Конфликтная ситуация вокруг Ирана в связи с российскими национальными интересами

Официальный Вашингтон неоднократно заявлял, что не допустит перехода иранских ядерных разработок через некую «красную черту», за которой открывается прямой путь к овладению ядерным оружием.

По мнению израильского правительства – главного союзника США на Большом Ближнем Востоке – иранцы эту «красную черту» уже перешли, когда освоили процесс обогащения урана до 20-процентного содержания расщепляющегося изотопа. Беньямин Нетаньягу заявил в середине апреля с.г. на встрече с американским сенатором Джо Либерманом: «Я считаю, что Иран должен немедленно прекратить процесс обогащения урана, выдать весь обогащенный материал и разобрать установки в Куме». Эти слова по форме – личное мнение израильского премьера, по сути же – настоящий ультиматум, из рода тех, которые предъявляют накануне запланированного начала военных действий.

Американцы, в принципе солидарные с израильтянами, могут предъявить Ирану подобные же требования, назначив конкретный срок их исполнения. Так и случится (почти наверняка) в недалеком будущем – когда общеполитическая ситуация в мире и, прежде всего, в самих Соединенных Штатах, созреет для большой войны.

«Голуби», «ястребы» – и то, что за ними

20 апреля с.г. по мировым СМИ прошли откровенные высказывания министра обороны США Леона Панетты, прозвучавшие в интервью, данном телеканалу СNN. В ответ на вопрос о том, разрабатывает ли Пентагон планы ударов по ядерным объектам Ирана, Панетта попытался отшутиться: «Став министром обороны, первое, что я понял, так это то, что мы разрабатываем чертову кучу планов на все случаи жизни». Его спросили напрямую – увенчается ли успехом такой удар? «Думаю, это не проблема. Если нам придется его реализовать, то это будет сделано с успехом» – не стал скромничать глава Пентагона.
Возникает резонный вопрос: если уничтожить иранский ядерный комплекс – не проблема, то почему его не уничтожили еще в прошлом году (чего добивались израильтяне) или даже ранее?

Тот же Панетта в марте с.г. попытался объяснить такую сдержанность (выступая перед военнослужащими США – в самой комфортной для себя аудитории): дескать, Вашингтон не хотел бы ввязываться в войну с Ираном «до того, как этого бы захотели все задействованные стороны».

Что это за «стороны», чьи желания так волнуют красноречивого министра обороны США? Правительства каких-то государств, осуждающие войну? Навряд ли. Шефу Пентагона нет дела до мнения иностранцев – с ними пусть разбирается Госдеп.
По всей видимости, Панетта имел в виду наличие определенных разногласий по иранской проблематике внутри американского истеблишмента. Внешне эти разногласия проявляются, прежде всего, в риторике двух основных партий США.
Президент-демократ Обама и его однопартийцы стойко декларируют намерение действовать методами дипломатии, дополняя их экономическим прессингом. Вожди республиканской оппозиции старательно бьют в барабаны войны.

На самом деле, однако, в «голубино-ястребином» дуализме американского подхода к Ирану (и к внешнеполитической проблематике в целом) проявляется не одно только соперничество двух партийных команд, занявших определенные игровые позиции на арене публичной политики.

В американской внешнеполитической экспансии последних десятилетий просматриваются две устойчивые тенденции.
В основе одной из них (она ассоциируется, преимущественно, с нынешними «ястребами» из Республиканской партии) – классическая греза о всемирной империи. Строители Pax Americana подминают страну за страной, не особо стесняясь в средствах. Они охотно используют военную силу и/или жесткие методы дипломатического и экономического давления. Логика их действий проста и очевидна – как и генеральная схема проекта, которым они руководствуются.

Центр мира – «град блистающий на холме» (Соединенные Штаты в их нынешнем составе). Окрест него, ступенью ниже – страны «золотого миллиарда», обиталище привилегированных граждан империи. Это – младшие партнеры США в управлении миром. На последующих, нижележащих ступенях – имперские провинции, населенные подданными, чей удел – обслуживать потребности «золотого миллиарда».

Вторая тенденция (на нее запрограммировано «голубиное» окружение Барака Обамы) в приоритетном порядке продвигает концепцию глобально-либерального рыночного уклада. При этом истинные цели американской внешней политики маскируются за привлекательными идеями свободы, демократии, защиты прав человека. Использование военной силы допускается, но упор делается на современные информационные технологии, позволяющие устанавливать контроль над массовым сознанием покоряемых народов, прежде всего – над коллективным сознанием туземных элитарных групп; их отдельным представителям дается шанс войти в состав космополитической мировой элиты. И сам процесс установления внешнего господства над как бы независимыми государствами предстает в виде свободного волеизъявления народов, выбирающих для себя светлое демократическое будущее.
Этим будущим – при логичном завершении процессов глобализации в униполярном, либерально-рыночном формате – должна стать всемирная диктатура наднациональной финансовой олигархии.

Подобная схема мироустройства может реализоваться на основе американской политической гегемонии, или на каком-то ином фундаменте (если проект Pax Americana, в конечном итоге, потерпит неудачу). И в любом случае финансовая суперэлита США должна оказаться в первом ряду хозяев прекрасного нового мира – Pax Cosmopolitana, даже если он не будет напрямую управляться из американского Белого дома и Капитолия.

Сменяя друг друга у рычагов власти, республиканцы и демократы, «ястребы» и «голуби» ведут Америку разными путями – но в одном направлении. И следом за американцами неуклонно движутся народы многих стран – не зная, да и не особо стремясь узнать цель этого движения. Как будто некая сила, незримая и неизмеримо могущественная «в неизмеримые бездны гонит людские стада, посохом гонит железным…»

Иран предвоенный

Современный Иран – демократическая президентская республика, по форме, и, одновременно – теократическая монархия, по сути. Это оригинальное государственное устройство, установленное в результате исламской революции 1979 года и закрепленное ныне действующей конституцией, базируется на фундаментальных принципах шиизма – традиционной государственной религии иранцев.

Согласно шиитской политической мифологии (восходящая к историческим событиям VII-VIII вв.), вся полнота светской и духовной власти в государстве правоверных должна принадлежать законному имаму – мужу праведному из числа потомков Али, двоюродного брата пророка Мухаммеда и его жены Фатимы, дочери пророка. В отсутствие такого правителя (который когда-нибудь непременно явится по воле Аллаха) правоверную умму должны возглавлять мужи праведные, сведущие в законах и делах веры. Они обязаны наставлять и опекать светскую власть, управляющую делами государства.

Соответственно таким установкам, первым лицом в иерархии Исламской республики Иран, де-юре и де-факто, является духовный лидер – рахбар (в буквальном переводе – вождь), избираемый представителями высшего духовенства; срок его полномочий не ограничен. В настоящее время это место занимает аятолла Али Хаменеи.

Он не управляет государством напрямую, но контролирует и направляет деятельность высших институтов и функционеров власти, включая всенародно избранного президента. Энергичный и склонный к резким заявлениям Махмуд Ахмадинежад, ныне находящийся на президентском посту, воспринимается в мире, как глава Исламской республики Иран. Но фактически он – второе лицо государства, ибо подконтролен рахбару и обладает лишь относительной самостоятельность в решении ключевых вопросов внешней и внутренней политики.

В целом, иранская система дуализма власти – духовной и светской – обеспечивает устойчивый баланс модернизаторских и охранительных тенденций, и удовлетворяет запросам основных социальных групп общества. Но исполнение требований шиитской ортодоксии в сфере внешней политики привело к тому, что Иран фактически сам себя загнал в тупик.

Сразу же после победы исламской революции новые властители Тегерана разорвали отношения с Америкой, рассорились с арабскими соседями. И не оценили руку дружбы, протянутую было их Москвы «братскому революционному народу» – вместо этого «побратались» с афганскими моджахедами, воевавшими против Советской Армии и войск просоветского режима Наджибуллы.

В тяжелой, кровопролитной ирано-иракской войне 1980-1989 гг. тегеранские правители (с трудом отбившиеся от не слишком сильного соседа) вполне ощутили опасность и уязвимость позиционирования в геополитическом одиночестве. И решили собственными силами обеспечить свою безопасность, путем создания национального ракетно-ядерного комплекса.

Этот замысел мог бы, в принципе, увенчаться успехом, если бы его сохранили в тайне и реализовали в самые сжатые сроки (сконцентрировав все силы и средства государства, жертвуя прочими нуждами). Так поступило, в свое время, руководство СССР. Советская атомная бомба была создана в 1949 году, в условиях послевоенной разрухи и жесточайшего дефицита материальных ресурсов – совершенно неожиданно для стратегов из Пентагона и Госдепартамента США.

Иранские теократы на такой рывок не отважились. Они продвигали ядерную программу в замедленном темпе, малыми шагами, периодически заявляя о ее мирном характере. В результате, их ракетно-ядерный защитный зонтик пока еще не создан в натуре, но существование иранской ядерной угрозы означено, широко озвучено в мировых СМИ и признано общественным мнением западных (и не только западных) стран.

Американские военные готовы избавить мир от ужасной иранской угрозы, и ждут только команды от своего высшего политического руководства.

Эта команда наверняка не будет дана в нынешнем году, ибо в США – президентские выборы. В следующем году Вашингтон (вне зависимости от того, кто станет хозяином Белого дома) должен будет сконцентрировать основное внимание на вопросах внутренней и экономической политики. Такова давняя традиция, усугубляя нынешними условиями мирового кризиса. В году 2014 состоятся промежуточные выборы в Конгресс США. К тому же именно тогда американские солдаты должны будут окончательно покинуть Афганистан. Чтобы их уход выглядел достойно и не казался бегством от разгневанного афганского народа, американцам желательно в этот момент не затевать крупномасштабные военные акции против иранцев, связанных с афганцами тесными узами кровного и духовного родства.

Таким образом, если не произойдет ничего чрезвычайного, американский удар по Ирану может, с большой вероятностью, оттянуться, как минимум, до 2015 года. Это не значит, что в ближайшие три года иранцы смогут делать все, что захотят. Если, например, поступит достоверная информация, что они запускают финальную стадию процесса обогащения урана – начинают производить и накапливать ядерную начинку для бомб – сокрушительный американский удар последует незамедлительно. То же самое может произойти и в случае какой-нибудь провокации, которую вполне может устроить тот, кто заинтересован в скорейшем воспламенении американо-иранского конфликта (спецслужбы Израиля, экстремистские группировки исламистского толка, etc).

Пока же из Тегерана приходят сигналы, как бы успокаивающие: будто бы Али Хаменеи все еще не дает разрешение изготовлять оружейный уран.

Тегеранские альтернативы

Рахбар Исламской республики Иран Али Хаменеи понимает толк не только в священных книгах, но также в делах государственных и военных. В самый трудный период войны с Ираком он занимал президентский пост, и позднее, став преемником великого Хомейни в статусе духовного лидера, не отходил от участия в текущей конкретике государственного управления, манипулируя светскими правителями – позволяя им играть роли либералов-реформаторов или консерваторов-ортодоксов, по ситуации. Именно он продвинул в президенты Махмуда Ахмадинежада (и поддерживал его, и помогал в трудные моменты).

Политик с таким опытом и кругозором, каким обладает Хаменеи, не может не понимать, что его страна никаким образом не сможет сохранить свои достижения в ядерной технологии, даже на нынешнем уровне. Альтернатива очевидна: или иранцы сами демонтируют свои установки по обогащению урана, или же американцы их уничтожат ракетами и бомбами.

Исходя из жизненных интересов своего народа, рахбар должен санкционировать отказ от ядерных амбиций Тегерана в обмен на некие гарантии ненападения со стороны Вашингтона. При этом придется согласиться на выполнение ряда требований, обидных для иранского национального престижа: на демонтаж линий обогащения урана, вывоз из страны накопленных запасов обогащенного ядерного материала, допуск международных инспекторов на все секретные объекты атомно-промышленного комплекса и т.п.

Для простых иранцев даже такой худой мир, несомненно, лучше войны. Но престижу иранского правящего режима будет нанесен жестокий урон. На кону – нечто большее, чем политическое будущее самого Хаменеи и окружающих его авторитетных факихов.
Древняя иранская государственность, обрушенная и раздавленная арабским завоеванием в VII веке, восстановилась затем – после длительной, растянувшейся на столетия борьбы за национальное выживание – в духовной оболочке шиитского вероучения. Шиитское духовенство стало главным хранителем иранской политической и этнокультурной особости в составе мусульманской уммы, среди могущественных противников – арабоязычных и тюркоязычных государств, исповедовавших ислам суннитского толка. Престолом уже возрожденного Ирана (называвшегося тогда Персией) вплоть до второго десятилетия XX века поочередно владели династии неиранского происхождения (Сефевиды, Ашрафы, Каджары); для массового сознания иранцев это были государи «условно легитимные» – поскольку их признавало высшее шиитское духовенство (объяснявшее народу, что до появления настоящего, законного имама надо повиноваться таким властям, какие есть).

Шахи могли быть свирепыми тиранами, ввергать страну в разорительные войны, терпеть поражения, унижаться перед торжествующими кяфирами (русскими, англичанами). Утративших лицо правителей могли свергать и даже убивать разгневанные подданные или удачливые политические конкуренты. Но Иран оставался тем, чем он был всегда, выдерживая все исторические передряги. Ибо сохранялся непреклонный авторитет духовной власти (остававшейся в тени власти светской) – и оставались прочными незримые нити духовного единства, скреплявшие иранский социум.

В 1925 году шах-ин-шахом (царем царей) стал, наконец, коренной иранец Реза, принявший фамилию Пехлеви (одно из исторических названий иранского этноса, в древнегреческой транскрипции – «Парфянин»). Но ни он, ни его сын Мухаммед Реза (царствовавший до 1979 г.) не смогли стать настоящими лидерами национального сознания.

Когда последний из них, будучи верным союзником-вассалом Америки, попытался осуществить навеянный иностранными советниками проект перестройки Ирана по модели светской конституционной монархии западного типа, шиитское духовенство направило против шаха всю протестную энергетику, накопившуюся в иранском обществе. И после победоносной революции духовные владыки Ирана приняли на себя всю полноту власти и всю полноту ответственности за страну, ставшую исламской республикой.

В условиях нынешнего режима капитуляция перед кяфирами – Америкой и Израилем – не станет краткосрочным позорным эпизодом, типа тех, который Иран нередко переживал в прошлом, при шахах. Позор правителей может сейчас обрушить незримую крепость, в которой многие века удерживался дух особого иранского великодержавия, воплощенный в служителях шиитского вероучения.

Тогда поднимут голос противники теократии, ныне вынужденные смирено помалкивать (таковых немало, особенно – в образованных кругах иранского общества). Они начнут требовать различных свобод, реформ, установления светского демократического режима и удаления от рычагов власти духовных иерархов – бессмысленно растративших громадные средства на провальный ядерный проект, когда в экономике и социальной сфере Ирана накопилась масса нерешенных проблем. И значительная часть народа такие требования может поддержать.

Ко всему прочему, в следующем году завершается второй (и последний) срок пребывания у власти нынешнего иранского президента. Найдет ли Хаменеи подходящего кандидата на смену Ахмадинежаду – столь же лояльного по отношению к духовенству, популярного в народе, энергичного и харизматичного?

Президентские выборы сами по себе создают массу поводов для протестных выступлений. В связи с особыми внешнеполитическим обстоятельствами, протестная волна в 2013 году может обрети особый размах. И, конечно же, ситуацией постарается воспользоваться американский Democracy promotion complex, который постарается запустить щупальцы своего влияния в иранское политическое пространство. Одновременно могут активизироваться разного рода экстремисты: леваки из группировки «Моджахеддин-э-хальк», суннитские террористы, близкие к Аль-Каиде, сепаратисты из Белуджистана, Хузестана, Иранского Курдистана… И так далее, и так далее – вплоть до вхождения страны в очередной период политического хаоса, с непредсказуемым исходом.

Но, может быть, вождь иранского народа Али Хаменеи предпочтет не сдаваться, а бороться за честь и достоинство Ирана, за его суверенное право самостоятельно разрабатывать ядерные технологии мирного назначения?

Допустим, Иран наотрез откажется демонтировать свои мощности по обогащению урана. И, через какое-то время, американцы, вкупе с израильтянами, разобьют такие производства бомбежками, превратят в щебень и металлолом. Тегеранские правители тогда с полным основанием заявят, что Америка и Израиль разрушают мирные промышленные объекты, убивают ни в чем не повинных людей. Пригласят иностранных свидетелей, пропустят по мировым СМИ картинки ужасных разрушений и людских страданий. Общественное мнение в разных странах взорвется возмущением против агрессоров. А иранский народ, охваченный горем и гневом, еще теснее сплотится вокруг своих духовных предводителей.

Если американские военные, разрушив ударами с воздуха иранские ядерные объекты, на этом остановятся (как бы выполнив свою основную задачу и не имея формальных причин продолжать войну далее), премудрые правители Тегерана смогут превратить свое военное поражение в политическую победу.

Такое уже бывало в новейшей истории Большого Ближнего Востока. В частности, в 1956 году, когда Египет подвергся нападению Израиля Англии и Франции. Египетская армия была разбита в прах, но насеровский режим устоял, и, после ухода войск агрессоров из Египта, шумно отпраздновал победу. Несмотря на сделанные израильтянам уступки в сфере безопасности, президент Гамаль Абдель Насер стал героем и общепризнанным лидером всего арабского мира.

Не сломленный агрессорами, Иран обретет симпатии и широкую поддержку в сообществе мусульманских народов. В соседнем Ираке вполне может произойти настоящая исламская революция – там радикальные шиитские группировки (такие, как «Армия Махди» Муктады Ас-Садра), ждут подходящего момента, чтобы поднять правоверные массы на борьбу с американскими гяурами и их местными ставленниками. Всколыхнутся угнетенное шииты в княжествах Персидского залива, и в самой Саудовской Аравии. Активизируется и суннитское большинство исламской уммы: ведь сунниты и шииты – братья, все они духовные дети пророка Мухаммеда.

Но если вдруг американцы не ограничатся одними лишь бомбардировками Ирана, и начнут крупномасштабные наступательные операции на суше?

Вооруженные силы США не имеют себе равных в мире по технической оснащенности, воздушной и огневой мощи. Они закалены во многих военных конфликтах, в которых почти всегда побеждали. Сможет ли противостоять такой силе Иран?

Имеется опыт Вьетнама – маленькой, бедной страны, одолевшей американского гиганта. Непреклонная воля к борьбе, сплотившая вьетнамцев вокруг коммунистических лидеров сопротивления, сломала дух американской оккупационной армии в жестоких боях на суше, бесчеловечные действия американской авиации вызвали возмущение во всем мире, и в самих США. И вашингтонская администрация, возглавлявшаяся тогда отнюдь не «голубем» – президентом-республиканцем Никсоном., вынуждена была подписать мирные соглашения, отдавшие Вьетнам самим вьетнамцам.

Проявят ли вооруженные силы и народ Ирана стойкость, сопоставимую с вьетнамской, когда американские броневые колонны двинутся на Тегеран? Может ли рассчитывать иранская теократия на единодушную поддержку народа, когда этот народ испытает все бедствия, связанные с войной, и когда под бомбежками станет разваливаться государственный аппарат, вместе с корпусом стражей исламской революции и прочими репрессивными органами, поддерживающими власть благочестивых факихов?
И еще один вопрос (не последний по значимости): может ли Иран в войне с Америкой рассчитывать на действенную помощь извне – подобную той, которую получал социалистический Вьетнам от Советского Союза и Китайской народной республики?

Перспективы российского участия в ирано-американском конфликте

В отличие от вьетнамо-советских отношений полувековой давности, нынешние отношения Ирана и России в цвета идеологической близости не окрашены, и братскими их никто не называет.

Подход Москвы к иранской проблематике должен быть сугубо прагматичным, исходящим из национальных интересов Российской Федерации. Но сначала необходимо четко понимать, в чем заключаются соответствующие интересы и распределить их по степени значимости (чтобы, грубо говоря, не терять миллионы, гоняясь за копейкой – как это иногда случалось ранее, в практике постсоветской внешней политики РФ).

Большая ирано-американская война может нанести огромный вред России, ее союзникам и партнерам в Азии. Поэтому не следует пренебрегать ни одной возможностью предотвратить такую войну методами дипломатии. Или, по крайней мере, оттянуть ее начало, хотя бы на несколько лет – такая отсрочка бы весьма полезна для укрепления южных рубежей России и повышения боевой готовности российских вооруженных сил (пребывающих ныне в опасном состоянии недореформирования, недофинансирования и недовооружения современной техникой).

В то же время, наш МИД не должен в переговорном процессе ложиться грудью на амбразуру ради безопасности Ирана (как это сделала советская дипломатия в 1961-1962 гг., защищая революционную Кубу). Превращение Исламской республики Иран в ядерную державу было бы весьма опасно для России и ее союзников. Ведь в самой концепции иранского теократического режима заложены устремления к экспансии, не ограничивающейся пределами шиитской уммы, но распространяющейся на все пространство традиционного обитания мусульман – включая значительные территории бывшего СССР и нынешней РФ.

Идеальный вариант – добровольное свертывание Ираном его ядерных программ, в ходе которого Россия может исполнить функции посредника и гаранта. Если вслед затем иранское общество потребует перемен, возникнет веер возможностей, которыми, в принципе, смогут воспользоваться не одни только западные democracy promoters. Дружеская помощь Москвы поможет иранцам сохранить реальную независимость и территориальную целостность своей страны, вне зависимости от того, сохранится ли в ней теократический режим, или его заменит некая форма светской демократии.

При реализации более вероятного (как это представляется на данный момент), военного сценария денуклеаризации Ирана, Москва также не должна оставаться в стороне. Когда начнутся американские бомбежки, российская дипломатия, по сложившейся традиции, будет требовать скорейшего прекращения боевых действий. К этим требованиям присоединятся Китай и некоторые другие влиятельные страны. Однако одними дипломатическими демаршами трудно будет остановить американскую военную машину. Российскому руководству придется импровизировать, применяя различные методы воздействия на участников конфликта – в зависимости от конкретной ситуации.

Ход боевой кампании на территории Ирана (если американская армия туда вторгнется) заранее предсказать невозможно. Ибо никто не в состоянии измерить истинную прочность нынешней иранской государственной системы и крепость боевого духа иранцев.

Если они проявят стойкость в боях, война приобретет длительный, затяжной характер. Ибо мобилизационный потенциал Ирака измеряется миллионами бойцов, прошедших стандартное военное обучение и надлежащую идеологическую обработку.

Однако история всех войн, которые вел Иран в последние два столетия, указывает, что весьма вероятен иной сценарий – типа сыгранного в 2003 году в Ираке. Когда американские ракетно-бомбовые удары уничтожат иранские средства ПВО, авиацию и флот, сухопутная армия рахбара Хаменеи вряд ли сохранит боеспособность. И общенародного сопротивления агрессоры не встретят (по крайней мере, на первых порах) – у иранцев, за исключением некоторых горных и степных племен, нет навыков партизанской борьбы и нет склонности к спонтанной деятельности такого рода. Поэтому, активно сражаться с армией агрессоров станут лишь разрозненные группы фанатичных патриотов. А широкие народные массы будут пассивно воспринимать происходящее, с фатализмом, свойственным иранской ментальности (на все – воля Аллаха, он наказывает мусульман руками кяфиров, он же этих кяфиров и выгонит прочь, когда сочтет нужным).

Полный разгром Ирана, оккупация всей его территории войсками США и их союзников, и создание там марионеточного проамериканского правительства – вариант совершенно неприемлемый для России. Ибо в таком случае весь Большой Ближний Восток окажется под военно-политическим контролем США, и следующим объектом небескорыстного внимания для творцов «прекрасного нового мира» станет пространство бывшего СССР. А территория Иран будет отменным плацдармом для агрессивных продвигателей демократии, а также для террористов всех мастей, нацеленных на Россию и на ее союзников.

Кремлевские стратеги не могут этого не понимать. И, судя по всему, имеют некоторые наработки для любого развития событий вокруг Ирана.

Об одной такой наработке слегка проговорился (намеренно или случайно) Владимир Путин, в одном из своих выступлений перед СМИ нынешней весной. Он заявил, что Россия серьезно озабочена судьбой иранских азербайджанцев (которые могут пострадать в случае войны). Ведь это народ, исторически связанный с народом Республики Азербайджан и, следовательно, с Российской Федерацией (ощущающей некоторую ответственность за все, что происходит в бывшем СССР).

За гуманитарным посылом нашего национального лидера просматривается конкретный план действий на случай краха нынешнего иранского режима и захвата американцами иранской столицы. Радея о судьбе «азербайджанских братьев», Россия может взять их под защиту, направив войска, которые займут древнюю азербайджано-иранскую столицу Тавриз и прилегающие к ней территории на севере Ирана (сравнительно небольшие по площади), выйдут к границам Армении и войдут в соприкосновение с исторической областью расселения курдов (в Иране и Ираке).

Заняв такие позиции, Москва сможет влиять на послевоенное переустройство Ирана не в меньшей степени, чем Вашингтон, даже если американцы оккупируют большую часть иранской территории, включая Тегеран, и все иранские нефтепромыслы. Да и в соседних с Ираном странах российское влияние резко усилится. В частности, установление прямых связей русских с курдами (еще помнящими былое советское покровительство их национально-освободительному движению) станет мощным рычагом воздействия на Багдад и Анкару.

В то же время, российские войска, присутствующие (хотя бы на временной основе) в Северном Иране, стабилизирует ситуацию на всем Южном Кавказе и обеспечат там преобладающее российское влияние. Разыгрывая карту покровительства иранским азербайджанцам (например, добившись для них автономии в будущем демократическом Иране), Москва может, помимо прочего, продвинуть процесс примирения Армении и Азербайджана к реальным результатам, получив при этом права гаранта соответствующих соглашений и комфортные условия для функционирования российских военных объектов в данном регионе.

Сирийский пролог

Диктаторский режим Башара Асада удерживает власть над Сирией при поддержке теократического Ирана, коммунистического Китая и демократической России.

Скоординированные усилия этой ситуативной коалиции проявляются пока в сфере дипломатии. Кроме того, Россия подкрепила свою солидарность с официальным Дамаском маневрами флота у сирийских берегов. Самолеты, взлетавшие с авианосца «Адмирал Кузнецов», имитировали боевое применение корабельной авиации против надводных и наземных целей, но, конечно же, не наносили удары по реальным врагам Башара Асада.

Помнится, в 1999 году, во время натовских ударов по Сербии, тогдашние руководители РФ двинули в Средиземное море боевой разведывательный корабль, а под конец конфликта захватили аэродром в Приштине силой роты десантников. Американцы ту давешнюю игру хиловатыми российскими мускулами проигнорировали, равно, как и совместные российско-китайские протесты против бомбежек, нарушавших Устав ООН.

Однако, тепереча – не то, что давеча (выражаясь языком хорошего советского поэта Александра Твардовского). Мировые СМИ (в том числе и российские либеральные) дружно осудили и высмеяли Кремль – за его «негуманную и недальновидную политику по отношению к сирийскому народу, страдающему от тирании». Но агрессивная активность западных и арабских стран из группы т.н. «друзей Сирии» резко пошла на убыль. Администрация Барака Обамы не дала разрешения ни на «защиту гражданского населения» посредством вторжения в Сирию регулярных войск арабских и турецких соседей, ни на открытые поставки оружия сирийским мятежникам.

Далекий уже 1999 год отделяется от нашего времени множеством событий, среди которых яркой рубежной чертой проступает краткосрочная российско-грузинская война 2008 года. Побив тогда кучку холопов и платных агентов Америки, Россия опустила ее сверхнадутый престиж с заоблачных высот до реального уровня самой крупной, но не единственной великой державы современного мира.

Надо отдать должное благоразумным «голубям», вошедшим во власть вместе с Обамой: они осмыслили грузинский провал американской внешней политики и постарались найти общий язык с обитателями Кремля, переданного Владимиром Путиным в доверительное управление Дмитрию Медведеву.

С этого началась «перезагрузка» российско-американских отношений, в контексте которой был, среди прочего, достигнут некий компромисс по разграничению сфер влияния двух держав, оформленный устными договоренностями президентов Медведева и Обамы (закрепить их документально не представлялось возможным по соображениям политкорректности).
Соответственно этим договоренностям администрация Обамы как бы признала особые российские интересы на большей части постсоветского пространства, а Кремль, в свою очередь, негласно признал Большой Ближний Восток сферой преимущественного влияния США.

Однако после известных событий в Ливии лимит российской уступчивости в ближневосточных делах можно считать исчерпанным.
В настоящее время Россия не в силах спасти Башира Асада, если западно-восточные «друзья Сирии» начнут его валить грубой силой (как свалили Каддафи), не считаясь с нормами международного права. Предпринимаемые для защиты Дамаска маневры (на суше, на море и в Совете Безопасности) можно было бы признать чистым блефом, наподобие хрущевского хлопанья башмаком в ООН. Однако в США к этому блефу отнеслись серьезно.

Появление единственного российского авианосца в Восточном Средиземноморье американцев, конечно, не испугало. Но возможность формирования прочного военно-политического блока России и Китая, с возможным включением в его состав Ирана, вашингтонских стратегов не может не тревожить.

Если Москва и Пекин составят единый антиамериканский фронт, да еще возьмут под свое покровительство нынешний тегеранский режим (с его ядерными амбициями и сумасбродными претензиями на гегемонию в исламском мире), у Соединенных Штатов появится грозный соперник. Соперник, столь же могущественный, как Советский Союз в его лучшие времена.
А в более отдаленной перспективе – при вполне вероятных обстоятельствах – к блоку России, Китая, Ирана могут примкнуть также Индия и Пакистан. Тем самым образуется мощнейший европейско-азиатский проект, способный лишить будущего любые конструкции американоцентричного миропорядка.

Дабы не подтолкнуть Москву и Пекин к слишком тесному геополитическому сближению, администрация Обамы в сирийском конфликте старается действовать аккуратно, в формате норм международного права, не задирая российское национальное самолюбие (как это нередко случалось в недавнем прошлом). Примерно такую же линию Вашингтон проводит (до поры, до времени) и в отношении ядерной программы Ирана. Американцы, не без оснований, полают, что Москва – если ее не доводить до крайности – не стает рвать комфортные для российской элиты и ставшие привычными для российского общества партнерские отношения с западным (американо-европейским) социумом.

В потенциально возможном стратегическом треугольнике Пекин-Москва-Иран самое комфортное положение достанется китайцам, а русским, как обычно, придется выдерживать основное напряжение в противоборстве с Америкой. Поэтому такая конструкция для России приемлема лишь в крайней ситуации (если, например, отношения с США резко обострятся).
Однако воспользоваться соответствующими американскими опасениями – дело святое. При этом Москва, на опыте участия в попытках развязывании сирийского конфликтного узла, может и должна выработать эффективную стратегию в большой геополитической игре, масштабы которой сейчас трудно оценить даже приблизительно.

*****

Нынешняя сирийская эпопея – пролог грядущей драмы (и, возможно, трагедии), по итогам которой определятся судьбы Ирана, Большого Ближнего Востока в целом, и, в конечном итоге, прояснится расклад будущего для всей нашей планеты. Окажется ли человечество под железной пятой глобальной империи Pax Americana, под тотальным господством финансовой сверхолигархии в проекте Pax Cosmopolitana? А может быть, появится шанс на реализацию идеи гармоничного сообщества независимых народов, чьи права на свободное, безопасное развитие будут обеспечивать многоцентровая модель мироустройства, где одним из ведущих центров доброй силы и разумного политического влияния станет Россия?


Александр Головков,  "Родон"