Русское Движение

Об интеллигенции

Оценка пользователей: / 0
ПлохоОтлично 

 Реквием …

Глава 1. Русская интеллигенция

Глава 2. Ветер с южной стороны

Глава 3. Русское и советское

Глава 4. Холодное лето

Глава 5. Гонимые и совиньоны

Летняя пора обычно полна оптимизма, хлопот, связана с переездами, новыми встречами и расставаниями; популярны темы отпусков. Люди активно обсуждают достоинства и недостатки отдельных курортных местечек и мечтают о том, как бы им поинтереснее провести свободные недели и месяцы.

Третью четверть ХХ столетия следует отнести к самой спокойной поре советской эпохи. Наступательно-мажорный маршевый мотив доминировал над «плачами». Отечественная война ускорила переезд основной массы населения с одного берега (земледельческого уклада) на другой берег, застроенный заводами, фабриками, комбинатами, гидроэлектростанциями, вузами и НИИ. Тема роста, равнения на прогрессивные изменения была основной и придавала молодежи неиссякаемого оптимизма. Если «старики» всю жизнь землю пахали и ковырялись в навозе, то волна индустриализации подхватывала юношу или девушку и увлекала за собой за тысячи километров от родной деревни. Рабочие специальности: токарь-расточник, крановщица, слесарь-инструментальщик, штамповщица, шахтер или мотальщица на ткацкой фабрике считались более передовыми, нежели скотники или хлеборобы.

Да, жили после войны голодно и холодно, но благоприятные перемены все же происходили. Они связывались не только с тем, что из мест отдаленных возвращались в семьи и родные места бывшие кулаки и подкулачники, военнопленные, «вредители и саботажники». Крестьяне, беженцы, эвакуированные, сосланные и затем реабилитированные, молодые специалисты, присланные на стройки коммунизма по распределению после окончания техникума или вуза, в своем подавляющем большинстве стремились перебраться в города; к тому же советские люди обживали места, прежде считавшиеся для жизни непригодные. Дети рабочих становились инженерами, технологами, врачами, учителями. Да, многие деревни вымирали, но зато возникали целые города, рассеченные широкими бульварами и проспектами. Пропаганда здорового образа жизни, систематические медицинские осмотры трудовых и учащихся коллективов приводили к росту продолжительности жизни. Росла численность населения, росли этажи строящихся зданий, росли корпуса заводов и шпили телевышек. Осваивались суровые пространства Крайнего Севера и прокаленные пустыни Средней Азии, мирового океана и даже космоса. Везде требовались крепкие рабочие руки; вся страна представляла собой гигантскую стройку. О безработице, экономических кризисах СМИ сообщали только применительно к странам капиталистического лагеря. Все это позволяло советским людям не только уверенно смотреть в будущее, но и чувствовать себя жителями особенной страны, первой прокладывающей путь в справедливое и гармоничное общество. Все намеченные партией и правительством планы выполнялись, поставленные задачи решались. Советский патриотизм был реальностью. Ширились ряды партии, увеличивался корпус ученых, росла численность выпускников военных академий.

Как себе представляли люди грядущее коммунистическое завтра? Традиционный ответ сводится к формуле: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Но почему-то дальше этой формулы дело не шло, т.е. она не разворачивалась в зримую картину того, какие связи будут соединять людей. Да, в стране существовала «система», которая была обществом в обществе. А какая система отношений должна проницать и солидаризировать все общество в целом? Это оставалось не проясненным, несмотря на то, что во всех вузах изучили научный коммунизм. От каждого по способностям... Как будто все предыдущие модели политического устройства страны и организации общества не опирались на это правило. Но способности и наклонности у людей весьма различны. В каждом обществе, в любые времена рождались смелые и трусливые, умные и глупые, сильные и слабые, красивые и уродливые. История знает немало прирожденных убийц, но этим людоедам можно противопоставить плеяду мудрецов, основоположников нравственного закона и выразителей Божественной воли.

Все дело в акцентах, в развитии одних способностей и умалении других. Есть общества, где превыше всего ценилась военная дисциплина. Благодаря жесткой дисциплине в бою, многие полудикие народы сумели создать обширные империи. Есть общества, где поклоняются красоте, индивидуальному мастерству. Эпохи Перикла в древней Греции и Возрождения в Северной Италии являют нам удивительные образчики обществ, щедрых на гениев, и прекрасные образы. Культ праведников может служить примером для подражания мирянам и способен дисциплинировать их трудную жизнь.

Советское общество исповедовало марксизм - псевдорелигию, первоосновой которой являлась вера в закон о неизбежности смены общественно-экономической формации и ведущей роли пролетариата в дальнейших судьбах человечества. Формально классики учения возлагали особые надежды на промышленных рабочих в грядущем переустройстве мира. Но Бердяев прозорливо усмотрел в сочинениях К.Маркса собирательный образ пролетариата в качестве Нового Израиля. <...>

Но и другие исторические неудачники, относимые к малым народам, также стремились преуспеть в новом властвовании над всеми людьми. Воссевшие на руинах Российской империи марксисты, будучи по преимуществу представителями малых народов, оказались на редкость жестокими и кровожадными и в своей подавляющей части бесславно завершили своей жизненный путь. Их вытеснили совины - плод евгенического эксперимента, затеянного т. Сталиным. В отличие от коминтерновцев, они свято верили в то, что победа социализма возможна в отдельно взятой стране и были беспощадны ко всем тем, кто не разделял их веры. Совины послевоенного поколения не отличались столь твердым закалом, больше ориентировались не на классовую борьбу, чистки и расстрелы, а на благоустройство «завоеваний социализма». Но марксизм продолжал полностью доминировать в стране. В послевоенном советском обществе особо выделяли не храбрых или мастеровитых, не талантливых или предприимчивых, а людей, искренно верящих в скорое наступление коммунизма. Но вера в материалистическом мире не может не подкрепляться вполне зримыми, осязаемыми и питательными воздаяниями. Восприятие марксизма, как единственно истинного учения, считалось самой ценной способностью. На развитие этой способности были нацелены ярусы власти и пропагандистского аппарата, многоступенчатой системы образования и сложная иерархия в трудовых коллективах.

Мечта о коммунизме каждого сознательного марксиста, конечно же, имела индивидуальные особенности. Но общим являлось то, что человек, оказавшийся способным воспринять самые передовые идеи переустройства человечества, выражал готовность терпеть определенные тяготы и лишения в надежде стать впоследствии членом совершенного коммунистического общества.

Если в первой половине ХХ в. требование «от каждого - по способностям» зачастую служило единственным способом остаться в живых, (несчастный старорежимный элемент должен был видеть в комиссарах авангард прогрессивного человечества, и уметь восхищаться их террором, святотатствами, глумлениями над человеческим достоинством), то во второй половине столетия акцент стал постепенно смешаться на вторую часть формулы: «каждому - по потребностям». Доктрина марксизма учила о том, что потребности человека растут вместе с его профессиональным и культурным ростом. А как можно измерить этот рост? Званиями, наградами, должностями, учеными степенями. Благодаря знакам отличий, человек мог претендовать на официальное признание или на государственную поддержку своих растущих потребностей. Чтобы стать Мастером спорта, требовалось выполнить определенный норматив, и за это звание государство приплачивало спортсмену определенную сумму. Чтобы получить ученую степень, необходимо было потрудиться над диссертацией и получить диплом «кандидата наук». Это звание также гарантировало рост зарплаты. Чтобы заполучить крупные звезды на погонах, советский офицер заканчивал соответствующую академию. Так регулировались уровни потребностей.

Кроме служебной карьеры немаловажное значение для роста потребностей играло место проживания. Все города, в том числе и секретные городки, распределялись по разным режимам снабжения продовольствием и потребительскими товарами. Кроме того, существовали и закрытые системы распределения этих товаров. Тот же механизм действовал при распределении квартир, путевок в санатории и лечебницы. Чтобы достичь уровня потребления различными благами, превышающий некий негласный минимум, требовалось соответствовать определенным нормативным требованиям.

Несмотря на то, что советские люди все хуже понимали, в какой политической системе они живут и как эта система функционирует, число желающих вступить в ряды КПСС ничуть не уменьшалось. Практически, все взрослое население СССР по мере сил готовилось вступить в КПСС. Но не всех туда принимали. Студенты частенько подтрунивали над косноязычными профессорами, воспитанниками «красной профессуры». Однако, после окончания вузов новоиспеченные специалисты прилагали огромные усилия, чтобы оказаться учениками этих профессоров и в итоге получить ученую степень. Но далеко не всех брали в аспирантуру или докторантуру. Несмотря на то, что многочисленные поэты, прозаики, очеркисты, драматурги, критики, публицисты, литературоведы в «кухонных разговорах» не жалели язвительных замечаний в адрес советской литературы, все поголовно стремились вступить в Союз Писателей. Конечно же, и туда брали не всех сочинителей, а лишь наиболее достойных звания «член СП». Младшие офицеры поголовно мечтали окончить соответствующую академию, все они прекрасно знали и о том, что без взятки туда не попасть. Но лишь немногие знали главное - кому можно дать и сколько.

Таким образом, из соискателей более высокого уровня потребления складывался в эпоху развитого социализма кадровый резерв. Не сумевшие попасть в этот резерв, считались «простыми смертными». Тем, кто обладал хорошим интеллектом, слыл мастером своего дела, но в игре «на повышение» не участвовал, обычно в обществе ставили диагноз: «чудак» или «не умеет жить». Чувство собственного достоинства считалось рудиментом прошлого, которое давно оставили на «другом берегу».

Это чувство, как и чувство любви, существенно отличаются от многих других чувств, ведущих человека по жизни. Чувство собственного достоинства, как и любовь, не являются производными природных инстинктов. Жизнь соткана из противоречий. В прежние эпохи «били челом» (кланялись, а частенько и вставали на колени) перед образами и перед господами. Но, тем не менее, даже крестьяне обладали чувством собственного достоинства. Оно всемерно поощрялось в любом сообществе и служило залогом уважения со стороны соседей, родственников, земляков. Оно проистекало из ответственности за жизнь своих домочадцев. Крестьянин постоянно принимал самостоятельные решения: сам рыл колодец возле дома, сам рубил сруб. Шел охотиться в лес и знал, что только от его смекалки и зоркости зависит - голодными или сытыми будут жена и детки. Крестьяне, особенно из зажиточных, стремились ходить степенно, разговаривали неспешно, решения принимали, лишь тщательно взвесив все «за» и «против». Чувство собственного достоинства воспитывалось у молодых старшими по возрасту, но и сами старшие должны были соответствовать высоким требованиям, предъявляемым юнцам. Это - сугубо мужское чувство. Многие из-за него погибали - в открытом бою, на дуэли или надсаживались от непосильного труда. Высшим проявлением этого чувства является понятие чести. Кодексы чести обычно регламентировали только жизнь аристократии. Но хорошо известно и то, что торговый люд, целью деятельности которого являлось извлечение максимальной прибыли от сделок, строго придерживался своих заранее данных обещаний, даже если эти обещания оборачивались убытками.

Чувство собственного достоинства оказалось самым острым дефицитом в советском обществе. Во-первых, в стране практически не осталось людей - носителей этого чувства; всех их давно превратили в лагерную пыль. А те, кто чудом уцелел, состарились и были прикованы к одру. К сожалению, старость унижает человека также сильно, как и преступная власть. Во-вторых, советское государство лучше понимало свою значимость и свою роль в обществе, когда к этому государству люди обращались с разными житейскими просьбами. К просителям власти неизменно прислушивались.

Дело в том, что разные уровни нормативного потребления общественных благ имели еще и подуровни. Например, заслуженному человеку полагалась просторная квартира, но так как контингент «заслуженных» быстро укрупнялся, а строительство просторных квартир было ограниченным, то непременно выстраивалась очередь. И ожидание в этой очереди зачастую затягивалось на десятилетия. Но существовали способы обойти впереди стоящих. Для этого следовало обратиться в соответствующие инстанции с просьбой, в которой подробно излагались все заслуги просителя перед советским государством, а также, перечислялись ордена, медали, почетные звания, служащие знаками официального признания этих заслуг. Далее необходимо было указать, какие моральные и физические страдания приносят существующие жилищные условия; крайне стесняют автора просьбы, мешают, а порой и просто препятствуют ему плодотворно трудиться на благо родного советского государства и не менее любимой КПСС.

Все подобные обращения соответствующие инстанции тщательно рассматривали и зачастую просьбы удовлетворяли. Таким образом, проситель получал просторную квартиру в престижном квартале, а то и на центральной улице, а тот, кто не взывал к властям о трудностях своего бытия, терпеливо ждал. В конце концов, и он квартиру получал, но лишь годы спустя, и квартира эта располагалась в доме, выстроенном на городской окраине. Так вместо чувства собственного достоинства воспитывалось чувство благодарности советскому государству и руководящей партии. Однако, многим людям подобные просьбы давались нелегко: требовалось «перешагнуть через себя».

А когда через человека можно перешагивать? Лишь тогда, когда он повержен, распластан и совсем беспомощен.

Чтобы не оказаться на обочине процесса распределения общественных благ, инициативные соискатели достатка были вынуждены постоянно просить; чтобы дачу для полноценного отдыха или творческой работы выделили не ветхую, а новую. Или, чтобы премировали путевкой не в захудалый санаторий, а в комфортабельный, расположенный в модном курорте. Удовлетворение подобных просьб выступало актом доброй воли и в тоже время, проявлением доверия к просителю; мол, поддержим парня, в случае чего, тот не подведет. И такие случаи, требующие от просителя вполне конкретных поступков и заявлений, частенько возникали.

Советское общество отнюдь не было патриархальным, а скорее технократическим, с ярко выраженной марксисткой подкладкой. Но просящие, и тем самым материально преуспевающие, по сравнению со всеми прочими гражданами и гражданками, добровольно застревали в подростковом мироощущении.

Большинство из нас прекрасно помнят свою юность: первое знакомство с девушкой, горячее стремление подарить ей цветы, побывать с ней в театре или на концерте, развлечься в молодежном кафе - а денег нет. И чтобы не ударить в грязь лицом перед девушкой, приходится обращаться с просьбами о субсидировании намеченных планов к родителям. Последние довольно благосклонно выслушивают эти просьбы, иногда ворчат, но деньги все же дают. Однако, встречи с любимой учащаются и затягиваются до глубокого вечера; приходится отвозить ее домой на такси, и на такси же возвращаться к себе домой. Просьбы о «субсидировании» звучат все чаще, пока молодой человек не понимает, что пора зарабатывать, хотя бы на развлечения, самому.

Но некоторые этого не понимают. Они взрослеют, женятся, заводят своих детей, продолжая сидеть на родительской шее. Обычно таких молодых, а затем уже и не столь молодых людей упрекают в затянувшемся инфантилизме. Но в эпоху развитого социализма сложился тип социального инфантила, который до плешин на голове просил и просил; причем не столь для себя, сколько ради жены и своих детей, иногда для своих любовниц и приятелей. И самое интересное, чем убедительнее он просил, тем большим уважением пользовался в семье, у своих коллег по работе и просто знакомых.

Ведь следовало знать, у кого можно просить и что при этом обещать взамен.

Евгенический эксперимент, начатый т. Сталиным, продолжался. Но теперь воспитание советского человека шло не столь страхом, сколько приближением или удалением от «кормушки». Те, кто росли в званиях, претендовали на более высокий уровень потребления, а если еще и не стеснялись просить, то катались, как сыр в масле.

Существование различных уровней потребления, базирующееся на фиксации выполненных нормативов, служило стимулом к работе. Но вместо авторов изобретений, научных открытий, художественных произведений, вместо зодчих, мыслителей, мастеров своего дела появилось множество «докторов наук», «действительных членов академий», «заслуженных» и «народных» членов творческих союзов. Число директоров мебельных фабрик на порядок превышало число умельцев - краснодеревщиков. Огромная масса совинов, облаченных в официальные строгие костюмы и галстуки, ничего не умела делать; разве что толочь воду в ступе, рассказывая многоразличным аудиториям о преимуществах развитого социализма перед догнивающим империализмом. Еще множество совинов занималось только тем, что делило и распределяло общественные фонды и рассматривало просьбы о материальной помощи, исходящие от почтенных граждан.

Претензии более высокого уровня потребления по сравнению со среднесоветским, хоть и нелегко давались, но все же осуществлялись. А при крайне примитивных представлениях о благополучной жизни провоцировали пьянство и обжорство. Совины послевоенного поколения затевали банкеты по любому поводу; свадьбы и поминки зачастую практически не отличались по размаху угощений, возлияний и по радостно-веселому настрою участников пиршества. Банкеты закатывали юбиляры, новоиспеченные лауреаты, дипломанты, чемпионы, директора и генеральные директора. Совинское зачастую вырождалось в свинское; не потому что банкетов было много, а потому что упивались до чертиков в глазах, объедались деликатесами сверх всякой меры, страдали запорами и отращивали животы.

В стране лютовал дефицит, а совины купались в оазисах непоказного благополучия. Банкеты обычно проходили в закрытых помещениях, куда доступ праздношатающейся публике был категорически запрещен. Если совин первой волны напоминал железный прут, то совины, вошедшие в общественную жизнь уже в послесталинскую эпоху, все чаще приобретали расплывчатость очертаний, толстозадость, женоподобность. У женщин много пленительных свойств, веками воспеваемых поэтами. Но присущи им и определенные недостатки. У них нет чувства пути, их легко сбить с толку. Женщина умудряется заблудиться в парке культуры и отдыха: она - ведома, а когда ведущий отсутствует, то идет бедняжка навстречу весьма неприятным сюрпризам. Совины второй половины ХХ в. неудержимо становились женственными, предпочитали ничего не решать, потому что заранее видели множество трудностей и проблем. Но при этом стремились «сохранить лицо» и «прилично выглядеть».

Слово «зависть» - тоже женского рода. Зависть - это злоба ожесточенного сердца. Но женщины никогда не завидуют мужчинам, а лишь себе подобным. Ожесточенность женского сердца проявляется многообразно. Предметом зависти могла стать молодость и даже модный костюмчик. Совины и совиньоны были тотально поражены завистью. С одной стороны, если все люди, достойные коммунистического общежития равны, то и всем блага должны распределяться поровну. Однако, у одного автомашина была поновее, у другого - жена покрасивее, у третьего клумба перед дачей поярче, у четвертого здоровье покрепче... Зависть и злословье идут рука об руку. Слухи, сплетни, наветы, абсурдные домыслы и грязные подозрения по отношению к ближнему нещадно язвили правящий слой.

Во всех крупных поместьях во все времена видную роль играли экономки. Они единственные точно знали, сколько в доме муки или сухих грибов, меда и солонины, вина и масла. В более древние времена экономок звали ключницами. Главной задачей экономки являлось рачительное распределение имеющихся запасов. «Дам» или «не дам» составляло суть ее стратегии и тактики. «Тебе - дам», а «тебе - откажу» - подобные ответы служили проявлением благосклонности или неприязни ключницы. Так вот, многие совины все чаще именовали себя экономистами, хотя об экономике имели весьма смутное представление. На самом деле, они служили в советском государстве экономами: кому-то что-то «давали», а кому-то горделиво или презрительно «отказывали». Конечно, нередко обманывались, поддавались на коварную лесть, разочаровывались в очередном ухажере, но делить и распределять, а затем перераспределять распределенное доставляло им подлинное удовольствие, и было сокровенным содержанием их деятельности. А так как страна досталась им огромная, ресурсы - неисчерпаемые, общественное движение «жить по потребностям» захватывало все более широкие социальные слои, Многоуровневая распределительно-перераспределительная система общественных благ являлась гордостью и главным достоянием совинов.

Это система исправно функционировала внутри «системы».

Так уж получилось, что на пересечении распределительных потоков и роста потребительских ожиданий очутилась немногочисленная, но быстро ставшая влиятельной группа лиц, которых называли заведующими. Заведующие магазинами, базами, торгами, трестами ресторанов, гостиницами, складами, дачными хозяйствами, колхозными рынками быстро сложились в мощную корпорацию, и уже сами совины искали дружбы с этими солидными людьми. Трогательный союз совинов с заведующими породил новые потоки свинства. Эти потоки подхватывали фарцовочно-фартовую молодежь, гулящих девок, теневиков и «цеховиков», служивых с разнообразными погонами, вечно пьяную богему.

Свинское неприглядной жижей растекалось по стране. Каждый советский человек мечтал хоть раз в десятилетие стать причиной, организатором и хозяином банкета. Правда, не у всех это получалось. Разумеется, совины и совиньоны не входили в число подобных неудачников. Все они постоянно и неуклонно росли. Дети заслуженных артистов становились народными артистами, а внуки счетоводов увенчивались академическими лаврами. В Москве располагалось неисчислимое количество главков, управлений, министерств, ведомств, комитетов, союзов, партийных и около партийных структур.

Стоит ли удивляться тому, что в условиях более чем замедленного роста производства товаров и стремительного взлета потребительских ожиданий в стране, у совинов возникла смелая идея о дальнейшем развитии марксизма. Если большевики пришли к мнению, что мировая пролетарская революция может временно сосредоточить свою энергию в пределах одной страны, то совины послесталинской эпохи решили построить коммунизм в пределах одной столицы. И обратились с взволнованным призывом ко всем советским людям: мол, сделаем нашу дорогую Москву образцовым коммунистическим городом. Естественно, этот призыв горячо поддержали все жители Советского Союза. Следует особо отметить, что подавляющая часть советских людей мечтала переехать в Москву и стать москвичами. Однако, далеко не у всех это получалось. Столица «слезам не верила», но все же ее численность за советский период увеличилась на порядок. Таким образом, мировое движение за светлое завтра в течение века свернулось до размера мегаполиса, который превратился в странный, обособленный от всей страны анклав. Жителям этого анклава было совершенно безразлично, что думают о них, как относятся к ним новгородцы или куряне, но они сильно расстраивались по поводу нелицеприятных высказываний в свой адрес Папы Римского или американского президента. Проживая в образцовом коммунистическом городе, москвичи старались изо всех сил; они верили и надеялись, что их любят в Америке, Африке, Азии и даже в Европе.

Трудно судить, насколько этот мегаполис, возникший много веков тому назад в качестве символа возрожденного православия, соответствовал критериям образцового коммунистического города. Но то, что в 70-80 е годы истекшего столетия Москва стала рассадником совинов, совиньонов и свинов (в дальнейшем ССС) для меня очевидно.

ССС можно разделить на три поведенческих типа: это шут, хам и мальчиш. Шут верховодил, числился в «элите». Но и хам был весьма заметен; обязательно находился «в теме» или «в деле», или «в команде». И комплекцией обладал соответствующей. Обхрюкать мог по любому поводу. Обычно лез туда, где грязь погуще, не брезговал поваляться по илистому дну, подставляя при этом теплому солнышку свой розовый животик. Хам всегда сидел в первых рядах партера, как раз напротив президиума, и аплодировал громче всех. И кулаком по служебному столу стучал, в случае чего, тоже громче всех. Мальчиши же относились к сущим озорникам. Они обычно кучковаись в молодежных центрах, на эстраде или возле нее, в барах и ресторанах или возле них. Если москвичам было безразлично мнение о них провинциалов, то мальчишам было совершенно безразлично, что думают о них старшие товарищи (по комсомолу или партии). Они куражились от избытка жизненных сил, и, чем сердитее звучали окрики старших товарищей, тем веселее становились одутловато-детские лица мальчишей. Всего обиднее и досаднее для старших товарищей выглядели откровенные и многоразличные издевательства мальчишей над советским патриотизмом.

Советский патриотизм прописался в стране уже в начале 30-х годов благодаря всемерной поддержке и пропаганде героических подвигов и мужественных поступков целого ряда коммунистов. Полярники, летчики-испытатели, передовики производства сменялись героями Отечественной войны, затем физиками-ядерщиками, геологами, космонавтами, спортсменами. Со временем триумфы героев все чаще подкреплялись материальными вознаграждениями, которые легко поддавались сравнительному анализу. И в ходе этого сравнения триумфатор постигал скорбную истину о том, что малоприметные люди умудрялись скопить гораздо большие суммы и пользовались гораздо большим набором материальных благ, нежели это полагалось герою. Стремление к самопожертвованию, столь свойственное всякому русскому человеку, нещадно эксплуатировалось советскими властями, пока не выродилось в тотальный цинизм: «Разве мне больше всех надо!» Волны цинизма исходили от правящего слоя и докатывались до отдаленных окраин СССР.

Все, казалось бы, занимались каким-то делом. Но главной заботой деятелей являлось не создание какого-либо продукта в самом широком понимании этого слова, а составление убедительного отчета о том, что план выполнен и перевыполнен, и ответственные за его выполнение могут рассчитывать на соответствующую премию.

Жизнь правящему слою отравляли не проблемы в стране, которые не решались, а поездки за рубеж. Ведь в ходе этих поездок совины убеждались, что немецкий сантехник или механик из автомастерской (по классовой градации общества - пролетарий) имел материальных благ не меньше, а зачастую больше и лучшего качества, нежели номенклатурный работник в СССР, добросовестно сдавший все нормативы, получивший изрядное количество дипломов, удостоверений и прочих охранных грамот. Стоило ли заканчивать университеты марксизма-ленинизма, лезть из кожи вон, чтобы быть зачисленным в ряды партии, угождать начальству, заискивать перед контролирующими и компетентными органами, писать всякую чушь в диссертациях или в передовицах газет, восхищаться на собраниях, конференциях и съездах твердой поступью престарелых маразматиков, угнездившихся на вершине власти; стоило ли и все это делать лишь затем, чтобы пользоваться набором меньших материальных благ, нежели они доступны забубенному пролетарию из Европы или Америки?

Советский патриотизм стремительно выветривался, как выветривается хмель у развеселых гуляк, когда они возвращаются домой, а на них сваливаются многочисленные проблемы; в доме случился потоп или пожар, злоумышленники утащили ценные вещи, дети сбежали, куда глаза глядят. Советский патриотизм стал объектом злословия и скалозубства. Никто не видел в ветхих старцах во власти своих вождей. Государственные решения принимались, но не выполнялись. В то же время решение любой сугубо индивидуальной головоломки, связанной с повышением общественного статуса конкретного советского гражданина, стало зависеть от «размера налитого стакана». Марксизм окончательно выдохся, загустев в границах одного мегаполиса. Страх ядерной катастрофы, развитие потребительской культуры на Западе, примитивизация целеполаганий у ССС, увязших в трясине цинизма, угашали остатки веры в светлое завтра. Все хотели получить все сегодня и сейчас, все устали от ожиданий мифического коммунизма и от тягостных ритуалов, будто бы приближающих его наступление.

К середине 80-х годов «система» оказалась полностью выедена изнутри. Ценности жизни строителей нового общества (марксизм, вождизм, советский патриотизм), переход к которым потребовал чудовищных жертв, быстро саморазрушались. Если Порта благополучно просуществовала несколько столетий, прежде чем войти в эпоху упадка, то советская система получилась на порядок менее долговечной и прочной.

Хронические путаники правили во всех общественных и гуманитарных науках, парфункционеры через мощнейшую пропагандистскую машину ретранслировали измышления этих путаников на многомиллионную аудиторию. В энциклопедиях, философских словарях и прочих академических изданиях, пытающихся отражать творческие достижения выдающихся личностей последних двух веков (XIX и ХХ вв.), все литераторы, мыслители, люди искусства, родившиеся и успевшие умереть в Российской империи, обычно числились русскими. С появлением советского государства набор характеристик приобрел удручающую пестроту. Многие выдающиеся личности или произведения отечественной мысли вообще не упоминались, потому что никак не резонировали победной поступи пролетарских революций. Причем, белоэмигранты сохраняли свою национальную культурную принадлежность, а те, кто остался приписанным к Советскому Союзу, увы, нет. Так Иван Алексеевич Бунин, дожив в эмиграции до середины ХХ века, неизменно относился к русским беллетристам. М. Горького нарекли великим пролетарским писателем. М. Шолохов уже именовался советским писателем. А вот Бердяев назывался не просто русским, но еще и буржуазным мыслителем, хотя никто в его роду ни по отцовской, ни по материнской линиям к буржуазии не относился, а сам дух его сочинений отличался явной антибуржуазностью. Ильин вообще нигде не упоминался, потому что входил в монархическую организацию, ставившую своей целью борьбу с советским строем. Вычеркнули из плеяды мыслителей Вышеславцева, который сотрудничал в Европе с нацистами в качестве публичного лектора и ярого антикоммуниста. Если труды католических богословов (П. Абеляра, Н. Кузанского) иногда публиковались, то православное богословие, тем более труды богословов ХХ в., находились под строжайшим запретом.

Жизнь без Божества, без вдохновения, без любви чревата скудоумием или ироничным скептицизмом, плавно переходящим в цинизм. Многие незаурядные личности вполне сознательно становились в обществе развившегося социализма маргиналами: дворниками, операторами котельных, экспедиторами, вахтерами, сторожами.

Русская культура прошлых эпох выглядела обрезанной, мумифицированной, гербаризированной, не получая достойного продолжения в советской действительности. На сценах постоянно выступали пестрые и залихватские ансамбли песни и пляски, но в русских деревнях уже давно никто так не пел и не плясал. Русская культура была уравнена с культурой прочих малых народов, проживающих на территории СССР, благодаря легализации лишь своей этнографической, фольклорной составляющей. Практически все русские мыслители, прозаики, поэты, художники пребывали во внешней или внутренней эмиграции. Их несравненные произведения десятилетиями лежали под спудом. Точно так же власти скрывали следы своих бессчетных преступлений связанных с «экспроприацией у экспроприаторов», с разказачиванием и раскулачиванием. Тем самым благородное и подлое, ввысоке и низкое были также уравнены между собой. Многие произведения талантливых писателей и мыслителей достигали широкой общественности лишь спустя 30-40 лет после смерти этих авторов. Все незаурядное, оригинальное, действительно самобытное почему-то просачивалось жалкими каплями сквозь железобетонные стены архивов, фондов, библиотек.

Мне нелегко писать эти строки, потому что на эти годы пришлась моя молодость. Сотни людей, родившихся одаренными и талантливыми, изначально способными стать мастерами своего дела, на моих глазах превращались в безликих администраторов, партфукционеров, в фарцовщиков и заурядных спекулянтов, в забулдыг и пустопорожних болтунов. Тяжело видеть на протяжении длинной череды десятилетий такое расточительство жизненных сил, человеческих богатств. Сколько напрасно потрачено бесценного времени! Сколько израсходовано материальных ресурсов на производство тысяч ракет и танков! Сколько людей состарилось на заседаниях бессчетных первичных партийных организаций, на писаниях никчемных диссертаций или романов! Жалко даже бронзы, чугуна и гипса, мрамора и гранита, пошедших на бюсты и памятники вождю мировому пролетариата.

М.С. Горбачев принципиально отличался от предыдущих правителей Советского государства. Потомственный коммунист, выпускник лучшего советского университета, любящий супруг. Те, кто его выдвигал на посты, надеялись на создание не просто правящей верхушки, а подлинной элиты. Не будем здесь вдаваться в тонкости, чем же правящая верхушка отличается от элиты. Относительно молодой правитель, плоть от плоти «системы», прекрасно видел все ее пороки и неплохо ориентировался в мировой политике. Когда он только еще входил в номенклатуру (середина 70-х годов ХХ в. ) и приобщался к информации «не для всех», тогдашний президент Франции предложил главам ведущих капиталистических стран собраться вместе и обсудить возможности создания альянса, способного политически, экономически и технологически противостоять расползающемуся социалистическому лагерю. Сначала создали «большую шестерку» стран, а затем сформировалась и «семерка», экономический и военный потенциал которой многократно превосходил возможности СССР и его сателлитов. К середине 80-х годов из-за экономического бума в североамериканских странах, превосходство «большой семерки» стало еще заметней. В Советском Союзе рост потребительских ожиданий общества, уставшего от многолетней аскезы, ставил под сомнение малейшие шансы на осуществление любого нового грандиозного проекта, не связанного с улучшением снабжения населения продовольствием и прочими товарами.

Все западное, а еще более того - американское, вызывало обостренный интерес даже в правящем слое, а все советское выглядело непривлекательным. «Систему» выедал изнутри эгоизм и эгоцентризм детей и внуков создателей этой системы. «Кул», освобожденный от страха быть нарушителем дисциплины, плана и даже закона, превратился в прожорливое существо, которое беспрерывно жевало и гадило, жевало и снова гадило.

М.С. Горбачев решился перестраивать уже пустотелую «систему». В отличие от всех своих марксистов - предшественников, он стремился быть не узурпатором, тираном, а демократом. Ему не на кого было опереться во всех своих начинаниях, кроме советских трудящихся. Правящий слой производил жалкое впечатление. Приведем в табличной форме его структуру. Статистические данные не имеют значения; любые количества не предполагают наличия качества.

 

 

 

Таблица 1

 

Совин

Совиньон

Свин

Шут

     

Хам

     

Мальчиш

     

 

Горбачев упразднил закрытую систему распределения остро дефицитных потребительских товаров, которая лишила номенклатуру (стержень совинов) многих привычных доселе радостей жизни. Естественно, номенклатура без энтузиазма восприняла эти решения. Однако новый генсек не мог запретить бессчетные банкеты, торжества и просто попойки без повода.

Тогда он попытался бороться с повсеместным пьянством.

Во время антиалкогольной компании хам восстал: мол, нет никого выше и сильнее меня. К хаму тотчас присоединились красноперые шуты. Шутовство очень близко к хамству. Возвышение шута и хама возможно лишь за счет развенчания в обществе героического, гениального и святого, и это возвышение достигло своей кульминации в канун распада Советского Союза.

Горбачев прекратил войну в Афганистане и признал недопустимым расточительство, которое инспирировала «холодная война». Служивые всех мастей, скорее взяточники, нежели ратники, сочли его предателем.

Нет, я вовсе не хочу обелить одного за счет очернения всех остальных. Но то межеумочное положение, в каком оказалась политическая система страны в 70-80-е годы, действительно было недопустимым. Требовались решительные неотложные меры. Но в условиях всеобщей оцепенелости для этого требовалась смелость.

Горбачев решил сделать политику более понятной для советских граждан.

Он не хотел слыть предводителем для шутов, хамов и мальчишей, а надеялся стать настоящим народным правителем. Но к какому народу он обращался? К советскому...

А что это такое? Горбачев и сам не мог толком объяснить. Он сделал границы более прозрачными, и сразу же в желанную Америку и обетованную Европу хлынули тысячи совиньонов, мечтая там прогреметь и прозвенеть. Разумеется, очевидцы этого массового бегства, советские обыватели сочли его агентом англо-франко-итальяно-немецкой разведывательной сети. Любое его начинание обрекалось на неудачу. Даже официальное празднование в стране 1000-летия крещения Руси приписали исключительно настойчивости Московского патриархата. Правитель огромной страны завис в невесомости, постигая горькую истину, что он мало чего значит. Нет у него опоры и нет политического веса. Роковое стечение обстоятельств сделало его участником трагифарса.

Между тем перемены в стране обретали бурный темп, ускорялись и разрастались. Инициаторами перемен выступили мальчиши. Совдепия разваливалась сама, но мальчишей это отнюдь не обескураживало. Ими двигала заветная мечта. Нет, они не воспринимали Москву в качестве образцового коммунистического города, но мечта о коммунизме, пусть в масштабах хотя бы одного особняка или коттеджа, их преследовала с детских снов. И ради этой мечты они были готовы сдать свой комсомольский значок и еще многих других значков в пункт приема лома цветных металлом, чтобы заполучить первоначальный капитал. Хорошенькие студентки и очаровательные младшие научные сотрудницы столичных институтов записались в валютные проститутки. Работники КГБ принялись торговать сведениями об агентурных сетях за рубежом; военные по сходной цене сбывали целые эшелоны с оружием многочисленным сепаратистам и фрондистам. Искусствоведы занялись контрабандным вывозом икон и раритетов. Бывшие милиционеры прокладывали наркотрафики, берущие свое начало из глубин Азии. Короче говоря, ширились международные гуманитарные, деловые, культурные и политические контакты, и мальчиши играли в налаживании этих контактов ведущую роль. Они устремились в новые бюрократические структуры, чтобы делить и распределять; благо дележи предстояли крупные. Так же, как и большевики, они постоянно ссылались на нужды народа и также не прислушивались к мнению народа. Так же, как большевики, они считали, что народа больше вообще нет, это - пережиток прошлого, а есть «массы», которые в современном варианте именовались «населением». На руинах совдепии мальчиши выглядели образцами наглости, мародерства и пошлости.

Разнуздание страстей у населения - козырная карта мальчишей. Опохмеляйтесь, шприцуйтесь, совокупляйтесь везде, где бы вас не застигло желание. Все радости жизни доступны всем! - вещали мальчиши через ретрансляторы.

В ХХ в. русский народ пережил целую череду сильнейших унижений, которым прежде никогда не подвергался. На протяжении жизни трех поколений уничтожались самые благородные и отзывчивые личности. В семьях методично вытравлялись или выжигались первоосновы нравственной жизни. Железная сеть тоталитарной секты, поклоняющейся жестокому закону, требующему постоянных человеческих жертвоприношений, опутала русский народ, сделала его предметом длительного евгенического эксперимента, в ходе которого конструировался механизм во плоти. Вместо Второго Пришествия, случилось нашествие вампиров, оборотней, упырей, ведьм и бесов - вся нечисть всего необъятного мира устремилась в страну, оставшуюся без помазанника Божьего и заявила свое право на власть. От русского человека требовалось, чтобы он признал, что комиссар с маузером в руках, негодяй с каторги или выходец из еврейского местечка и есть «свет истины», то бишь, представитель авангарда всего прогрессивного человечества.

Интеллигенция, сначала леворадикальное крыло русской интеллигенции, затем советская и, наконец, российская, падкая до зловонных глубин самообольщения и самовосхваления, явила нам многочисленные образчики морального урода, исключительно агрессивного, «способного на все». Обладая такими способностями, интеллигент узурпировал право на интерпретацию истории, религии, искусства, политики, государства, русского культурного типа.

Любой сорняк живет благодаря своей агрессивности: он колюч или ядовит, либо паразитирует за счет других растений, лишая их возможности приносить доброкачественные плоды. Но поле, занятое одними сорняками, производит удручающее впечатление: это «мертвая зона» или пустырь. Интеллигенции отнюдь не подняла целину, какой ей виделась необъятная Россия. Она всего лишь на человеческих костях соорудила огромный мост, по которому перегнала русский народ из березополья на пустырь, заваленный железобетонными плитами, трубами и опутанный колючей проволокой. В ходе этого переселения русский писатель, русский врач или русский учитель стали редкостью, исчезающим культурным меньшинством. Советское намертво приросло к телу русского человека, стало его родимыми пятнами, татуировкой, шрамами, наростами и опухолями. Такой человек уже не стесняется воровства и плутовства. Он гогочет, когда над ним издеваются, беспробудно пьет «горькую». Всюду его окружают неразрешимые проблемы.

Утрата чувства собственного достоинства и способности к созидательной деятельности являются самым большим и, возможно, невосполнимым моральным ущербом, понесенным русскими народом в веке минувшем. Удручающая смена безлико-примитивных генераций пролетарских, советских, российских деятелей культуры, которые постоянно о чем-то хлопочут и что-то важное хотят сообщить русскоязычному населению, свидетельствуют лишь о том, что здравствуют и пируют во время чумы тысячи преступников, разбойников, растлителей и душегубов. Но некому предъявить им претензии за причиненный ущерб. Дело в том, что практически не осталось русских мужчин, способных эти претензии сформулировать и вынести приговор от лица всего народа; ослабла воля идти своим путем, своей дорогой; нет стремления жить своим умом и своим трудом. Стоит ли удивляться тому, что перестройка свелась к дележу нажитого.

Распределение национальных ресурсов происходило исключительно в столице; 150 миллионов бывших советских граждан, став россиянами, в благодарность за это переименование наделило 2-3 тысячи ССС баснословными богатствами, обрекая себя и своих потомков на нужду и вымирание. Такие перемены были квалифицированы властями как демократические.

Демократия существует, когда народ способен выражать свою волю, может самоорганизоваться и самоуправляться. Но если от народа осталась «масса», которая охотно откликается на слово «население», если давно атрофированы и вытравлены навыки к самоорганизации и к самоуправлению? Если небеса давно опустели и никто не верит в Божий Суд? Если человеку хорошо лишь там, где много платят, и нет у него чувства причастности к русской земле; нет даже своей семьи? Тогда не может не торжествовать растащилово, мочилово, дебилово.

Мечта о коммунизме наконец-то воплотилась в стенах отдельных особняков и коттеджей. Отдельные ССС выказали определенные способности и теперь живут по потребностям. Остальные недовольны; при дележе им досталось гораздо меньше, а некоторым совсем ничего не досталось, и пришлось продавать последнюю рубаху.

Многие почему-то полагали, что дележом национальных богатств займутся честные, совестливые люди с благородными намерениями. Но таких просто нет в наличии; нет, и не могло быть ни одного порядочного человека среди тех, кто делил. Сам факт дележа национальных богатств уже свидетельствует о нравственном облике реформаторов. А строительство финансовых пирамид, построенных чиновниками, только уточняет их наклонности и пристрастия. Прискорбнее другое. Вместо 2-3-х тысяч преуспевших негодяев можно было (пусть теоретически) набрать во власть, умеющую только распределять, совсем других людей. Это мог сделать даже бесстрастный компьютер. И другие люди поступили бы примерно также. Перечень фамилий так называемых олигархов возможно бы изменился, но не более того.

Сам факт распределения национальных богатств на глазах у безропотного населения весьма красноречив. Национальные богатства принадлежат нации. Прежде русская нация вбирала в себя не одних только русских, но и множество других коренных народностей, проживающих на территории России. У этой нации был свой ярко выраженный культурный тип, своя земля. Был и Хозяин у земли русской. А коли Хозяина нет, как и нет самой нации, то и национального богатства тоже нет. А есть всего лишь сферы частных интересов. И население всего лишь гостит в этих сферах. Но в ходе ротаций-миграций его нетрудно заменить на другое. Ведь мир велик и не терпит пустоты.

Обозревая истекший ХХ в., насыщенный социальными потрясениями и гуманитарными катастрофами, приходишь к неутешительному выводу, что русский народ попал под жернова времени и с каждым новым поколением все более перемалывается в пыль и прах. ХХ век оказался временем торжества интеллигенции, эпохой людей, обладающих сомнительными и губительными способностями. За век революций, экспериментов, реформ и перестроек произошла двухкратная смена ценностей жизни.

История наглядно демонстрирует драматичные коллизии, которые сопровождаются при смене ценностей жизни. Когда Эхнатон попытался в Египте изменить религию и ввести культ солнца, то его имя и имена его потомков - последователей жрецы стерли с надгробий и памятных стел. Стоило измениться ценностям жизни в халдейской и ассирийской державах, как эти державы вошли в состав персидской империи.

Какие же этические метаморфозы претерпели в ХХ в. русские люди, некогда сумевшие возвести в дремучих лесах величественное здание православной империи? Для наглядности составим простую таблицу.

Таблица 2..

 

Тип государства

Ценностная триада

Доминирующее чувство

Российская империя

Православие-самодержавие-народность

Любовь к ближнему

СССР

Марксизм - вождизм -

советский патриотизм

Любовь к дальнему

РФ

Мамонизм - свободы -

комфорт

Любовь к себе

 

О переходе к ценностям жизни советской эпохи подробно говорилось в предыдущих главах. Этот переход потребовал десятки миллионов жертв. Россия из страны земледельцев превратилась в страну эмигрантов. Людей с насиженных мест срывали войны, революции, планы индустриализации, коллективизации и создания новой исторической общности - советского народа. Когда массовые жертвоприношения стали уходить в прошлое, советская политическая система развалилась.

Переход от п. 2. к п. 3 (см. табл. 2.) уже повлек за собой 20 млн. жертв. Грядущее русского народа сквозь призму новообретенных ценностей туманно и темно. В настоящее время само слово «русский» старательно применяется лишь в словосочетаниях с негативным смыслом. Оно фигурирует в названиях финансовых пирамид «Русский дом селенга», «Русская недвижимость», «Русский стандарт». Организованная преступность квалифицируется как «русская мафия». Любая критика политики властей, направленной на обезлюживание областей, занятых преимущественно русским населением, рассматривается как проявление «русского фашизма». Стоит ССС устроить очередную оргию на международном фешенебельном курорте и попасть в поле зрения правоохранительных органов, как СМИ тотчас начинают судачить о «распущенности новых русских».

При переходе к советским ценностям жизни, подавляющая часть жителей бывшей Российской империи не могла передать свой жизненный опыт более молодым поколениям; считалось, что старорежимные элементы могут только сбить с толку подрастающее поколение. Но и переселившись в города, основная часть советских людей мало к чему способная, не могла научить своих детей и внуков. Марксизм оказался псевдорелигией, вожди - заурядными тиранами, советский патриотизм - всего лишь миражом. Да и что могли поведать строители социализма своим детям и внукам? Как допрашивали и расстреливали классовых врагов? Как выжимали последние капли пота из голодных работяг, лишь бы выполнить плановые задания. Как писали доносы и осуждали на собраниях тех смельчаков, которые отваживались иметь свое мнение?

Ничему не могли научить советские люди подрастающее поколение, которое возмечтало стать менялами, торговцами государственными секретами или «живым товаром», а также изобретателями схем ухода от налогов. Советские люди ни бельмеса не понимали в хитростях контрактного права, не умели выстраивать финансовые потоки в нужном направлении и придерживаться маркетинговой стратегии.

Для интеллигенции естественна и привычна ситуация, когда в ее среде каждое новое поколение отвергает и презирает предыдущее поколение. Вспомним еще раз, как большевики бахвалились перед ветеранами - народниками, возомнив себя носителями истины в последней инстанции. Но вскоре и сами стали отработанным шлаком. Несчастные беспризорники, которых даже в бане мыли «ежовыми рукавицами», стремительно выдвигались на высокие посты, демонстрируя фанатичную преданность государству и правителю. Воспитанные системой «Иваны Безродные» решительно боролись с гвардейцами Ильича; морили в сибирских лагерях, топили в выгребных ямах. Совины бестрепетно командовали трудовыми армиями и дивизиями, ради выполнения боевого приказа начальства не считались с потерями в численном составе вверенных им войск. Также бестрепетно отправляли на верную гибель целые боевые армии во время Отечественной войны. Впоследствии и чудовищные потери в той страшной войне станут весомым аргументом пропаганды, пекущейся о нерушимом союзе КПСС и народа.

Численность совинов постоянно пополнялась благодаря массовому беспризорничеству или массовой безотцовщине. Семьи совинов отличались малодетностью или бездетностью. Собственные дети были сущим наказанием для совинов. Отпрыски дерзили и грубили своим родителям, но не отказывались принимать материальную помощь, стремились не походить на лицемерных «предков», но при поступлении в престижные вузы прибегали к их связям. Совиньоны поголовно мечтали уехать из СССР и жить в Европе или Америке, но так как это удавалось лишь немногим, то беспробудно пили, видимо, не в силах выносить маразмы советской действительности.

Не имея возможности получить в семье или в образовательных учреждения приличное воспитание, совиньоны отличались специфическими потребительскими ожиданиями; проституция и порнография, доступность наркотиков и вызывающий стиль поведения поп-звезд им казались вершинами культуры. Они всячески стремились выделиться из массы обычных советских людей. Но их идеалом являлись бедлам и свальный грех. Стоит ли удивляться, что с ростом числа людей, стремящихся жить «по потребностям», и одновременным замедлением ротации совинов, особенно на высших командных должностях, появилась генерация свинов, которые лезли туда, где погрязнее.

Несмотря на постоянные метаморфозы, интеллигенция в России постоянно выказывала претензию быть лидером перемен, иметь монополию на интерпретацию всех событий и коллизий. Но прискорбно другое. За столетие баламутства, этических, евгенических и социальных выкрутасов русский народ в значительной степени также обинтеллигентился.

Век тому назад интеграция в русский культурный тип лучших представителей иноязычных, иноверческих, инославных народов выявляла крупные личности, творчество которых становилось предметом гордости всей русской культуры, выступающей в роли важной составляющей духовного пространства всего христианского мира. Низведение русской культуры до фольклорно-этнографических особенностей, «уравняло» ее с культурой малых народов России, превратило стяг, гордо реющий над миром, в лоскутный коврик, постеленный на полу в полутемной прихожей.

Юрий  Покровский, Русская народная линия