Выступление кандидата исторических наук, доктора политических наук, доцента кафедры международных отношений Государственного Института международных отношений Молдовы Сергея Михайловича Назария на международной научной конференции  "Великая Сталинградская битва и ее значение для судеб Молдовы и Румынии" , организованной ассоциацией историков и политологов "Pro Moldova", информационно-политическим порталом "Ava.Md" и Институтом Русского зарубежья при содействии ПСРМ и некоторых академических агентов Республики Молдова и прошедшей с 31 января по 2 февраля 2013 года в Кишиневе.

Планируя операцию «Барбаросса», гитлеровское ко­мандование явно с недоверием относилось к своим союзникам-сателлитам и ставило им второсте­пен­ные, обеспечивающего характера задачи1. Жалкая роль была уготована и румынской армии. «На Ру­мынию рас­считывать нельзя, – сказал Гитлер, – румынские соединения не имеют наступательной си­лы»2. «До на­чала наступления, – говорил он по этому вопросу 14 июня, – Антонеску будет формально возглавлять высшее командование в Румынии. Ему должен быть придан в качестве „рабочего штаба” штаб 11-й ар­мии, который и будет осуществлять фактическое руководство»3.

Совместно с Германией войну СССР 22 июня объявила и Румыния. Для ведения коалиционной войны была необходима координация действий фашистских стран. С этой целью имели место ряд встреч Гитлера с главарями союзных государств, для чего последние приезжали в Берлин или в ставку фюрера.

Соучастие клики Антонеску в нападении на Советский Союз явилось логическим завершением по­литики самого широкого экономического4, дипломатического и военного сотрудничества с гитлеровс­кой Германией5. Формальной причиной нападения на СССР явилось стремление к «освобождению ру­мынских провинций Бессарабии и Северной Буковины»6. Тесным военным сотрудничеством с Герма­нией Антонеску также стремился завоевать благорасположение Гитлера в споре с Венгрией о вопросе возврата Северо-Западной Трансильвании. Румынский диктатор в своём пресмыкательстве перед Гит­лером пытался опередить Хорти и этим доказать свою ценность и незаменимость в глазах фюрера. Гит­лер пообещал Антонеску не только эти земли, но и советские территории до Днепра7. Всего вместе с гитлеровскими войсками на Советский Союз напали 12 румынских дивизий8. Однако «освободитель­ная миссия» румынской армии вскоре завершилась катастрофой. Уже в боях под Одессой румыны по­теряли 40 тыс. убитыми и 100 тыс. ранеными, что фактически привело к утрате их боеспособности9.

Как и у итальянских фашистов, существовали опасения и у клики Антонеску за будущее Румынии при успешном для немецев завершении войны. На заседании Совета министров от 17 марта 1942 г. Михай Антонеску выразил опасение, что, даже в случае победы, немцы могут заставить румын «вып­латить им военную контрибуцию»10. Выходит, уже весной 1942 г. окружение И. Антонеску не только не было уверено в успехе Германии, но и осознавало, что Румыния является «союзником третьего сорта» («первым сортом» были японцы, «вторым» – итальянцы и финны), которому в случае победы могли на­вязать военную контрибуцию как стране враждебной и побеждённой.

В этой связи уместно вспомнить установку, данную Гитлером руководству Третьего рейха в отно­шении румынского сателлита. На совещании 16 июля 1941 г. в узком кругу своих приближённых Гитлер заявил: «В настоящее время наши взаимо­отношения с Румынией хороши, но никто не знает, как эти отношения сложатся в будущем. С этим нам нужно считаться, и соответственно этому мы должны устроить свои границы. Не следует ставить себя в зависимость от благожелательства третьих государств. Исходя из этого, мы должны строить наши от­ношения с Румынией»11.

Однако не лучшими были взаимоотношения Румынии и с Венгрией: «К предстоящей неизбежной схватке за Трансильванию оба германских „союзника” готови­лись с упоением и страстью, несравнимой с полным отсутствием таковых у румынских и венгерских солдат на советско-германском фронте»12. Следует отметить, что не только венгры и румыны, но и остальные гитлеровские сателлиты выслу­живались перед фюрером, стремясь заручиться его поддержкой в будущей перекройке границ в Цент­ральной и Юго-Восточной Европе. В результате создалась благоприятная почва для румыно-словацко-хорватского сближения на антивенгерской основе13. Отношения между участниками фашистского бло­ка стали быстро накаляться после нападения на Советский Союз.

Необходимость усиления военных приготовлений на советско-германском фронте стала главной те­мой переговоров Гитлера с Антонеску в феврале 1942 г. Фюрер объяснил неудачи на Восточном фрон­те сильными морозами, но заверил своего визави, что 1942 год станет годом «окончательного уничто­жения русского могущества». Он нарисовал столь радужную перспективу летней кампании, что Анто­неску вновь подтвердил свою полную уверенность в германской победе и заявил, что «Румыния со все­ми своими военными и экономическими возможностями находится в распоряжении Германской импе­рии»14. Однако, после начала советского контрнаступления под Сталинградом, между фашистскими лидерами Германии и Румынии появились серьёзные разногласия. Антонеску говорил: «Германия про­играла свою войну. Нужно не допустить, чтобы и мы её проиграли»15. А гитлеровцы считали, что од­ной из главных причин их поражения под Сталинградом явилась низкая боеготовность союзных войск, в первую очередь, румынских16.

«Сквозь туман и снег „тридцать­четвёрки” ворвались в оборонительные позиции ошеломлённых румынских солдат. Охваченные пани­кой румынские солдаты бросили свои окопы и укрытия и побежали»17. Цейтцлер признавал, что ру­мынский фронт представлял собой печальную картину полного хаоса и беспорядка, донесения рисо­вали общую картину панического бегства при появлении русских танков в их глубоком тылу18.

«Оба удара, – пишет генерал Меллентин, – были нанесены по румынским войскам… Я не буду го­ворить о той панике, которую вызвало среди них новое русское наступление»19. Однако немецкий ме­муарист приводит выдержку из воспоминаний об этих событиях офицера люфтваффе Ганса Руделя о бегстве румынских войск. Мы не стали бы это воспроизводить, если бы не утверждения некоторых на­ционалистически настроенных современных румынских и молдавских историков о «доблести» румын­ской армии на советско-германском фронте и их игнорирование тех зверств, которые совершили ру­мынские фашисты на оккупированных советских территориях. Правда, профессионально добросовест­ные румынские историки, основываясь на документальных данных, признают крайне низкий уровень общей подготовки, оснащённости и боеготовности румынских войск20. А российский историк, профес­сор А.И. Уткин писал о них: «Прикрывавшие фланги 6-й армии румыны были организованы по модели французской дивизии периода первой мировой войны и вооружены оружием, захваченным немцами у французов в 1940 году. Немногочисленные противотанковые пушки были безнадежно устаревшими. Только в октябре 1942 года румыны получили 75-мм орудия (по шесть на дивизию). Все немецкие наблюдатели отмечали, что румыны строят хорошие блиндажи офицерам, но плохие оборонительные сооружения для основной массы войск»21.

Вот что свидетельствует Рудель о прорыве 19 ноября в излучине Дона: «На следующее утро после получения срочного сообщения наша авиаэскадра вылетела в направлении плацдарма в районе Клет­ская… Мы летели на небольшой высоте. Но что за войска движутся нам навстречу? Ведь до цели ещё полпути! Это толпа солдат в коричневой форме. Русские? Нет, румыны. Некоторые из них даже броса­ют свои винтовки, чтобы легче было бежать. Удручающее зрелище, но мы готовимся к худшему. Мы летим вдоль двигающейся на север колонны и выходим в район артиллерийских позиций наших союз­ников. Орудия брошены в полной исправности, около них лежат боеприпасы. Мы пролетели ещё неко­торое расстояние, пока увидели передовые части русских»22. Комментарии, как говорится, излишни23.

Однако, справедливости ради, следует отметить, что не все немецкие мемуаристы плохо отзывают­ся о боеспособности румынских войск. Так, полковник В. Адам отмечает, что в наступательных боях на южном фронте румынские солдаты были храбры, выносливы24. Генерал Ганс Дёрр пишет, что «в сос­таве немецких соединений они храбро сражались и выполняли поставленные перед ними задачи… Ви­ну за развал румынских позиций в большой излучине Дона и в Калмыцких степях несёт главное ко­мандование германской армии, которое в своём высокомерии, переходящем всякие границы, ставило перед союзниками невыполнимые для них задачи… В этих условиях нельзя было требовать от румын­ских дивизий таких же успешных действий, как и от имевших современное вооружение немецких ди­визий…. Несправедливое отношение к войскам этого союзника, в чём виновата Германия, вынуждает нас воздержаться от какой бы то ни было отрицательной оценки»25.

Правда, состояние немецких войск на участках прорыва было не намного лучше. Первый адъютант штаба 6-й армии В. Адам так описывает эти события: «Части тыловых соединений при приближении танков с красной пятиконечной звездой бежали в дикой панике… 4-я танковая армия была рассечена, её штаб бежал на запад…

Подхлёстываемые страхом перед советскими танками, мчались на запад грузовики, легковые и штабные машины, мотоциклы, всадники и гужевой транспорт; они наезжали друг на друга, застревали, опрокидывались, загромождали дорогу… Тот, кто спотыкался и падал наземь, уже не мог встать на но­ги. Его затаптывали, переезжали, давили.

В лихорадочном стремлении спасти собственную жизнь люди оставляли всё, что мешало поспеш­ному бегству, бросали оружие и снаряжение, неподвижно стояли на дороге машины, полностью загру­женные боеприпасами, полевые кухни и повозки из обоза… К беглецам из 4-й танковой армии присо­единились двигавшиеся с севера солдаты и офицеры 3-й румынской армии и тыловых служб 11-го ар­мейского корпуса. Все они, охваченные паникой и ошалевшие, были похожи друг на друга»26. «На ли­цах солдат застыло выражение ужаса, словно за ними по пятам гнался сам сатана»27.

О том, что происходило в эти дни в стане врага, рассказывает и итальянский майор Д. Толлои: «18 де­кабря к югу от Богучара сомкнулось кольцо сил, действовавших с запада и с востока… Многие штабы начали сниматься с места, теряя всякую связь с войсками. Части, атакованные танками, пытались спас­тись бегством… Артиллерия и автомашины были брошены. Многие офицеры срывали с себя знаки раз­личия, солдаты бросали пулемёты, винтовки, снаряжение. Всякая связь оказалась нарушенной»28.

Сталинград означал катаст­рофу для фашистской Германии и её союзников. Потери Румынии под Сталинградом, по определению самого Антонеску, составили 300 тыс. человек, и были разгромлены 18 дивизий29. Как весьма обосно­ванно утверждалось в анг­лийском журнале „New Statesman and Nation”, разгром фашистских армий под Сталинградом и на Дону «потряс Румынию, может быть, сильнее, чем Германию»30. Антонеску сооб­щал Гитлеру после Сталинграда о состоянии румынской армии: «Из четырёх генералов трое по­гибли в штыковых боях, как и все командиры рот»31. Румынский диктатор принуждён был констатировать, что после поражения 3-й и 4-й румынских армий под Сталинградом «государственные устои пошатнулись»32.

Вот как оценивает эти события уже упомянутый нами выше молдавский историк А. Мошану: «Раз­гром всех 18 румынских дивизий, брошенных в бой на Дону и Волге, усилил брожение среди войск аг­рессора и гражданского населения Румынии, потряс её больше, чем любое другое государство фашист­ского блока. В Румынии и её армии сильно возросли антивоенные, антигерманские, антифашистские и пораженческие настроения. Произошло резкое полевение трудящихся масс. Они всё более убеждались в правоте политики Компартии Румынии, которая разоблачала антинародный характер войны»33.

Следует, однако, подчеркнуть, что после этих событий, началось возрождение Румынии – из военнопленных антифашистов стали создавать первое антигитлеровское румынское соединение – дивизии им. Тудора Владимиреску – героически сражавшейся совместно с Красной Армией до полного разгрома германского фашизма.