Герои России. Алексей Петрович Ермолов (1777-1861), генерал и покоритель
«Ружье тьфу! Кынжал – самый друг, самый кунак!.. – крутил горец сверкающим кинжалом. – Ночью Капказ едем свой сакля... Лес, луна, горы. Вижу – бэлый чалвэк на дороге. Крычу – стоит, еще крычу – стоит, третий раз стоит... Снымаим винтовка, стрэляим – стоит... Схватыл кынжал в зубы, палзем.., подпалзаим... Размахнулся – раз! Глядим – бабья рубаха на веревке. Цхэ!», – вот представление о кавказце. С тех пор, как против горцев воевал генерал Алексей Ермолов. Он писал: «Лучше от Терека до Сунжи оставлю пустынные степи, нежели в тылу укреплений наших потерплю разбои».
И еще он добавлял: «Хочу, чтобы имя мое стерегло страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово мое было для азиатов законом, вернее неизбежной смерти».
«Если ясное и очевидное само себя объясняет, то загадка будит историческую мысль. Вот почему исторические личности и события, окутанные дымкой загадочности, ждут от нас все нового осмысления и поэтического истолкования», – писал Стефан Цвейг. В российской истории немало выдающихся деятелей не по своей воле оказались в «дымке загадочности», от которой не спасала принадлежность ни к высшему свету, ни к мировому коммунистическому и рабочему движению. Но среди этой когорты «загадочных» фигур особо выделяется российский «проконсул» на Кавказе генерал Алексей Петрович Ермолов. Несмотря на обилие публикаций, посвященных кавказскому наместнику, о реальном Ермолове известно не так уж много.
Зато по степени мифологизации Ермолов оставил далеко позади себя даже французского императора Наполеона. У великого корсиканца были свои почитатели, превозносившие до небес его добродетели, военный и государственный гений, и ниспровергатели, пытавшиеся увидеть пороки Бонапарта даже в его дурной наследственности (происхождение якобы от кондотьера). Но среди поклонников Наполеона были Адольф Тьер, Евгений Тарле и Альберт Манфред, а среди хулителей Ипполит Тэн. Ничем подобным не может похвастать генерал Ермолов. С точки зрения кавказских историков и публицистов, Ермолов – «ястреб колониальных войн» (Тимур Матиев), «один из самых известных, влиятельных, энергичных, жестоких и коварных российских генералов» (Шахрудин Гапуров, Борис Закриев), «царский сатрап» и разбойник (Р. Куадже), едва ли не главный инициатор Кавказской войны (Алан Касаев) и даже «вандал», превзошедший по жестокости «воинствующий фашизм» (Аида Газиева). В последнее десятилетие Ермолов успел стать кумиром русских националистов. Но, как хорошо известно, крайности сходятся.
В текстах «патриотических» изданий генерал Ермолов выглядит не столько мудрым государственным и военным деятелем, поборником российских интересов на Кавказе, сколько милиционером с московского рынка, проверяющим регистрацию заезжих брюнетов. Между тем, очевидно, что без всестороннего анализа военно-административной деятельности Ермолова на Кавказе понять то, что происходит в этом регионе сегодня, невозможно.
С Алексея Ермолова и началась подобная «колонизация» Россией, продолженная при других императорах Александрах…
В 1816 году российские войска на Кавказе были сведены в отдельный Грузинский (с 1820 года – Кавказский) корпус. 6 апреля 1816 года Александр I назначает командиром корпуса, а также управляющим по гражданской части на Кавказе и в Астраханской губернии генерала Ермолова. К этому времени авторитет генерала в военных и дипломатических кругах Российской империи был непререкаем. Ермолов – участник военной кампании в Польше в 1794 года, закавказского похода Валериана Зубова, войн в составе антинаполеоновских коалиций и, наконец, герой Отечественной войны 1812 года. Помимо военной славы Ермолов заработал себе репутацию острослова и фрондера. Будучи недовольным иностранным засильем в окружении российского императора, генерал обратился к нему с просьбой: «Государь, сделайте меня немцем». Ермолова прочили в вожди тайных обществ, в российские «диктаторы», предводители восстания греков против османского владычества. Но судьба распорядилась иначе. С 1816 по 1827 годы Ермолов проведет на Кавказе, выполняя задачу по фактическому присоединению этого неспокойного региона к Российской империи.
В начале XIX столетия Россия закрепила свои успехи, достигнутые в результате победоносного завершения двух русско-турецких кампаний и войны с Персией. Подписав в 1783 году Георгиевский трактат c Грузией, которая, сохраняя внутреннее самоуправление, переходила под протекторат северного соседа, Российская империя лишила Турцию важнейших рычагов своего влияния на Большом Кавказе. В 1801 году к России присоединяется Восточно-Грузинское царство, в 1804 году – Имеретия, в 1806 году – Осетия, в 1810 году – Абхазия. В результате двух успешных войн с Ираном (1804-1813) и Турцией (1806-1812) российская корона приобретает такие территории, как Карабахское, Ганджинское, Шекинское, Дербентское, Кубинское ханства, добивается признания за собой прав на Гурию и Мегрелию. Часть включенных в империю стран, в особенности единоверные с Россией грузинские государственные образования, задолго до конца XVIII – начала XIX веков искали российского подданства, чтобы защитить себя от угрозы физического уничтожения и ассимиляции со стороны Турции и Персии. Новые территории – новые подданные, новые соседи, новые проблемы...
Российская военная администрация очень скоро узнала, что такое особая горская социально-экономическая и политическая модель. «В изучаемый период, – пишет известный исследователь Кавказской войны Юрий Клычников, – основой экономики горских обществ было преимущественно скотоводство, т.к. природно-климатические условия не позволяли зачастую эффективно заниматься земледелием. Даже на равнинах Чечни, справедливо считавшейся житницей всего Северо-восточного Кавказа, животноводство не потеряло своего значения. В таких условиях происходила консервация патриархально-родовых отношений у горцев и задержалось их дальнейшее поступательное развитие. Выходом из этой ситуации были набеги или наездничество, выступавшее в качестве компенсирующего экономического фактора».
Такую Россию придумали много позже…
По мнению ряда специалистов (Марк Блиев, Олег Матвеев, Анатолий Авраменко, Павел Матющенко, Валерий Ратушняк) в системе набегов той эпохи «нельзя видеть сегодня что-то обидное и предосудительное. Это было свойственно многим народам на определенной стадии развития». С научной точки зрения сегодняшнего дня «наездничество» нельзя рассматривать как свидетельство неполноценности кавказских социумов. С позиций «мультикультурализма» культура «наездников» имеет такое же право на существование, как и культура эпохи Ренессанса.
Но царская администрация начала XIX столетия наблюдала за «наездниками» не из тиши научных кабинетов и лабораторий. Каждый день она сталкивалась с ними совсем в другой обстановке и не могла мириться с положением вещей, при котором богатые равнинные поселения Северного Кавказа становились объектами постоянных нападений. Тем более что имперская власть, вслед за завоеванием и присоединением новых территорий, ставила задачу их хозяйственного освоения, включения их в единое экономическое пространство России, а также несла перед новыми подданными вполне конкретные обязательства по их защите от «наездников». Помимо всего прочего разбойные набеги были вполне выгодным мероприятием. Как писал Ростислав Фадеев: «Весь Кавказ обращен был в один невольничий рынок». Ежегодный оборот «живого товара» достигал 1500-5000 человек в год. В неволю попадали представители различных этнических общностей. Для лихих «наездников» не было разницы, кого продавать щедрым турецким покупателям – русского «колонизатора» или туземного жителя.
В доермоловский период русские наместники придерживались сугубо оборонительной тактики. В 1804 году Российская империя запретила работорговлю на Кавказе. Но в реальности борьба с «наездниками» сводилась лишь к отражению их действий. Никаких превентивных мероприятий не осуществлялось. Действовал фактический запрет на преследование за пограничную реку Кубань совершающих нападения «наездников». По оценкам и современников, и историков, предшественники Ермолова Иван Гудович, Александр Тормасов, Николай Ртищев «не отличались особой воинственностью», старались поддерживать некий сложившийся статус-кво.
Контратака Алексея Ермолова на захваченную батарею Раевского в ходе Бородинского сражения. Он был боевым, опытным и лично храбрым генералом
По своему военному уровню и политическому кругозору Ермолов намного превосходил своих предшественников. Он рассматривал Кавказ не как «проклятое Богом место», а как арену столкновения интересов различных государств, как регион, способный принести России экономические и геополитические дивиденды. «России нечего опасаться за свои владения, – писал генерал, – пока соседями с той стороны остаются такие слабые народы, как Персияне и Турки. Но притаись где-нибудь англичане, доставь горцам артиллерию, научи их военному искусству, и тогда нам надо будет укрепляться уже на Дону».
С точки зрения Ермолова, «для России Кавказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиятского материка, и стена, которую заставлена Средняя Азия от враждебного влияния, и передовое укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское». Не дожидаясь того момента, пока горцы-«наездники» обучаться всем секретам «науки побеждать», Ермолов приступил к реализации комплекса мер по «замирению края». Генерал избрал наступательную тактику. Отменив «кубанский запрет», Ермолов перенес боевые действия в горские аулы, провозгласив принцип: «Ни один набег не должен остаться безнаказанным». Если запрет русского правительства заниматься работорговлей (1804 год) носил по большей части декларативный характер, то с приходом Ермолова ситуация изменилась. «Даданиурт, Андреевская, окруженная лесом. Там на базаре прежде Ермолова выводили на продажу захваченных людей – ныне самих продавцов вешают», – писал в путевых заметках Александр Грибоедов.
Было бы нелепо с позиций сегодняшнего дня обвинять Ермолова в развязывании карательных действий против горцев. Не он инициировал набеги «наездников», сопровождавшиеся уводами полонов, убийствами и разорениями, на богатые равнинные земли, не он торговал заложниками. У кавказского «проконсула» не было времени исследовать особенности социально-экономического уклада горцев. Перед ним стояли задачи создания основ стабильности для модернизации Кавказа, перевода воинственной энергии сынов гор в мирное русло.
Закавказский край на момент начала войны. Границы указаны согласно Гюлистанскому договору (между Российской империей и Персией) и Бухарестскому миру (между Российской и Османской империей)
«Кавказ – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладевать траншеями. Штурм будет стоить дорого. Так поведем же осаду», – обозначил свою стратегию Ермолов. Как опытный военачальник, генерал понимал, что дело «замирения края» следует начать с главного – исправления самого инструмента «замирения», то есть искоренения пороков в самом Кавказском корпусе. Оказалось, что «хищничеству» горцев активно содействуют некоторые российские чины, в частности – служащие на Тереке казаки. Стремясь ограничить казачьи «вольности», Ермолов отменил в Гребенском войске должность выборного войскового атамана, назначив на эту должность офицера регулярных войск, заменил станичных атаманов станичными начальниками из числа казачьих офицеров. Казачьи атаманы получили генеральский приказ, что отныне они ответственны имуществом и свободой за защиту границ от «наездников».
Наступательная тактика Ермолова включала в себя строительство дорог, баз, крепостей, создание «прослоек» между воинственными племенами. Конечной целью «проконсул» Кавказа видел перенос линии укреплений ближе к горам. Эти плацдармы стали точками продвижения войск Кавказского корпуса в горские аулы. В 1818 году Ермолов нанес несколько ударов по Чечне. «Чеченцы верили уже, что пребывание на Сунже русских не временное», – резюмировал генерал итоги акции 1818 года.
Тогда же была заложена крепость Грозная, призванная сыграть роль форпоста в борьбе против «наездников».
В следующем году в Дагестане была заложена крепость Внезапная, а в 1821 году крепость Бурная (Махачкала). Говоря о методах «замирения» Кавказа, было бы неверно сводить политику Ермолова к одним репрессиям. Да, пойманных на воровстве горцев казнили, а селения, в которых они укрывались, получали предупреждения, что будут уничтожены в случае оказания помощи «наездникам». Но зачастую имели место военные демонстрации, не приводившие к большим человеческим жертвам. «В аулах чеченцы защищались редко, разве случайно удавалось захватить их врасплох; обыкновенно они бросали дома на произвол судьбы, мало дорожа своими постройками, которые всегда могли легко возобновить при изобилии лесного материала», – писал прозванный «кавказским Нестором» историк Василий Потто. Политику Ермолова было бы правильнее оценивать как ситуативную. Она была вполне адекватна тому региону, в котором действовал генерал. У генерала не было «единственно верного учения», с которым он сверял все свои действия и поступки, он действовал так, как того требовали обстоятельства.
Кавказские воины-«наездники»
Разрушая аулы и селения, укрывавшие разбойников, Ермолов в то же время учреждал в Кабарде суды из князей и узденей на основании их обычного права, привлекал на русскую государственную службу чеченцев, аварцев, кумыков. Борьба с набегами не мешала Ермолову оказывать всемерную помощь и поддержку талантливым представителям горских народов, готовых отказаться от «наездничества» в пользу просвещения. Генерал умел отделять вероломного Ахмет-хана аварского от известного адыгского просветителя Хан-Гирея и художника Петра Захарова (чеченца по происхождению). Но лучшую оценку, как известно, дает противник.
Тот факт, что плененный уже много лет спустя после отставки Ермолова Шамиль (1859 год) нанесет дружественный визит кавказскому «проконсулу» в Петербурге, о многом говорит. Он свидетельствует прежде всего о том, насколько хорошо генерал «чувствовал» Кавказ, насколько разбирался во всех его сложностях и хитросплетениях.
«Торговля есть единственное средство сближения с горскими народами, – средство, могущее впоследствии времени доставить величайшия выгоды... Свободное обращение торговли, облегчение самого порядка, здешним народам весьма еще неизвестного, может приохотить к изделиям и к самому земледелию и выгодам от них снискиваемыми удовлетворять новыя нужды и потребности...», – ермоловский план «замирения» Кавказа помимо военно-политических мероприятий включал разнообразные социально-экономические меры. Генералу удалось наладить на Кавказе торговлю. В 1822 году открылось «Попечительство для торговых отношений с черкесами и абазинами». Горские товары не облагались налогом, но заграничные купцы были обязаны платить пошлину. С назначением Ермолова наместником началось освоение района Кавказских минеральных вод, в котором российские военные получали лечение и отдых. В 1822 году Ермоловым были приглашены для обустройства курортных мест Кавминвод швейцарцы на русской службе, архитекторы – Иоганн и Иосиф. Через год проконсул учредил «Строительную комиссию при Кавказских Минеральных водах». При генерале началась регулярная застройка городов-курортов. Ему же удалось выбить ассигнование на развитие курортов – 550 тыс. На их развитие кавказский проконсул не жалел и собственных средств. «...Эти воды имеют не только местное значение, но громадное общественное для всей России, а не для одного лишь Кавказа», – считал Ермолов. В 1827 году генералу удалось поставить вопрос о преобразовании Горячеводского селения в город окружного значения (Пятигорск) и разработке сметы для реализации проекта. Спустя три года после отставки Ермолова его идея будет реализована. Успешными были и другие начинания генерала – реконструкция Военно-Грузинской дороги и строительство новых коммуникаций.
В 1827 году Ермолов покинул пост командира отдельного Кавказского корпуса. Удалось ли ему реализовать планы по «замирению края»? Думается, лучший ответ на этот вопрос дает нам история Кавказской войны.
Продолжение борьбы с горцами, образование имамата Дагестана и Чечни, многолетняя борьба с Шамилем и утверждение русского влияния на Северо-западном Кавказе свидетельствуют о том, что Ермолов стоял лишь в начале пути по инкорпорированию региона в состав Российской империи.
Памятник Алексею Ермолову в Пятигорске
Причин развития событий по «долгому сценарию» много. По мнению военных историков Виталия Азарова и Владимира Марущенко, «с отставкой Ермолова, к сожалению, отказались и от ермоловской стратегии ведения войны. На протяжении более чем 20 лет безуспешно пытались одним решительным ударом покончить с отрядами горцев», не вполне осознавая, что «замирение» Кавказа – многоплановая комплексная политика, сочетающая военно-полицейские и социально-экономические компоненты.
Но, несмотря на то, что процесс «замирения» Кавказа растянулся на долгие годы, Ермолову удалось решить несколько важных стратегических задач, прийти к выводам, актуальность которых очевидна для всех, кто когда-либо обращался к исследованию Кавказа. Кавказский «проконсул» первым понял, что мир на Кавказе возможен только на российских условиях при полной победе над всеми лихими «наездниками», мятежниками и прочими нелояльными работорговцами. В ином случае российская военная и гражданская администрация будет заниматься латанием дыр и вместо решения социально-экономических и управленческих задач собирать силу в кулак и отражать очередной разбойный набег.
Ермолов путем сложных поисков, проб и ошибок пришел к выводу, что одними военно-полицейскими методами и кавалерийскими наскоками Кавказ покорить не удастся. Всестороннее развитие торговли, ремесел, привлечение туземных народов к государственной службе – не менее важные механизмы «замирения» Кавказа, чем карательные экспедиции в мятежные аулы. В то же время генерал как военный человек и государственный деятель понимал, что экономическое процветание края невозможно без прочного фундамента стабильности и безопасности. В 1835 году отдыхавший на Кавминводах барон Розен писал тайному советнику Блудову по поводу Кисловодской крепости: «...Но по успехам нашим против горцев уже не предвидится надобности делать там какие-либо новые укрепления, и крепость сия по Высочайшей воле упразднена». Возможность получать удовольствие от посещения курортов появилась лишь после успехов «против горцев». В ином случае было бы нереальным говорить вообще о возможностях какого-либо отдыха или лечения.
Портрет генерала Ермолова кисти Петра Захарова-Чеченца, которому генерал помог стать художником
Размышляя о роли России в истории кавказских народов, Расул Гамзатов высказал следующую мысль:
«Не Русь Ермолова нас покорила
Кавказ пленила Пушкинская Русь».
…Рискну предположить, что не будь ермоловской Руси, Кавказ не познакомился бы никогда и с Русью пушкинской. Не познакомился бы потому, что просто бы не узнал о существовании такой Руси, отдавая свою энергию не чтению литературы, а лихим набегам за «живым товарам». Сам же Александр Сергеевич нисколько не стеснялся обратиться к кавказскому «проконсулу» с проникновенными словами: «Подвиги ваши – достояние Отечества, и Ваша слава принадлежит России».
«Если ясное и очевидное само себя объясняет, то загадка будит историческую мысль. Вот почему исторические личности и события, окутанные дымкой загадочности, ждут от нас все нового осмысления и поэтического истолкования», – писал Стефан Цвейг. В российской истории немало выдающихся деятелей не по своей воле оказались в «дымке загадочности», от которой не спасала принадлежность ни к высшему свету, ни к мировому коммунистическому и рабочему движению. Но среди этой когорты «загадочных» фигур особо выделяется российский «проконсул» на Кавказе генерал Алексей Петрович Ермолов. Несмотря на обилие публикаций, посвященных кавказскому наместнику, о реальном Ермолове известно не так уж много.
Зато по степени мифологизации Ермолов оставил далеко позади себя даже французского императора Наполеона. У великого корсиканца были свои почитатели, превозносившие до небес его добродетели, военный и государственный гений, и ниспровергатели, пытавшиеся увидеть пороки Бонапарта даже в его дурной наследственности (происхождение якобы от кондотьера). Но среди поклонников Наполеона были Адольф Тьер, Евгений Тарле и Альберт Манфред, а среди хулителей Ипполит Тэн. Ничем подобным не может похвастать генерал Ермолов. С точки зрения кавказских историков и публицистов, Ермолов – «ястреб колониальных войн» (Тимур Матиев), «один из самых известных, влиятельных, энергичных, жестоких и коварных российских генералов» (Шахрудин Гапуров, Борис Закриев), «царский сатрап» и разбойник (Р. Куадже), едва ли не главный инициатор Кавказской войны (Алан Касаев) и даже «вандал», превзошедший по жестокости «воинствующий фашизм» (Аида Газиева). В последнее десятилетие Ермолов успел стать кумиром русских националистов. Но, как хорошо известно, крайности сходятся.
В текстах «патриотических» изданий генерал Ермолов выглядит не столько мудрым государственным и военным деятелем, поборником российских интересов на Кавказе, сколько милиционером с московского рынка, проверяющим регистрацию заезжих брюнетов. Между тем, очевидно, что без всестороннего анализа военно-административной деятельности Ермолова на Кавказе понять то, что происходит в этом регионе сегодня, невозможно.
С Алексея Ермолова и началась подобная «колонизация» Россией, продолженная при других императорах Александрах…
В 1816 году российские войска на Кавказе были сведены в отдельный Грузинский (с 1820 года – Кавказский) корпус. 6 апреля 1816 года Александр I назначает командиром корпуса, а также управляющим по гражданской части на Кавказе и в Астраханской губернии генерала Ермолова. К этому времени авторитет генерала в военных и дипломатических кругах Российской империи был непререкаем. Ермолов – участник военной кампании в Польше в 1794 года, закавказского похода Валериана Зубова, войн в составе антинаполеоновских коалиций и, наконец, герой Отечественной войны 1812 года. Помимо военной славы Ермолов заработал себе репутацию острослова и фрондера. Будучи недовольным иностранным засильем в окружении российского императора, генерал обратился к нему с просьбой: «Государь, сделайте меня немцем». Ермолова прочили в вожди тайных обществ, в российские «диктаторы», предводители восстания греков против османского владычества. Но судьба распорядилась иначе. С 1816 по 1827 годы Ермолов проведет на Кавказе, выполняя задачу по фактическому присоединению этого неспокойного региона к Российской империи.
В начале XIX столетия Россия закрепила свои успехи, достигнутые в результате победоносного завершения двух русско-турецких кампаний и войны с Персией. Подписав в 1783 году Георгиевский трактат c Грузией, которая, сохраняя внутреннее самоуправление, переходила под протекторат северного соседа, Российская империя лишила Турцию важнейших рычагов своего влияния на Большом Кавказе. В 1801 году к России присоединяется Восточно-Грузинское царство, в 1804 году – Имеретия, в 1806 году – Осетия, в 1810 году – Абхазия. В результате двух успешных войн с Ираном (1804-1813) и Турцией (1806-1812) российская корона приобретает такие территории, как Карабахское, Ганджинское, Шекинское, Дербентское, Кубинское ханства, добивается признания за собой прав на Гурию и Мегрелию. Часть включенных в империю стран, в особенности единоверные с Россией грузинские государственные образования, задолго до конца XVIII – начала XIX веков искали российского подданства, чтобы защитить себя от угрозы физического уничтожения и ассимиляции со стороны Турции и Персии. Новые территории – новые подданные, новые соседи, новые проблемы...
Российская военная администрация очень скоро узнала, что такое особая горская социально-экономическая и политическая модель. «В изучаемый период, – пишет известный исследователь Кавказской войны Юрий Клычников, – основой экономики горских обществ было преимущественно скотоводство, т.к. природно-климатические условия не позволяли зачастую эффективно заниматься земледелием. Даже на равнинах Чечни, справедливо считавшейся житницей всего Северо-восточного Кавказа, животноводство не потеряло своего значения. В таких условиях происходила консервация патриархально-родовых отношений у горцев и задержалось их дальнейшее поступательное развитие. Выходом из этой ситуации были набеги или наездничество, выступавшее в качестве компенсирующего экономического фактора».
Такую Россию придумали много позже…
По мнению ряда специалистов (Марк Блиев, Олег Матвеев, Анатолий Авраменко, Павел Матющенко, Валерий Ратушняк) в системе набегов той эпохи «нельзя видеть сегодня что-то обидное и предосудительное. Это было свойственно многим народам на определенной стадии развития». С научной точки зрения сегодняшнего дня «наездничество» нельзя рассматривать как свидетельство неполноценности кавказских социумов. С позиций «мультикультурализма» культура «наездников» имеет такое же право на существование, как и культура эпохи Ренессанса.
Но царская администрация начала XIX столетия наблюдала за «наездниками» не из тиши научных кабинетов и лабораторий. Каждый день она сталкивалась с ними совсем в другой обстановке и не могла мириться с положением вещей, при котором богатые равнинные поселения Северного Кавказа становились объектами постоянных нападений. Тем более что имперская власть, вслед за завоеванием и присоединением новых территорий, ставила задачу их хозяйственного освоения, включения их в единое экономическое пространство России, а также несла перед новыми подданными вполне конкретные обязательства по их защите от «наездников». Помимо всего прочего разбойные набеги были вполне выгодным мероприятием. Как писал Ростислав Фадеев: «Весь Кавказ обращен был в один невольничий рынок». Ежегодный оборот «живого товара» достигал 1500-5000 человек в год. В неволю попадали представители различных этнических общностей. Для лихих «наездников» не было разницы, кого продавать щедрым турецким покупателям – русского «колонизатора» или туземного жителя.
В доермоловский период русские наместники придерживались сугубо оборонительной тактики. В 1804 году Российская империя запретила работорговлю на Кавказе. Но в реальности борьба с «наездниками» сводилась лишь к отражению их действий. Никаких превентивных мероприятий не осуществлялось. Действовал фактический запрет на преследование за пограничную реку Кубань совершающих нападения «наездников». По оценкам и современников, и историков, предшественники Ермолова Иван Гудович, Александр Тормасов, Николай Ртищев «не отличались особой воинственностью», старались поддерживать некий сложившийся статус-кво.
Контратака Алексея Ермолова на захваченную батарею Раевского в ходе Бородинского сражения. Он был боевым, опытным и лично храбрым генералом
По своему военному уровню и политическому кругозору Ермолов намного превосходил своих предшественников. Он рассматривал Кавказ не как «проклятое Богом место», а как арену столкновения интересов различных государств, как регион, способный принести России экономические и геополитические дивиденды. «России нечего опасаться за свои владения, – писал генерал, – пока соседями с той стороны остаются такие слабые народы, как Персияне и Турки. Но притаись где-нибудь англичане, доставь горцам артиллерию, научи их военному искусству, и тогда нам надо будет укрепляться уже на Дону».
С точки зрения Ермолова, «для России Кавказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиятского материка, и стена, которую заставлена Средняя Азия от враждебного влияния, и передовое укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское». Не дожидаясь того момента, пока горцы-«наездники» обучаться всем секретам «науки побеждать», Ермолов приступил к реализации комплекса мер по «замирению края». Генерал избрал наступательную тактику. Отменив «кубанский запрет», Ермолов перенес боевые действия в горские аулы, провозгласив принцип: «Ни один набег не должен остаться безнаказанным». Если запрет русского правительства заниматься работорговлей (1804 год) носил по большей части декларативный характер, то с приходом Ермолова ситуация изменилась. «Даданиурт, Андреевская, окруженная лесом. Там на базаре прежде Ермолова выводили на продажу захваченных людей – ныне самих продавцов вешают», – писал в путевых заметках Александр Грибоедов.
Было бы нелепо с позиций сегодняшнего дня обвинять Ермолова в развязывании карательных действий против горцев. Не он инициировал набеги «наездников», сопровождавшиеся уводами полонов, убийствами и разорениями, на богатые равнинные земли, не он торговал заложниками. У кавказского «проконсула» не было времени исследовать особенности социально-экономического уклада горцев. Перед ним стояли задачи создания основ стабильности для модернизации Кавказа, перевода воинственной энергии сынов гор в мирное русло.
Закавказский край на момент начала войны. Границы указаны согласно Гюлистанскому договору (между Российской империей и Персией) и Бухарестскому миру (между Российской и Османской империей)
«Кавказ – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладевать траншеями. Штурм будет стоить дорого. Так поведем же осаду», – обозначил свою стратегию Ермолов. Как опытный военачальник, генерал понимал, что дело «замирения края» следует начать с главного – исправления самого инструмента «замирения», то есть искоренения пороков в самом Кавказском корпусе. Оказалось, что «хищничеству» горцев активно содействуют некоторые российские чины, в частности – служащие на Тереке казаки. Стремясь ограничить казачьи «вольности», Ермолов отменил в Гребенском войске должность выборного войскового атамана, назначив на эту должность офицера регулярных войск, заменил станичных атаманов станичными начальниками из числа казачьих офицеров. Казачьи атаманы получили генеральский приказ, что отныне они ответственны имуществом и свободой за защиту границ от «наездников».
Наступательная тактика Ермолова включала в себя строительство дорог, баз, крепостей, создание «прослоек» между воинственными племенами. Конечной целью «проконсул» Кавказа видел перенос линии укреплений ближе к горам. Эти плацдармы стали точками продвижения войск Кавказского корпуса в горские аулы. В 1818 году Ермолов нанес несколько ударов по Чечне. «Чеченцы верили уже, что пребывание на Сунже русских не временное», – резюмировал генерал итоги акции 1818 года.
Тогда же была заложена крепость Грозная, призванная сыграть роль форпоста в борьбе против «наездников».
В следующем году в Дагестане была заложена крепость Внезапная, а в 1821 году крепость Бурная (Махачкала). Говоря о методах «замирения» Кавказа, было бы неверно сводить политику Ермолова к одним репрессиям. Да, пойманных на воровстве горцев казнили, а селения, в которых они укрывались, получали предупреждения, что будут уничтожены в случае оказания помощи «наездникам». Но зачастую имели место военные демонстрации, не приводившие к большим человеческим жертвам. «В аулах чеченцы защищались редко, разве случайно удавалось захватить их врасплох; обыкновенно они бросали дома на произвол судьбы, мало дорожа своими постройками, которые всегда могли легко возобновить при изобилии лесного материала», – писал прозванный «кавказским Нестором» историк Василий Потто. Политику Ермолова было бы правильнее оценивать как ситуативную. Она была вполне адекватна тому региону, в котором действовал генерал. У генерала не было «единственно верного учения», с которым он сверял все свои действия и поступки, он действовал так, как того требовали обстоятельства.
Кавказские воины-«наездники»
Разрушая аулы и селения, укрывавшие разбойников, Ермолов в то же время учреждал в Кабарде суды из князей и узденей на основании их обычного права, привлекал на русскую государственную службу чеченцев, аварцев, кумыков. Борьба с набегами не мешала Ермолову оказывать всемерную помощь и поддержку талантливым представителям горских народов, готовых отказаться от «наездничества» в пользу просвещения. Генерал умел отделять вероломного Ахмет-хана аварского от известного адыгского просветителя Хан-Гирея и художника Петра Захарова (чеченца по происхождению). Но лучшую оценку, как известно, дает противник.
Тот факт, что плененный уже много лет спустя после отставки Ермолова Шамиль (1859 год) нанесет дружественный визит кавказскому «проконсулу» в Петербурге, о многом говорит. Он свидетельствует прежде всего о том, насколько хорошо генерал «чувствовал» Кавказ, насколько разбирался во всех его сложностях и хитросплетениях.
«Торговля есть единственное средство сближения с горскими народами, – средство, могущее впоследствии времени доставить величайшия выгоды... Свободное обращение торговли, облегчение самого порядка, здешним народам весьма еще неизвестного, может приохотить к изделиям и к самому земледелию и выгодам от них снискиваемыми удовлетворять новыя нужды и потребности...», – ермоловский план «замирения» Кавказа помимо военно-политических мероприятий включал разнообразные социально-экономические меры. Генералу удалось наладить на Кавказе торговлю. В 1822 году открылось «Попечительство для торговых отношений с черкесами и абазинами». Горские товары не облагались налогом, но заграничные купцы были обязаны платить пошлину. С назначением Ермолова наместником началось освоение района Кавказских минеральных вод, в котором российские военные получали лечение и отдых. В 1822 году Ермоловым были приглашены для обустройства курортных мест Кавминвод швейцарцы на русской службе, архитекторы – Иоганн и Иосиф. Через год проконсул учредил «Строительную комиссию при Кавказских Минеральных водах». При генерале началась регулярная застройка городов-курортов. Ему же удалось выбить ассигнование на развитие курортов – 550 тыс. На их развитие кавказский проконсул не жалел и собственных средств. «...Эти воды имеют не только местное значение, но громадное общественное для всей России, а не для одного лишь Кавказа», – считал Ермолов. В 1827 году генералу удалось поставить вопрос о преобразовании Горячеводского селения в город окружного значения (Пятигорск) и разработке сметы для реализации проекта. Спустя три года после отставки Ермолова его идея будет реализована. Успешными были и другие начинания генерала – реконструкция Военно-Грузинской дороги и строительство новых коммуникаций.
В 1827 году Ермолов покинул пост командира отдельного Кавказского корпуса. Удалось ли ему реализовать планы по «замирению края»? Думается, лучший ответ на этот вопрос дает нам история Кавказской войны.
Продолжение борьбы с горцами, образование имамата Дагестана и Чечни, многолетняя борьба с Шамилем и утверждение русского влияния на Северо-западном Кавказе свидетельствуют о том, что Ермолов стоял лишь в начале пути по инкорпорированию региона в состав Российской империи.
Памятник Алексею Ермолову в Пятигорске
Причин развития событий по «долгому сценарию» много. По мнению военных историков Виталия Азарова и Владимира Марущенко, «с отставкой Ермолова, к сожалению, отказались и от ермоловской стратегии ведения войны. На протяжении более чем 20 лет безуспешно пытались одним решительным ударом покончить с отрядами горцев», не вполне осознавая, что «замирение» Кавказа – многоплановая комплексная политика, сочетающая военно-полицейские и социально-экономические компоненты.
Но, несмотря на то, что процесс «замирения» Кавказа растянулся на долгие годы, Ермолову удалось решить несколько важных стратегических задач, прийти к выводам, актуальность которых очевидна для всех, кто когда-либо обращался к исследованию Кавказа. Кавказский «проконсул» первым понял, что мир на Кавказе возможен только на российских условиях при полной победе над всеми лихими «наездниками», мятежниками и прочими нелояльными работорговцами. В ином случае российская военная и гражданская администрация будет заниматься латанием дыр и вместо решения социально-экономических и управленческих задач собирать силу в кулак и отражать очередной разбойный набег.
Ермолов путем сложных поисков, проб и ошибок пришел к выводу, что одними военно-полицейскими методами и кавалерийскими наскоками Кавказ покорить не удастся. Всестороннее развитие торговли, ремесел, привлечение туземных народов к государственной службе – не менее важные механизмы «замирения» Кавказа, чем карательные экспедиции в мятежные аулы. В то же время генерал как военный человек и государственный деятель понимал, что экономическое процветание края невозможно без прочного фундамента стабильности и безопасности. В 1835 году отдыхавший на Кавминводах барон Розен писал тайному советнику Блудову по поводу Кисловодской крепости: «...Но по успехам нашим против горцев уже не предвидится надобности делать там какие-либо новые укрепления, и крепость сия по Высочайшей воле упразднена». Возможность получать удовольствие от посещения курортов появилась лишь после успехов «против горцев». В ином случае было бы нереальным говорить вообще о возможностях какого-либо отдыха или лечения.
Портрет генерала Ермолова кисти Петра Захарова-Чеченца, которому генерал помог стать художником
Размышляя о роли России в истории кавказских народов, Расул Гамзатов высказал следующую мысль:
«Не Русь Ермолова нас покорила
Кавказ пленила Пушкинская Русь».
…Рискну предположить, что не будь ермоловской Руси, Кавказ не познакомился бы никогда и с Русью пушкинской. Не познакомился бы потому, что просто бы не узнал о существовании такой Руси, отдавая свою энергию не чтению литературы, а лихим набегам за «живым товарам». Сам же Александр Сергеевич нисколько не стеснялся обратиться к кавказскому «проконсулу» с проникновенными словами: «Подвиги ваши – достояние Отечества, и Ваша слава принадлежит России».
Иван БУНИН, «Проза.Ру»
