Сегодня, в эпоху господства финансовых афер, стремления к извлечению максимальных доходов, нищеты и бесправия, почему-то олицетворяемой нынешними власть имущими с капитализмом, большинство наших сограждан умиленно вспоминает так называемый «советский период» отечественной истории. Дескать, тогда у всех была работа, проезд в общественном транспорте стоил 5, литр молока – 15, буханка хлеба – 20 копеек. И вообще, в стране господствовал порядок и мир, репрессии по политическим мотивам ушли в далекое прошлое, мы держали военный паритет…

Прежде всего, хотелось бы напомнить подобного рода наивным мечтателям, что СССР появился отнюдь не в середине «благополучных» 70-х, а значительно раньше, при Владимире Ульянове-Бланке, залившем страну потоками горя и слез. Затем пришел Иосиф Джугашвили-Сталин, этот «Ленин сегодня», и уцелевший народ вновь подвергся децимациям 1932-1938, 1941-1945, 1951-1954 годов с их коллективизацией, индустриализацией, продовольственными затруднениями, массовыми голодовками, «культом личности». Но ведь известно, что, как младенец, родившийся порочным, вряд ли уже станет иным, так и государство, созданное на трупах и крови, обречено на вечное безумие.

Просто по определению…

Муравьев и его банда. К январю 1918 года наш город Киев оказался буквально на грани истощения от разного рода мятежей, переворотов и безвластия. Менее чем 340 дней назад пало самодержавие дома Романовых, вместе с которым канула в Лету и пора весьма безбедного существования. А пришедшие ему на смену Временное правительство, Центральная Рада и советы рабоче-крестьянских депутатов оказались столь «успешными» разорителями, что за неполных девять месяцев умудрились «опустить» жителей административного центра почти в 60 раз. Или, по словам одной из тогдашних печальных частушек:

Был царь Николка-«дурачок»,
Был фунтик хлеба пятачок,
Как стала республика
Фунт хлеба – три рублика.
А пришел совет – хлеба нет…

Когда же с севера нависли орды красноармейцев-большевиков, положение, судя по всему, стало и вовсе безвыходным…


Красный командир Михаил Муравьев в форме полковника царской армии

…Он поступил на службу еще в царскую армию и, говорят, дошел там то ли до капитана, а может, и целого полковника. Но как только грянул гром, изменив долгу, присяге и императору, тут же отвалил в сторону, что называется, «на вольные хлеба». Немного перекантовавшись, стал под знамена «победившего пролетариата» – так проще, надежней, сытнее. Попав же через месяц после бегства Александра Керенского за границу вместе с Владимиром Антоновым-Овсиенко, Григорием Орджоникидзе и Юрием Коцюбинским в состав руководящего ядра всех большевистских сил будущей советской Украины, Михаил Муравьев понял, что «звездный час великой карьеры» настал.

Уже двигаясь из Харькова и Лозовой на Полтаву, его подчиненные зверствовали безбожно. Понукаемые словами шефа: «Я дал приказ вырезать всех защитников местной буржуазии», утоляя личные разбойничьи инстинкты, черными делами оправдывая зловещую фразу «весь мир насильем мы разрушим!». Но по сравнению с «подвигами», ожидавшими их впереди, это были только «цветочки».

«Мы идем огнем и мечем, устанавливаем советскую власть, – хвастался этот негодяй о своих киевских злодеяниях на одном из партийных собраний Одессы. – Войскам обоих армий, Егорова и Берзина, я приказал уничтожать в Киеве всех офицеров, юнкеров, монархистов, всех врагов революции. Заняв город, я бил по дворцам и церквам, по попам, по монахам, никому не давал пощады! 28 января оборонческая городская дума просила перемирия. В ответ я велел бить химическими удушливыми газами. Сотни генералов, может – и тысячи, были убиты беспощадно. Так мы мстили. Мы были бы в состоянии удержать данный взрыв мести, но мне не надо было этого, ибо наш лозунг – быть беспощадными!».


Убитые без суда и следствия офицеры

Комментарии, что называется, излишни, можно лишь дополнить сказанное несколькими минорными штрихами. О том, например, что жемчужина среднего Поднепровья буквально пылала, даже там, где юнкера давно прекратили сопротивление. Или по поводу того, как национал-патриоты, совсем недавно благоговевшие перед демагогией «знаменитого Владимира Ильича» о праве наций на самоопределение, в панике оставив «любу столицю-неньку», позорно бежали в Житомир, бросив против озверевшего хулиганья 300 безоружных пацанов. И, разумеется, относительно ложности фраз типа «фашистские преступники испытывали на мирных жителях ядовитые летучие смеси». Нет, дорогие читатели, первый и единственный раз в отечественной истории этим занимались именно «муравьевцы», да несколько лет спустя – воевавший против крестьян Тамбовщины прапорщик-недоучка Михаил Тухачевский.

А кроме этого – все чудесно! В недавнее время у нас были «прекрасная» страна и – самое главное – «умные» и «благородные» «полководцы». С «горячим» сердцем и «чистыми» руками…

Паноптикум изуверов. Захватив Мать городов русских, «последыши октября» сразу же начали ее советизацию, то есть насильственное установление здесь собственных порядков, «мотором» которого стала пресловутая ВЧК (или, по-простому, «чека», что означало «бойня для скота»). С мастерски подобранным «кадром» непосредственных исполнителей, словно сошедших с полотен ужасов основателей сюрреализма…

…Бывали дни, когда даже «соратники по борьбе» опасались попадаться ей на глаза. Душевнобольная половая психопатка, следователь Ремовер в период «звездной активности» очень любила расстреливать арестованных, а то и свидетелей, чей внешний вид неизвестно почему рождал в ней определенные вожделения и порывы. А что за удовольствие наблюдать, как эти ничтожные черви (может, 80, а то и все 100 особей) в последние мгновения корчатся от боли перед дулом твоего револьвера!


Красные победители упиваются…

Под стать ей была и «комиссарша Нестеренко». Особа неопределенного социального происхождения, она просто обожала, когда в ее присутствии красноармейцы пытали беззащитных женщин и насиловали девушек. Желательно – малолетних, с криками и мордобоем...

Ни в чем не отставала от подруг также некая Роза. Изрезать спину несчастного студента на ремни – пожалуйста, выжечь в груди задержанного православного священника крест – нет проблем, выковырять ножом на плечах попавшего в плен офицера звезды его погон – проще соленого огурца, дело только за подследственным «материалом»…

Столь же «достойно» вела себя мужская половина. В частности, товарищ Сорин всему предпочитал «свальный грех, подходя к слабому полу исключительно с точки зрения разных безобразий. Так, в Страстную субботу, в большом зале бывшего Демченко устраивалось следующее: помост, входят две женщины с письмами. На помосте в это время при них открывается занавес. И там три совершенно голые девицы играют на рояле. В присутствии их и принимаются просительницы». Полностью утратили человеческий облик тамошние «защитники судеб рабочего класса», кокаинисты и дегенераты Гусиг, Абнавер, Угаров, Никифоров, Асмолов, Терехов. Комендант Авдохин «зарабатывался» до такой степени, что в пьяном бреду кричал своим любовницам: «Сестры, мне дурно, голова горит! Я не могу спать, меня всю ночь мучают мертвецы!». А чекистские «шишки» Шварц и Лацис (особенно – последний), стремясь оправдать вышеозначенные преступления ссылками на традиционную криминалистику, рисовали графики зависимости террора от времен года, не брезгуя регулярно демонстрировать их на выставках в Педагогическом музее…

…Ясное дело, что перед нами даже сегодня – лишь верхушка айсберга: остальное по-прежнему надежно сокрыто от посторонних глаз в ведомственных архивах. Но страна должна знать своих «героев» – дабы, упаси Господи, более не ошибаться, не ходить по кругу и не наступать на одни и те же грабли…


Главные «врачи» России

Трагедия одного сада. В те февральские дни не было, пожалуй, в городе улицы страшней, чем идущая от Крещатика вверх на Печерск Александровская. Связанные толпами по двадцать-тридцать человек, в сопровождении конвоиров, похожих, благодаря своим кожаным тужуркам, на огромных мерзких тараканов, ежедневно шли сюда люди. Священники и студенты, преподаватели университета и гимназий, офицеры и гражданские чиновники, домовладельцы, фабриканты и заводчики, обыватели, имевшие несчастье угодить в сети регулярно проводимых облав. Дабы, одолев несколько сотен метров крутого спуска, навсегда лечь в сырую землю невдалеке от Мариинского дворца. В точности повторяя судьбу тех, кого накануне ночью, обнаженными поместив посреди окрестных деревьев, адепты «законной» власти расстреливали, имитируя охоту, словно загнанных волков…

А чуть позже, заметая следы, прямые наследники той кровавой вакханалии объявили данную территорию закрытой для любых альтернативных изысканий культурно-исторической зоной, «украсив» ее – знай, мол, нашу силу и мощь! – огромной глыбой камня с кощунственной надписью: «Памяти жертв революции». Косвенные же наследники и сейчас устраивают на костях означенных безвинных жертв свои демократические манифестации, да в учебниках для подрастающего поколения, со ссылками на международного преступника Затонского, нагло врут, что здесь лежат… только 200 членов некой украинской военно-спортивной организации.

Вот так и живем – маючи, по словам одного из местных политических «классиков», те, що маємо. Лишенные прошлого, вопреки настоящему, без шансов на будущее…


Уже тогда было понятно, кому «посвящен» террор…

Бойня в зрительном зале. Действуя с завидным коварством, большевики и тут остались до конца верными себе: в один прекрасный день стены многих домов изукрасились клочками бумаги с предписанием «наличным военнослужащим прежних времен, под угрозой ареста и взятия заложников, явиться на Театральную, в здание городских увеселительных заведений для проверки документов». Откликнувшихся на данную провокацию властей собралось до 2 тысяч – безоружных, их расстреливали, рубили шашками, кололи штыками, складируя трупы рядом, в глубине оркестровой ямы. Еще долго затем разносились окрест стоны умирающих, оставляя абсолютно равнодушными окаменевшие сердца изуверов…

…26 апреля 2004 года в Национальной опере Украины имени Тараса Шевченко давали «Бориса Годунова». Красавец-царь в исполнении народного артиста Николая Шопши, его юный наследник Феодор, несчастная дочь Ксения, коварный Шуйский, костюмы стрельцов и народа – все производило неизгладимое впечатление. И лишь краешком глаза знающий человек мог заметить, что на том месте, где сидел тяжело раненный здесь же террористом Мойшей Богровым в 1911 году премьер-министр Российской империи Петр Столыпин, уродливо болтается одинокий пристяжной стульчик без «опознавательных знаков», да, перегнувшись с первого ряда партера через узкий бордюр, почувствовать идущий откуда-то снизу едва уловимый трупный запах…

Почему-то подумалось вдруг: неужели мы, теперешние, фальсифицируя вечные события ради пустопорожних химер, в личной слепоте и равнодушии к страданиям предков сделались намного злее всяких Элиотов и Керзонов, которые, развязав международную бойню, тем не менее, писали в письмах друг к другу: «В британское консульство стремятся попасть люди разных классов, чтобы засвидетельствовать убийства своих родственников и другие насилия, совершенные красными в неистовстве»? Менее информированными, чем врачи и юристы Следственной комиссии генерала Федора Рерберга, лично вскрывшими до 4800 могил? Не столь благородными, как рядовые деникинские солдаты, месяц кормившие несчастную, которая «на главной улице, впереди добровольческого отряда, крутилась в безумной, дикой пляске, растерзанная и босая, потерявшая в прошлую ночь уничтоженного в чекистских застенках мужа»? Уступающими в русскости простым кайзеровским солдатам, сберегшим от разрушения «несамовитих» памятник Богдану Хмельницкому?

Ей же, Господи, Твоя воля…


Жертвы бессудных расстрелов

Драма на Садовой, 15. В конце лета следующего 1919 года город на краткий миг был освобожден белыми воинами из отрядов генерала Николая Бредова. И почти сразу же от измученных коммунистической диктатурой местных жителей стали поступать сведения о многочисленных зверствах прежних «властелинов жизни» именно по данному адресу. Разбирательство, однако, шокировало даже ко многому привыкших сотрудников контрразведки. Впрочем, дадим слово очевидцу: «Здесь размещалась губернская «чрезвычайка». Во время кровавой бани, устроенной в ночь на 28 августа, здесь убили 127 человек. Вследствие большой спешки около 100 человек были просто пристрелены в саду. Весь цементный пол здания был залит стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной с мозгом, черепными костями, клочьями волос. Стены были забрызганы кровью. Из середины в соседнее помещение, где находился подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины, приблизительно в 10 метров длины, доверху наполненный кровью. У разбросанных окрест совсем голых трупов были размозжены черепа, расплющены головы, некоторые лежали и вовсе без голов, которые даже не отрубались, а отрывались. За городом, в «филиале» заведения, мы нашли трупы с распоротыми животами, с выколотыми глазами, без языков, рук, ног, с вбитыми в грудь клиньями. На некоторых не было следов насильственной смерти, но когда их вскрыли врачи, то оказалось, что их рты, дыхательные и глотательные пути заполняла земля. Тут обретались старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана веревкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. Был найден крест, на котором распяли поручика Сорокина, а в небольшой боковой комнате – что-то вроде зубоврачебного кресла, с остатками ремней для привязывания к нему жертв. Весь пол и этой комнаты был залит кровью, а к окровавленному креслу прилипли остатки человеческой кожи с волосами».

Будем же бдительны! Невзирая на то, что, допустим, в энциклопедическом справочнике «Киев» об этом нет ни слова, а напрочь лишившиеся совести ученые мужи несут околесицу о «белом терроре», в результате чего, оказывается, «в місті на третій день після його захоплення (!) денікінцями було ув’язнено (!!) 700, а через тринадцять днів – 1700 осіб – коммуністи, чекісти, радянські службовці».

Может, скоро носителей красной чумы еще и жалеть прикажут?

Ужасы Елизаветинской. Тут располагалась точная копия предыдущей «садистки» – ЧК уездная. Меньшая по масштабам и размаху, но столь же злобная, погрязшая в безнаказанности, отвратительная в своей вседозволенности.

В пыточной резиденции, находившейся на той улице, чье название отыщешь даже не во всяком путеводителе, «особо бросалась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом. Непосредственно рядом с колодой была яма, вроде люка, наполненная до верху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал. Тут запросто могли положить жертву в ящик с разлагающимися трупами, над ней стреляли, потом объявив, что похоронят заживо, зарывали, через полчаса снова открывали и тогда производили допрос». А если учесть наличие буквально рядом еще и железнодорожной, а также китайской «чрезвычаек» («где пытаемого привязывали к стене или столбу. Потом к нему крепко подсоединяли одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины. Через другое отверстие в нее сажалась крыса, отверстие тут же закрывалось проволочной сеткой, и к нему подносился огонь. Приведенное жаром в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следующего дня, пока жертва не умирала»), станет понятно, что, не сумев в феврале 1917-го защитить своего законного Государя, Киев медленно восходил на собственную Голгофу…


У этого несчастного своя Голгофа…

…Интересно, ведают ли об этом те, кто до сих пор гордо называет себя ветеранами «славных советских спецслужб», млеет от одного упоминания аббревиатур типа «ВЧК–ОГПУ–НКВД–КГБ», пишет об этих организациях толстенные опусы, ставит знак равенства, допустим, между исторической Россией и СССР, полагая второй «законным» преемником первой? А если знают, но продолжают так поступать, то люди ли они?..