Существует градация душевных состояний, которым соответствует градация проблем;
и высшие проблемы беспощадно отталкивают каждого, кто осмелится приблизиться
к ним, не будучи предназначен для решения их величием и мощью своих духовных сил.
и высшие проблемы беспощадно отталкивают каждого, кто осмелится приблизиться
к ним, не будучи предназначен для решения их величием и мощью своих духовных сил.
Фридрих Ницше
Когда я слышу чьи-то рассуждения о предстоящих выборах на Украине, то рефлекторно хватаюсь за карман с деньгами. Слово «выборы» у меня стойко ассоциируется со словом «кража».
При этом я иногда сожалею о том, что в этом кармане не лежит пистолет, и что наша «демократия» так и не доросла до свободной продажи стрелкового оружия. Всё-таки «Кольт» 45 калибра это не яйцо, запущенное в голову, дабы вызвать у жертвы «политического террора» острый приступ диареи, а двенадцатимиллиметровый «винторез» «Баррет», достающий цель на расстоянии полутора километров, это не странный диоксин, после которого лицо нуждается в «пластике», а зад - в президентском кресле. Вооружённый народ - это серьезный фактор любого политического процесса, тем более, если деятельность элиты похожа на работу карманников.
Однако… Вооружённый народ вооружённому народу – рознь. Проблема не в беззащитности нашего народа, а в том, что если современным украинцам дать в руки оружие, на Украине начнётся не революция, а погромы.
Наш народ традиционно откликался агрессией на зов к топору во имя «всеобщей справедливости» лишь в двух случаях. Во-первых, когда какая-то очередная власть, воцарившаяся на малороссийской земле, так основательно втоптала его в «жидкий навоз» непосильной жизни, что его ненависть и обида становились сильнее готовности тихо приспосабливаться к подлости, мерзости и несправедливости. И, во-вторых, когда от провозглашённой кем-то «всеобщей справедливости» можно потихоньку отхватить нечто материальное, нечто такое, что помещается в личный карман. Только в этих двух случаях наш мужик брал в руки обрез, засовывал за голенище сапога «финку» и выходил ночью на большую дорогу.
К нравственной метафизике «украинец» был всегда равнодушен, поэтому его стремление сполна «надкусить» справедливости обретало форму массового аффективного взрыва, вызванного его хроническим унижением и угнетением, либо желанием «грабить награбленное». Социальные конфликты на «Украйне» всегда были бунтом плоти, но не духа. «Украйна», не знала восстания масс обусловленного какими-то нравственными сверхценностями, некой справедливостью для всех, на защиту которой люди осознанно вставали, готовые даже умереть. Все наши «революции» и «восстания» были актом отчаяния и мести.
Именно поэтому фрагментарная и спорадическая история «Украйны» это не история борьбы ЗА, а история борьбы ПРОТИВ. Наша народная масса и её вожди всегда несли в себе негативную цель. Но даже когда их разрушительная миссия успешно завершалась, эта главная цель удивительным и парадоксальным образом оставалась недосягаемой. То, что низвергалось ценой огромных усилий и крови, затем стремительно восставало из пепла в ещё более отвратительной форме. Отсутствие универсальной позитивной цели каждый раз возвращало малорусских селян к исходной позиции бунта и разрушения, создавая некие периодически повторяющиеся исторические циклы безысходности.
Чтобы в этом наглядно убедиться, сделаем небольшой экскурс в нашу далёкую (и не очень) историю.
1. Исторические циклы украйнской безысходности
Цикл первый: Казатчина
Что представляли собой в первой трети XVII века коренные жители юго-восточной окраины Речи Посполитой? Назовём вещи своими именами. Они были холопским быдлом польского панства – неким тягловым скотом в человеческом облике, бесправным и всеми презираемым. Ни их имущество, ни они сами, себе не принадлежали, являясь собственностью иноплеменной шляхты. Русский крестьянин Малороссии того времени был скорее вещью, чем человеком, с которой хозяин мог делать всё, что ему вздумается. Ни для польской церкви, ни для польского государства, русского как «человека» не существовало.
Физическая и моральная невыносимость данного положения вещей уже к 20-30 годам XVII века, вылилась в серию ярких, но бесперспективных крестьянских бунтов. Только когда личная обида польского шляхтича Хмельницкого заставила его поднять на польских магнатов Сечь, селянский бунт русских холопов обрёл перспективы успешного восстания.
Пять лет кровавого хаоса и невообразимых ужасов гражданской войны формально закончились в Переяславе юридическим оформлением присоединения территории контролируемой гетманом «Войска его королевской милости Запорожского» к российскому государству. Фактически это означало только одно – с данного момента гетманские земли отпадают от Польши и обретают действительную независимость в рамках российского автономного квази-государственного анклава. На фоне вспыхнувшей российско-польской войны двадцать долгих лет данная территория существовала самостоятельно, управляемая казацкими гетманами и старшинами. Это был временной отрезок, когда польской власти в Малороссии уже не было, а российской ещё не было.
С формальной точки зрения казацко-крестьянское восстание решило поставленные перед собой задачи. Безраздельная власть поляков и католической церкви была уничтожена. Казаки стали самостоятельной, привилегированной, военно-политической силой, контролирующей достаточно обширные земли. Но… Это восстание было войной избавления, а не попыткой воплотить в реальности некие идеи, идеалы и принципы. Идей и идеалов как раз-то и не было. Были лишь обострившиеся до предела животные инстинкты.
Поэтому когда ценой огромных жертв и усилий русская казацко-селянская повстанческая армия отделила от Речи Посполитой Малороссию, её верхушка тотчас же принялась воссоздавать на отвоеванных территориях копию польского оккупационного режима. Место польской шляхты было мгновенно занято казацкой старшиной из «значных», возомнившей себя новым «шляхетским сословием» с правами и привилегиями польского панства. Она теперь смотрела на свой народ как на некую «биомассу» и расходный материал в борьбе за свои сословные политические и экономические интересы. Произошла неожиданная метаморфоза: вчерашние вожди народного восстания вдруг заняли опустевшее место изгнанных ляхов-угнетателей. В итоге, эпоха «пэршойи украйинськой нэзалэжности» (как это трактуется в сегодняшних украинских учебниках по истории), получила название «Руїна».
За двадцать лет правления казацкой старшины Малороссия была превращена в руины, а Правобережье вообще обезлюдело. Обретённая в борьбе с поляками свобода малороссов неожиданно превратилась для них в долгий и жуткий кошмар. «Свои» оказались ещё страшнее «чужих». Не зря, как утверждал Пантелеймон Кулиш, «слово казак, в переводе с татарского значит вор». «Казаками – писал он - у Татар назывались воюющие самовольно добытчики, терпимые Ордой по невозможности с ними справиться» [1]. Таким образом, ещё вчерашние «гопники» с большой дороги, разнообразный сброд, не обременённый ни разумом, ни моралью, ни милосердием, возомнив себя «шляхетским сословием», стали бичом Божьим для всего народа. Малороссия стремительно погрузилась в нескончаемую череду подлостей, предательств, вероломств, циничного грабежа и убийств, непрерывную кровавую склоку ничтожных персонажей за власть, деньги и привилегии, непрекращающуюся сдачу гетманских земель то татарским, то турецким, то польским интервентам. Квази-государственная система управления при каждом малороссийском гетмане основывалась на коррупции и откровенном непотизме. «Браты», «сваты» и «кумовья» гетманов, облепили структуры управления как ненасытный гнус. Старшина путём интриг, предательств, заговоров и доносов развязала непрекращающуюся «войну всех против всех» за место возле казённого «корыта».
Исполнять же государственные функции казацкая верхушка была не в состоянии из-за присущей ей антигосударственной природы и острой интеллектуальной недостаточности. К тому же у неё для этого не было ни должного опыта, ни навыков, а главное – желания. Все усилия гетманов и старшин уходили на личное обогащение любой ценой. В итоге на территории Малороссии повсеместно воцарился хаос и запустение.
Как был вынужден констатировать Костомаров: «Самых значных не соединяло единство намерений и целей – каждый преследовал, прежде всего, личные выгоды, один под другим рыл яму и сам в неё падал: каждый хотел другого столкнуть, потоптать и сам подвергался, в свою очередь, таким же неприятностям от своих товарищей» [2].
Чем глубже и масштабнее становилась «Руина», тем больше наглела в своих подлостях, амбициях, беспринципности и алчности новоявленная «шляхта». В итоге, на гетманских землях казацкая верхушка стала постепенно воссоздавать разрушенную восстанием 1648 года крепостническую систему. И это было закономерно. Новосозданной «шляхте» положены были холопы. Без крепостных она не смогла бы чувствовать себя высшим сословием и вести соответствующий статусу образ жизни.
Как писал Владимир Антонович: «Универсал Хмельницкого и характер поднятой им борьбы обещали народу распространить казацкие права на всё южно-русское поспольство и изгнать панов навсегда… Но после разгрома поляков народ увидел… что казацкая старшина стремится к образованию из своей среды нового шляхетства по образу и подобию польского… Начиная с Хмельницкого, все гетманы подтверждают права на владение сёлами тем шляхтичам, которые стали на сторону казаков во время их борьбы с Польшей, и раздают другие сёла казацким старшинам за войсковые заслуги… Землевладельцы, особенно крупные, в число которых вошли казацкие старшины… стали пользоваться своим положением для развития новых помещичьих отношений. С одной стороны, они стремились подчинить себе и привести в повиновение населявших отписанные им гетманами сёла крестьян», а с другой, «старались обратить в крестьян казаков, пользуясь неточностью разграничения обоих сословий» [3].
Подобные претензии казачьей старшины на шляхетство были для народа дикими и абсурдными. Ведь ни для кого не было секретом, что любая должность в Войске Запорожском не являлась эквивалентом аристократических титулов и соответствующих им сословных и имущественных прав и привилегий. Но на глазах ошеломлённого народа вчерашние «хамы», без всякого на то права, нагло лезли в «паны», занимаясь «приватизацией» земли и селян. В кратчайшие сроки на земле Малороссии сформировался новый класс эксплуататоров и была восстановлена крепостная система. Казацкая старшина фактически реанимировала то, против чего когда-то поднялись с оружием в руках малороссийские холопы.
Подобная метаморфоза вызывала у простого народа острую ненависть к новому «шляхетному панству». Никто не хотел жить под его властью и терпеть его произвол. Народ в массовом порядке бежал в Россию и Польшу. Так в 1669 году нежинский протопоп Симеон Адамович писал российскому царю следующее: «Ваша воля если прикажете из Нежина, Переяславля, Чернигова и Остра вывести своих ратных людей, то не думайте, чтоб было добро. Весь народ кричит, плачет… под казацкою работаю жить не хотят; воздев руки, молят Бога, чтоб по-прежнему под вашею государскою державою и властиею жить… Казаки умные, которые помнят своё крестное целование, мещане и вся чернь говорят в слух: если вы, великий государь, изволите вывести своих ратных людей из малороссийских городов, то они селиться не хотят, хотят бежать врознь: одни в украйные города вашего царского величества, другие за Днепр в королевские города» [4].
Не менее ярко свою ненависть к неожиданно возникшим малороссийским «шляхтичам» народ высказывал и в 1672 году. Так подьячему Алексееву простые люди заявили следующее: «царскому величеству прислать к нам своих воевод, а гетману у нас не быть, да и старших всех бы перевесить; нам было бы лучше, разоренья и измены ни от кого не было бы; а то всякий старшина, обоготясь, захочет себе панства и изменяет, а наши головы гинут напрасно» [5].
Конечно же, можно бесконечно ныть о страшной «москальской орде», подло закабалившей свободолюбивый «украйинськый» народ, и злобно растерзавший славных «лыцарив-козаченек», можно глубокомысленно рассуждать о геополитических невозможностях возникновения в XVII веке «нэзалэжнойи Украйины», но очевидные факты говорят о том, что абсолютная несостоятельность и бесперспективность Гетманата была заложена в самой природе правящего класса малороссийского общества и в природе народных масс, породивших этот правящий класс.
Людям никогда не удавалось изменить свою личную или коллективную Судьбу путём изменения только лишь её внешних обстоятельств. Внешние обстоятельства (как позитивные, так и негативные) - это только следствие. А их причина всегда находится внутри самих людей. В их чувствах, мыслях, желаниях, мотивах, мечтах, в том, из чего в конечном итоге складывается душа. Душа анархиста, грабителя, насильника, садиста и убийцы с большой дороги, сидевшая в казаках, не могла породить ничего кроме Хаоса и Руины. Душа холопа не могла породить ничего, кроме крепостного права. Восставшая Украйна, как и вся Малороссия в целом, через разрушение Речи Посполитой изначально шла к созданию опять таки «Речи Посполитой», но уже без «ляхов» и «жидов». В новой фазе малороссийской драмы их роль должны были сыграть «хохлы» - прилежные ученики своих польских и еврейских учителей. Таким образом, не сложно понять, что бунт малороссов 1648 года был изначально обречён на поражение, независимо от его фактического исхода.
Андрей Ваджра ("Руська Правда")
ПРОДОЛЖЕНИЕ:
Тренд безысходности и предчувствие бунта - 2
Тренд безысходности и предчувствие бунта - 3
Тренд безысходности и предчувствие бунта - 4
Андрей Ваджра ("Руська Правда")
ПРОДОЛЖЕНИЕ:
Тренд безысходности и предчувствие бунта - 2
Тренд безысходности и предчувствие бунта - 3
Тренд безысходности и предчувствие бунта - 4
[1] Кулиш П.А. Отпадение Малороссии от Польши (1340-1654). Т. І, М., 1888. С. 46.
[2] Костомаров Н.И. Казаки. Исторические монографии и исследования. М.: «Чарли», 1995. С. 49.
[3] Ефименко А.Я. История украинского народа. Киев: «Лыбидь», 1990. С. 277.
[5] Костомаров Н.И. Мазепа. М.: «Республика», 1992. С. 268.
