Гангринович
Тут, вероятно, будет целесообразным сказать несколько слов о вкладе Рудницкого в науку. Собственно, вклада-то никакого не было. Именно научных трудов у Степана Львовича насчитывалось немного (да и те содержали ошибки). Большинство его статей носили ярко выраженный пропагандистский характер.
В этом Рудницкий ничем не отличался от прочих украинских «национально сознательных» деятелей. О чем бы ни писали подобные «ученые», все у них сводилось к заявлению о том, что украинцы – самостоятельная нация, а ни в коем случае не часть русского народа.
Факты, противоречащие данному утверждению, либо замалчивались, либо извращались, либо просто голословно отвергались. Так вели себя все «национально сознательные» авторы – «историки», «языковеды», «литературоведы». Так поступил и «географ» Рудницкий.
Чтобы доказать существование самостоятельной украинской нации, Рудницкий придумал «самостоятельный украинский расовый тип». Объявил, что украинцы обладают «самостоятельным строением тела» (отличным от строения тела представителей соседних наций). Степан Львович «обнаружил» на Украине «самостоятельный рельеф», «самостоятельный животный и растительный мир». И климат на Украине был, по уверению Рудницкого, самостоятельным, независимым от России (отсюда он выводил необходимость государственной независимости Украины).
Видимо, не потрудившись взглянуть на карту, «основоположник украинской географии» провозгласил, что Украина обладает «самостоятельной системой рек», никак не связанной «с Московщиной» (правда, тут же оговорился, что Дон является «исключением из этого закона»).
Степан Львович полагал необходимым утвердить в массовом сознании новые этнонимы – «Украина», «украинец», ибо прежнее имя «Русь» и производные от него теперь непригодны. «Старое наше название присвоили себе москали и невозможно у них его отобрать», - сокрушался он.
Новые термины Рудницкий употреблял постоянно, к месту и не к месту. Например: «Между украинскими горами и холмами, по украинским возвышенностям и низинам протекают украинские речки». При этом он сыпал иногда курьезными «откровениями» типа: «Украинские реки отличаются тем, что они большие и богаты водой».
Ну и, конечно, украинский язык, по Рудницкому, самый богатый и чистый, украинское народное творчество – лучшее в Европе, украинская культура – «несомненно выше» культур всех соседних народов.
Другой «научной заслугой» Степана Львовича являлась разработка им концепции «биологической национальной политики». В будущей независимой Украине, считал он, власти должны взять под строгий контроль половые связи украинцев, чтобы воспрепятствовать их смешению с «поляками, москалями, румынами, турко-татарами, жидами и т.п.». Вместе с тем полезным, по его мнению, было бы смешение украинцев с «германской расой». Думается, правомерным будет утверждать, что никакого научного значения написанное Рудницким не имело. Единственное, что он мог предложить большевикам – это свою «национальную сознательность». Но как раз это им и было нужно!
Затеяв украинизацию вчерашней Малороссии, советская власть столкнулась с серьезной проблемой кадров. Малорусы в своем большинстве считали себя русскими, в национальном отношении от великорусов не отделялись и совершенно не хотели украинизироваться, а тем более – украинизировать других.
Чтобы преодолеть нехватку носителей «украинского национального сознания», их импортировали из Галиции. В массовом порядке «национально сознательных» деятелей, вскормленных еще в Австро-Венгрии, стали приглашать в Украинскую ССР. Прибывших «специалистов» расставляли на ответственных постах, прежде всего - в сфере науки, культуры, образования. К концу 1925 года в республике насчитывалось более 50 тысяч галицких украинизаторов. Но импорт продолжался. Поэтому предложение Степана Львовича было принято.
За деньгами!
До самого последнего момента скрывал Рудницкий свой планируемый отъезд от коллег по УВУ. Наконец, в октябре 1926 года, не забыв получить в университете зарплату за месяц вперед, он выехал в СССР.
Мог ли Степан Львович рассчитывать на воплощение своих идей в советской стране? Касательно проповеди «украинской национальной идеи» - мог, но только частично! Относительно же концепции «биологической политики» - однозначно нет! Впрочем, не это для него было главным.
Даже некоторые современные биографы Рудницкого признают: принимая решение о переезде, он руководствовался материальными соображениями. Да и сам Степан Львович, явившись по приезде знакомиться с крупным украинским деятелем академиком Сергеем Ефремовым, отрекомендовался как человек «аполитичный», которому все равно где работать. Лишь бы платили хорошо!
Мечты поначалу сбывались. Его назначили профессором, определили приличное жалование, выделили квартиру со всеми удобствами (электричество, телефон, ванна, центральное отопление).
Дальше – больше. В Харькове (тогдашней столице УССР) организовали Украинский институт географии и картографии, а Степана Львовича сделали директором. В письмах к проживавшей в Австрии сестре он хвастался своим благосостоянием и сообщал, что собирается прикупить домик у моря или над Днепром, чтобы проводить там лето. Но постепенно ситуация для него стала ухудшаться.
«Кому много дано, с того много и спросится», - говорит Библия. Чем более высокое положение занимал Степан Львович, тем заметнее становилась его научная несостоятельность. Выяснилось, что Рудницкий – никудышный преподаватель. Учебный материал он излагал столь нудно, что студенты перестали посещать лекции. Старые профессора отзывались о Степане Львовиче как о невежде и выскочке, чей уровень знаний не выше уровня заурядного провинциального учителя. До Рудницкого доходили подобные разговоры, но он объяснял их тем, что ученые дореволюционной школы сплошь «черносотенцы» и ненавидят его как украинизатора.
Однако оказалось, что и украинские деятели (тот же Сергей Ефремов) – невысокого о нем мнения. Степан Львович нашел тут другое пояснение: его не любят за лояльное отношение к большевикам.
Впрочем, главные неприятности ожидали Рудницкого не от местных, а от своих галичан. Обосновавшись в кресле директора института, он принялся зазывать к себе земляков, обсадив вскоре ими учреждение. Не учел Степан Львович одного: амбиций у новоприбывших не меньше, чем у него самого. Чуть осмотревшись, они рассудили, что ничем не хуже директора, и стали требовать себе руководящих должностей.
Началась форменная грызня с взаимными доносами в вышестоящие инстанции. Тогда и пустил Рудницкий в ход слово «гангриновичи», умалчивая, что еще недавно, мотивируя перед властями необходимость вызова из Галиции теперешних оппонентов, он характеризовал их как талантливых деятелей науки.
А тут еще в самый разгар склоки у Степана Львовича произошел конфликт с одним из аспирантов – Юрием Платоновым. Тот проанализировал зарубежную научную литературу по географии и установил, что на работы Рудницкого (ни на прежние, ни на нынешние) никто не ссылается. То есть попытка директора позиционировать себя как авторитетного ученого лишена оснований.
Известно, что обнародованием неприглядной правды можно оскорбить куда сильнее, чем самой грязной клеветой. А это была правда. Со Степаном Львовичем случилась истерика. Он потребовал немедленного увольнения аспиранта, угрожая в противном случае уволиться самому и уехать за границу. Аспиранта, конечно, уволили. Спешно собранный «ученый совет» проголосовал за такое решение, несмотря на то что Платонов являлся одним из тех энтузиастов, чьими усилиями организовывался институт. Удалось директору усмирить и взбунтовавшихся земляков (их перевели в другие учреждения).
Победа оказалась возможной, так как власть все еще поддерживала Рудницкого. Ему покровительствовал всемогущий нарком просвещения Николай Скрыпник. Но так было до поры до времени.
Жадность сгубила
Пережитая нервотрепка подорвала здоровье Степана Львовича, однако не заставила его сделать выводы. Наоборот, уверившись в собственной неуязвимости, Рудницкий продолжил погоню за деньгами.
В 1929 году Скрыпник буквально продавил «избрание» своего протеже в академики Всеукраинской академии наук. Тут же Степан Львович занял еще несколько доходных мест. Он возглавил академические – кафедру географии, комиссию краеведения, музей антропологии, стал руководителем отдела географии в редакции «Украинской советской энциклопедии».
Звания и должности увеличивали доходы, но не повышали квалификацию. Гангринович оставался гангриновичем, и это выявлялось все больше. Первый «звонок» прозвучал в 1930 году. Специальная ведомственная комиссия, обследовавшая Институт географии, констатировала, что за три года там не было подготовлено ни одного(!) специалиста. Между тем НИИ организовывался прежде всего для подготовки национальных научных кадров для молодой республики.
Современный украинский биограф Рудницкого при явной симпатии к своему герою признает: его провал был полный, почти по всем направлениям – на участках физической географии, современной геоморфологии, гидрографии, климатологии, биогеографии, краеведения и страноведения.
«Небольшой успех» Степана Львовича биограф отмечает лишь «на участке картографии» - директор подготовил несколько карт. Но и этот успех на поверку оказался липовым. Рудницкий трудился над картой «этнографического расселения украинского народа». В духе своих воззрений он провел этническую границу Украины по Каспийскому морю и Кавказским горам.
Даже в ведомстве Николая Скрыпника, намеревавшегося отхватить от РСФСР и присоединить к Украинской ССР часть территории, отметили, что Степан Львович погорячился – его карта «не была достаточно обоснована статистическими данными».
Это было форменное фиаско заезжего гангриновича. Именно заезжего – переписка Рудницкого свидетельствует: родиной он считал австро-венгерскую Галицию, восточная Украина для него так и осталась лишь статьей дохода.
Катастрофа
Одну за другой терял Степан Львович высокие должности. Его смещали, убедившись, что пользы от него никакой. Пока Скрыпник оставался наркомом просвещения, Рудницкий еще держался в директорском кресле. Однако в феврале 1933 года покровителя перевели на другую работу. К тому же обострилась международная обстановка. К власти в Германии пришел Гитлер, а сходные с нацистскими взгляды Степана Львовича не являлись секретом для соответствующих органов. Его арестовали в марте 1933 года по обвинению в сотрудничество с подпольной Украинской военной организацией (УВО) и шпионаже в пользу Германии. С перепугу Рудницкий сразу во всем признался, а заодно дал показания на других украинских деятелей, которыми интересовалось следствие.
Модные в эпоху перестройки и постперестройки заявления, будто следственные дела такого типа были сфабрикованы ГПУ, не во всем соответствуют действительности. В начале 1930-х годов (в отличие от позднейших времен) обвинения строились на реальных фактах. Другое дело, что сами факты трактовались не в пользу подследственных.
Скажем, Рудницкий, действительно, придерживался убеждений, которые в СССР считались националистическими. И пытался пропагандировать эти убеждения, в чем вполне можно усмотреть содействие националистам из УВО. Он контактировал с приезжавшими в Харьков немецкими учеными, вел с ними откровенные разговоры и сообщал иногда сведения, не предназначенные для посторонних ушей. Вот и основание для обвинения в шпионаже.
Рудницкий завалил научную работу, на которую в совсем не богатой стране были выделены значительные средства. Степан Львович сделал это по глупости и бездарности, но при желании (а оно у следователей было!) легко «отыскивались» и иные мотивы. Добавьте сюда признания, данные вовсе не под пытками, а как бы чистосердечно (потом Рудницкий будет объяснять свою разговорчивость состоянием депрессии).
И еще один момент. Как видно из материалов следственного дела, в тюремной камере он занимался сочинением очередного «научного» труда, исписав сотни листов бумаги.
Данная подробность очень умиляет биографов: дескать, и в тех условиях «ученый» всего себя отдавал «науке». Но один из исследователей обратил внимание на то, что бумагу в следственном изоляторе, да еще и в большом количестве, выдавали исключительно с разрешения следователя (об этом красноречиво свидетельствуют мемуары тогдашних узников). Если следователь был так добр к Рудницкому, то по какой причине?
…Степана Львовича приговорили к пяти годам лишения свободы и отправили на Соловки. Там он тоже занимался сочинительством. В 1935 году подал прошение о досрочном освобождении. Получил отказ. А в 1937 году его расстреляли…
В независимой Украине Рудницкого восхваляют. Не напрасно ли? Все-таки не Украину любил подданный Австро-Венгрии, а деньги.
Фото: ru.tsn.ua
