Русское Движение

Сверхчеловеки

Оценка пользователей: / 1
ПлохоОтлично 

Гиммлер был хоть и мистик, но мистик с практическим уклоном. Просто ради расширения кругозора он бы книжки по магии не изучал. И дело не только в том, что он свято верил, будто можно наложить проклятие или предугадать будущее, а в том, что он более всего желал управлять судьбой, и не только собственной. С приходом Гитлера к власти сразу же внятно пахнуло войной. Орден СС к войне готов пока что не был. Он находился только в стадии формирования. Идеи уже ясно просвечивали, но применение идей было на уровне поиска.

СверхчеловекиВ начале СС Гитлер радовался, какую бурную деятельность развил его Гиммлер. Потом стал задумываться, что же такое этот Гиммлер создает. А в конце только хватался за голову.

По воспоминаниям Шпеера, «Гитлер часто уничижительно отзывался о создаваемом Гиммлером мифе вокруг СС: „Что за чушь! Только-только наступило время, отбросившее всякую мистику, и пожалуйста — он начинает все с начала! Так уж тогда лучше и остаться в лоне церкви. У нее, по крайней мере, есть традиции. Чего стоит одна мысль сделать из меня когда-нибудь «святого СС»! Подумать только! Да я в гробу перевернусь!"»

Гиммлер, между прочим, был совершенно искренним. Святой Гитлер неплохо вписывался в идеологию Ордена. И пока Гитлер превращал слабую Германию в Тысячелетний Рейх, Гиммлер превращал вверенную ему охрану вождя нации в неодолимую силу, призванную наводить порядок в этом великом Рейхе. Начал он с того, что подчинил СС полицию, которой прежде распоряжался Геринг. Полиция в его понимании была чудесным связующим звеном между Орденом и простыми немцами. По мнению Гиммлера, его полиция должна была вызывать в гражданах смешанное чувство уважения и страха. «Я знаю, что в Германии есть некоторые люди, которым становится плохо, когда они видят наш черный мундир, мы понимаем это и не ожидаем, чтобы нас любили»,— говорил он. Что ж, людей в черной форме, действительно, боялись, и боялись не только воры, бандиты или растлители малолетних, но и люди вполне законопослушные. Гиммлер крепкой рукой держал обычную уголовную полицию, но дополнил ее политической тайной полицией (гестапо) и службой безопасности СС (СД). А в 1939 году гестапо и СД вошли в главное управление имперской безопасности (РСХА). Криминальная полиция, по сути, занималась своим обычным делом — ловила уголовников. Но СД и гестапо были заняты куда более важными вещами. СД соблюдала чистоту собственных рядов СС, а гестапо обезвреживало политических противников и срезало на корню всякое инакомыслие. Вся внутренняя жизнь Германии оказалась в руках Гиммлера.

СверхчеловекиГенрих Мюллер

С началом периода военных действий власть гестапо и СД распространилась на все присоединяемые к Рейху территории. Во главе гестапо в этот год встал Генрих Мюллер, а во главе СД уже и раньше стоял Райнхард Гейдрих (после создания РСХА он встал во главе имперской безопасности, а руководство СД принял Кальтенбрун-нер). Это благодаря его трудам и искусно выполненным подлогам был устранен Рем, и штурмовики утратили силу и власть в создающемся Рейхе. Благодаря его стараниям было спланировано покушение на фон Рата.

Райнхард Гейдрих был личностью удивительной. Высокий, светловолосый, голубоглазый, с волевым лицом и очень высоким лбом, он производил впечатление настоящего арийца. Если и был в СС гений, то несомненно — Гейдрих. Он происходил из семьи директора консерватории в маленьком саксонском городке Галль-на-Заале, мать будущего эсэсовца в молодости была актрисой, то есть Райнхард вышел из самой артистической среды. Даже второе имя, которое ему дали при рождении, звучало как Тристан — мать была без ума от оперы Вагнера «Тристан и Изольда».

Еще в детстве открылись его необычайные способности к музыке — Райнхард считался вундеркиндом и виртуозным скрипачом, эту любовь к музыке он сохранил до самой смерти. Но выбрал он не музыкальную, а военную карьеру. Гордый, отважный, предприимчивый, он мечтал о вольных морях и мундире морского офицера. В кадетском корпусе, куда он поступил, сразу открылись его необычайные способности к навигаторскому делу и математике. В последней области он был просто гениален. Кроме интеллекта, юный Гейдрих обладал также всеми качествами отличного спортсмена — он занялся конным спортом и стал фехтовальщиком, одержать победу над которым невозможно. Гейдрих не знал страха, был необычайно ловок и имел дар интуиции.

Казалось, что дальнейшая судьба Гейдриха сложится превосходно. В 1926 году он получил чин лейтенанта, двумя годами позже — обер-лейтенанта, затем получил назначение на флагманский корабль «Шлезвиг-Голштиния».

Тут-то все и рухнуло.

Сверхчеловеки

Райнхард Гейдрих — любимец Гитлера, организовавший «разоблачение» Тухачевского

Молодой Гейдрих был весьма неравнодушен к женскому полу, учитывая внешнюю привлекательность, поклонниц у него было немало. Эта привлекательность и погубила его карьеру. Однажды во время прогулки на байдарке Райнхард увидел тонущих девушек: те вышли покататься на лодке, лодка перевернулась. Как истинный рыцарь, Гейдрих тут же бросился на помощь. Одна из спасенных девушек ему сильно приглянулась, и они стали встречаться, а спустя пару месяцев Гейдрих объявил о помолвке. И только объявил, тут же появилась некая девица, которая пожаловалась командованию, что... ждет от Райнхар-да ребенка. Офицеру посоветовали разорвать помолвку и исполнить долг, то есть жениться на другой. Гейдрих отказался. Тогда его подвергли суду чести, признали виновным и уволили без права восстановления на военном флоте. Это был крах всех надежд. Гейдрих оказался без работы, но свой брак с Линой фон Остен он, тем не менее, зарегистрировал.

Жена Гейдриха оказалась страстной сторонницей фюрера и советовала Райнхарду связать дальнейшую судьбу с СС. Сам Райнхард больше мечтал о торговом флоте, его влекло море. Но он внял совету жены и через одного школьного друга познакомился с Гиммлером. Неожиданно Гиммлер предложил молодому офицеру не только членство в СС, но и замечательные перспективы на будущее. В своем новом знакомом он быстро разглядел трезвый и цепкий ум (уж что-что, а находить таланты рейхе-фюрер СС умел). Гиммлер предложил Райнхарду занять пост главы СД. Оказалось, что Гейдрих обладает всеми необходимыми качествами контрразведчика. Он увлеченно занимался криптографией и разработал все те меры, которые и помогли ведомству Гиммлера занять ведущее положение в создающимся Рейхе. По его совету Гиммлер «овладел» полицейскими структурами и превратил СС в настоящую военную элиту.

В то же время сам Гейдрих предпочитал держаться в тени: отважный в моменты опасности, в жизни он был застенчивым и скромным, не любил выпячивать собственные заслуги. Это не могло не привлекать Гиммлера. Все заслуги перед партией отводились не робкому Райнхарду, а властному Генриху. Впрочем, Гейдрих и не стремился пожинать славу, работа его увлекла. Это было все равно что разгадывать загадки, а загадки он любил.

К магической ориентации Гиммлера и его приверженности расовой теории Гейдрих относился со смехом. О внешности самого рейхсфюрера однажды он выразился такими словами: «...если взглянуть на его нос — так типично еврейский, настоящий жидовский паяльник». Впрочем, и сам Райнхард не избежал обвинения в нечистой крови: его враги долго и безуспешно пытались убедить Гиммлера, что с происхождением последнего что-то не так.

Злопыхателей смущала фамилия его матери — Зюсс, совершенно еврейская, но это была фамилия от второго брака, да и не еврейская. Гейдрих не был антисемитом в том понимании, что расовой чепухой он заражен не был, напротив, всеми силами он старался избежать напрасной крови. Но если требовалось провести какую-то важную для партии и государства операцию, лучшей мишенью были, конечно, евреи. То есть он умел виртуозно пользоваться чужим антисемитизмом, если это нужно ради дела.

Так-то он и оказался разработчиком плана «Гриншпан», то есть организовал убийство в Париже сотрудника немецкого посольства фон Рата. К этому времени его СД уже было разделено на два крыла: первое выполняло обычные функции внутри государства, а второе стало чем-то вроде английской «Интеллидженс сервис». Мало того, что Гейд-риху удалось создать замечательную агентурную сеть, под видом фешенебельного публичного дома в Берлине он открыл своего рода салон по добыче информации. В этот салон с охотой ходили высокопоставленные чиновники и офицеры Рейха. Гейдрих буквально нашпиговал салон всевозможной подслушивающей аппаратурой, так что тайные высказывания клиентов салона тут же становились ему известными. Салон славился своими девушками, отбоя от клиентов не было.

Изучая данные подслушивания, Гейдрих сумел выявить не только опасные тайны, но завербовал себе агентов. Не избежал такой участи даже итальянский министр Чиано. СД умудрялась проводить свои акции как внутри страны, так и за рубежом, направляя и подталкивая действия враждебных политических лидеров.

В 1936 году ведомство Гейдриха ловко организовало разоблачение Тухачевского. Операция основывалась на слухах, что Тухачевский собирается скинуть в СССР власть Сталина. Сам Гейдрих в слухи верил мало, но это был чудесный шанс скинуть самого Тухачевского, а зная маниакальный ум Сталина — то и высшее военное руководство страны Советов.

СверхчеловекиМихаил Тухачевский

Ослабление противника заинтересовало сразу и Гитлера. Так что своим специалистам Гейдрих поручил составить объемное досье на советского генерала, состоящее из якобы подлинной переписки Тухачевского с немецкими товарищами. Досье было подсунуто советскому разведчику, который тут же сообщил тем, кому следует. Ответ Сталина ждать не заставил: в СССР полетели головы, в армии началась великая чистка.

Так же умело он организовал и Хрустальную ночь. Для осуществления плана он решил устроить убийство сотрудника немецкого посольства во Франции Эрнста фон Рата.

Дипломат был известен в особых кругах: он был гомосексуалистом, что облегчало задачу. В качестве исполнителя люди Гейдриха подобрали молоденького польского еврея Гриншпана, имевшего с немцем любовную связь. В то же время семью Гриншпана «устроили» так, что она попала в польско-немецкий спор о евреях и оказалась в лагере для перемещенных лиц на польской территории.

В нужное время Гриншпан получил от отца коротенькую открытку: «Дорогой Гершл, мы оказались в Польше на мели, без копейки денег. Не смог ли бы ты прислать сколько-нибудь? Заранее благодарен. Отец». К тому времени прахом пошла и собственная жизнь Гриншпана: немецкий дипломат разорвал с ним отношения. Люди Гейдриха срочно изготовили новое письмо от отца Гриншпана, в нем отец жаловался на немцев и писал об их зверствах (которых не было). Письмо юноше передал сотрудник СД, представившийся другом его отца. Сам он поделился рассказами о таких злодеяниях, что у впечатлительного юноши волосы встали дыбом.

Умелая беседа сотрудников Гейдриха сделала свое дело: юноша купил пистолет и отправился сводить счеты с фон Ратом, в нем он теперь видел не только бросившего его любовника, а врага еврейского народа. Охране посольства было приказано заранее пропустить Гриншпана, а посла не было на месте.

Гриншпана, который требовал немедленной встречи с немецким послом, пропустили к заменявшему того в его отсутствие фон Рату. Тот не успел даже ничего понять, как бывший любовник расстрелял в него всю обойму. С тяжелым ранением фон Рата отвезли в парижский госпиталь, а Гриншпана арестовали и отправили в тюрьму.

Сверхчеловеки


В кармане арестованного полиция нашла неотправленное письмо отцу: «Дорогие мои! Я не мог поступить иначе — мое сердце обливается кровью с того момента, как я узнал о страданиях 12 тысяч моих единоверцев. Да простит меня Бог, и я надеюсь, что вы меня простите. Гершл». По замыслу Гейдриха фон Рат должен был погибнуть на месте, но стрелок был неумелый, и пули лишь слегка задели плечо дипломата и попали ему в живот.

Фон Рат был счастливчиком: вовремя проведенная операция гарантировала ему выздоровление. Вот этого Гейдрих допустить не мог. Под благовидным предлогом в Париж отправили бригаду немецких врачей. Кровь, которую перелили фон Рату, оказалась по случайности не той группы. Бедняга скончался к вечеру 9 ноября.

Газеты уже два дня по поручению Гейдриха находились в состоянии истерии.

Евреев они призывали к ответу, антисемитские настроения сильно выросли.

Смерть фон Рата сработала как спусковой крючок: народ был готов показать свой гнев. Спецподразделениям СС была дана команда максимально обеспечить проявление гнева, но не допускать ненужных жертв и мародерства. Особенно напиралось на то, что гнев может выйти из-под контроля и причинить вред арийскому населению. Жертв было и на самом деле немного, ущерб — колоссальный.

Гейдрих был не против материального ущерба: к тому времени Рейх проводил политику на выдавливание евреев из экономики и вообще из страны, о чем пойдет речь немного позже. Готовило это также и почву для осложнения польско-немецких отношений и должно было вызвать польские провокации, чего Гитлер ожидал с нетерпением.

Еще одно тайное дело СД — организация якобы неудачного покушения на фюрера. Гейдрих и в мыслях не держал того, чтобы самому организовывать покушение, но когда к нему попала информация о реально готовящемся террористическом акте, он ее замечательно использовал, позволив событиям течь в запланированном заговорщиками русле с небольшой поправкой.

8 ноября 1939 года Гитлер посетил пивную в Мюнхене, где выступил с речью перед старыми партийными кадрами. К удивлению собравшихся, речь его была краткой, и он рано покинул пивную. Удивляться, наверно, не стоит: думается, он был уведомлен о времени взрыва. Через 15 минут после его ухода заложенная Эльсером взрывчатка взорвалась, погибло шесть старых партийцев и официант, больше 10 человек получили ранения. Но задача СД была выполнена: народ воспринял неудачное покушение как чудесное спасение их фюрера. Газеты захлебывались от восторга, что и требовалось — начало Второй мировой войны нравилось далеко не всем. После покушения нация сплотилась. Она была убеждена, что покушение организовали проклятые англичане!

Иногда хорошие решения принимались Гейдрихом совершенно спонтанно.

С началом войны англичане решили разрушить экономику Рейха весьма своеобразным путем: они стали сбрасывать с самолетов фальшивые карточки на продовольствие и товары народного потребления. Тут же в голове Гейдриха родился план: организовать создание фальшивых денег и разбросать их над Англией. Целый год трудились специалисты СД, чтобы создать банкноты, которые могут пройти самую серьезную проверку. Для этой цели были даже привлечены содержащиеся в тюрьмах фальшивомонетчики.

К 1940 году в СД изготавливали уже такие фальшивки, что их с радостью брали в любом банке. Но к этому времени план по подрыву английской экономики уже отошел на второй план. Фальшивки Гейдрих стал использовать по прямому назначению: для содержания РХСА. Расходов у ведомства было немало, а денег из бюджета выделялось немного. Практически все агенты РХСА получали свой гонорар фальшивками.

Но самое важное мероприятие Гейдриха — это сбор секретных досье. У руководителя РХСА компромат был на всех, не исключая самого Гитлера. После гибели Райнхар-да эти документы попали к Мюллеру и Кальтенбруннеру Компромат держал в страхе перед РХСА всех высокопоставленных лиц Рейха. Но Гейдрих все больше мечтал о более высоком посте. Он желал распространить свое влияние на всю внутреннюю политику Рейха и занять кресло министра внутренних дел. Гитлер сомневался в организаторских способностях Гейдриха и предложил ему для начала пост заместителя протектора Богемии и Моравии.

В сентябре 1941 года он был послан в помощь барону фон Нойрату. Нойрат, действительно, ничего не мог поделать с оппозицией немецкому режиму. Прибыв на место, в первый же день, Гейдрих ввел чрезвычайное положение, чтобы выманить из подполья всех недовольных. И недовольные на эту приманку клюнули: началось сопротивление. Все инакомыслящие тут же попали в тюрьмы и лагеря, а спустя пару недель чрезвычайное положение было отменено, и жизнь вошла в свои берега.

Однако Гейдрих знал, что кроме коммунистического и националистического чешского подполья существует и скрытая оппозиция (он видел ее в чешской интеллигенции). Поэтому своей опорой он выбрал рабочих и крестьян. Вся политика, которую он проводил, была направлена на улучшение жизни простого народа: он ввел повышенную продуктовую норму для занятых в производстве, выделил для этой же категории населения обувь и промышленные товары, повысил зарплату, реквизировал здания на чешских курортах, создав сеть домов отдыха, уничтожил спекуляцию товарами. И эта политика себя оправдала: чешские рабочие всю войну снабжали немецкую армию военной техникой. Они жили даже лучше, чем рабочие в самой Германии. Ни о каком сопротивлении и речи даже не шло. Но тут вмешались английская разведка и чешское правительство, находившееся в изгнании. Бе-неш не мог примириться с мыслью, что его страна даже не пробует выступить против немцев. Так родилось решение заслать чешских диверсантов, если народ предпочитает не враждовать с немцами.

Заговорщики воспользовались известным им качеством Гейдриха — необычайно храбростью. Тот ездил по городу без всякой охраны и в открытой машине, рядом с ним был только его шофер. Маршрут Райнхарда был жителям Праги хорошо известен: он его не менял. Так что совершить терракт проблемы не составляло.

Утром 27 июня 1942 года Гейдрих ехал по городу, как обычно. Но за рулем — вот ведь стечение обстоятельств! — был не старый и опытный шофер Вилли, а другой шофер — Клейн. Вилли хорошо знал, как действовать в нестандартных ситуациях. Клейн — не знал. И когда машина стала совершать поворот, на дорогу выскочил какой-то человек в плаще. Гейдрих все понял моментально.

«Жми на газ!» — закричал он новичку, но тот растерялся... и притормозил.

Этого короткого мгновения хватило, чтобы человек отбросил плащ и вытащил автомат. Но автомат отказал! Тогда на дорогу полетела граната. Ее бросил второй террорист. От взрыва машину покалечило, из окрестных домов выбило стекла. Заговорщики решили спасаться бегством, но следом за ними бросились оба раненых — и шофер Клейн, и сам Гейдрих. Шофер тут же получил два смертельных выстрела в голову. Гейд-риху удалось ранить диверсанта, но это последнее, что он смог сделать. Он упал на землю и потерял сознание. В себя он так больше и не пришел: умер от заражения крови 4 июля.

Ответ немцев на смерть Гейдриха был страшным: недавно умиротворенная Чехия подверглась небывалому террору. Искали убийцу Гейдриха. Его за вознаграждение сдал какой-то чех. Гейдриха же посмертно наградили Орденом крови и Германским орденом.

В отличие от многих деятелей Рейха Гейдрих был хотя и жестоким (недаром Гитлер называл его человеком с железным сердцем), но вполне разумным человеком. Напрасной крови он не лил, ненужного возмущения в народе не вызывал. На ограниченной территории он даже попробовал создать некое подобие нормальной жизни для евреев, хотя к этому времени политика по отношению к ним значительно ужесточилась.

Так появился Терезиенштадт — закрытый еврейский город с еврейским управлением. Заслугу в его создании приписывал себе Гиммлер. На самом деле этим занимались Гейдрих и шеф гестапо Мюллер, точнее, не сам Мюллер, а его подчиненный Эйхман. В Терезиенштадт, когда Рейх стали обвинять в зверствах по отношению к евреям, даже привозили представителей Красного Креста. Вот, показывали экскурсоводы, вы говорите, что мы уничтожаем евреев, сажаем их за колючую проволоку, но где вы тут видите проволоку и зверство? Посмотрите на эти счастливые лица! Специально для гостей выставляли музыкальный коллектив, и гости слушали с удовольствием, как играют Моцарта или Бетховена евреи Терезиенштадта. После чего Красный Крест уже не мог сказать, что видел зверства.

Конечно, все это было подделкой. И жизнь в Терези-енштадте не была сладкой, а то, что дети отказывались от гуманитарной сгущенки, так попробовали бы они не отказаться! Страх присутствовал во всем. Но по сравнению с польскими гетто или лагерями, тут зверств не было. Сам Гейдрих видел в евреях угрозу не потому, что они евреи, а потому, что они подвержены «красной заразе». Недаром он был так возмущен подписанием пакта Молотова-Риб-бентропа, что даже обратился к своему шефу Гиммлеру с докладом о возрастании коммунистической опасности.

Сверхчеловеки

Терезиенштадт — «поселок евреев»

«Тот факт,— сообщал он,— что на территории Рейха силами полиции безопасности (СД) обнаружено множество террористическо-диверсионных групп, созданных по приказу Коминтерна, является показательным для позиции, занимаемой Советским Союзом по отношению к Рейху. Подготовка диверсионных актов против объектов, имеющих военное значение, мостов, взрывы важных участков железной дороги, разрушение и остановка важных промышленных предприятий и установок являлись целью этих групп, состоявших целиком из коммунистов, не останавливавшихся при выполнении своих задач и перед убийствами. Кроме заданий, связанных с совершением диверсионных актов, члены групп получали и указания о совершении покушений на руководителей Рейха. Хотя можно было ожидать, что серия этих преступлений, совершенных или готовящихся Коминтерном, после подписания пакта о ненападении от 23 августа 1939 года прекратится, однако в результате широких расследований, проводившихся в особенности на оккупированных Германией территориях, были получены доказательства того, что Коминтерн не намерен прекратить свою преступную деятельность против Рейха...

Деятельность Советского Союза, направленная против национал-социалистической Германии, ...свидетельствует о колоссальных масштабах подпольной подрывной работы, диверсий террора и шпионажа в целях подготовки войны, ведущейся в области политики, экономики и обороны».

Против простых евреев Гейдрих ничего не имел, но подозревал в них скрытых коммунистов. Гораздо более отрицательно он был настроен против богатых евреев, в них он видел мировой заговор против Германии — заговор финансистов и промышленников. Уничтожать этих граждан в его планы не входило, но избавиться от них было бы делом хорошим. Если Рейх строится как национальное государство немцев, то его сначала нужно очистить от внутренней угрозы. Эту позицию занимали и Мюллер, и сам Гиммлер. У них не было патологической ненависти к евреям, каковая переполняла Гитлера.

Изгнать евреев считалось в СС лучшим решением. С началом войны это стало необходимостью. Рейх не мог позволить держать в себе внутреннего врага, а за шесть лет существования Рейха большинство евреев были настроены против национал-социалистов. Еще до этой войны постоянно велись переговоры Германии о перемещении евреев на земли Палестины, но результат был неутешительным — квоты были исчерпаны. Попытка отправить евреев в цивилизованные страны тоже не увенчалась успехом: отдельных евреев принять могли, целую волну переселенцев — ни в коем случае. Был еще один камень преткновения: у массы евреев не было средств на переселение. И Гиммлер разработал особый план: переселение бедных евреев за счет богатых. Богатые евреи платить за бедных наотрез отказались. Тогда было решено выдворять евреев с лишением имущества — в таком случае богатые могли расплатиться за перевоз бедных, в любом случае они теряли свои деньги. Но богатые евреи отказались покидать антисемитскую Германию, надеясь сохранить и имущество, и жизнь даже в такой нехорошей стране. Выдоить евреев до конца и выслать никак не получалось.

Поняв, что с решением еврейского вопроса окончательно запутался, Гиммлер спихнул его на Гейдриха. Гейд-рих поручил его Мюллеру. Мюллер создал внутри своего ведомства подразделение, которое занималось исключительно еврейским вопросом. Выполнять инструкции руководства поручили тихому и исполнительному молодому эсэсовцу Альфреду Эйхману. Этот «нацистский преступник» был виновен только в том, что четко и педантично исполнял приказы. Однако свою жизнь он закончил очень плохо. После поражения Рейха ему удалось бежать, изменить фамилию, поселиться в чужой стране. А через много лет старика-Эйхмана выкрал израильский МОССАД, а суд Израиля устроил показательный процесс и приговорил его к смертной казни. Если протоколы допросов этого человека что и показывают, так только то, как вполне нормальный немец и не садист, не испытывающий к евреям никакой ненависти, пытается сделать для них как лучше, а в результате оказывается, что он совершил преступление против человечности.

СверхчеловекиАдльф Эйхман

Эйхману в этом плане очень не повезло: ему поручили заниматься еврейским вопросом, когда решение могло быть только одним — лагеря и уничтожение. Он этого не понимал. Вероятно, в те годы многие немцы этого никак не понимали, поскольку система лагерей была закрытой и они не могли видеть воочию результатов своего «труда». И Эйхман, который был просто шестеренкой в огромной машине, видел только свою часть механизма, за что и был приговорен к смерти.

В своем ведомстве Эйхман был поставлен на самую неприятную и нудную бумажную работу, так что, когда возникла возможность хоть куда-то перейти, он сразу согласился. Так вот и попал будущий висельник в СД. О своей деятельности он рассказывал следователю так:
«В отделе „Евреи" я встретился с совершенно новой областью задач.

Унтерштурмфюрер фон Мильденштайн был очень общительным, доброжелательным человеком; австриец по рождению, видно, много поездил по миру. Не было в нем этой черствости, грубости, как у большинства тогдашних начальников, с которыми и заговорить боялись. Мы очень быстро с ним сблизились. Одно из первых дел, которое он мне поручил, было связано с книгой „Еврейское государство" Теодора Герцля.

Герцль выступил за основание в Палестине еврейского государства и тем самым вызвал к жизни сионистское движение; вскоре оно приобрело множество сторонников, преимущественно в Восточной Европе. Фон Мильденштайн сказал мне, чтобы я ее прочитал. Этим я усиленно и занимался в последующие дни. Книга заинтересовала меня, до тех пор я ни о чем таком не слышал... Она произвела на меня впечатление,— возможно, тут сказалась моя романтичность, моя любовь к природе, к горам и лесам... Я вникал в ее содержание, многое запомнил. Я же не знал, что потом будет. Когда я покончил с книгой, мне было велено составить конспект, справку; ее должны были распространить как служебный циркуляр для служащих СС и внутреннего пользования в СД, службе безопасности... Ее напечатали потом в виде тетрадки, циркуляра для СС. Я там изложил структуру всемирной сионистской организации, цели сионизма, его базу и трудности. Подчеркивались его требования; они отвечали нашим собственным намерениям — в том смысле, что сионизм стремился к политическому решению: они хотели получить землю, на которой их народ мог бы, наконец, осесть и спокойно жить. Это в значительной мере совпадало с программной установкой национал-социализма.

Одновременно с этим я занялся неосионистами. О них тоже написал справку, но не знаю, была ли она издана в виде циркуляра. В течение этого времени я хорошо узнал унтерштурмфюрера фон Мильденштайна как человека, ищущего политических решений, отвергающего методы, которые проповедовал журнал „Штурмовик"... Мне был поручен такой круг вопросов — международный сионизм, современный сионизм, ортодоксальный иудаизм. Еще один сотрудник ведал организациями, занимающимися ассимиляцией.

Ничего другого у нас не было! Примерно в это время у нас стал бывать знакомый Мильденштайна, его звали Эрнст фон Большвинг. Он долго занимался коммерцией в Палестине, вместе с неким господином Борманом, который отправлял оттуда — каждый год, если я не ошибаюсь,— корабль с грузом лука в одну из скандинавских стран. Этот господин фон Болыпвинг часто приходил к нам на службу и рассказывал про Палестину.

У него получался такой полный обзор — программа сионизма, современная ситуация, положение в Палестине и распространение сионизма по всему миру,— что я понемногу становился специалистом по сионизму. Еще я получал газеты, в том числе „Хайнт". Их значки, буквы я читать не мог и поэтому купил книжку Самуэля Калеко — учебник древнееврейского. Стал учить печатные буквы. Слова тоже, но главным образом я хотел просто научиться читать печатный текст газеты „Хайнт", она печаталась на идише, но древнееврейскими буквами.

А в начале 1936 г. произошли изменения. Господин фон Мильденштайн перешел в Имперское управление дорожного строительства, в „Организацию Тодт", и его послали в Северную Америку для изучения строительства автострад... Моим начальником стал новый человек, а именно Дитер Визлицени...

Постепенно я знакомился с так называемой входящей корреспонденцией, до тех пор я ее совершенно не видел. Приходили сообщения из отделений СД на местах, из каких-то центральных инстанций, но, чаще всего это были сообщения о конференциях самой организации мирового еврейства. Иногда это были научные материалы, якобы научные материалы, найденные где-то при конфискации, а поскольку гестапо не знало, что с ними делать, их сдавали в СД. Еще приходили доклады от националистических организаций и донесения полицейских служб...

Задача номер один состояла в том, чтобы донесения поступали от низовых отделений СД в вышестоящие отделы, а от этих вышестоящих — в Главное управление; чтобы отделы на местах имели указания — о чем они вообще должны докладывать и что нас интересует; в свою очередь они должны сообщать это своим низовым отделениям и через них дальше — вплоть до агентурной сети. Что касается сбора донесений, насколько это относится к моему сектору, то предварительная работа была уже проведена — через циркулярное письмо СС. Мне надо было просто сослаться на этот циркуляр: вот что нам надо! Правительство желает, чтобы они уезжали; все, что этому способствует, должно делаться, ничто не должно препятствовать. Вокруг этого все и крутилось.

Конечно, я должен был иметь информацию о численности эмигрирующих. Еще я узнал тогда, что дело налажено плохо. Впервые услышал про трудности с получением свидетельства об уплате налогов. То же самое со сроками, потому что срок годности некоторых документов был слишком мал, приходилось получать их повторно. Я узнал о трудностях, возникавших из-за того, что какое-нибудь отделение полиции, по неведению или по глупости, ликвидировало еврейскую организацию, опечатало помещение, арестовало функционеров, отчего возникли задержки. Я услышал про осложнения, возникавшие из-за того, что власти подмандатной территории в Палестине выделяли недостаточные квоты для эмиграции. Услыхал про трудности, чинимые другими странами, принимавшими эмигрантов. Но я был бессилен, потому что Главное управление СД являлось организацией чисто информационной, оно должно было просто передавать то, что оно узнало, вышестоящим службам.

...Мое дело было — отправить в Палестину как можно больший контингент евреев. Меня интересовала любая возможность эмиграции за океан. Но все это только теоретически. Я ведь мог только разъяснять в моих донесениях, что можно сделать, что желательно. Но добиться политического решения было очень трудно, это же значило — отказаться от методов „Штурмовика". Наверное, эта концепция устраивала кого-то в качестве пропаганды. Но ни на шаг, ни на шаг не приближала к решению».


Итак, после изучения «палестинского вопроса» и поездки в Палестину Эйхман понял, что ничего из этого не получится. А после Хрустальной ночи стало ясно, что с решением еврейского вопроса тянуть и вовсе нельзя. Но все попытки СД хоть как-то ситуацию разрулить оканчивались ничем. Потом началась Вторая мировая война, это ситуацию только ухудшило. В голове Гейдриха родился план создать на землях Польши ...«еврейский протекторат», даже место ему нашли — в Радомирском воеводстве. Но из этого тоже ничего не получилось.
Тут у высшего руководства возникла еще одна идея: переселить евреев на остров Магадаскар. Идея эта высказывалась еще Гвидо фон Листом, но в качестве теоретической. Но Эйхману, доросшему уже до начальника еврейского отдела, предстояло проверить теорию практикой. План «Мадагаскар» предполагал отобрать у французов означенный остров, переселить с него всех французов, основать базу ВМФ и затем заселить остальные земли евреями Рейха.

«Поскольку Мадагаскар будет лишь под мандатным управлением Германии,— гласил проект Радимахера,— его еврейское население не получит германского подданства. В момент перевозки у евреев будет отнято гражданство европейских стран, вместо этого они станут гражданами мандата Мадагаскар. Подобное положение не позволит им создать свое государство в Палестине, подобное Ватикану, и использовать в собственных целях символическое значение Иерусалима в глазах христианского и мусульманского общества. Кроме того, евреи останутся заложниками в руках Германии, что позволит добиться хорошего поведения в будущем их сородичей в Северной Америке.

В целях пропаганды можно использовать лозунг о щедрости Германии, дающей культурную, экономическую, административную и юридическую независимость еврейству. Нужно подчеркивать, что присущее нам, немцам, чувство ответственности не позволит нам немедленно предоставить независимое государственное существование расе, не имевшей независимости в течение тысячелетий. Для этого ей придется сдать исторический экзамен». На острове собирались ввести автономию: «...свои городские мэры, полиция, почта, железнодорожная администрация и прочие».


Средства на проект предполагалось взять из специально созданного банка, куда автоматически попадала стоимость имущества евреев в Европе. Эйхману поручили заниматься воплощением проекта на практике. Он глубоко вник в порученное дело: изучил климатические особенности острова, читал фундаментальные исследования о природе острова и его экономике... но проект забуксовал. С одной стороны, сами евреи туда ехать не желали, с другой — препоны чинили многочисленные немецкие ведомства.

«А когда план, наконец, полностью прояснился,— констатировал он,— и ни у одного из центральных ведомств не осталось пожеланий — тогда было уже поздно. Немецкие войска давно были в Париже, но до Мадагаскара нам было не добраться. Когда ушел французский флот, и Германия оккупировала не занятую до тех пор часть Франции до самого Средиземного моря, о Мадагаскаре не могло быть уже и речи. На том дело и кончилось, порушилось».

Правда, до Эйхмана так никогда и не дошло, почему евреи отказывались от Мадагаскара и почему проект всячески тормозили. Первых смущали особенности климата и то, что остров слишком мал для глобального переселения, Ведомства же тормозили проект, поскольку Гитлер никого не собирался переселять. У него уже имелся другой проект. Тут Гиммлер несколько недооценил антисемитизм фюрера.

А когда началась война с СССР, ни Гиммлер, ни Гейдрих ничего уже не могли сделать: действовать против приказа фюрера не осмелился бы никто в Рейхе.

Однажды летом 1941 года Эйхмана вызвал к себе Гейдрих. «Я явился. И он сказал мне: „Фюрер, ну, с этой эмиграцией..." Но сначала совсем коротко: „Фюрер приказал физически уничтожить евреев". Эту фразу он мне сказал. И вопреки своему обыкновению надолго замолчал, словно хотел проверить действие своих слов. Я это и сегодня помню. В первый момент я даже не пытался представить себе масштаб этой акции, потому что слова он тщательно подбирал. Но потом я понял, о чем идет речь, и ничего на это не сказал, потому что ничего сказать уже не мог. Потому что о таком... о таких вещах, о насильственном решении я никогда и не думал».

Не думал, очевидно, прежде и Гейдрих, он был приказом шокирован не меньше. Опыта в таких делах у него не имелось. Так что единственное, что он смог предложить,— отправить Эйхмана перенять чужой опыт. А такой человек в Рейхе был. Он патологически ненавидел евреев, зато очень любил еврейское золото. Многие считали его позором национал-социалистической партии. Ублюдка звали Одило Глобочник, он занимал пост начальника полиции города Люблина.

«И тогда он (Гейдрих) сказал мне: „Эйхман, поезжайте к Глобочнику в Люблин. Поезжайте к Глобочнику. Рейхсфюрер уже дал ему соответствующие указания. Посмотрите, как у него пошло дело. Чем он там пользуется для уничтожения евреев",— продолжает Эйхман.— Как было приказано, я отправился в Люблин, нашел управление начальника СС и полиции Глобочника, явился к группенфюреру и сказал ему, что меня прислал Гейдрих, потому что фюрер отдал приказ о физическом уничтожении евреев. Глобочник вызвал тогда некоего штурмбаннфюрера Хёфле, наверное, из своего штаба.

Мы поехали из Люблина, я теперь не помню, как это место называется, я их путаю, я не могу точно сказать, это была Треблинка или что-то другое. Там лесистая местность, редкий такой лес, и через него грунтовая дорога, польская дорога. И справа от дороги был дом, обычное такое строение, в каком живут люди, которые там работают. Нас приветствовал капитан, обыкновенный полицейский офицер. Там были еще рабочие, несколько человек. А капитан был без мундира, что меня крайне удивило, он был с закатанными рукавами, он, наверное, вместе с ними работал. Они там строили деревянные домики, два или три. Размеры — может быть, с дачный дом, комнаты на две-три.

Хёфле велел полицейскому капитану объяснить мне, что они строят. И тот начал. Это был человек с таким, знаете... таким хриплым голосом. Может быть, он пил. Говорил на каком-то диалекте, наверное, как на юго-западе Германии, и стал мне рассказывать, что все швы он уже уплотнил, потому что здесь будет работать мотор от русской подводной лодки, и выхлопные газы мотора подведут сюда и будут травить ими евреев».


Вернувшись из командировки, Эйхман доложил об увиденном Гейдриху, тот промолчал, и несколько месяцев руководителя еврейского отдела не беспокоили. Но осенью с аналогичным заданием его послал уже Мюллер, теперь — в Хелмно.

«Вот что я там увидел: помещение, если я верно помню, раз в пять больше того, где мы находимся; там внутри были евреи. Они должны были раздеться, и тогда к дверям подъехала закрытая грузовая машина, фургон.

Подъехала совсем вплотную. И голые евреи должны были переходить в кузов. Потом их там заперли, и машина уехала. ...Я поехал вслед за той машиной — и увидел самое ужасное из всего, что видел в жизни до этого. Фургон подъехал к длинной яме. Кузов открыли, и оттуда выбрасывали трупы. Словно живых, они еще гнулись. Швыряли в яму. Вижу перед собой, как какой-то человек в гражданском клещами вытаскивал зубы. В Берлине я доложил группенфюреру Мюллеру. Сказал ему то же, что говорю сейчас. Я сказал ему: это ужасающе, это преисподняя. Не могу. Это... Я не могу так! — сказал я ему. Меня посылали в такие места: эти два, потом Освенцим, а потом меня послали в Треблинку. И в Минск тоже. Минск, Освенцим, Треблинка, Минск, Освенцим, Треблинка, Минск...»

Увиденное в Минске едва не свело Эйхмана с ума: «Когда я пришел, то видел только, как молодые солдаты, я думаю, у них были череп и кости на петлицах, стреляли в яму, размер которой был, скажем, в четыре-пять раз больше этой комнаты. Может быть, даже гораздо больше, в шесть или семь раз. Я... я там... что бы я ни сказал... ведь я только увидел, я даже не думал, я такого не ждал. И я увидел, больше ничего! Стреляли сверху вниз, еще я увидел женщину с руками за спиной, и у меня подкосились ноги, мне стало плохо!

...Я ушел оттуда к машине, сел и уехал. Поехал во Львов. Я теперь припоминаю — у меня не было приказа ехать во Львов. Кое-как добираюсь до Львова, прихожу к начальнику гестапо и говорю ему: „Это же ужасно, что там делается,— говорю я.— Ведь там из молодых людей воспитывают садистов!" Я и Мюллеру сказал точно то же самое. И Понтеру тоже сказал. Я это говорил каждому. Всем говорил. И тому фюреру СС во Львове я сказал: „Как же можно вот так просто палить в женщину и детей? Как это возможно? — сказал я.— Ведь нельзя же... Люди либо сойдут с ума, либо станут садистами, наши собственные люди". А он мне говорит: „Здесь поступают точно так же, тоже стреляют. Хотите посмотреть?" Я говорю: „Нет, я ничего не хочу смотреть". А он говорит: „Мы все равно поедем мимо". Там была тоже яма, но уже закопанная, а из нее кровь, словно... как это сказать? Кровь оттуда текла. Я такого никогда не видел. Сыт по горло таким заданием!

Я поехал в Берлин и доложил группенфюреру Мюллеру. Ему я сказал: „Это не решение еврейского вопроса. Вдобавок мы воспитываем из наших людей садистов. И нечего нам удивляться, не надо удивляться, если это будут сплошь преступники, одни преступники". Я еще помню, как Мюллер посмотрел на меня, и выражение его лица говорило: „Эйхман, ты прав; это не решение". Но он, конечно, тоже ничего не мог сделать. Ничего не мог Мюллер поделать, ничего, ровным счетом ничего! Кто это все приказал? Приказал, именно приказал, разумеется, шеф полиции безопасности и СД, т. е. Гейдрих. Но он должен был получить указания от рейхсфюрера СС, т. е. от Гиммлера; сам по себе он такого не мог, никогда бы не мог такое сделать. А Гиммлер должен был иметь категорическое указание от Гитлера; если бы Гитлер не распорядился — его бы за такое на фронт куда-нибудь, под бомбы и снаряды...»


Сверхчеловеки


Эйхман совершенно не понимал: то, что он назвал воспитанием садизма, было практикой убийства в человеке всего, что его привязывает к человеческому миру. Солдаты, выполнявшие такие задания, должны были их выполнять, не чувствуя ни удовольствия, ни страдания. Это как раз было главным условием в воспитании эсэсовца — отказаться от всего, что связывает его с животным началом в человеке. За время обучения эсэсовец проходил множество испытаний. Это были как чисто физические испытания, требовавшие напряжения сил, отваги, умения быстро принимать решения, выдерживать высокие нагрузки, быть готовым ко всему опасному и неожиданному, так и моральные — связанные с принесением боли другому человеку, унижающие гордость, сюда же входило и обучение беспрекословному подчинению и воспитание верности своему фюреру.

Самое распространенное испытание мужества и выносливости бойца СС заключалось в следующем: кандидата помещали на час и более в ледяную воду, нередко на него натравливали голодных овчарок, которых он должен был задушить голыми руками, в него могли стрелять, ему предлагалось пройти между лезвиями кинжалов, ему предлагалось убить животное собственными руками так, чтобы не повредить его тела, а затем снять шкуру, не испортив глаз.

Эти обряды инициации новичков и метод их дальнейшего обучения умный, начитанный Гиммлер позаимствовал из практики иезуитов и других тайных орденов, о которых он много знал. А после тибетских экспедиций он кое-что узнал и о сугубо местной технике «вайпарита», разработанной жрецами бон по.

СверхчеловекиТехника эта, тибетская по происхождению, гласит, что для полного совершенствования духа, его закалки, придания ему «Золотого Свечения», то есть сил Огня, побеждающих Лед, нужно пройти через отвращение и воспринимать его как удовольствие. Для этого техника учит употреблять в пищу несъедобные и неприятные элементы — кровь, сперму, мочу, фекалии, слюну и т. п. Затем, на другом этапе, человек приучается без отвращения, а наоборот, с пониманием и ощущением приятного, созерцать зловещие картины — смерть, ранения, физиологические проявления жизни. И затем учится воспринимать то, что приносит боль, как наслаждение.

Конечным результатом такого процесса обучения должно было стать полное совершенство,, а это совершенство считается по тибетским понятиям магической основой бессмертия. Эйхман к элите СС никак не принадлежал. Он до призвания в СД занимался наклеиванием ярлыков, то есть канцелярской рутиной. Вряд ли он проходил и соответствующее обучение, как настоящие воины СС. Последние после обучения должны были сохранять спокойствие духа в любой обстановке — не гневаться, не кричать, не плакать, не бояться, не испытывать отвращения. Гиммлер мечтал создать нового человека. В отличие от Гитлера, он его и на самом деле создал.
 BO, Лин фон Паль