и кто из нас после этого клоун?»...

Действительно лихое было время. А одним из главных его архитекторов был Борис Абрамович. И отстаивал его до конца. Александр Руцкой, Александр Лебедь, Руслан Хасбулатов, Иван Рыбкин, Владимир Шумейко, Сергей Шахрай, Александр Коржаков, Евгений Примаков, Виктор Черномырдин, Юрий Лужков, Анатолий Собчак, Гавриил Попов, Сергей Станкевич, Егор Гайдар... Какие были имена. И что? Иных уж нет, а те далече. Тех, кого нет, чествовали или хулили совсем за другое, мало уделяя внимания персональному «архитектурному вкладу» в капитализм, личному демонизму и интриганству. А Березовского сравнивают с Мефистофелем. Наверное, не зря...

А вот 5 февраля 2013 года умер Юрий Скоков. Первый секретарь Совбеза России, сторонник, а потом противник Ельцина и Березовского. Это он в 1996 году планировал с Александром Коржаковым сковырнуть всех в Кремле и повернуть историю России по-своему. И что? Ушел тихо и, как говорится, без комментариев.

И может быть, символично, что отмалчивается один из уцелевших на российской верхушке соратник БАБа по демонической «семибанкирщине» 1996 года Анатолий Чубайс. «У нас были, мягко говоря, непростые отношения. Но смерть – это смерть, и я знаю людей, для которых это – настоящая потеря. Выражаю им свои соболезнования», – только и написал он в своем «ЖЖ». 

И лидер КПРФ Зюганов был немногословен: «Он сам в конце жизни признал, что прожил жизнь впустую, оказался без семьи, без Родины, без денег, без друзей, и финал вполне закономерен, но комментировать это я буду позже». Надо понимать, после похорон. Все не верит Геннадий Андреевич, что его личного «злого гения» нет, не может забыть 96-й...

И уж совсем не чувствовал себя победителем лидер ЛДПР Владимир Жириновский. Он всего лишь выразил сожаление, что Березовский не успел вернуться в Россию: «Жаль, что этого не произошло, потому что Березовский был самой знаковой фигурой из всех олигархов, который мог вернуться в Россию и дать сигнал всем, кто уехал из нашей страны и увез отсюда все свои капиталы. Березовский признавался, что страшно тоскует по России, что хотел бы вернуться, но, к сожалению, не успел». А потом сказал, что у Бориса Абрамовича не выдержало сердце. Тех перегрузок, в режиме которых он жил последние годы. И мне кажется, что Владимир Вольфович знает, о чем говорит. Он сам остается в обойме российской власти, но все больше и больше напоминает еще одну «тень прошлого» времен БАБа. И потому знает, что означают перегрузки сердца. И от воспоминаний о прошлом, и от настоящих переживаний...



А сам БАБ, как мне кажется, всего лишь чуть-чуть не дожил до своего окончательного поражения, которое могло совершенно по-иезуитски и воистину демонически стать его самой большой победой. Над собой. Над своими амбициями. Если не врет по горячим следам и в эйфории «торжества от победы» пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков, то БАБ просил у своего «главного врага» Владимира Путина прощения за ошибки и хотел вернуться в Россию. Если бы это произошло, то да, современные легко прогнозируемые российские масс-медиа и экспертное сообщество вволю бы порезвились, называя это «победой новой России» и лично российского лидера.

И это так и было бы. Но только номинально. И БАБа не касалось бы. Потому что он, вернувшись в Россию, тоже победил бы. Смирение, ведущее не к примирению, а к усмирению демона страстей в душе, – это победа над собой. А это самая великая победа. В этом плане Борис Березовский ушел непобежденным. И, чувствуя уход, переживал, мучился этим...

А смерть БАБа – это вряд ли и «солнце Аустерлица» для нынешней российской власти. Путин проинформирован о смерти Березовского, но пока молчит. Может, потому что негоже лилиям прясть и не царское это дело – оглашать победные некрологи. Может, потому что ВВП – все-таки нормальный мужик, хоть и политик, и ему не пристало торжествовать по поводу чужих смертей. А может, он и понимает, что со смертью БАБа российской власти не стало легче. Наоборот – стало хуже: власть может расслабиться. Когда уходит враг – исчезает своеобразная опора и для его противника: не от кого отталкиваться в противостоянии, удары, как в боксе, уходят в пустоту. А кто занимался боксом, знают: в пустоту – это самый обессиливающий удар...



Хотя, не исключено, я слишком хорошо думаю о российской власти. Вполне вероятно, и там многие думают, что это только собака лает, если караван идет, а умный тихо сидит у окна и ждет, когда мимо него пронесут труп его врага...

...Есть последствия и для Украины от смерти Березовского. Он так никогда и не выступит свидетелем на процессе над главными действующими лицами государственного переворота, осуществленного в стране Виктором Ющенко, Юлией Тимошенко и прочими «рэволюционэрамы» под видом «оранжевой революции» в 2004 году в том числе и на деньги тогда уже беглого российского олигарха. И это ведь не мои фантазии или пожелания. Судить заговорщиков требует украинское законодательство. Оно запрещает политикам в борьбе за власть использовать чужие деньги. А верховные майдауны, если верить БАБу, только у него взяли 30 млн. долл. И пустили их в оборот, подкармливая «биомассу» на Майдане. 

Это не должно остаться без расследования, если кто-то в Украине не хочет повторения. Вот только говорить об этом пока что не с кем. Трусость и нерешительность – это шашель, разъедающая древо украинской власти. А вместе с ней – и здание всего государства. А вот БАБ действовал бы решительно...