Сколько русских сражалось в Сталинграде по другую сторону фронта, под знаком свастики? Вопрос, бросающий тень на юбилейные торжества, тем не менее, не лишён актуальности. В армии Паулюса на самом деле сражалось немало наших соотечественников. Согласно вполне достоверным источникам (Рюдигер Оверманс, например, считается одним из самых непредвзятых немецких историков), среди 330 тысяч окруженцев сталинградского котла было около 50 тысяч русских, точнее - граждан СССР. Внушительная доля! В годовщину победы на Волге об этом активно вспоминает часть блогеров, причисляющих себя именно к русскому национальному лагерю.

Да, реальная история несколько отличается от легенды. Мы до сих пор не знаем, сколько русских воевало за Гитлера, и, наверное, никогда уже не узнаем, сколько татар стояло на Куликовом поле под хоругвями Дмитрия Донского. Но в данном случае важно другое: для чего  препарируется легенда Сталинградской победы? Ради объективного анализа прошлого или ради создания встречного мифа?  И не окажется ли этот контрмиф разрушительным для национального сознания?

Очевидно, что дело здесь не ограничивается арифметикой. Вслед за «бомбардировкой» читателя солидными цифрами начинается собственно идеологическое наступление. Большинство хранителей памяти о «русских шестой армии» начинает героизировать перебежчиков, которые-де беззаветно боролись с Советами. К реалистическим сведениям об их сопротивлении «до последнего вздоха» (действительно, для русских в гитлеровской форме сдача в плен советским войскам не оставляла никаких шансов) присовокупляются откровенные фантазии о некоем русском антикоммунистическом партизанском движении, несколько месяцев продолжавшем сражаться в подземельях Сталинграда (своего рода фашистском «Аджимушкае»).

Чувствуется, что авторы сочувственных постов не просто переживают трагедию сломанных войной судеб, но упорно хотят изменить национальную идентификацию, переключить читательские симпатии на другую сторону баррикад. Чего стоят такие цитаты: «число добровольцев значительно выросло после освобождения... Области Войска Донского в июне-июле 1942 года», «предателями были те, кто строил СССР» и так далее. Мол, на той стороне воевали за «Национальную Россию», а на этой, привычной, советской, - «за жидо-большевицких комиссаров». И никакая это была не Отечественная война, а Вторая Гражданская...

Кем же на самом деле были русские под свастикой и за что они воевали? Достаточно красноречиво свидетельствует об этом отношение самих гитлеровцев к своим соратникам по «борьбе с коммунистическим режимом». Большинство русских перебежчиков выполняло функции «хиви», hilfswillige, «добровольных помощников» - то есть поваров, конюхов, шофёров, связных, которым оружия в руки не давали. Этакий фашистский стройбат для ненадёжных и неполноценных солдат.   

Когда кольцо замкнулось, ситуация изменилась. Тут уже было не до расовой иерархии - требовалось пушечное мясо любого качества. И, как о высшем достижении на пути к русской национальной армии, сочувствующие источники сообщают о создании «русской дивизии Фон Штумпфельд», названной так по имени  её командира. В нашем случае интерес представляют сведения о составе дивизии, которые почерпнуты из тех же самых сочувствующих источников  (например, stafford-k.livejournal.com/366446.html):

«Пехотный полк Шмидта

Батальон Шона

Каменский батальон

Батальон Линдера

Батальон Эйзенакера

Батальон Кехера

Пехотный полк Штелле

Батальон Енгерта

Батальон Фон Гадденбрюка

Второй полицейский Харьковский батальон

Морозовский Казачий Батальон

Зенитная батарея "Фон Штумпфельд"

Танковая рота

Рота Абендрота»

Очевидно, что Каменский и Морозовский казачий батальоны названы так не по именам своих командиров (тогда, по аналогии с остальными, «фамильными» подразделениями, они значились бы как батальон Каменского и батальон Морозова). Отсюда несложно догадаться, что весь командный состав «русской национальной дивизии» был немецким. Это типичные колониальные войска, сипаи, где рядовые рекрутировались из туземцев, а офицерами назначались представители «высшего народа». О какой русской национальной гордости или русском национальном интересе может вообще идти здесь речь?

Обратим внимание, что битва под Сталинградом - это единственное сражение Великой Отечественной войны, в сообщениях о котором упоминается значительная доля русских, сражавшихся (или хотя бы прислуживавших) в Вермахте. Почему только Сталинград? Ведь в 1943 году Рейх начинает активное формирование так называемой Русской Освободительной Армии, для которой находятся и русские офицеры, и русские генералы, - но до массового участия власовцев на Восточном фронте, вплоть до критических событий весны 1945 года, дело так и не дошло.

Пожалуй, осень 1942 года стала кульминацией отчаяния, когда все объективные обстоятельства исключали нашу победу в войне. Изнурительное, длящееся второй год подряд отступление; серия поражений, свершившихся несмотря на запредельное напряжение сил обороняющейся стороны, - всё это стало серьёзным испытанием для национальной психики. В поступках той части людей, которые составляют духовный костяк народа, нарастающее отчаяние обернулось отчаянной смелостью, той презрительной к смерти, непреклонной решимостью драться, когда терять больше нечего и отступать некуда. Они и составили железную гвардию Сталинграда.

 Но немало оказалось и тех, кто сломался, не выдержав напряжения. Лето-осень сорок второго - время массового прилива «хиви» в Вермахт. Их переход на сторону противника, как правило, был всего лишь истерическим импульсом отчаявшихся людей. У белорусских партизан бытовало очень верное определение такого типажа - «бобики». Тут не было искреннего порыва, только согласие надеть на себя поводок нового хозяина. Будь они идейно убеждёнными - определились бы сразу, уже в первые дни войны.

Заметим, что печально известный генерал Андрей Власов согласился стать коллаборационистом именно осенью 1942 года, хотя всего год назад он проявил недюжинное мужество и верность своей стране, прорываясь с остатками разгромленных частей из Киевского котла. Видимо он, так же, как «хиви» Паулюса, потерял к тому времени надежду на победу и неизбежному, как казалось, позору поражения предпочёл позор предательства, подслащённый сотрудничеством с победителями. Это была воистину кризисная осень, когда «тяжкий млат, дробя стекло, ковал булат».

Но, начиная с 1943 года, когда стала вырисовываться совсем другая перспектива войны, появилась и другая тенденция - участились переходы уже присягнувших Рейху «туземных» солдат и целых подразделений обратно на советскую сторону (самый известный пример - ушедшая в красные партизаны бригада Гиль-Родионова в Белоруссии). И вермахт был вынужден свернуть масштабы применения русских коллаборационистов на фронте, даже в виде безоружных «хиви».

Таким образом, сталинградские «терпилы» Вермахта заслуживают в крайнем случае жалости, но никак не уважения и, тем более, героизации. Нет никаких оснований выдавать духовно сломленных людей, согласившихся на роль туземных рекрутов-сипаев под командованием колонизаторов, за носителей национальных ценностей. Используя выражение Столыпина, их можно назвать всего лишь «удобрением для других наций», этническим элементом, согласившимся на ассимиляцию, а вовсе не носителями национального возрождения.

Но для нас, сегодняшних, гораздо больший интерес представляют мотивы наших современников, упрямо реабилитирующих «хиви», РОА, Власова и при этом считающих себя «русскими националистами». В случае разговора без обиняков они нередко утверждают, что предпочли бы «германских союзников» «жидовскому игу». В пользу подобной позиции приводится масса аргументов, но все они основаны на разного рода мистификациях и домыслах. Если же встать на сугубо рациональную почву (никакого разжигания межэтнической розни, просто задача по абстрактной логике), возникает парадоксальный вопрос. Почему порядок, при котором Кагановичи и Мехлисы могут занимать непропорционально большую, но всё же не преобладающую часть руководящих постов, кажется для наших визави чудовищным ущемлением русских интересов, а порядок, при котором для русских не только закрыт доступ в высшие эшелоны власти, но даже места комбатов предназначены исключительно для Линдеров, Эйзенакеров и фон Гадденбрюкков, - вполне приемлем? Смешно и глупо...

На мой взгляд, считать тайных и явных поклонников гитлеризма русскими националистами  - такой же абсурд, как сотрудников юденратов в гетто - еврейскими националистами, а сайгонских марионеток США - вьетнамскими националистами. Во всех трёх случаях речь идёт не о проявлении национальной воли, а об ассоциации с абсолютно враждебной, чуждой родному народу силой, которая у национально мыслящего человека может породить только один ответ - непримиримое сопротивление.

Мне, честно говоря, проще объяснить поведение «хиви» и власовцев, чем поведение их сегодняшних почитателей. Для первых слом национальных координат был подготовлен нечеловеческими потрясениями военных лет. А какие потрясения пришлось испытать тем, кто перестал гордиться победами своих дедов и взялся реабилитировать банальное предательство?

РНЛ, Владимир Тимаков, депутат Тульской городской думы