«Я сжег все, чему поклонялся, Поклонился всему, что сжигал», – писал И.С. Тургенев в романе «Дым». Это высказывание как нельзя лучше характеризует умственное состояние той «передовой» части российского общества, которая противопоставляет себя остальному народу. Абсолютно малая часть граждан страны, напыщенно именующая себя «элитой», «совестью нации», «интеллигенцией», «креативным классом», присвоила себе право говорить от имени всего народа, поучать остальных и вершить судьбы целой страны. Что это за социальный слой, который позволяет себе раз в 20 – 40 – 60 лет так переколотить Родину, что затем всем миром, потом, трудом и кровью соотечественников приходится собирать расколотую и измученную страну. Попробуем разобраться.
Для начала отмотаем время назад. Перевернем мутные болотные митинги, оставим позади безумные съезды творческих союзов эпохи перестройки и поэтические вечера «шестидесятников» в Политехническом. Сквозь револьверный лай гражданской войны и взрывы бомбистов «Народной воли» проскользнем из двадцатого в девятнадцатый. Галопом пронесемся мимо «лишних людей» и не остановимся посмотреть шпалеры войск на Сенатской площади. И в восемнадцатом не заинтересуют нас сибаритствующие екатерининские вельможи. Нам туда, к Петру, поднявшему на дыбы (или «на дыбу»?) Россию.
В своем стремлении «европеизировать» страну, приобщить ее к «мировой цивилизации» и «европейским ценностям» первый император «оптимизировал» население страны на четверть. И, кроме того, произвел раздел России на две субкультуры, два субэтноса, чуть ли не два разных народа. Как об этом у Пушкина: «Народ, упорным своим постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победой и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни своих бояр». Хотя, мне кажется, все несколько сложнее…
Преобразователю был необходим инструмент. И он был найден в лице служилого сословия. А «европеизация» – лишь одно из средств для поддержания «годности» этого инструмента в виде кастовой обособленности и солидарности. Оттуда, с петровских времен, пошло разделение общества на «мыслящую, просвещенную элиту» и, извиняюсь за выражение, быдло, «свиноту необразованную» по-голохвастовски, к которой элита относит абсолютное большинство народа, а заодно и всех тех, кто смеет думать по-иному.
«И тем самым указы Петра вбили клин между двумя группами населения: служилыми и тяглыми, жителями нескольких самых больших городов и деревенским людом. После Петра служилые верхи и податные низы понимают друг друга все хуже. У них складываются разные системы ценностей и представления о жизни, и они все чаще осознают друг друга как представителей едва ли не разных народов» (современный российский историк Андрей Буровский).
Действительно, в допетровскую эпоху общество было однородно в духовном плане, в менталитете, если хотите. Это означает не только ходить в одну церковь и молиться одним богам, хотя и это немаловажно. Родство было глубже. И «дьяк посольского приказу», и черносошный крестьянин жили в одной системе ценностей, одинаковой системе координат. И нравственная шкала и внешний вид были общими.
Думается, что не только в бороде тут дело. Петр действительно перевернул мировоззрение части населения страны, причем высшего её слоя. Образ жизни, устремления, интересы правящего класса и бюрократического аппарата страны стали принципиально иными. «Низы» продолжали чисто традиционную жизнь, с ее иконами и богомольем, скоморохами и ярмарками, народными приметами и православным календарем-месяцесловом, сказками и частушками, плясками и преданиями «заветной старины». «Верхи» же проводили время на ассамблеях и балах, где среди зеркал и картин играли в карты и танцевали европейские па и смотрели не представление Петрушки и пляс ручного медведя, а театр и балет.
Знал бы император, какую долгоиграющую мину он заложил под здание государства Российского! Служилые и примкнувшая к ним разночинная городская публика вместе с европейскими шмотками получила и европейское Просвещение с его базовыми ценностями. Такими, как права личности, разделение общественной и частной жизни, частная собственность, верховенство закона, гарантии неприкосновенности. Не успело остыть на смертном одре тело «Отца Отечества», как дворянство повело яростную борьбу с государством за свои права. И в этом главный смысл череды дворцовых переворотов и дворянских революций восемнадцатого столетия.
Правда, все эти «перестройки» носили верхушечный характер и не затрагивали основ народной жизни и государства. Главным образом потому, что мессианство тогдашней «элите» пока было чуждо, они заботились о самих себе, любимых. До просвещения народного их мозги еще не додумались. В результате деятельности «верховников» и попытки ограничения самодержавия при помощи «кондиций», через конституционный проект Дмитрия Голицына и елизаветинскую отмену смертной казни, через Указ «О вольности дворянской» и дворянские собрания к исходу XVIII века дворянство добилось своего. Появился странный исторический феномен: сословие, свободное от обязанностей перед державой и от податей в ее пользу. То есть, перефразируя Ключевского, ни тягла, ни плуга.
В.О.Ключевский замечательно охарактеризовал сей процесс: «Но мутная волна дворцовых переворотов, фаворов и опал своим прибоем постепенно наносила вокруг престола нечто похожее на правящий класс с пестрым социальным составом, но с однофасонным складом понятий и нравов. Это была только новая формация военно-служилого класса… В XVII в. верхний слой его, столичное дворянство, поглощая в себя остатки боярства, становился на его место в управлении, а при Петре Великом, преобразованный в гвардию и приправленный дозой иностранцев, сверх того предназначался стать проводником западной культуры и военной техники. Государство не скупилось на вознаграждение дворянства за его административные и военные заслуги, увеличивало податное бремя народа на содержание дворян, роздало им огромное количество государственных земель и даже закрепостило за ними до двух третей сельского населения. Наконец, после Петра дворянство во всем своем составе через гвардию делает случайные правительства, освобождается от обязательной службы и с новыми правами становится господствующим сословием, держащим в своих руках и управление, и народное хозяйство. К моменту воцарения Екатерины II оно составило народ в политическом смысле слова, и при его содействии дворцовое государство преемников Петра Первого получило вид государства сословно-дворянского».
Пока элита отстаивала свои узкоклассовые интересы, она оставалась относительно единой. Но после Указа «О вольности дворянской», когда они получили от Eкатерины II самоуправление в виде дворянских собраний, пути и интересы «креативного класса» стали постепенно расходиться. Не за горами был первый раскол правящего класса и первое революционное выступление его части. Но это тема отдельного разговора.
