Последние лет 20 отношение к Сталину в нашей подрастерявшейся стране качается, как маятник, туда-сюда. То он какое-то абсолютное зло, маньяк и кровопийца; то как бы с изумлением признается, что построил столько, сколько не снилось нашим демократам – еще и выиграл самую страшную войну. Что она выигралась как-то сама, без участия Верховного Главкома или даже вопреки ему – уже стесняются сказать и самые пустые демократы.
И все более расхож такой смешанный взгляд: Сталин был и таким, и сяким; и сделал много, но и много напортачил. И главная претензия к нему со стороны сегодняшнего обывателя: как все же он проморгал начало той войны? Сколько угробил этим не поднявшихся с аэродромов самолетов – а с тем и людских жизней! Сюда каким-то вовсе левым боком примыкает и такой упрек: что он и подтолкнул Гитлера на ту войну – значит, с него двойной спрос за нее!
Но если заглянуть в детали той эпохи, восстает такая драма, что захватывает дух – и гаснут жалкие поклепы всяких политических клопов. Почему Сталин до последнего не объявлял мобилизацию? Потому что с адской выдержкой, стараясь ни одним шорохом не спровоцировать врага, оттягивал начало войны, к которой те же самолеты еще не были готовы. Если бы они даже взлетели на рассвете 22 июня 41-го, это не изменило б ничего: были бы сбиты в воздухе, поскольку еще уступали во всех отношениях фашистским. Вот-вот уже должны были не уступить, над чем шла неустанная работа. И в той игре, что Сталин в жесточайшем для него цейтноте вел с Германией, где ставкой была жизнь страны, решали все буквально месяцы и дни. С прихода к власти Гитлера в 1933-м он уже знал, что войны не избежать – а его дар провидца сквозит во всем, к чему он прилагал свой мозг. Один пример из тысячи: расстрелянный при нем и воспеваемый сегодня в пику ему маршал Тухачевский, армейский технократ, толкал идею танка с тремя башнями. Но явно уступавший ему в технической подковке Сталин зарубил ее, дав ход проекту Т-34.
Это сейчас легко сказать, что трехбашенный танк – абсурд. Но в те 30-е, когда еще царил разброд этих идей, кто мог знать, что именно Т-34 станет признанным всемирно победителем? И все оружие нашей победы восходит так или иначе к Сталину, чему еще яркий пример – история КБ Лавочкина.
Еще в 38-м тому было поручено создать истребитель лучше Мессершмитта. Почти из ничего, на базе мебельной фабрики в Химках Лавочкин строит прототип ЛаГГ-1 и ставит его на крыло в уже в 40-м. Но самолет с блестящими задатками еще совсем сырой и даже близко не сравним с немецкими. Затем идут ЛаГГ-2, ЛаГГ-3 – с последним мы вступаем в войну, но и он еще не тянет.
4 года Сталин ждет от Лавочкина результатов – а их нет! Уже шуршат доносы: это враг народа, угробил уйму средств, – и Сталин вызывает его к себе, чтобы лично оценить, друг это или враг? Гений или злодей? Закрыть его проект – или из последней крови поддержать? А немцы уже под Москвой, и любой просчет подобен смерти!
Их беседа, о которой мне рассказывал директор НПО имени Лавочкина Баклунов, знавший о ней от самого Лавочкина, убеждает Сталина, что гений, друг. Лавочкин получает всю поддержку – и уже летом 42-го выпускает знаменитый наш Ла-5, который в пух и прах бьет фрицев.
Те, кто сейчас не откует и гвоздя, не то что самолета, отчего мы даже гвозди уже возим из Китая, – болтают, что Сталин был маниакально подозрителен. Какая чушь! Его отношения с учеными и конструкторами – пример огромного доверия, чем и не пахнет в недрах нынешней власти, где никакой проект, не обещающий сиюминутного отката, не катит в принципе.
Будущий нобелевский лауреат Капица до войны и в войну писал Сталину в очень свободной, часто критической манере о самых разных жизненных проблемах. Но Сталин ему не отвечал, и Капица однажды бросил это дело, после чего ему звонит Молотов: «Почему вы перестали писать товарищу Сталину?» – «Так он не отвечает!» – «Он очень загружен работой, поэтому не в состоянии вам отвечать. Но ваши письма пристально читает и учитывает при принятии решений».
И в том крайнем цейтноте Сталин провел столько прорывных проектов, включая кислородные линии Капицы, что рехнуться можно!
Слегка отсидевший по «Шахтинскому делу» академик Чинакал во глубине сибирских руд предложил тогда свой «щитовой» метод добычи угля, повышающий в разы отдачу. Следом те же доносы: как можно верить бывшему ЗК! Но Сталин ему верит – и тот действительно умножает в разы угледобычу, спасая нашу энергетику после захвата немцами Донбасса. Становится отцом новосибирского отделения АН СССР – по сути и современного Новосибирска, где в разгар войны строится крупнейший в мире оперный театр!
Заштатный Екатеринбург вырастает в индустриальный центр Урала: когда фашисты уже бьют из пушек по Москве, Сталин вершит небывалый перенос промышленности на восток страны. Его столицу почти взяли, Гитлер уже пляшет на его костях – но он с приставленным к горлу ножом кует такой технический потенциал, что затем выводит нас на самые передовые рубежи. Первый в мире пассажирский реактивный самолет Туполева, не затаившего обиды за его отсидку, взмыл в небо у нас. И первый сверхзвуковой ТУ-144 – тоже.
Так вот, видя неминуемость войны, Сталин должен был пришпорить так страну, чтобы не оказаться с голыми руками против куда лучше нас вооруженного врага. В разрушенной гражданской войной России все надо было поднимать с нуля, и наш тогдашний союз с Гитлером – не промах, а успех нашей политики. Превосходство немцев было таково, что любой обмен с ними был в нашу пользу: мы быстрей росли, чего они недоучли, в итоге смогли догнать и перегнать – и надавать им их же салом по сусалам.
В той гонке счет шел именно на месяцы и дни: в 39-м уже заложены все образцы нашего оружия, отчасти взятые у супостата; мы уже готовы догнать его, но еще не догоняем. В 40-м дистанция еще сокращается, но и в июне 41-го мы еще слабей. Т-34 стал выпускаться уже в 40-м, но, как и истребитель Лавочкина, был еще очень сырым. У него плох воздушный фильтр, из-за чего глохнет мотор; слаба пушка – и лишь в 42-м он доведен до настоящего ума и массового выпуска. Та же картина – с артиллерией, стрелковым оружием, бомбардировщиками.
И Сталин должен, с одной стороны, выжимать до пола педаль индустриализации, с другой – дипломатические тормоза. Время решает все, и пакт Молотова-Риббентропа, поставки нашего сырья в Германию, якшанья с Гитлером – лишь для затяжки времени. Малейший недожим в том и другом – и нам уже не собрать костей.
Эта гонка шла по всем фронтам, включая скорую на руку чистку от неизбежной в любой стране измены. Но весь судебный перехлест тех лет, хоть и не знавший полного сегодняшнего произвола, был от того же крайнего цейтнота. И Гитлер, тоже не дурак почистить свою рать, сказал предсмертно: Сталин смог избавиться от предателей, а я нет.
И в ходе той отчаянной игры, с избытком внутренних и внешних мин, Сталин не угробил лишние жизни, а спас насколько можно их! Но все же война грянула за год до того, как мы стали к ней готовы. Ценой несметной крови, с одной порой винтовкой на двоих бойцов мы продержались этот год – и наконец в 42-м выстреливает вся наша подошедшая как раз матчасть. И винить при этом Сталина, что спровоцировал войну – переть против всей логики вещей. Он ждал ее, готовился к ней кровь из носа, но развязать ее – не мог желать и близко!
Теперь о той крови из носа взнузданной им через не могу страны. Что эта кровь была, нет спора. Но и сейчас ее, если сложить всех гибнущих не своей смертью, не меньше – как и заключенных в зонах. Так, да не так! – гундят те же публичные клопы. Сталин лил кровь умышленно, чему ни в коем случае нет оправданий; а сейчас она льется сама, без умысла – совсем другой табак!
Но в тех же странах, с коих мы взялись лепить нашу демократию, все наоборот. Неоправдаема текущая зазря кровь граждан – но пролитая за народ тем же Линкольном, вырезавшим целые американские деревни, считается оправданной жестокостью времен. Никому не влезет в голову пинать в гробу кровавого Марата или вороватого Дантона, отцов французской революции. Только у нас каждый Ваня, сидя на своем диване, может дергать за усы того, благодаря кому на том диване и сидит!
Без жестко проведенной Сталиным индустриализации мы не имели шансов выжить – но ее не могло быть без не менее жесткой коллективизации. Наше село с его вековой обидой к городу, схватив после Октября барской земли, само нипочем не дало б хлеба кузнецам нашей брони, чтоб они сдохли б с голоду! Душевно обрисованный Твардовским в «Стране Муравии» мужичок Моргунок имел одну мечту: «Посеешь бубочку, и та – твоя!» И потому надо было силой отбирать у этих моргунков этот необходимый для спасения всех хлеб.
Если бы Сталин не дожал хоть чуть эту педаль, не поспел к 42-у с танками и самолетами, нас всех сегодня уже не было б. Отсидевшись зимой под Москвой, на защиту которой ушла вся наша кровь, фашисты следом бы как нож по маслу прошли нас до Сибири – и с нашими несметными ресурсами стали вконец непобедимыми. И под их пятой, может, сегодня корчился б весь мир, который только мы и только с величайшей волей Сталина к победе отстояли.
Да, и другие страны помогли нам в той войне – но лишь после 42-го, когда мы сами отшвырнули немцев от Москвы; а до того весь еще не подмятый ими мир как-то не рвался в бой. Не рвется и сейчас, когда США строят под стать Гитлеру свое глобальное господство, чему после стирания с лица земли СССР уже никто особо не препятствует.
В нашем победоносном 45-м все мировые лидеры, еще не отошедшие от страха угодить под Гитлера, отдавали дань признательности Сталину. И только мы сегодня не хотим отдать ему эту же дань за наше же спасение, наваливая на него тьму незаслуженных – да хоть бы и заслуженных грехов!
Чужими грехами свят не будешь, но вся идеология наших нынешних лидеров – оправдать свое бесплодие, вжимая в грязь великого предтечу. Своим девизом они выбрали такой убогий стих: «Мне вор милее палача!» Де пусть мы и воруем, но зато не убиваем – но и это ложь. Все нынешнее воровство, по локоть в проливной крови, гробит численно, морально и производственно страну – конец которой в том пике уже всем виден. И понося Сталина, они уже втихаря пакуют свои чемоданы – а он и в самый страшный час не смылся из Москвы!
Дело истории – извлечь урок из прошлого, а не оправдывать его огрехами текущее паскудство. На скачках не жалеющий коня жокей может загнать его до смерти, чтобы взять свой приз. Призом Сталина было само бытие страны, намеченной под нож сдуревшим от желания ее богатств врагом. И весь вопрос для нас тогда стоял так: успеть вооружиться – или умереть. На это работал и весь наш репрессивный аппарат: Туполевы, Королевы и другие сидели в их «шарашках», чтобы день и ночь, не отвлекаясь на жен и детей, ковать наш оружейный щит.
Был ли у нас какой-то другой путь? Можно ли было выстоять, не разрывая в пух и прах пошедшие вразнос сердца? Сталин так взмылил всю страну ради ее спасения, что вогнал ей этим в жилы такой страх, от которого мы не опомнимся и по сей день. Можно ли было как-то доскакать без таких страшных шенкелей?
Вот это интересная на самом деле тема – но не в том плане, чтобы нежась на своем диване всуе очернять или обелять покойника, которому и то, и то уже до фени. А в том, чтобы воодушевясь величием положенных за наши души жертв, отважиться на свой, известный каждому в его частном ключе поступок, шаг.
Сталин, когда нас уже были готовы растерзать враги, не наложил в штаны и сделал все возможное и невозможное, чтобы их отбить. Сделай и ты, лежащая сегодня на диване тварь, хоть что-то для своей страны!
И все более расхож такой смешанный взгляд: Сталин был и таким, и сяким; и сделал много, но и много напортачил. И главная претензия к нему со стороны сегодняшнего обывателя: как все же он проморгал начало той войны? Сколько угробил этим не поднявшихся с аэродромов самолетов – а с тем и людских жизней! Сюда каким-то вовсе левым боком примыкает и такой упрек: что он и подтолкнул Гитлера на ту войну – значит, с него двойной спрос за нее!
Но если заглянуть в детали той эпохи, восстает такая драма, что захватывает дух – и гаснут жалкие поклепы всяких политических клопов. Почему Сталин до последнего не объявлял мобилизацию? Потому что с адской выдержкой, стараясь ни одним шорохом не спровоцировать врага, оттягивал начало войны, к которой те же самолеты еще не были готовы. Если бы они даже взлетели на рассвете 22 июня 41-го, это не изменило б ничего: были бы сбиты в воздухе, поскольку еще уступали во всех отношениях фашистским. Вот-вот уже должны были не уступить, над чем шла неустанная работа. И в той игре, что Сталин в жесточайшем для него цейтноте вел с Германией, где ставкой была жизнь страны, решали все буквально месяцы и дни. С прихода к власти Гитлера в 1933-м он уже знал, что войны не избежать – а его дар провидца сквозит во всем, к чему он прилагал свой мозг. Один пример из тысячи: расстрелянный при нем и воспеваемый сегодня в пику ему маршал Тухачевский, армейский технократ, толкал идею танка с тремя башнями. Но явно уступавший ему в технической подковке Сталин зарубил ее, дав ход проекту Т-34.
Это сейчас легко сказать, что трехбашенный танк – абсурд. Но в те 30-е, когда еще царил разброд этих идей, кто мог знать, что именно Т-34 станет признанным всемирно победителем? И все оружие нашей победы восходит так или иначе к Сталину, чему еще яркий пример – история КБ Лавочкина.
Еще в 38-м тому было поручено создать истребитель лучше Мессершмитта. Почти из ничего, на базе мебельной фабрики в Химках Лавочкин строит прототип ЛаГГ-1 и ставит его на крыло в уже в 40-м. Но самолет с блестящими задатками еще совсем сырой и даже близко не сравним с немецкими. Затем идут ЛаГГ-2, ЛаГГ-3 – с последним мы вступаем в войну, но и он еще не тянет.
4 года Сталин ждет от Лавочкина результатов – а их нет! Уже шуршат доносы: это враг народа, угробил уйму средств, – и Сталин вызывает его к себе, чтобы лично оценить, друг это или враг? Гений или злодей? Закрыть его проект – или из последней крови поддержать? А немцы уже под Москвой, и любой просчет подобен смерти!
Их беседа, о которой мне рассказывал директор НПО имени Лавочкина Баклунов, знавший о ней от самого Лавочкина, убеждает Сталина, что гений, друг. Лавочкин получает всю поддержку – и уже летом 42-го выпускает знаменитый наш Ла-5, который в пух и прах бьет фрицев.
Те, кто сейчас не откует и гвоздя, не то что самолета, отчего мы даже гвозди уже возим из Китая, – болтают, что Сталин был маниакально подозрителен. Какая чушь! Его отношения с учеными и конструкторами – пример огромного доверия, чем и не пахнет в недрах нынешней власти, где никакой проект, не обещающий сиюминутного отката, не катит в принципе.
Будущий нобелевский лауреат Капица до войны и в войну писал Сталину в очень свободной, часто критической манере о самых разных жизненных проблемах. Но Сталин ему не отвечал, и Капица однажды бросил это дело, после чего ему звонит Молотов: «Почему вы перестали писать товарищу Сталину?» – «Так он не отвечает!» – «Он очень загружен работой, поэтому не в состоянии вам отвечать. Но ваши письма пристально читает и учитывает при принятии решений».
И в том крайнем цейтноте Сталин провел столько прорывных проектов, включая кислородные линии Капицы, что рехнуться можно!
Слегка отсидевший по «Шахтинскому делу» академик Чинакал во глубине сибирских руд предложил тогда свой «щитовой» метод добычи угля, повышающий в разы отдачу. Следом те же доносы: как можно верить бывшему ЗК! Но Сталин ему верит – и тот действительно умножает в разы угледобычу, спасая нашу энергетику после захвата немцами Донбасса. Становится отцом новосибирского отделения АН СССР – по сути и современного Новосибирска, где в разгар войны строится крупнейший в мире оперный театр!
Заштатный Екатеринбург вырастает в индустриальный центр Урала: когда фашисты уже бьют из пушек по Москве, Сталин вершит небывалый перенос промышленности на восток страны. Его столицу почти взяли, Гитлер уже пляшет на его костях – но он с приставленным к горлу ножом кует такой технический потенциал, что затем выводит нас на самые передовые рубежи. Первый в мире пассажирский реактивный самолет Туполева, не затаившего обиды за его отсидку, взмыл в небо у нас. И первый сверхзвуковой ТУ-144 – тоже.
Так вот, видя неминуемость войны, Сталин должен был пришпорить так страну, чтобы не оказаться с голыми руками против куда лучше нас вооруженного врага. В разрушенной гражданской войной России все надо было поднимать с нуля, и наш тогдашний союз с Гитлером – не промах, а успех нашей политики. Превосходство немцев было таково, что любой обмен с ними был в нашу пользу: мы быстрей росли, чего они недоучли, в итоге смогли догнать и перегнать – и надавать им их же салом по сусалам.
В той гонке счет шел именно на месяцы и дни: в 39-м уже заложены все образцы нашего оружия, отчасти взятые у супостата; мы уже готовы догнать его, но еще не догоняем. В 40-м дистанция еще сокращается, но и в июне 41-го мы еще слабей. Т-34 стал выпускаться уже в 40-м, но, как и истребитель Лавочкина, был еще очень сырым. У него плох воздушный фильтр, из-за чего глохнет мотор; слаба пушка – и лишь в 42-м он доведен до настоящего ума и массового выпуска. Та же картина – с артиллерией, стрелковым оружием, бомбардировщиками.
И Сталин должен, с одной стороны, выжимать до пола педаль индустриализации, с другой – дипломатические тормоза. Время решает все, и пакт Молотова-Риббентропа, поставки нашего сырья в Германию, якшанья с Гитлером – лишь для затяжки времени. Малейший недожим в том и другом – и нам уже не собрать костей.
Эта гонка шла по всем фронтам, включая скорую на руку чистку от неизбежной в любой стране измены. Но весь судебный перехлест тех лет, хоть и не знавший полного сегодняшнего произвола, был от того же крайнего цейтнота. И Гитлер, тоже не дурак почистить свою рать, сказал предсмертно: Сталин смог избавиться от предателей, а я нет.
И в ходе той отчаянной игры, с избытком внутренних и внешних мин, Сталин не угробил лишние жизни, а спас насколько можно их! Но все же война грянула за год до того, как мы стали к ней готовы. Ценой несметной крови, с одной порой винтовкой на двоих бойцов мы продержались этот год – и наконец в 42-м выстреливает вся наша подошедшая как раз матчасть. И винить при этом Сталина, что спровоцировал войну – переть против всей логики вещей. Он ждал ее, готовился к ней кровь из носа, но развязать ее – не мог желать и близко!
Теперь о той крови из носа взнузданной им через не могу страны. Что эта кровь была, нет спора. Но и сейчас ее, если сложить всех гибнущих не своей смертью, не меньше – как и заключенных в зонах. Так, да не так! – гундят те же публичные клопы. Сталин лил кровь умышленно, чему ни в коем случае нет оправданий; а сейчас она льется сама, без умысла – совсем другой табак!
Но в тех же странах, с коих мы взялись лепить нашу демократию, все наоборот. Неоправдаема текущая зазря кровь граждан – но пролитая за народ тем же Линкольном, вырезавшим целые американские деревни, считается оправданной жестокостью времен. Никому не влезет в голову пинать в гробу кровавого Марата или вороватого Дантона, отцов французской революции. Только у нас каждый Ваня, сидя на своем диване, может дергать за усы того, благодаря кому на том диване и сидит!
Без жестко проведенной Сталиным индустриализации мы не имели шансов выжить – но ее не могло быть без не менее жесткой коллективизации. Наше село с его вековой обидой к городу, схватив после Октября барской земли, само нипочем не дало б хлеба кузнецам нашей брони, чтоб они сдохли б с голоду! Душевно обрисованный Твардовским в «Стране Муравии» мужичок Моргунок имел одну мечту: «Посеешь бубочку, и та – твоя!» И потому надо было силой отбирать у этих моргунков этот необходимый для спасения всех хлеб.
Если бы Сталин не дожал хоть чуть эту педаль, не поспел к 42-у с танками и самолетами, нас всех сегодня уже не было б. Отсидевшись зимой под Москвой, на защиту которой ушла вся наша кровь, фашисты следом бы как нож по маслу прошли нас до Сибири – и с нашими несметными ресурсами стали вконец непобедимыми. И под их пятой, может, сегодня корчился б весь мир, который только мы и только с величайшей волей Сталина к победе отстояли.
Да, и другие страны помогли нам в той войне – но лишь после 42-го, когда мы сами отшвырнули немцев от Москвы; а до того весь еще не подмятый ими мир как-то не рвался в бой. Не рвется и сейчас, когда США строят под стать Гитлеру свое глобальное господство, чему после стирания с лица земли СССР уже никто особо не препятствует.
В нашем победоносном 45-м все мировые лидеры, еще не отошедшие от страха угодить под Гитлера, отдавали дань признательности Сталину. И только мы сегодня не хотим отдать ему эту же дань за наше же спасение, наваливая на него тьму незаслуженных – да хоть бы и заслуженных грехов!
Чужими грехами свят не будешь, но вся идеология наших нынешних лидеров – оправдать свое бесплодие, вжимая в грязь великого предтечу. Своим девизом они выбрали такой убогий стих: «Мне вор милее палача!» Де пусть мы и воруем, но зато не убиваем – но и это ложь. Все нынешнее воровство, по локоть в проливной крови, гробит численно, морально и производственно страну – конец которой в том пике уже всем виден. И понося Сталина, они уже втихаря пакуют свои чемоданы – а он и в самый страшный час не смылся из Москвы!
Дело истории – извлечь урок из прошлого, а не оправдывать его огрехами текущее паскудство. На скачках не жалеющий коня жокей может загнать его до смерти, чтобы взять свой приз. Призом Сталина было само бытие страны, намеченной под нож сдуревшим от желания ее богатств врагом. И весь вопрос для нас тогда стоял так: успеть вооружиться – или умереть. На это работал и весь наш репрессивный аппарат: Туполевы, Королевы и другие сидели в их «шарашках», чтобы день и ночь, не отвлекаясь на жен и детей, ковать наш оружейный щит.
Был ли у нас какой-то другой путь? Можно ли было выстоять, не разрывая в пух и прах пошедшие вразнос сердца? Сталин так взмылил всю страну ради ее спасения, что вогнал ей этим в жилы такой страх, от которого мы не опомнимся и по сей день. Можно ли было как-то доскакать без таких страшных шенкелей?
Вот это интересная на самом деле тема – но не в том плане, чтобы нежась на своем диване всуе очернять или обелять покойника, которому и то, и то уже до фени. А в том, чтобы воодушевясь величием положенных за наши души жертв, отважиться на свой, известный каждому в его частном ключе поступок, шаг.
Сталин, когда нас уже были готовы растерзать враги, не наложил в штаны и сделал все возможное и невозможное, чтобы их отбить. Сделай и ты, лежащая сегодня на диване тварь, хоть что-то для своей страны!
