«Ничего не может быть позорнее для человека, чем браться не за свое дело», — заметил когда-то Джеймс Уатт, знаменитый английский изобретатель. Изречение это вспомнилось мне недавно, и вот по какому поводу.

Общество «Просвіта» устроило мероприятие, посвященное памяти Ивана Огиенко, украинского политического деятеля, которого ныне превозносят как «великого украинца», «выдающегося ученого», «борца за духовное возрождение Украины» и т. п. Устроило вообще-то поздновато — юбилей (130 лет со дня рождения) Огиенко прошел в январе. Но дело не в этом.

В мероприятии принял участие руководитель «Просвіти», народный депутат от БЮТ Павло Мовчан. В интервью Украинскому радио он пожаловался, что чествование памяти Огиенко не удалось вывести на общегосударственный уровень — в Верховной Раде не хватило несколько голосов, чтобы принять соответствующее постановление, проект которого был подготовлен Павлом Михайловичем. А все потому, пояснил он, что некоторые парламентарии заявили, будто Иван Огиенко в 1941 г. в Житомире встречал немецко-фашистские войска хлебом-солью.

«Это ложь абсолютная! — негодовал главный просвитянин. — Ибо он в то время уже возглавлял кафедру в Канаде». «Неужели в Верховной Раде не знают таких нюансов?» — удивилась радиожурналистка. «Не знают у нас наших подвижников», — с горечью подтвердил народный депутат.

Между тем факт: в Канаду Огиенко перебрался уже после войны. А до того пребывал на территории, оккупированной гитлеровской Германией.

Иными словами, г-н Мовчан распространяет недостоверную информацию.

Ни в коей мере не хочу уличать его во лжи. По всей видимости, руководитель общества, ставящего своей целью (судя по названию) просвещение народа, просто не имеет необходимого для такой миссии уровня образованности. А значит, занимается не своим делом.

Это предположение подтверждается еще одним «ляпом», допущенным Павлом Михайловичем в том же коротеньком интервью. Он сообщил, что Огиенко «в 1920-х годах» основал университет в Каменце-Подольском. Однако в 1920-х годах Каменец-Подольский находился на территории Украинской ССР.

Уже по этой причине пребывавший в эмиграции бывший петлюровский министр Огиенко не мог там ничего основывать. Отсюда вывод: либо руководитель «просветительного» общества недостаточно хорошо знает, какие территории по окончании «визвольних змагань 1917—1921 рр.» отошли к Польше, либо он не ведает деталей биографии своего кумира, которого стремится сделать кумиром всеукраинским. В любом случае напомнить некоторые подробности жизни Ивана Ивановича Огиенко будет нелишним.

Начнем с того, что в юные годы ничто не предвещало, что Огиенко станет «национально сознательным» деятелем. Он писал стихи на русском языке, дружил с Ефимом Придворовым (известным потом как Демьян Бедный) и не помышлял о политике. К украинскому движению Иван примкнул во время учебы в Киевском университете, в 1906 г., под влиянием своего научного руководителя профессора Владимира Перетца. Можно предположить, что такой выбор определялся не убеждениями, а желанием угодить человеку, от которого в немалой степени зависела дальнейшая карьера. Перетц же пристроил своего подопечного в редакцию «Записок» Украинского научного общества, возглавляемого Михаилом Грушевским.

Правда, трудился там Огиенко недолго. Впоследствии он напишет в мемуарах, что уволился из редакции, разойдясь с Грушевским «во взглядах на методы работы». На самом деле причиной являлось множество ошибок, допускаемых молодым сотрудником (на сей счет сохранилось адресованное Грушевскому письмо Перетца с признанием, что Огиенко выпускал «безграмотные книги»).

Не заладилось и сотрудничество с украиноязычной прессой, куда сунулся Иван Иванович. Позднее, когда в петлюровской Украине он получит министерский пост, бывший издатель украинских газет Евгений Чикаленко запишет в дневнике: «Знаю его по сотрудничеству в «Раде», человек тупой, дьявольски самолюбивый»

Наверное, уместно будет привести и характеристику, данную Огиенко другим крупным деятелем — Василием Зеньковским: «Малоодаренный, но с большими претензиями, озлобленный и мстительный».

Может быть, и личные конфликты, но, скорее всего, общая ситуация в стране способствовала отходу Ивана Ивановича от украинского движения. В ряды приверженцев украинства он вступил в период Первой русской революции. Тогда казалось, что Российская империя вот-вот рухнет и всякого рода «борцы за свободу Украины» рисовали перед собой радужные перспективы новой жизни. Однако империя устояла (ненадолго, но кто ж мог это предугадать?). Выгод от дальнейшего участия в «борьбе за свободу» не предвиделось, и Огиенко оставляет это занятие.

Он увлекается другой деятельностью — научно-коммерческой. Иван Иванович сочиняет учебники по русскому языку и шлет их в министерство народного просвещения, пытаясь добиться одобрения и утверждения своих трудов, продвижения их в школы. Успех принес бы ему немалый гонорар. Однакоответы из министерства каждый раз приходили неутешительные: «Рассмотренное издание признать для учебных заведений непригодным»

О своем украинстве Огиенко вспомнил лишь после Февральской революции. Он вновь возвращается к политической деятельности. Еще вчера составлявший учебники по русскому языку, теперь Иван Иванович требует изгнать этот язык из системы образования, выступает с публичными лекциями о необходимости украинизации и, конечно же, мечтает о высоких должностях.

Вот только почти все подобные должности были уже разобраны (желающих хватало). Незанятой оставалась лишь церковная ниша. Но Ивана Ивановича это не смутило: религия так религия! Он составляет проект создания самостоятельной украинской церкви. Будет ли такая церковь православной, униатской или какой-то еще, являлось для автора делом второстепенным. Главное, что было предусмотрено — это назначение самого Огиенко генеральным секретарем (министром) вероисповеданий.

В конце 1917 г. проект был передан председателю Центральной Рады Михаилу Грушевскому. Но тот отмахнулся: «Обойдемся без попов!», чем очень обидел Ивана Ивановича и разочаровал в Центральной Раде.

Новую попытку пробиться наверх Огиенко предпринял уже при гетмане Скоропадском. Теперь он пошел по другой стезе. Хотя министерство вероисповеданий в Украине и создали, но во главе поставили не Ивана Ивановича. Следовательно, смысла в том, чтобы заниматься церковными делами дальше, он не усматривал. Замаячила другая карьерная перспектива.

Гетман озаботился созданием украинских университетов (в противовес уже существовавшим). Первый из них собирались открыть в Киеве. Но, опять же, руководящие посты там были распределены заранее, а потому Огиенко он не интересовал. Зато привлекла возможность стать ректором в Каменце-Подольском. Министр народного просвещения Николай Василенко сомневался в целесообразности создания университета в столь глухой провинции, однако Огиенко настоял на своем. В 1918 г. (а не в 1920-х!) Каменец-Подольский университет был открыт. А еще в том же 1918-м Иван Иванович выпустил книгу «Украинская культура. Краткая история культурной жизни украинского народа».

Много лет спустя, после 1991 г., эту книгу у нас станут переиздавать массовыми тиражами, всячески расхваливая автора. Первое же ее издание имело скандальный резонанс.

Выдающийся литературовед Владимир Науменко посвятил сему произведению специальную брошюру «Как не надо писать историю украинской культуры». «Г-н Огиенко, — отмечал он, — о какой бы странице украинской культурной жизни не заговорил, не столько внимания обращает на то, чтобы осветить ярким светом эту страницу, показав факты и разъяснив их, сколько сразу же начинает в сильных выражениях уверять, что в таком-то деле или в другом украинцы превосходят всех». Науменко считал, что книга относится не к научной, а к рекламной литературе, и указывал на множество фактических ошибок, подчеркивал явную тенденциозность автора с уклоном в русофобию.

Аналогичной точки зрения придерживался видный историк Дмитрий Дорошенко. «От книги, которая носит название истории украинской культуры, — писал он, — мы должны были ожидать действительно истории развития культурной украинской жизни с указанием смены форм такой культуры, разных посторонних на нее влияний, а также характерных черт современной культуры украинского народа, как суммы и итога всего предыдущего ее развития. Но этого книга г. Огиенко как раз и не дает».

В свою очередь крупный украинский книговед Юрий Иванов-Меженко предложил автору переименовать свое сочинение, озаглавив его, например, «Несколько бездоказательных слов по поводу возможностей украинской культуры» или «Кратенькое обозрение фамилий с патетическими дополнениями. Агитационный курс для преподавания в младших классах средней школы».

А вот Симона Петлюру книга Огиенко привела в неуемный восторг. Недоучившийся семинарист, разумеется, не заметил там ошибок и благоглупостей. Дорвавшись до власти, Петлюра пригласил Ивана Ивановича к себе в правительство.

Это был пик карьеры Огиенко. Радость от стремительного взлета омрачалась лишь тем, что реальной власти петлюровские министры не имели. Полномочия этого «правительства», как правило, не распространялись за пределы вагона, в котором оно кочевало по Украине.

Последняя политическая должность Ивана Ивановича звучала солидно: главноуполномоченный правительства Украинской народной республики в Каменце-Подольском. На практике же Огиенко был ничего не значащим чиновником при оккупировавших город поляках. Он всячески угодничал перед захватчиками, нисколько не мешая им унижать Украину и украинцев.

«О, они такой мне обед устроили — с такой помпой как для украинского министра», — хвастался Иван Иванович адъютанту Петлюры сотнику Александру Доценко. На фоне многочисленных фактов издевательства оккупантов над местным населением такая похвальба выглядела просто позорной. «Для меня, — вспоминал Доценко, — сразу после этого стало ясно, что этот человек был доволен своим положением из-за одного слова «министр». Несчастье да и только!»

Ну а потом была эмиграция в Польшу. Сотрудничество с режимом Юзефа Пилсудского. Издание на средства польского правительства своих филологических работ. Справедливости ради следует признать, что некоторые труды Огиенко действительно представляют определенный интерес.

Проанализировав письменные памятники Средневековья, он обнаружил, что многие слова украинцы раньше писали... не по-украински. Например, там встречаются «вечер», «работа», «он», «сельский», «ходил», «два воза», «три сына», «по словам», «по домам» и т.д. (перечень слов довольно большой), а не «вечір», «робота», «він», «сільський», «ходив», «два вози», «три сини», «по словах», «по домах» и др.

Подобные факты, да еще и найденные в средневековой письменности (то есть до пресловутой «русификации Украины»), вопреки желанию автора наглядно опровергали им же распространяемые мифы о древности украинского языка и чуждости украинцам языка русского.

Все это, конечно, не мешало Ивану Огиенко оставаться ярым сторонником украинизации и резко критиковать за употребление «русизмов» украинских писателей (в том числе таких русофобов, как Богдан Лепкий и Евген Маланюк)...

С началом Второй мировой войны Огиенко пошел в услужение новым хозяевам, захватившим Польшу. В 1940 г. он взялся за реализацию давней мечты — создание украинской церкви, которая, по его задумке, должна была «превратить неустойчивую украинскую массу в сознательную нацию». Иван Иванович принял монашество (под именем Илларион). У иерархов неканонической Польской автокефальной православной церкви он выпросил себе сан «епископа», затем «архиепископа», «митрополита»...

Вряд ли он в 1941 г. встречал фашистов в Житомире хлебом-солью. Для этого понадобилось бы оказаться там раньше немецких войск, а Огиенко мог отправиться в Украину только в их обозе. Но нападение на СССР он поддержал, слал приветственные телеграммы Гитлеру, сотрудничал с оккупантами. А в конце войны сбежал в Швейцарию, откуда уехал в Канаду.

За океаном Иван Иванович (Илларион) продолжил «церковную» деятельность, возглавив митрополичью кафедру так называемой Украинской греко-православной церкви. Любопытно, что находясь в Европе, он демонстрировал свои симпатии униатской (греко-католической) церкви, а в Канаде обрушился на нее с резкими нападками.

Все было банально до неприличия. Раньше Огиенко получал финансовую поддержку от униатов (в частности, от митрополита Андрея Шептицкого). Оказавшись же на новом месте «службы», был вынужден конкурировать с униатскими «пастырями» за души (точнее — за кошельки) диаспоры.

Примечательно, что споры с оппонентами он вел вокруг не церковных, а политических вопросов— под флагом какой «церкви» лучше бороться против Москвы.

Таким вот «подвижником» был Иван Иванович. Стоит ли его сегодня возвеличивать? Мне кажется — нет. Но у Павла Мовчана может быть другое мнение.

2000, Александр КАРЕВИН