С течением времени в России весьма вероятна политическая реабилитация Ленина. Где-то к 2050 году он вполне может стать главным национальным героем

Марксизм-ленинизм умер, и ничто его не воскресит. Однако при этом не умерли ни марксизм, ни ленинизм. Более того, и сам Ленин находится на пути к исторической реабилитации, по крайней мере в России. Но, увы, сегодня повсеместно чувствуется неспособность уловить аналитические различия между этими концепциями, что мешает ясности политических рассуждений как в России, так и в остальном мире.

Марксизм-ленинизм изобрела в 1923 году советская партийная верхушка. Эта догма была навязана коммунистическим партиям остального мира наподобие смирительной рубашки. Шаг вправо или влево — и из Москвы их клеймили как ревизионистов и отступников. То, что стало называться марксизмом-ленинизмом, стало бесконечно повторяемым и зазубриваемым катехизисом, хотя частности и целые разделы при этом могли меняться в соответствии с изменениями геополитической тактики советского руководства. Это учение казалось монолитным, хотя на самом деле постоянно лепилось и перелепливалось — однако право перелепливать принадлежало исключительно московскому Центру. Марксизм-ленинизм никогда не имел постоянной и логически связной формулировки. Придерживаться устаревшей и отмененной версии марксизма-ленинизма считалось ересью не меньшей, чем серьезное логическое обсуждение новейшей официальной версии.

Марксизм-ленинизм оставался действенным учением, покуда был жив Сталин. Вождь проводил идеологическую линию с помощью периодических партчисток и репрессий внутри СССР и жесткой опеки над единомышленниками и союзниками за его пределами. После смерти Сталина немедленно встал главный политический вопрос: кто сможет взять на себя управление сталинской системой надзора и контроля? Как оказалось, не смог никто.

Хрущевское выступление на закрытой сессии ХХ партсъезда в 1956 году представляло собой восстание советской номенклатуры против сталинской системы террористического надзора. Однако Хрущеву, вопреки его очевидным намерениям, так и не удалось сформулировать какую-то другую действенную версию марксизма-ленинизма, которая обеспечивала бы стабильное поддержание режима. Вместо этого Хрущев своим выступлением просто обрушил легитимность учения. После таких разоблачений оно уже не подлежало восстановлению, и теперь это в открытую признавали многие люди как внутри, так и за пределами коммунистического движения. К тому времени, когда власть в СССР принял Горбачев, уже практически никто и нигде в мире не придерживался марксизма-ленинизма в сколько-нибудь глубоком доктринальном смысле.

Но отмирание марксизма-ленинизма, произошедшее где-то между Хрущевым и Горбачевым, вовсе не привело к исчезновению ни марксизма, ни ленинизма по отдельности. Скорее напротив, обе идейно-политические конструкции получили новый импульс.

Сбросив оковы

Отмирание марксизма-ленинизма высвободило из догматических рамок марксизм как аналитический подход и источник вдохновения для различных левых политических течений по всему миру. Прежде всего, вновь обрели смысл дебаты об идеях самого Маркса. Написанное Марксом стали внимательно перечитывать — а не зубрить по конспектам и цитатникам, одобренным марксистско-ленинской цензурой. Притом Маркса заново открывали для себя не только левые политические мыслители и активисты.

Мировые экономические потрясения недавних десятилетий, особенно последних нескольких лет, побудили некоторых консервативных публицистов перечитать Маркса и обнаружить там кое-что неожиданно полезное и даже несомненно убедительное. В 1999 году «Би-би-си» по результатам интернет-опроса своей британской аудитории поместила Карла Маркса в верхних строках списка самых влиятельных мыслителей минувшего тысячелетия.

Но куда любопытнее и показательнее возрождения интереса к идеям Маркса стало сохранение ленинизма как политической доктрины. Как такое вообще оказалось возможным, если марксизм-ленинизм явно был мертв? Чтобы разгадать эту головоломку, надо четко определить, что представляет собой ленинизм.

 

Карл Маркс, как многим известно, под конец своей жизни громко заявлял, что он вовсе не марксист. Точно так же и Владимир Ильич Ленин имел немало оснований к концу жизни сказать, что он никогда не был верным ленинцем. Ленинизм на деле не является простой суммой ленинских идей, изложенных в многочисленных работах. И это касается не только его, основателя коммунистической партии и государства, вошедшего в историю под названием СССР.

Ленинизм — это стратегия захвата, укрепления и удержания власти в отдельно взятой стране. В таком толковании ленинизм на деле обнаруживается во многих странах под самыми разными названиями, а иногда и без всякого названия.

Шесть черт ленинизма

Ленинизм представляется мне сложносоставной стратегией, характеризующейся как минимум шестью непременными чертами.

Первая. Практическая деятельность партии/движения, убежденных в необходимости прихода к государственной власти, и затем, оказавшись во власти, убежденных в необходимости там оставаться. Без государственной власти, полагает такая партия/движение, ей ничего не удастся добиться. Ленинизм, таким образом, отвергает любые и всяческие варианты анархизма (который тоже, надо сказать, повсеместно возродился после смерти марксизма-ленинизма).

Вторая. Как только партия/движение приходят к власти, их первейшей задачей становится резкое усиление государственного аппарата. Для этого госаппарат изолируется с двух сторон. Отсекаются от воздействия на власть группы с противоположными интересами, инакомыслящие и сторонники каких бы то ни было центробежных тенденций на местах, и не менее решительно пресекается доступ внешним силам, желающим и способным воздействовать на политический курс страны. Это можно назвать усилением суверенитета не в теории, а на практике.

Третья. Партия/движение имеют строго иерархическое строение с четкой командной структурой и безусловным подчинением. Тем самым пресекаются или выводятся в неофициальную сферу горизонтальные связи местного и среднего уровней, даже между местными органами самой партии. Это важнейшая черта ленинизма, из-за которой многие аналитики осуждают его за подавление демократии или, по меньшей мере, за отсутствие стандартных политических механизмов, ведущих к периодическому чередованию правящих партий в многопартийной избирательной системе.

Четвертая. Главной политической целью является не удержание власти ради самой власти, как обычно утверждают противники и критики. Главная политическая цель — догоняющий рост экономики по мировой шкале измерений. Все прочие цели и проблемы подчиняются первенству экономического догоняющего роста. То есть, конечно, у государства и партии есть и другие заботы вроде развития национальных культур или охраны природы, но они всегда оказываются не главными приоритетами.

Пятая. Идеологически партия/движение считают себя бастионом борьбы против империализма. Это язык, на котором власть говорит с народом, говорит в оборонительно-наступательном ключе. Во взаимоотношениях с остальным миром язык борьбы против империализма используется, только когда в этом видится политическая польза и это не мешает дипломатии. Тем не менее риторика антиимпериализма заложена в саму основу идейно-политической конструкции ленинизма, следовательно, подобная конструкция не годится для стран, находящихся на вершинах мировой геополитической и властной иерархии. Ленинизм есть мобилизующий ответ на ситуацию отсталости и стыда за свою отстающую страну.

Шестая. Практика партии/движения во власти неизменно и последовательно прагматична, а не догматична. Партия/движение быстро реагируют на меняющуюся ситуацию и соответственно изменяют свой курс, если это будет сочтено необходимым для удержания власти. Сам вопрос, признавать или не признавать публично свой прагматизм, решается чисто прагматически в зависимости от текущего момента.

Я бы называл такую партию/движение ленинистскими, только если они обладают всеми шестью признаками. Именно сочетание всех названных характеристик делает ленинизм столь эффективным способом поддержания политического режима.

Бывает, конечно, что после военного переворота новый режим выдает себя за партию/движение каких-нибудь молодых офицеров. Более того, как правило, такой режим начинает создавать — сверху и под себя — партию/движение. Но подобная форма редко способна достигнуть легитимности и авторитета настоящей ленинской партии, пробившийся к власти трудной и долгой борьбой. Хотя, конечно, внутри самих таких партий/движений военные нередко достигают автономного высокого статуса и начинают играть заметную роль в экономической политике.

Ленин жив

Глядя на сегодняшний мир, по-прежнему находишь немало государств, где властвующие группы играют по этим правилам и демонстрируют наличие всех шести характеристик ленинизма. Большинство из них не называют себя ленинистами. Конечно, и нас ничто не заставляет называть данную формулу государственной власти ленинистской.

Что касается самого Советского Союза, нельзя с уверенностью сказать, во что бы превратился его правящий режим, если бы Ленин прожил лет на десять дольше. Здесь следует лишь подчеркнуть, что ленинизм, каким я его здесь описываю, очевидно, не имел прямого и необходимого отношения ни к марксизму, ни к идеям самого Маркса.

Когда исчез Советский Союз, а с ним и КПСС, новый режим Российской Федерации столкнулся с проблемой Ленина как человека, политического символа и олицетворения исторической памяти. Похоже, легкого решения найти так и не удалось.

 

С одной стороны, марксизм-ленинизм в основном своем качестве идеологического катехизиса не просто испустил дух, а настолько осточертел громадному большинству населения России, что народ был откровенно рад от него избавиться. Использование обеих частей термина — и марксизма, и ленинизма — сделалось почти неприличным, несмотря на сохранение партии, утверждающей, что она все еще коммунистическая. Но, с другой стороны, новый российский режим так и не смог решиться на полное уничтожение любых напоминаний о Ленине. Большинство портретов и памятников убрали, однако многие остались. Мавзолей Ленина все так же стоит на Красной площади. Его постоянно закрывают на какой-нибудь ремонт, но, похоже, мавзолей еще откроется. Подозреваю даже, что мы еще увидим и очередь к мавзолею.

Во время недавней поездки в Москву я был поражен: там и сегодня продается множество ленинских сувениров, от бюстиков и наклеек до футболок с двусмысленными озорными надписями. Мне трудно судить, рассчитано ли все это исключительно на западных туристов: у меня создалось впечатление, что и русская молодежь не прочь пощеголять в чем-то ленинском. Мне еще труднее судить со стороны, каковы в этом доли ностальгии и китча. Одно я знаю точно: существует общий принцип сохранения крупнейших исторических фигур в национальной памяти, какой бы противоречивой ни была та или иная историческая фигура.

Главное тут не оценочные плюс или минус, которые регулярно меняются местами, а именно общий отпечаток в истории. Это едва ли не закон современной миросистемы — знаковые события и фигуры неустранимы из национальной памяти.

Французам потребовалось два столетия, чтобы наконец более или менее договориться о положительном отношении к своей революции 1789 года как части национального наследия. Одним из основных способов достижения консенсуса во французском обществе стало допущение разных, порой противоречащих одна другой интерпретаций того, что происходило во время Французской революции и кем считать Наполеона. В результате различные группы французского общества празднуют, в сущности, разные революции, в зависимости от своих политических предпочтений. Но сегодня только крохотное маргинальное меньшинство осуждает революцию в целом и как таковую, а память о Наполеоне стала общенациональной.

В наши дни Ленин в России является, по меньшей мере, крайне неоднозначной политической фигурой. Убеждения настолько сильны, а мнения так глубоко разделены, что ни о каком национальном единении вокруг Ленина пока говорить не приходится. Однако остается непреложным тот факт, что национальному самосознанию требуются сильные объединяющие личности, историческая память всегда ищет героев. И тут, осмелюсь предположить, у Ленина на родине найдется мало реальных соперников. Так что сегодняшнее общественное мнение едва ли что-то говорит о завтрашней оценке.

Ленин будет жить

Попробуем просчитать, как российские учебники будут представлять Ленина детям лет, скажем, через сорок. Мне думается, что Ленин для России неизбежно окажется центральной фигурой ХХ столетия. Тому я вижу как минимум четыре причины.

Во-первых, национализм. Ленин будет представляться великим национальным деятелем и патриотом, который спас Россию от полного распада, вызванного хронической некомпетентностью старого режима по всем направлениям — военной, социальной, политической некомпетентностью. О Ленине будут говорить, что он удержал единство страны перед лицом иностранных интервентов и местных сепаратистов, что именно он сделал возможным восстановление вооруженной мощи государства.

То, что сам Ленин будет переворачиваться в своем саркофаге от чудовищности подобных националистических восхвалений, не имеет ровным счетом никакого значения. В 2050 году никому дела уже не будет до того, что на самом деле думал Ленин о себе и своей исторической роли. За него к тому времени решат, какова была его историческая роль.

Во-вторых, думаю, что Ленина будут почитать как великого продолжателя реформ графа С. Ю. Витте, которые тому не удалось завершить из-за политических препятствий. Напомню самый ленинский из лозунгов: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны!» К 2050 году внимание будет на той части лозунга, где говорится об электрификации, то есть великой модернизации.

Реформы Витте и Ленина, напишут будущие историки, положили начало российской индустриализации и тем самым послужили отправной точкой как серьезного подъема обороноспособности и науки, так и роста ВВП на душу населения.

Такая оценка задним числом будет вполне в духе Алексиса де Токвиля. Напомню, что проницательный аристократ Токвиль еще в 1850-х годах считал Французскую революцию необходимым и вынужденно драматическим продолжением реформ Кольбера, знаменитого финансового министра короля Людовика XIV. Модернизация, развернутая Кольбером в 1660–1680 годах, вызвала такое сопротивление элит старого режима, что для завершения дела потребовались еще целое столетие и мощная революция, которая смела старорежимные коррупционные порядки. С Россией здесь, конечно, просматриваются прямые аналогии.

В-третьих, мне кажется, Ленина будут считать не только модернизатором и западником (из-за его мечтаний об электрификации и призывов «догнать и перегнать»), но и предтечей пробуждения Азии и всего третьего мира. Бакинскую конференцию Коминтерна 1920 года можно считать моментом ленинского прагматического поворота лицом к народам Востока, или, как сказали бы сегодня, глобального Юга. Вполне допускаю, что в 2050 году народы Востока/Юга, окрыленные своими экономическими успехами, будут не слишком склонны приписывать русскому Ленину особенно большое значение в создании условий для своего исторического рывка. Тем более что России в 2050 году, вероятно, будет уместно настаивать на первенстве Ленина и напоминать Индии и Китаю о былых достижениях в борьбе с колонизаторами и истоках политического вдохновения их собственных национальных героев.

В-четвертых, более тонкие наблюдатели, возможно, также заметят, что Ленин оказался первым деятелем в истории России, который на практике разрешил затяжной спор между западниками и почвенниками (антизападниками), став одновременно и тем и другим. Вечные споры в области культуры именно тем, как правило, и разрешаются. Возможно, будет отмечено и то, что Ленин перенес на мировой уровень свое решение коллизии западничества и антизападничества, незаметно, но эффективно сместив акцент с поддержки безнадежных пролетарских революций в странах Запада на поддержку национальных революций в незападных странах. Только тогда и начинается реальная борьба за национальное возрождение Турции, Китая, Персии, за прогресс в Латинской Америке, за деколонизацию Индии, Вьетнама и Африки.

В школьных учебниках, быть может, всего этого и не напишут, но университетские историки наверняка будут писать книги примерно такого содержания. И когда ученые начнут переоценку национальной и всемирно-исторической роли Ленина, что-то обязательно просочится в массовое сознание. Народ испытает чувство гордости, и это будет иметь политические последствия, потому что, мне кажется, русским и многим из их соседей сейчас очень не хватает этого чувства, а ведь Ленин дает вполне реальный повод.

И наконец, в-пятых, в Ленине увидят решительного и дальновидного политического лидера. Он сел в поезд, взвесив как издержки подобного решения, так и открывающиеся долгосрочные возможности. Он поднялся на броневик и произнес неожиданно решительную речь. Он убедил руководство большевиков в том, что пора поднимать власть, которая «упала и валяется на улицах». Даже нэп свидетельствует о его решительности и дальновидности. Ленин знал, когда надо резко переключить передачи и выводить страну на другой курс. Национальные герои — непременно решительные люди. Ленин порою ошибался, чаще оказывался прав, но нерешительным он не был никогда.

Вот вам мой прогноз. Где-то к 2050 году Ленин вполне может стать основным национальным героем России. Это, заметим, абсолютно ничего не говорит нам о будущем как социальной теории марксизма, так и политической практики ленинизма в 2050 году, будь то в России или где угодно в мире. Ясно, повторяю, одно: марксизм-ленинизм исчезнет уже не только с политической арены, но и из памяти людей. Это, собственно, и сделает возможной и вероятной историческую реабилитацию Ленина.

Валлерстайн Иммануил, Социолог, Йельский университет (США).