С Украины привезли книжку, называется «Кобзар». Для учеников (учинiв) среднего и старшего школьного возраста. Автор — Т.Шевченко, он же сам «кобзар».
Если книжку пролистать, слово «москаль» попадается постоянно.
Если вчитаться с того места, где эти самые москали упоминаются, начинают шевелиться остатки волос. Самой настоящей, самой искренней русофобией испещрены страницы «Кобзара».
Вот те на!
В природную русофобию Тараса даже верится с трудом. Был же сталинский черно-белый фильм, где Шевченко просто белый и очень пушистый. Был же школьный учебник, где он представлен национальным гением Украины, страдальцем, демократом.
Опять листаю книжку «Кобзар»… Культурный шок. Вирши Тараса Григорьевича (але Григоровича) Шевченко на сегодняшней недружественной Украине остро-актуальны. Просто «бей москалей, спасай Украину».
Кобзарь, кстати, — игрок на кобзе. А кобза, если верить словарям, — старинный украинский музыкальный инструмент навроде гитары. Слово происходит от турецкого копуза – тоже тип лютни или гитары.
Чего ж насочинял этот турецкий гитарист?
Рождение национального гения
СССР был очень добрым. Он считал, что у каждого народа должен быть свой Пушкин. Чтобы никто не чувствовал себя неполноценным. Но Пушкиных на всех не хватало. Во многих случаях их просто неоткуда было взять. Собственно, почти во всех случаях. И тогда Пушкиных приходилось изобретать и назначать.
В Средней Азии можно было приписать какой-нибудь национальной литературе какого-нибудь высокообразованного иранца, носителя древней культурной традиции персов. Хорошо ложилось на менталитет обитателей восточных тираний и рукоположение в национальные гении кого-нибудь из действующих среднеазиацких партбоссов. «Книшки», понятно, было кому им написать.
В Прибалтике, где культурный пласт вообще нулевой, тоже приходилось назначать современных писателей. Страшно везло, дурашкам.
И на Кавказе можно было утвердить классиком современника. Дать ему толкового переводчика и тиражировать на русском. О чем писал классик-шмасик на своем никому не ведомом языке? Какая разница! Талантливый поэт-переводчик, пожертвовав своей собственной лирой на общее дело дружбы народов (что, впрочем, оплачивалось), превращал выходца из овечьих пастухов во всесоюзную звезду.
С Украиной было сложнее. 
Это великий русский художник Исаак Левитан мог родиться в бедной еврейской семье, а великий русский писатель Николай Гоголь, хоть и родился на Украине, классиком украинской литературы становиться ну никак не желал. Во-первых, много чести этой самой литературе. А во-вторых, писал-то он по-русски. С большим количеством непонятных слов, но по-русски.
И вот тут самая суть. Почитайте дореволюционное издание «Вечеров на хуторе близ Диканьки» со всеми «i» и прочими старыми буквами. Возьмите потом современное издание Шевченко, того же «Кобзара». Разница будет не очень заметной. Герои Гоголя говорят примерно на том же языке, на котором написаны Тарасовы вирши. Да просто на том же!
Одна страна. Один народ. Один язык.
Переводить Григоровича на русский – такой же маразм, как переводить Гоголя на украинский, такое же издевательство. Один язык.
Что-то непонятно? А вы послушайте, как сегодня говорят где-нибудь в исконно-посконной деревне Вологодской губернии. Не факт что с первого раза уловите, о чем вообще речь. Чего-то такое окает, якает, шепелявит. А ведь — один народ.
В общем, в национальные гении УССР — Украинской Советской Социалистической Республики — был назначен Шевченко. Ну, подвинулся немного кобзарь на национальном вопросе — не беда.
Во-первых, произошло это от жестокостей царского режима. Не один революционный демократ тогда сошел с ума. В казематах.
Во-вторых, у нас есть товарищ Сталин — большой специалист по этому самому вопросу, разрубит все узлы, сплетет новые, и будет «непорушна сталiнська дружба народiв».
В-третьих, у Шевченко всего много — скажем, то он верит в Бога, то не верит, — и можно выделить правильные стихи, а неправильные поподзабыть. Или поподправить: «москаль» в XIX веке народном языке малороссов означало, в частности, солдат. Так и будем объяснять, так и будем понимать.
Да вон и у самого Пушкина отнюдь не все идеально… Поподзабыли-поподправили – все стало чики-пуки.
Так и появился украинский Пушкин.
Одна страна.
Политкорректный Тарас
У каждого времени — своя политкорректность. В период наивысшего всесоюзного возвышения Тараса Шевченко политкорректность выражалась фразой «Требуем расстрела для врагов народа!» на транспаранте искренне желающих немедленной смерти своим недавним начальникам демонстрантов. Вот на это-то прекрасное в своем бесчеловечном остервенении времечко массовых расстрельных демонстраций и парадов по-эсэсовски подтянутых физкультурников и пришлась великая слава Тараса.
СССР был очень добрым, но идеология в нем была совершенно людоедская.
И вот, наверное, самые известные стихи кобзара:
И когда с полей Украйны
Кровь врагов постылых
Понесет он… вот тогда я
Встану из могилы.
…
Схороните и вставайте,
Цепи разорвите,
Злою вражескою кровью
Волю окропите.
Правильная эстетика, крови много.
«Море крови» — так называлась классическая опера в КНДР про национально-освободительную борьбу корейцев с японцами. Такая местная суперклассика. Корейское «Море крови» — наше «Лебединое озеро».
Много крови — естественный фон для озверевшего режима. У Тараса, по всему его странному творчеству, крови разлито по тазикам и лужам, наверное, тоже море. Ну, минимум, Киевское водохранилище.
Кстати, я буду цитировать кобзара довольно много, а по-русски делаю это в первый и последний раз. Просто потому что любопытно. Вот оригинал:
Поховайте та вставайте,
Кайдани порвіте
І вражою злою кров'ю
Волю окропіте.
…
Як понесе з України
У синєє море
Кров ворожу... отоді я
І лани і гори…
Ну и так далее.
Кайдани – это местное название кандалов. Остальное понятно. А как же еще? Один народ, один язык.
Перевод же я дал, потому что никакой могилы в этом четверостишии у Тараса нет, а тут появляется «Встану из могилы». Что за существа встают у нас из могил, известно. Нехорошие существа, вурдалаки. Переводчик выявил вурдалачью природу назначенного в национальные гении Украины Тараса невольно? Может, и вольно: работы у него было не много — «І вражою злою кров'ю / Волю окропіте. — Злою вражескою кровью / Волю окропите». А сделать хотелось на совесть. Твардовский переводил — не жук собачий.
Ну и вторая любопытность. «Как умру, похороните / На Украйне милой», — начинает свой перевод «Завещания/Заповiта» Александр Трифонович. Имперское сознание! «На Украине» вместо того, чтобы правильно, по-украински «в Украине». А у Тарас Григоровича как? Не поверите: «Як умру, то поховайте… На Вкраїні милій». Тоже «на»!
«На Украине» — так писал основатель украинского литературного языка. Такова украинская норма.
Оранжевый камрад! Если ты настоящий украинский националист и москалей ненавидишь (- Штирлиц, вы нацист, вы ненавидите евреев? — Нет, Мюллер, я интернационалист. Я ненавижу всех.), то должен говорить, как заповедал тебе твой пророк Тарас — «на»!
Как, говорят, выразился Черномырдин в ответ украинскому политику, который на его прощальном банкете сожалел, что не научили, мол, мы правильно Виктора Степановича выражаться «в Украине»:
— А вы, молодой человек, идите в х…
В общем, оранжевый камрад, «на» и только «на». Да еще и «Вкраїні»… Правда, тогда древние укры, некогда давшие название этой гордой земле, окажутся совсем уж нелепыми вкрами.
Ну, да и черт с ними.
У нас вещи поважнее. Днепр, по мечтанию поэта, окрасился кровью! Чьей?
Русской.
Странно, что это никому не приходило в голову. Не приходится сомневаться, что Тарас не имеет в виду какого-то героя из прошлого, которому он мог бы приписать эти кровавые планы. Это он про себя. Смотрю на дату создания «Заповiта» — 25 грудня 1845. Что такое «грудень», я не знаю, май, наверное, или июнь, а вот в 1845 году на Днепре не было ни ляхов, ни турок.
Поляки продолжали зализывать раны после своего восстания — частично в Сибири.
Турки-татары-тюрки давно уж на Украину не совались — как русские солдатики их многократно побили, так сидели они тихо. В Крыму замирились, из Малой Азии не лезли.
Понятно, не было на Украине ни французов, ни немцев, ни американцев (последние вообще проявили интерес к этому куску русской территории только в конце XX века, когда поняли, что могут отхватить его по горбачевской глупости забесплатно. Почти за бесплатно). Кстати, Соединенные Штаты Шевченко любил, ожидая оттуда нового «Вашингтона з новим i праведним законом».
Но вот русские — что великороссы-москали, что собственно малороссы — и составляли все население. Тарасушка, многократно изливавшийся в исключительной любви к малороссам, хотел, чтоб Днепр окрасился кровью в результате банального геноцида.
Мечте Тараса предстояло сбыться — отчасти — в Гражданскую. Плыли по Днепру трупы. Окроплялась воля кровью. Правда, намеченной им резни по национальному признаку не получилось. Махновцев рубили и вешали так же лихо, как они пускали в расход добровольцев и буденовцев. На любой из сторон в братоубийственной бойне было полно тех, кто считал себя украинцем.
А концовка стихотворения (название «Завещание» ему присвоили публикаторы) оказалась пророческой:
І мене в сім'ї великій,
В сім'ї вольній, новій
Не забудьте пом'янути
Незлим тихим словом.
Между прочим, памятник «великому деятелю социализма» Тарасу Шевченко, был воздвигнут в Москве по распоряжению Ленина еще в 1918 году! «І вражою злою кров'ю волю окропiте» — Ильичу нравилось.
Благодарная Москва турецкому гитаристу
Не писать було б поганих вiршiв (три цитаты)
В 1939 году широко, всесоюзно, праздновалось 125-летиие Т.Г.Шевченко. Что за странный такой некруглый юбилей? Дело в 1939 годе – Западная Украина возвращалась, маленький украинский Пушкин должен был отслужить свою свалившуюся с неба славу. Прямо с Шевченковского пленума Союза советских писателей полетела в Кремль приветственная телеграмма:
«Bci народи нашоi Вiтчизни вiдзначали ювiлей Шевченка як велике свято соцiалiстичної культури, як свою рiдну кровну справу. З величезною радiстю говоримо ми про це вам, дорогий Иосиф Вiссарiонович, ми знаемо, з якою увагою i пiклуванням поставились Ви до справи пiдготовки i органiзацiї цього культурного свята народiв СРСР, — свята, в якому так яскраво втiлилась непорушна сталiнська дружба народiв».
ОВ
Грешно смеяться над больными людьми
«Раз, знаете, летом выхожу я часа в три ночи вдохнуть свежего воздуха. Только вдруг слышу пение. — Надел я шашку, взял с собой дежурного, да и пошел по направлению к офицерскому флигелю, откуда неслись голоса. — И что же, вы думаете, вижу? Четверо несут на плечах дверь, снятую с петлей, на которой лежат два человека, покрытые шинелью, а остальные идут по сторонам и поют: «Святый Боже, Святый крепкий!» — точно хоронят кого. — Что это вы, господа, делаете? — спрашиваю их. — Да, вот, говорят, гулянка у нас была, на которой двое наших, Тарас да поручик Б., легли костьми, — ну, вот, мы их и разносим по домам»… (Из воспоминаний капитана Косарева, ротного командира отданного в солдаты Шевченко).
В этом малозначительном эпизоде, как в хрустальной рюмочке отразилась судьба Тараса Шевченко – человека-украинца и поэта-диссидента. Любимчик столичных и региональных элит. Предатель, несший заслуженную кару, из Академии художеств угодив в солдаты. Алкоголик, конечно.
Тут было б соблазнительно алкоголизмом все и объяснить. И ведь объясняли, как вы помните. «Стихи свои Шевченко писал в состоянии опьянения, не имея никаких дерзких замыслов…» — это его оправдывал камрад по Кирилло-Мефодиевскому обществу укронаци. «Не писать було б поганих вiршiв та не впиваться почасту горiлочкою», — это он сам, то ли каясь, то ли ерничая.
У алкоголика своя реальность. Сугубо параллельная, со смещенными ценностными ориентирами. Все в ней подвижно, и раскаяние с пьяными слезами тут же сменяется самолюбованием. «Вставши, витягав з колодізя відро свіжої води, вмивався нею, молився Богу, випивав до чаю чарку горілки і заїдав її пшоном», — так любовно он описывает страницы своей тяжелой жизни. Чарка по-нашему — сто грамм. Точнее, 123 грамма. Утром выпил ссыльный — весь день свободен.
А к вечеру вот уже что… «Зарившись по саму шию в пісок, не хотів звідтіль вилазити, благаючи, щоб його не займали і лишили ночувати на лугу, бо там йому так гарно». (Из воспоминаний современника о знаменитом земляке и его знаменитом пьянстве).
При росте в 164 сантиметра много ли ему было надо? Да и помер Тарас раньше срока не от бесчеловечности царского режима, а от водки.
Но кто не грешен – пусть кинет в пьяненького национального гения Украины камень. У нас тут не лечебно-трудовой профилакторий, чтобы объяснять все расстройством психики на почве алкоголизма. Я не буду ничего объяснять, просто расскажу, как было.
Засушенный опенок его судьбы
В Малороссии родилась
И воспитана была.
Отца-матери лишилась,
Сиротою век жила.
И в бардели очутилась,
На смитныку умерла.
Эта народная песня собственноручно была записана Шевченко и найдена в его бумагах. Так как язык здесь откровенно великорусский, песенка не попала в «Кобзарь».
С произведениями украинского народного творчества он поступал более вольно. Исследователи обнаруживают в его творениях народные песни — иногда целиком, иногда в сокращенном или переделанном виде. В «Гайдамаках» и в «Невольнике» есть украинская народная дума о буре на Черном море. Свадебные песни — в «Гайдамаках».
Мещанский жестокий романс вставлять он к себе не собирался, однако что-то родственное почуял Тарас в украинке из «бардели», записал… Живи он сейчас – нашел бы «родственниц» и на Ленинградке, и на Ярославке.
Впрочем, это лирическое отступление. Обещаны же были факты. Но зачем трудиться что-то компоновать-излагать — да еще с опасностью быть обвиненным в предвзятости? Ведь есть достаточно известные сегодня воспоминания старинного знакомого Шевченко — Петра Мартоса.
«В конце 1837-го, или в начале 1838-го года, какой-то генерал заказал Шевченко свой портрет масляными красками. — Портрет вышел очень хорош и, главное, чрезвычайно похож. Его превосходительство был очень некрасив; художник, в изображении, нисколько не польстил. — Это ли, или генералу не хотелось дорого, как ему казалось (хотя он был очень богат), платить за такую отвратительную физиономию, но он отказался взять портрет — Шевченко, закрасивши генеральские атрибуты и украшения, вместо которых навесил на шею полотенце и добавив к этому бритвенные принадлежности, отдал портрет в цирюльню для вывески. Его превосходительство узнал себя — и вот возгорелся генеральский гнев, который надобно было утолить, во что бы ни стало… Узнавши, кто был Шевченко, генерал приступил к Энгельгардту, бывшему тогда в Петербурге, с предложением — купить у него крестьянина. Пока они торговались. Шевченко узнал об этом и, воображая, что может ожидать его, бросился к Брюллову, умоляя — спасти его. Брюллов сообщил об этом В. А. Жуковскому, а тот Императрице Александре Федоровне. — Энгельгардту дано было знать, чтоб он приостановился с продажею Шевченко.
В непременное условие исполнения ходатайства за Шевченко Императрица требовала от Брюллова окончания портрета Жуковского, давно уже Брюлловым обещанного и даже начатого, но заброшенного, как это очень часто бывало с Брюлловым. Портрет вскоре был окончен и разыгран в лотерее между высокими лицами Императорской фамилии. — Энгельгардту внесены были деньги за Шевченко». («Вестник Юго-Западной и Западной России», Киев, 1863).
Благодаря заступничеству питерской интеллигенции был спасен талантливый крепостной художник – эту версию излагал советский школьный учебник. Начитанные люди, знавшие шевченковские тексты пошире школьной программы, еще тогда недоумевали – за что ж он так не любит москалей (они же – питерцы), если тогда они его взяли – и спасли?
Но, оказывается, сюжет еще круче. Участие в его судьбе приняла, прежде всего, Александра Федоровна, которой он вскоре отплатил по полной.
Талантливый киевский писатель Олесь Бузина (не называю его украинским, потому что он считает себя одновременно и русским… И одинаково увлекательно пишет на двух языках, справедливо полагая, что язык это один – как и народ)… Так вот Бузина излагает обстоятельства освобождения Тараса следующим образом: «Богу было угодно выкупить шустрого мальчонку из крепостного состояния. Причем, частично за деньги царской фамилии, о чем почему-то забывают. Между тем, 14 апреля 1839 года в Царском селе (том самом, где и пушкинский Лицей!) произошло это замечательное событие. Имеется и соответствующее свидетельство в камер-фурьерском журнале — дневнике, описывающем каждый день императорской семьи. Императрица потратила на лотерею четыреста рублей, наследник престола Александр Николаевич (тот самый, который, став царем, потом освободит и всех мужиков в империи) и великая княгиня Елена Павловна — по триста. Остальные тысячу четыреста доплатили гости. И уже через восемь дней полковник в отставке Павел Энгельгардт документально засвидетельствовал, что дает свободу своему крепостному».
А дальше был «Сон».
Когда царская охранка разгромила просветительское Кирилло-Мефодиевское общество – читай: силы правопорядка нанесли решительный удар по поднимающим голову укронаци XIX века – будущему замечательному русскому историку Н.И. Костомарову пришлось отвечать на неудобные вопросы.
«Для чего вы хранили у себя написанные на нескольких листочках стихотворения возмутительного содержания, даже «Сон», сочинение Шевченки, исполненное самых наглых и дерзких описаний высочайшего дома, равно две книги, печатную и рукописную, сочинений того же Шевченки, исполненные подобных мыслей?
Кто переписывал и иллюстрировал означенную рукописную книгу?»
Сохранился протокол.
Это потом Костомаров перевоспитался в саратовской ссылке и стал профессором истории Петербургского университета. Но профессор – другая песня, пришелся он к слову просто, чтобы показать, что и у Шевченко сохранялись все шансы приносить своей стране, Российской Империи, пользу – когда-нибудь в будущем.
Пока же была поэма «Сон» и попытка как-то нагадить императорской фамилии и лично собственной спасительнице Александре Федоровне.
Цариця-небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще, на лихо, сердешне
Хита головою.
Так оце-то та богиня!
Лишенько з тобою.
А я, дурний, не бачивши
Тебе, цяце, й разу,
Та й повірив тупорилим
Твоїм віршемазам.
Ото дурний! а ще й битий,
На квиток повірив
Москалеві; от і читай,
І йми ти їм віри!
...
А диво-цариця,
Мов та чапля меж птахами,
Скаче, бадьориться.
Может, вы с непривычки чего-то (или ничего) не разобрали, а вот Николаю I каждое слово тут было ясно. Он быстро и с явным удовольствием пробегал глазами эту поэму Шевченко, доставленную Третьим отделением. По свидетельству Белинского, «читая пасквиль на себя, государь хохотал». Но Николай Павлович буквально рассвирепел, дойдя до приведенного выше описания своей супруги. «Допустим, он имел причины быть недовольным мною, но ее же за что?» — сказал государь.
Царь разбирал рукописный украинский текст как русский или французский печатный. Что-то не думаю, что он догадывался о существовании какого-то особого украинского языка…
А вам разобрать глумливое описание поможет комментарий (для того он и дается!) в современной украинской книге творений Тараса Шевченко:
«Цариця-небога, Мов опеньок засушений... Хита головою. — Шаржований і водночас безжалісно точний портрет дружини Миколи I імператриці Олександри Федорівни (1798 — 1860), яку Шевченкові, можливо, доводилося бачити в Петербурзі та чути про неї розповіді К.П. Брюллова. Не виключено, що на цих рядках позначився опис імператриці в книжці де Кюстіна: «Нервные конвульсии безобразили черты ее лица, заставляя иногда трясти головой» (Де Кюстин. Николаевская Россия. — М., 1930. — С. 83), що, на думку автора, було наслідком переляку, викликаного повстанням 14 грудня 1825 р. У 1860 р. Шевченко відгукнувся на її смерть віршами «Хоча лежачого й не б’ють...» та «О люди! люди небораки!..».
То есть и на закате жизни нацгений бил лежачего-лежачую. В точном соответствии с подлым каноном «библии» всех русофобов – кустиновской «Россией в 1839 году». А тогда по велению «Миколи I» ему побрили лоб и отправили в солдаты.
Белинский-украинский
Кстати, поигравшись с этнографической диковиной – доведенным до печати текстом на малороссийском наречии, – культурная публика того времени наигралась и начала к ней охладевать. То ли тогдашняя мода на этно спала, отшумев, то ли творцы этих текстов не дотягивали до изысканных вкусов света.
Тарас был современником великого русского литературного критика Виссариона Белинского. Сегодняшний литературный критик Михаил Назаренко заботливо подобрал цитаты из рецензий Белинского – год за годом. Украинский литератор (в отличие от Бузины он страдает «самостийностью») считает, что доказал: «неистовый Виссарион» постепенно «зверел» по отношению к украинской литературе.
Правильнее, все-таки – прозревал.
1835. Малороссийский язык «совершенно недоступен для нас, москалей, и потому лишает возможности оценить... по достоинству» книги, которые на нем пишутся.
1838. По поводу перевода одной повести на великорусский язык: «Так-то лучше: а то мы, москали, немного горды, а еще более того ленивы, чтобы принуждать себя к пониманию красот малороссийского наречия, если дело идет не о народной поэзии. Ведь Гоголь умеет же рисовать нам малороссиян русским языком? Уверяем почтенного Грицьку Основьяненка, что если бы он написал свои прекрасные повести по-русски, то, несмотря на мудреную для выговора фамилию своего автора, они доставили бы ему гораздо большую известность, нежели какою он пользуется на Руси, пиша по-малорусски».
1841. «Хороша литература, которая только и дышит, что простоватостию крестьянского языка и дубоватостию крестьянского ума!»
«Еще менее понимаем вашу охоту писать для публики, которая совсем не читает книг, потому что едва ли знает грамоте. Что касается до нас, москалей, мы, верно, уже не будем для ваших сочинений учиться языку, на котором говорят только в провинции, и изучать литературу, которой нет на свете».
«Литературным языком малороссиян должен быть язык их образованного общества — язык русский. Если в Малороссии и может явиться великий поэт, то не иначе, как под условием, чтоб он был русским поэтом, сыном России, горячо принимающим к сердцу ее интересы...»
1843. «История Малороссии есть не более, как эпизод из царствования царя Алексея Михайловича... Слившись навеки с единокровною ей Россиею, Малороссия отворила к себе дверь цивилизации, просвещению, искусству, науке, от которых дотоле непреодолимою оградою разлучал ее полудикий быт ее».
1844. «Непонятная прихоть нескольких литераторов, желавших пощеголять своим родным наречием».
Последнее – в том числе и по поводу выхода шевченковских «Гайдамаків». Что-то подсказывает, что великому критику эта прихоть тогда уже была понятна…
Та не з москалями
Белинский как-то не стесняется обзываться москалем, попутно обзывая москалями и всех своих читателей-поклонников. Вероятно, они тоже не особо переживали по поэтому поводу: ну москали – и москали, так нас малороссы зовут.
Согласие русских на это имя достаточно важно для понимания того, что на самом деле пишет Шевченко.
Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі — чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Москаль любить жартуючи,
Жартуючи кине;
Піде в свою Московщину,
А дівчина гине...
«Москали – чужие люди», — так прямо и написано в одном из самых известных его произведений.
Не поверите: если в эти слова ткнуть носом сегодняшнего поклонника творчества Тараса Григорьевича Шевченко, он ответит в том смысле, что москалями просто называли… солдат. И значит, никакой такой особой русофобии в творчестве нацгения укронаци нету.
Тарас – не педераст
Нет никаких доказательств того, что Тарас Григорьевич Шевченко был пассивным гомосексуалистом — педерастом. Киевская голубая тусовка вынуждена обходиться всякими окольными аргументами.
Ну, никогда не было у человека семьи, не было музы-женщины-любви, что с того? Ну, были многочисленные друзья мужеского пола – что это доказывает? Вон и Гоголь, тоже, кстати, его — пусть и не самый близкий — друг, семьи никогда не имел.
В общем, у украинского публициста и борца за нравственность Анатолия Шария есть все основания заявить в статье «Труп украинского гомосексуализма»: «Если бы судьба подарила пропагандистам содомии хоть одно письмо, хоть пару строк, адресованных, к примеру, Котляревским Тарасу Шевченко, и если бы строки носили характер несколько "нетипичный", то это была бы победа гомосексуалистов. Полная и безоговорочная. Но нет в украинской истории непререкаемого авторитета, которого можно было бы приплести к когорте "нетрадиционных"».
И всякие заявления на соответствующих украинских форумах: «Я знаю тильке одне: Тарас Григорович Шевченко був гомосексуалистом» — лишь плод разгоряченного голубого сознания. Как, впрочем, и это (в части сексуальной ориентации): «Жидовская оранжевая мафия требует от Русов поклонения педерасту и пьянице Тарасу Шевченко». Как и это: «Тарас Шевченко — ярый антисемит, к тому же алкоголик и педераст». Такими переполненными ненавистью цитатами кишит интернет…
Где наш Тараска – там и ненависть.
Про безобразных животных
Но с женщинами у него, действительно, как-то все криво получалось.
Сирота Маша была невестой Ивана Сошенко, который принимал самое деятельное участие в истории с выкупом Шевченко из крепостной зависимости. Фамилия Маши осталась неизвестной. Как и ее судьба после того, как молодой Тарас, которого Сошенко приютил у себя, уговорил Машу позировать, стал за ней ухаживать, а потом — и совратил. Маша забеременела, тетка выгнала сироту из дома, а Шевченко разорвал с ней отношения.
Княжна Репнина в 1845 году помогала Шевченко выкупать из крепостной зависимости его родных. Деньги собрали, Тарас их пропил. Княжна написала поэту и художнику обиженное письмо… А сестры с братьями остались крепостными.
Письмо, в котором маэстро рассказывает о подхваченном где-то «трыпере», появилось только в первом его ПСС, в томе с перепиской, а потом как бы перестало существовать…
Большую часть своей беспутной жизни он поневоле провел с мужчинами – в армии. И с мужчинами, солдатами-«москалями», сослуживцами, у него явно не ладилось. Вот что писал сам Шевченко на практически чистом русском языке: «Рабочий дом, тюрьма, кандалы, кнут и неисходимая Сибирь — вот место для этих безобразных животных, но никак не солдатские казармы, в которых и без них много всякой сволочи. А самое лучшее — предоставить их попечению нежных родителей, пускай спотешаются на старости лет своим собственным произведением. Разумеется, до первого криминального поступка, а потом отдавать прямо в руки палача».
«Кто не брезгует солдатской задницей, тому и барабанщик покажется племянницей». Это из корпуса текстов Козьмы Пруткова – как характеристика офицерской армейской тупости. Но с офицерами у «привилегированного солдата» отношение были получше. Скажем, с одним из них, комендантом, Шевченко занимался… фотографией – и для этого нового на тот момент дела заказывал всякие приспособления.
Обещанное, или Ненависть
Болезненный член под названием «Тарас Шевченко» необходимо отсечь.
Жизненный опыт солдата Шевченко воплотился в душещипательные строки его поэмы «Катерина»:
Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі — чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Феерично разъясняют эти слова сегодняшние коммунисты, которым звериная русофобия Тараса, который, как скорпион, жалит себя хвостом, вроде бы по нынешним временам не ко двору. С сайта Коммунист.ру: «Даже знаменитая фраза, о том, что девушки должны воздерживаться от любви с «москалями» означает только предупреждение о необходимости осторожно относиться к добрачным половым связям в обществе, где средства контрацепции не известны. На Шевченко вправе обижаться евреи и поляки за то, что в ряде произведений они отражены "неполиткорректно"».
(Люблю я, кстати, автоиллюстрацию Шевченко к этой поэме. Дело происходит где-то в облаках, солнце светит сразу со всех сторон. С края картинки ускакивает всадник в военной форме, голова которого, вероятно, была оторвана, а потом пришита задом наперед. Конечно, с ним не стоило «кохаться». Центральная фигура – беременная резиновая женщина. Сзади к ее голове приделаны две пластмассовые извивающиеся ленты. У ее ног сидит украинец-негр, вырезавший топором ложку. С другой стороны – цирковая собачка, разгуливающая на задних лапах. Искусствоведы, наверное, давно определили, что написано на этой картине маслом хорошо: правая ступня Катерины).
Укронаци, находящиеся вроде бы на противоположном конце политического спектра, как уже отмечалось, тут объяснят: москаль – это просто солдат на древнем языке укров того времени. А потом, собравшись в кружок, закусывая горилку салом, начнут читать друг другу эти строки… и те, что ниже.
Перевод «солдат» — для внешнего употребления. Перевод «русский» — для сугубо внутреннего.
Да, ребята, именно из-за этих строчек и выросла, как поганый гриб, невиданная и необъяснимая слава Тараса. Большевичкам нравилась его манера решать любые социальные конфликты кровью – быстрой и большой. Но на одной большевицкой пропаганде он бы долго не протянул, во всяком случая крах коммунизма его лира (или кобза) не пережила бы. Здесь задействованы еще более гадкие струны, за которые Тарас дергает постоянно.
Я не поленился и выписал из «Кобзара» самые яркие примеры.
В мистерии «Великий льох» три птички – три души – объясняют, почему их не пустили в рай…
А мене, мої сестрички,
За те не впустили,
Що цареві московському
Коня напоїла.
Дивчина совершила сей опрометчивый поступок-проступок на пожарище Батурина (никакого отношения к Ю.М. Лужкову) после Полтавской битвы. В этом городишке русские вели себя, если верить Тарасу Шевченко, примерно так же, как гитлеровцы на территории оккупированной Украины. Простите за длинную цитату – тут цитат не избежать:
Як Батурин славний
Москва вночі запалила,
Чечеля убила,
І малого, і старого
В Сейму потопила.
Я меж трупами валялась
У самих палатах
Мазепиних… Коло мене
І сестра, і мати
Зарізані, обнявшися,
Зо мною лежали;
І насилу-то, насилу
Мене одірвали
Од матері неживої.
Що вже я просила
Московського копитана,
Щоб і мене вбили.
Ні, не вбили, а пустили
Москалям на грище!
Насилу я сховалася
На тім пожарищі.
Одна тілько й осталася
В Батурині хата!
І в тій хаті поставили
Царя ночувати,
Як вертавсь із-під Полтави.
А я йшла з водою
До хатини… а він мені
Махає рукою,
Каже коня напоїти,
А я й напоїла!.
Я не знала, що я тяжко,
Тяжко согрішила!
Тяжко согрешила не с солдатиком-москалем, а против Мазепы, который при бегстве к шведам оставил в городе сильный гарнизон. Да-да, против того самого предателя Мазепы, которого Петр I заочно удостоил единственного и ради него же учрежденного ордена Иуды. И, главное, обратите внимание, здесь вещи называются без всякого камуфляжа – Москва, московському…
Но продолжим с москалями. Раз:
На розпутті кобзар сидить
Та на кобзі грає;
Кругом хлопці та дівчата —
Як мак процвітає.
Грає кобзар, приспівує,
Вимовля словами,
Як москалі, орда, ляхи
Бились з козаками…
Воевали, значит, с казаками москали, татары, поляки – причем москали на первом месте. Все очевидно, ремарка, так, для порядка.
Два, говорит сама Украйна:
Сини мої на чужині,
На чужій роботі.
Дніпро, брат мій, висихає,
Мене покидає,
І могили мої милі
Москаль розриває...
Нехай риє, розкопує,
Не своє шукає,
А тим часом перевертні
Нехай підростають
Та поможуть москалеві
Господарювати,
Та з матері полатану
Сорочку знімати.
Помагайте, недолюдки,
Матір катувати.
Три, опять татары-поляки-москали:
За що ж боролись ми з ляхами?
За що ж ми різались з ордами?
За що скородили списами
Московські ребра??.. засівали,
І рудою поливали...
І шаблями скородили.
Що ж на ниві уродилось??!!
Уродила рута... рута...
Волі нашої отрута.
Четыре, теперь поляки и москали, которые хуже поляков:
Ляхи були — усе взяли,
Кров повипивали!..
А москалі і світ божий
В путо закували.
Ну, и еще парочка, чтоб не было сомнений, что у самого Тараса москали – это никакие не солдаты, а русские:
Потроху діти виростають,
І виросли, і розійшлись
На заробітки, в москалі.
І ти осталася, небого.
І не осталося нікого
З тобою дома. Наготи
Старої нічим одягти
І витопить зимою хату.
И эпиграмма на гетмана Богдана – догадываетесь, какого?
За що ми любимо Богдана?
За те, що москалі його забули,
У дурні німчики обули
Великомудрого гетьмана.
Одни слова, конечно. Нет никакой основы для ненависти – одни только пустые слова. И Тарасовы. И те, которыми сегодня переполнен интернет. Слова. Болтовня. Брехня. В том же интернете схлестывания с выпуском жовто-блакитного пара традиционно называют «хохлосрачем». Увы, очень часто ненависть начинается с пустых слов.
Как-то нам надо что ли равняться на простого украинского крестьянина (их тех, кого поляки называли «быдло»), выступавшего, правда, в месте непростом – в Государственной Думе, той, царской еще. «Всякую украинофильскую пропаганду мы отвергаем, ибо никогда не считали и не считаем себя нерусскими; и с какой бы хитростью ни старались услужливые господа… вселить в нас сознание розни с великороссами, им это не удастся. Мы, малороссы, как и великороссы, суть люди русские», — говорил на заседании Думы депутат от Подольской губернии крестьянин Андрийчук.
За що ми (НЕ) любимо Тараса?
Неужели никто многочисленных антирусских высказываний-призывов-всхлипов у Тараса Григорьевича не замечал? Конечно, замечали – и использовали. Двойное дно чемодана по имени Шевченко многократно выворачивалось наружу.
«Шевченко является олицетворением злобы, ненависти, зависти, проповедует анархические идеи, разврат, безверие, грубо высмеивая людей, порок для которых чужд, иронизируя над последователями заповедей Христа. И такого именно поэта, проповедника таких идей, наши школьные власти заставляют молодежь чествовать, а посредственно заставляют проникаться и его идеями». 1912 год, ежемесячный литературный и общественный иллюстрированный журнал «Націоналистъ». Выходил во Львове, между прочим. И еще, между прочим: Тарас был крещен в греко-католической церкви, и хотя и униаты у него предстают в крайне непривлекательном свете, по крещению православным он не был.
«Запрещение чествования Шевченко было такой превосходной... мерой с точки зрения агитации против правительства, что лучшей агитации и представить себе нельзя... После этой меры миллионы... «обывателей» стали превращаться в сознательных граждан и убеждаться в правильности того изречения, что Россия есть «тюрьма народов». 1914 год, В.И. Ленин, статья «К вопросу о национальной политике». («Ленин с возмущением писал в 1914 году о решении министерства внутренних дел запретить проведение столетнего юбилея со дня рождения Шевченко». Мейлах Б. С. Ленин и вопросы русской литературы в дооктябрьский период // История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Т. X. Литература 1890—1917 годов. — 1954).
Между прочим, хитрый Ильич впервые использует выражение «тюрьма народов» — как уже устоявшееся. Потом этот навязанный трейдмарк Российской Империи будет очень эффективно использоваться, когда большевики взбунтуют окраины. И переживет свое второе рождение в нечистоплотных игрищах развальщиков СССР.
Шевченко как проект и как фальсификация
Смутные сведения о существовании такого проекта доходят до нас из XIX века. Надо знать слишком много мелких и несущественных для нас сегодня реалий, чтобы разобраться, что к чему. Но вот статья «Австрийцы в Галиции» в «Вестнике Юго-Западной и Западной России». Вышел вестник в Вильне – тогда польском городе (теперь это столица Литвы Вильнюс) в 1868 году.
«В 1861 году из петербургского украинского комитета было прислано много сочинений на малорусском языке, напечатанных с особым правописанием, известным под именем кулишовки (по имени издателя П.Кулиша). Сочинения Шевченка привлекали много читателей, а само правописание приобрело почитателей, которых и назвали кулешовцами. Этим разделением сил и без того немногочисленной еще русской интеллигенции в Галиции, поляки воспользовались, ухватились за кулишовку, как за якорь спасения, и поощряли планы о малороссийской самостоятельности. Предупреждения, что подобные планы только споспешествуют польским замыслам к оторванию малороссов от России, для подведения их потом под польское владычество, были бесполезны, и только неурядица 1863 г. в польских сборищах в Галиции вылечила от болезни, начиная с тех, которые за идею национальности даже дрались под знаменем Гарибальди в Италии.
Поляки, однако, держатся за кулишовку, и рассчитывают тем более на ее успех, что она сочинена не поляками, а потому удобнее может служить приманкою для молодежи, отражая перед ними призрак малороссийской самостоятельности».
Под «проект Шевченко» была придумана целая грамота – вот те раз… А вот те два: проект запускался «с ноля».
Смотритель могилы поэта Василий Гнилосыров рассказывал, что Шевченко украинцы, в общем, и не знали: «На вопрос: "Чья это могила?" всякий ответит Вам: "Тарасова!" — "Хто ж такий був той Тарас?" — "А хто його знає!.. Мабуть, який чиновник важний"». А газета "Дніпрові хвилі" рассказывала про попытку собрать деньги ему на памятник: «В каждой хате приходилось рассказывать про Шевченко и читать его биографию, потому что к кому не зайдут — каждый спрашивает: "Кто ж он такой был, этот Шевченко?"».
То есть был Тарас попросту Украине неизвестен. И только какие-то невероятные усилия неведомых действующих лиц превратили его в икону. Столь же эффективную интригу с участием таинственных сил мы наблюдали совсем недавно. Но, будем надеяться, очень скоро станут известны механизмы, благодаря действию которых Украине пришлось пережить потерянную «оранжевую пятилетку». Однако с Тарасом, боюсь, все так и останется в тумане.
А вот и вовсе удивительное… «Не пора ли снять покрывало с таинственной фигуры Шевченко и показать этого «неборака» в настоящем, неприкрашенном виде?.. пролить свет на невыгодную сделку с мнимым Шевченко... Тарас Шевченко, которому приписывается «Кобзарь» в таком виде, в каком преподносят его наши хохломаны, был человек весьма малограмотный, невежественный, не подозревавший о существовании знаков препинания и совершенно неспособный по своему умственному и нравственному убожеству к созданию тех песен и поэм, которые так уютно размещены в «Кобзаре»… Маска образованности и высокого развития плотно пригнана к корявому, необтесанному лицу Шевченко… Не только личность, но и самый Кобзарь есть фальсификация Кулиша!..» Е. Шаблиовский, «Народ и слово Шевченка», газета «Киев», февраль 1914.
Меньше чем через полгода началась большая война, одним из результатов которой стало то, что на карте впервые появилась такая неведомая страна – Украина. Правда, карты еще не успели отпечатать, как она исчезла.
Гнилой бриллиант
Резюме. В случае с Шевченко очевидна подмена понятий. Вымещая в пьяном угаре свой комплекс неполноценности этот низкорослый виршеплет наговорил среди всего прочего и гадостей про москалей.
Кстати, не похоже, что он был таким уж идейным националистом. Анархистская душа Тараса требовала несогласия, словесного бунта. И тогда доставалось всем – и Богу, и России.
За эти строчки зацепились сперва укронаци, потом большевики (в 1920 году «Кобзарь» называли «красным евангелием»), после – «оранжевые», поместив этот гнилой бриллиант в оправу пафоса. Пафосом национального гения Тараса накачивают уж 150 лет.
Конечно, простому человеку где-нибудь на Полтавщине трудно поверить, что стихи, которые он учил в школе, — плохие. Что единственный (помимо Пушкина) поэт, про которого он знает, не стоит того. К тому же помимо всего всякого Тарас печатал под своим именем народные песни – а они всегда хороши. Ну и, наконец, писал он не только на великорусском, но и на малороссийском наречии. А это подкупает — свой.
Конечно, проще продолжать верить полуторавековой пропаганде, честная оценка – переоценка – требует определенного интеллектуального мужества. Но и дальше жить с таким национальным гением не стоит. Как-то надо его потихоньку сворачивать. Сдувать.
Впереди – серьезное испытание. В 2014 году – 200-летие Шевченко. Хороший повод, чтобы сказать, наконец, о нем правду. И плохой – продолжать накачивать пафосом его и так раздувшееся от водянки маленькое тельце.
Андрей НАЗАРОВ, holsto-mer.ru
