Бомба для Императора, или «Железной рукой загоним человечество к счастью»

А кто был последним российским царем, гулявшем без присмотра? И русские цари, и российские императоры, не боясь народа, имели возможность иногда ходить среди своих подданных без охраны. Особое отношение русских людей к институту монархии позволяло это делать: «Царь для народа не внешняя сила, не сила какого-нибудь победителя (как было, например, с династиями прежних королей во Франции), а всенародная, всеединящая сила, которую сам народ восхотел, которую вырастил в сердцах своих, которую возлюбил, за которую претерпел…» (Ф. М. Достоевский). Такое положение было более чем верным для династии Романовых, которые получили помазание на царство из рук «земли», им нечего было опасаться своего народа, напротив, от придворных скорее можно было ожидать яда или шарфик на шею. Доподлинно известно, что Александр Первый любил совершать поездки без охраны, обходясь в таких случаях только своим личным кучером по имени Илья. Император Николай Первый, мучаясь бессонницей, часто прохаживался вдоль Невы совершенно один в ночные часы. Путешествовал он по столице и днем. Интересное свидетельство оставила об одной из таких прогулок Наталья Николаевна, вдова Александра Сергеевича Пушкина. Как-то на Невском проспекте в галантерейном магазине она столкнулась при выходе с входящим императором. Император молча ответил на поклон дамы и прошел к прилавку, у которого осмотрел и выбрал несколько игрушек для своих детей. Венценосный наследник Николая, царь-реформатор Александр Второй, даже бравировал своей привычкой ходить среди петербуржцев без охраны и с презрением к опасности. Мало того, третий сын непримиримого Шамиля Моххамед Шафи шестнадцать лет служил в конвое Александра II, а в отставку вышел убелённым сединами генерал-майором и настоящим ветераном гвардии. Александр Николаевич и стал последним главой государства, который мог свободно ходить по улицам без охраны.

Тот слой «просвещенной элиты», который объявил, что всех умнее в государстве Российском, отчего-то решил, что царь есть источник всех зол и его ради грядущего торжества революции надо обязательно прибрать. «Разбуженный» декабристами А. И. Герцен из «прекрасного далёка» вынес свой вердикт монархии: «Монархическая власть вообще выражает меру народного несовершеннолетия, меру народной неспособности к самоуправлению». Руководство к действию от заморского гуру получено и пошло-поехало: началась война террористов со слугами престола. 4 апреля 1866 года 26-летний революционер Дмитрий Каракозов у ворот Летнего сада совершил покушение на императора Александра Николаевича. Царскую жизнь тогда спас не телохранитель, а шапочных дел мастер Осип Комиссаров, который, как тогда говорили, «отвёл руку душегуба». Кстати, при том покушении на Александра Николаевича он также прогуливался в одиночестве вдоль решетки Летнего сада. С того времени делу охраны первых лиц государства стали уделять гораздо более серьезное внимание.

Поначалу «молодые штурманы будущей бури», памятуя о неудаче чисто военного путча предшественников, надеялись вызвать народную революцию в стране. Они печатали кучи листовок, манифестов и прокламаций, призывая народ свергать тиранов. Главный пророк из оставшихся в России Н. Г. Чернышевский написал воззвание «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», где, кроме всего прочего, призывал: «…ружьями запасайтесь кто может, да всяким оружием. Так вот оно какое дело: надо мужикам всем промеж себя согласье иметь, чтобы заодно быть, когда пора будет». Ради справедливости надо сказать, что в своих экономических трудах Чернышевский предстает совершенно иным: добросовестным и рассудительным ученым.

К сожалению, последователи не очень утруждали себя серьезными науками, быстренько перейдя к кровавой практике. Шелгунов с Михайловым выпустили в тогдашнем тамиздате манифест «К молодому поколению», где прямо призывали вырезать всех помещиков: «Если для осуществления наших стремлений – для раздела земли между народом – пришлось бы вырезать сто тысяч помещиков, мы не испугались бы и этого. И это вовсе не так ужасно. Пора с ними кончить…», а заодно и покончить с монархом: «…если царь не пойдет на уступки, если вспыхнет общее восстание, недовольные будут последовательны – они придут к крайним требованиям». Во как, никаких оттенков и компромиссов, только ультиматумы:

– Выходи Кот Леопольд, сдавайся подлый трус, а не то мы…

Разве это ни на что не похоже? Разве не таким языком пытается разговаривать с властью современная болотная гниль. Они, «передовая часть общества», решили, что власть в государстве нелегитимна: «Кончились помещики, кончилось и императорство – у него нет больше почвы, осталось имя без сущности, форма без содержания». Ребята-демократы и тут напутали, больно слаба оказалась логическая связка посыла (освобождение крестьянства) с умозаключением. Получается, что монархия, проведя реформу, сама себя уничтожила? А разве первых Романовых на царство-государство звали только одни лишь помещики, а не «всей землёй»? Запомните, объявление власти нелегитимной есть манипулятивная уловка революционеров для достижения своих целей. Кстати, Шелгунов и Михайлов это та «сладкая парочка», что среди русских революционных демократов считалась самыми европейскими европейцами. Их креативность по вопросу собственности зашкаливала: стыдно, не по-революционному, не по-европейски владеть женой одному. Имеешь жену – поделись с товарищем, дабы имели русские революционеры не только матрасы для утех. Всё в строгом соответствии с либеральными понятиями нравственности. Писал же их друг, такой же отмороженный, как и они, Заинчевский в прокламации «Молодая Россия»: «Мы требуем… уничтожения брака как явления в высшей степени безнравственного и немыслимого при полном равенстве полов, а следовательно, и уничтожения семьи, препятствующей развитию человека, и без которого немыслимо уничтожение наследства». А как же дети? Делать детей революционерам не возбраняется, но ответственности за них никакой нести они не должны, подбрасывая их государству: «Мы требуем общественного воспитания детей». Так и шли по жизни втроем: Шелгунов, Шелгунова, Михайлов. Как это явление называется у продвинутой гламурной тусовки? Право не знаю, то ли свинг, то ли «шведская семья», а по-простому, по-русски, свальный грех.

А конфетка? Какую приманку они готовили для народа, дабы тот, забыв свои устои и предания, занялся активным кровопусканием у тех, кого сам поставил. Увы, список морковок для вислоухих удручающе однообразен: работать будем меньше, платить не будем, получать будем всё больше. «Вы должны объяснить народу, что у него есть доброжелатели, есть люди желающие, чтобы он владел землей, а не находился в вечной зависимости от землевладельцев; есть люди, желающие убавить ему подати и всякие платежи, водворить правду в суде, избавить народ от лишних нянек и опекунов. Не забудьте и солдат. Объясните им, что и у них есть доброжелатели, которые хотели бы убавить солдатам срок службы, дать им больше жалованья, избавить их от палок» (Н. В. Шелгунов, М. Л. Михайлов «К молодому поколению»). А листовка Заинчевского, «Молодая Россия» – вообще песня, а главное, его перлы хоть сейчас на трибуну очередного протестного московского митинга. Эта приманка «сработала» в 1917 году, та же картина повторилась и в 1991-м, в обоих случаях мы чуть не остались без страны. Ту же карту пытаются разыграть и в 2012 году. Ужель поведемся?

Но в 1861 году и позже революции не случилось, русское крестьянство спокойно пережило выкупные года, и к двадцатому столетию с крепостным правом было покончено. Интеллектуальная элита, все эти «новые люди» в борьбе с государством потерпели фиаско. Со вздохом разночинцы признали, что народ опять оказался не тот, а значит необразованное быдло надо просвещать. Нигилисты возомнили себя мессиями и начался миссионерско-просветительный этап: их «хождение в народ», с целью донести свет истины в грубые крестьянские сердца и головы. Из этой затеи тоже ничего не вышло. Крестьяне снисходительно отнеслись к новым затеям бар, воспринимая их как ряженых скоморохов. А за опасные речи нередко сдавали их властям. Почти два века европеизации российской элиты привели к тому, что «низы» и «верхи» действительно стали плохо понимать друг друга. Л. Н. Толстой писал о странностях взаимоотношений двух Россий: «Отношение это похоже на отношение лакея к своему хозяину, ученому математику. Хозяин пишет на доске какие-то цифры, буквы, ставит радикалы, знаки равенства, плюсы, минусы, а лакей смотрит сзади и думает: "Как нескладно у него все это выходит, я напишу куда лучше". И вот, когда хозяин, решив задачу, уходит, лакей стирает всё написанное им с доски и сам начинает старательно выводить и буквы, и плюсы, и радикалы, и цифры. Все это выходит у него много красивее, чем у хозяина, но – не имеет никакого смысла».

А еще элита ошибочно считала, что русский народ, в отличие от европейских народов, создавших свои национальные государства, – негосударственный народ, малоспособный к самоорганизации и государственному строительству. Некоторые даже доходили до отрицания патриотизма у русского крестьянства. Хотя предупреждал их Гоголь, что идея государственности является у русских высшей ценностью: «Монастырь наш – Россия! Облеките же себя умственно рясой чернеца и, всего себя умертвивши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней. Она теперь зовет сынов своих еще крепче, нежели когда-либо прежде. Уже душа в ней болит, и раздается крик ее душевной болезни. – Друг мой! или у вас бесчувственно сердце, или вы не знаете, что такое для русского Россия!» (Н. В. Гоголь). Не поняли или не захотели понять. Не верили в Россию и её особое предназначение. Оголтелые западники тех мыслителей, что предостерегали от обезьяньего увлечения копированием европейских норм и образцов, кликушески объявили ретроградами. Издевались над Достоевским, утверждавшим, что «Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат. Мало того: в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!» Досталось и идейному папе революционеров-западников Александру Ивановичу Герцену, поначалу считавшему, что «история славян скудна». Но, попав из спокойной России в мир индивидуализма и хищнической наживы, революционную жестокую и кровавую Европу, он постепенно стал критически осмысливать путь европейской цивилизации. Именно неприятие западного пути развития и образа жизни, способствовало тому, что Александр Иванович разработал для России свою самобытную магистраль пути к справедливому обществу без бунтов и потрясений, без западного индивидуализма и европейского капитализма, через русскую соборность, коллективизм и крестьянскую общину:«Естественно возникает вопрос – должна ли Россия пройти через все фазы европейского развития или ей предстоит совсем иное революционное развитие? Я решительно отрицаю необходимость подобных повторений.

Европа предлагает решение ущербное и отвлеченное, Россия – другое решение, ущербное и дикое». Старый революционер и вечный политэмигрант предупреждал об опасности радикализма: «Я не верю в серьезность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию и сделкам». В реале повторился старый как мир конфликт, блестяще описанный И. С. Тургеневым в романе «Отцы и дети». Молодые нигилисты объявили своего папу «устаревшим» и стали искать новые методики взрыва страны. От представителей «креативного» класса это слышим и сегодня: «Я считаю русских мужчин в массе своей животными, существами даже не второго, а третьего сорта. Когда я вижу их — начиная от ментов, заканчивая депутатами, то считаю, что они, в принципе, должны вымереть. Чем они, к счастью, сейчас успешно и занимаются» (Артем Троицкий).

Разочаровавшись в народе, нигилисты поняли, что с этим народом революции не сварганишь и поэтому они, молодые, передовые, грамотные, должны насильно вести русских людей к счастью, как дикарей: «новозеландцы, под влиянием англичан, прямо от той свободной торговли, которая существует у дикарей, переходят к принятию политико-экономических понятий о том, что свободная торговля – наилучшее средство к оживлению их из промышленной деятельности, минуя протекционную систему, которая некогда казалась англичанам необходимою для поддержания промышленной деятельности» (Н. Г. Чернышевский). Теория «героев и толпы», одним из главных идейных отцов которой был Петр Ткачев, ставила эту публику в положение колонизаторов, оккупантов своей родной страны. Не верите? Судите сами: «Но если отсталый народ может перейти, под влиянием передового народа, из низшей стадии общественного развития в высшую.., то, очевидно, тот же факт должен повториться и в том случае, когда передовая часть народа, т.е. его умственно и нравственно развитое меньшинство, подчинит своему влиянию его остальную часть, т.е. его невежественное и нравственно забитое меньшинство. Влияние же это очевидно будет тем сильнее и тем действительнее, если этим людям удастся захватить в свои руки всё управление, т.е. сделаться государственной властью» (П. Н. Ткачев). Чем, кстати, не обоснование необходимости государственного переворота?

Смысл не только в очевидной логической неувязке теории «героев и толпы» с общими демократическими принципами, в отсутствии которых так упрекаются российские власти. Соль – в наглом циничном обмане людей, предательстве. Те деятели, которые так пекутся о демократических свободах, на самом деле стремятся узурпировать власть, отказывая народу в праве иметь своё мнение и решать судьбу страны: «Ватники хорошие, потому что они бедные. Логика такая: они поскольку бедные – они бюджетнозависимые, они несамостоятельные, поэтому их можно купить… А независимые образованные люди выражают ту позицию, которую по объективным причинам не могут выразить люди с более низким образовательным цензом… в интересах своего народа» (Н. Сванидзе). Сколько снобизма в их словах! Вот они современные последыши. По их мнению, народ не имеет право на выражение своего мнения: «Вот такой народ имеется! И народ этот уже ни на что не способен. Это импотентный народ!» (Артемий Троицкий). Мы для них «рашка», «совок». По их разумению, только состоятельные и образованные право имеют, причем независимо от путей и средств, которыми достигнуто состояние. Торговец на рынке и владелица модного бутика, барыга и бандит, фотомодель и визажист, журналист и просто бездельник право имеют; а рабочий, инженер, учитель, военный – ни-ни, они, дескать, зависимы (зачастую не только от государства, но и от тех, которые право имеют). А как же, господа хорошие, базовые демократические ценности? Неужели поверим этим людям? Что, светская львица, гламурная дочка богатого папеньки, разрушителя страны, решит проблемы всех женщин России? Разве миллиардер, предложивший изменить КзОТ в разрезе уменьшения прав наемных работников, будет о них заботиться аки отец родной? Или финансист, старательно все годы укреплявший валюту иностранного государства и желающий повысить пенсионный возраст для граждан своей страны, денно и нощно думает о своих согражданах? Предтечи современной элиты все-таки несколько иные. Разные они были, народовольцы: и опасные честолюбцы, и наивные идеалисты; и сухие ученые, и порывистые журналисты. Но они были искренни. А оракулам с болотной трибуны веры нет. Предшественники на роль героя для толпы выдвигали революционера, благородного разбойника: «Это меньшинство в силу своего более высокого и умственного и нравственного развития всегда имеет и должно иметь умственную и нравственную власть над большинством. Следовательно, революционеры – люди этого меньшинства… необходимо обладают и, оставаясь революционерами, не могут не обладать властью». (П. Н. Ткачев) А ЭТИ считают, что верховодить должны барыги, а также либеральная интеллигенция, профессионально занимающаяся предательством Родины, наподобие той, судьбу которой в начале XX века пророчески предсказал Александр Блок: «Надменное политиканство – великий грех. Чем дольше будет гордиться и ехидствовать интеллигенция, тем страшнее и кровавее может стать кругом» (А. А. Блок, «Интеллигенция и Революция»).

Поменялась и тактика «новых людей». Они отказались от «хождения в народ»: негоже «героям», полубогам спускаться до «толпы». Отныне их путь – революционный террор. Агитацию и просвещение сменили револьверы и бомбы: «За душевностью – кровь. Душа кровь притягивает. Бороться с ужасами может лишь дух» (Александр Блок). Глубокое неверие в созидательные силы народа тому причиной. Расчет простой: насильно вогнать Россию в революцию, парализовать власть, создав путем террора обстановку хаоса и безвластия в стране. «Наше дело — страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение», – призывал Сергей Нечаев. Достичь этого нигилисты решили, «выбив», уничтожив Государя и высших сановников. И пошла по стране кровавая вакханалия. За царём была устроена форменная охота. Взрывали, стреляли, резали кинжалами градоначальников, жандармских офицеров, крупных чиновников. Только на императора Александра II было совершено пять покушений с револьверными выстрелами, взрывами бомб и подрывом императорского поезда, пока последнее покушение не прервало жизнь царя-реформатора. Его преемник ненадолго прикрутил гайки. Но с воцарением Николая Второго, антигосударственная элита вновь подняла голову. Кровавый счет в книге «Красный монарх» подвел писатель Александр Бушков: «Гремят выстрелы и рвутся бомбы. Эсеры тут оказываются впереди – настолько, что все другие партии плетутся далеко позади. Печальный список велик: министры внутренних дел Сипягин и Плеве, великий князь Сергей Александрович, министр просвещения Боголепов. А кроме них – 33 губернатора, генерал-губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников охранных отделений, полицмейстеров, прокуроров, помощников прокуроров, начальников сыскных отделений, 24 начальника тюрем, тюремных управлений, околоточных и тюремных надзирателей, 26 приставов, исправников и их помощников, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 68 присяжных поверенных, 26 агентов охранного отделения. А кроме того, несколько сотен людей попроще – городовых, солдат и просто тех, кто случайно оказался не в том месте и не в то время…». Причем это была не только маленькая кучка отмороженных революционеров. У них бы ничего не получилось, если бы не сочувствие и поддержка со стороны либеральной интеллигенции.

Изменническая элита, Или государство-сирота

Эволюция «креативного класса» с петровских времен и до начала ХХ века привела его к положению силы, враждебной государству российскому. Мнение либеральной интеллигенции, выдаваемое за мнение всего общества, априори все меры властей объявляло глупыми и, напротив, сочувственно относилось к террористам-народовольцам, позже эсерам и вообще революционерам и радикалам разного толка. Моральный террор «просвещенной элиты» против государственной власти невозможно описать. В этой среде слыть радикалом было модно. Интеллигентствующая среда стала основным поставщиком революционных кадров, один из идеологов революционного народничества Петр Ткачев писал: «Вы видите, государство, отчаиваясь совладать с нами, зовет к себе на помощь буржуазное общество, интеллигенцию. Но, увы! Его союзники отказываются ему служить, по крайней мере даром, устами своих публицистов они говорят ему: “Мы сами ненавидим тебя; если ты хочешь, чтобы мы тебе служили, – поделись с нами всеми твоими правами; в противном случае – мы лучше пойдем за революционерами-утопистами. Они утописты, мы их не боимся. Только бы с тобою нам совладать, а с ними-то мы справимся!” И они посылают в ряды наши своих детей, ... а их интеллигенция решительно держит нашу сторону». Вся, как тогда говорили «мыслящая Россия», сочувствовала убийцам. На процессе Веры Засулич, застрелившей петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, «засветились» лучшие юристы того времени. А «передовая» публика рукоплескала речам адвоката Ф. Н. Плевако и горячо одобряла оправдательной вердикт председательствующего суда А. Ф. Кони. Красота, убийцу оправдывают чисто по политическим соображениям, как и ныне уголовников современный «мыслящий класс» объявляет «узниками совести».

Не только слова и дела либеральной интеллигенции работали против державы, они помогали революции и деньгами. Можно сколько угодно балакать о революции и свободе, но без финансов дальше разговоров дело не пойдет: «Да, невозможно делать революцию только с помощью бабла: нужно массовое недовольство народа и желание выходить на улицу. Но верно и обратное: просто аморфные уличные массы неизбежно станут орудием в руках тех, кто в этот момент обладает СМИ, структурами организации и деньгами» (Максим Калашников). Так, именно компрадорская элита страны подготовила финансовое обеспечение русской революции. Руководитель боевой группы РСДРП Леонид Красин вспоминал: «Считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии».

У А. Н. Толстого в романе «Сестры» сочно описана элита того времени: известный юрист с красавицей женой, безмозглой богемно-гламурной дамочкой, ее сестра – курсистка («тюрьма народов» занимала первое место в Европе по количеству женщин, обучавшихся в ВУЗах). И их общество: «Здесь были разговорчивые адвокаты, женолюбивые и внимательно следящие за литературными течениями; два или три журналиста, прекрасно понимающие, как нужно вести внутреннюю и внешнюю политику; нервно расстроенный критик Чирва, подготовлявший очередную литературную катастрофу. Иногда спозаранку приходили молодые поэты, оставлявшие тетради со стихами в прихожей, в пальто. К началу ужина в гостиной появлялась какая-нибудь знаменитость…» (А. Н. Толстой). О чем они разговоры разговаривают? О сборах средств «в пользу комитета левого крыла социал-демократической партии, – так называемых большевиков». О чем мечтают? О революции: «Николай Иванович ударил себя по коленке:

– Революция, господа, революция нужна нам немедленно. Иначе мы просто задохнемся. У меня есть сведения, – он понизил голос, – на заводах очень неспокойно.

Все десять пальцев Шейнберга взлетели от возбуждения на воздух.

– Но когда же, когда? Невозможно без конца ждать.

– Доживем, Яков Александрович, доживем, – проговорил Николай Иванович весело, – и вам портфельчик вручим министра юстиции, ваше превосходительство.

Даше надоело слушать об этих проблемах, революциях и портфелях» (А. Н. Толстой). Они «делят» портфели, еще ничего не сделав. Кстати это тот Николай Иванович, что позже, назначенный комиссаром на фронт, будет растерзан солдатами, т. е. тем самым народом, о благе которого они так пеклись. Диву даешься, читая этот роман. Как будто и не было ста лет! Все те же мантры, нытьё и стоны «либеральной интеллигенции»! Либерально-оппозиционно-интеллигентские разговоры совпадают с нынешними до дрожи. Российская интеллигенция не изменилась ни на йоту. И не выучила ничего. А когда после декоративного трагикомичного Февраля пришел суровый Октябрь, подлинно народная революция, они завизжали от ненависти: «Пришел великий ХАМ! Восставшие рабы! Вешать на каждом фонарном столбе!» А. А. Блок в статье «Интеллигенция и Революция» писал: «Русской интеллигенции – точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Не стыдно ли издеваться над безграмотностью каких-нибудь объявлений или писем, которые писаны доброй, но неуклюжей рукой? Не стыдно ли прекрасное слово "товарищ" произносить в кавычках?» Пришлось большевикам её немножко подвинуть. И в 90-е гг. прошедшего века сделавшую свое гнусное дело интеллигенцию деловито отодвинули в сторону серьезные братки в кожаных куртках и малиновых пиджаках: надо было «пилить» страну.

А потому, что с народом они были как два разных полюса: «Есть между двумя станами – между народом и интеллигенцией – некая черта, на которой сходятся и сговариваются те и другие. Но тонка черта; по-прежнему два стана не видят и не хотят знать друг друга, по-прежнему к тем, кто желает мира и сговора, большинство из народа и большинство из интеллигенции относятся как к изменникам и перебежчикам. На тонкой согласительной черте между народом и интеллигенцией вырастают подчас большие люди и большие дела. Эти люди и эти дела всегда как бы свидетельствуют, что вражда исконна, что вопрос о сближении не есть вопрос отвлеченный, но практический, что разрешать его надо каким-то особым, нам еще неизвестным, путем. Люди, выходящие из народа и являющие глубины народного духа, становятся немедленно враждебны нам; враждебны потому, что в чем-то самом сокровенном непонятны» (Александр Блок).

Легко заметить, что в романе среди этой интеллигенции нет людей дела, только окололитературная, театральная и прочая тусовка. А где они: инженеры, промышленники, земские врачи, агрономы? Единственный персонаж «от сохи», инженер Иван Ильич Телегин, в богемную среду не допущенный, со снисходительной улыбкой взирает на их чудачества, гораздо интереснее ему общение со своими рабочими.

Убийственную характеристику дореволюционной интеллигенции дал А. П. Чехов: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр». Это она, «креативная элита», стала требовать власти, не имея на то никаких оснований. Они целили в царизм, а попали в Россию. Впрочем, всё у них как всегда.

К той России, которую мы потеряли, к России царской, самодержавной, можно предъявить совершенно справедливо много претензий. Но к февральской революции 1917 года она была не затхлым, застойным углом тогдашнего мира, она была государством развития: «В последнее десятилетие с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским. Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, невиданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове» (Алексей Толстой).

А если без дураков, то Россия к 1917 году это:

– Страна с самыми низкими в мире налогами и устойчивым золотым рублем. За последние 10 лет до первой мировой войны превышение государственных доходов над расходами равнялось 2 400 000 000 рублей, а налоговое бремя было меньше французского и германского в четыре раза и в 8,5 раз меньше, чем в Англии.

– Товары отечественного производства покрывали почти 0,8 спроса на мануфактуру. Доход от промышленного производства почти сравнялся с сельскохозяйственным.

– В последний предвоенный 1913-й год урожай злаков в России был выше аргентинского, канадского и штатовского вместе взятых.

– С 1980 по 1917 год было построено 58 251 км железных дорог (примерно 1 575 ежегодно). Уже в ходе войны, в 1916 году, построено более 2 000 верст дороги, связавшей порт Романовск (будущий Мурманск) с «большой землей». Это трудовое свершение достойно сравнения со сталинской эвакуацией промышленности на восток в 1941 году!

– Россия стала страной кооператоров. Столь стремительного роста кооперации не знала ни одна страна: к роковому 1917 году в стране насчитывалось около 50 000 кооперативов, с 14 млн. членов. И здесь мы оказались впереди планеты всей.

– Монархическое, самодержавное государство имело, в отличие от западных демократий, самое совершенное и гуманное трудовое законодательство с запретом ночного труда женщин и детей, с 10-часовым рабочим днем, запретом детского труда до 12 лет, ограничением и регламентацией штрафов. «Ваш император создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может», – признал Уильям Говард Тафт, 27-й президент США (1907–1913 гг.)

И вот эту страну на взлёте решено было убить. Устав ждать результатов от революционеров, либеральная элита решила взять дело организации революции в свои руки. В августе 1915 года либеральная интеллигенция создала Прогрессивный блок, потребовавший «ответственного правительства». Зарубите себе на носу: в технологии государственного переворота требования «ответственного правительства», «технического президента», «перевыборов», «третьего тура», «круглого стола» и т.д. – важный элемент в схеме захвата власти. А также тактическая уловка, призванная закамуфлировать истинные цели заговорщиков, придающая видимость легитимности государственному перевороту в глазах граждан. Воспользовавшись беспорядками в столице, коалиция либеральных и революционных партий, запутав и обманув Николая Второго (действительно слабого императора), обманным путем заставила подписать отречение.

К власти в России пришли коалиция Прогрессивного блока (либеральная интеллигенция) с эсерами (подлинными наследниками народовольцев-бомбистов) и меньшевиками (патентованными европейскими социал-демократами с их «демократическими ценностями» и «правами человека»). Оказалось, что они, кроме разрушения, ничего не могут, ни к чему не способны. С помощью сепаратистов и националистических партий эти деятели окончательно развалили страну. Легко заметить, что идейные наследники этих сил и сегодня вещают на площадях, готовя страну к подобной участи. И силы всё те же, и персонажи похожи, и талантами так же обделены.

Не надо валить всё на большевиков. К осени 1917 года народу России оставили лишь две альтернативы: кровавая военная диктатура с замирением «несогласных» или захват власти радикалами с не менее кровавой гражданской войной. Оба пути сохраняли для России шанс на восстановление, статус-кво означал гибель страны. Корнилов или большевики с Лениным во главе – третьего не дано! Истории угодно было распорядиться, чтобы свой шанс использовали большевики. Им суждено было стать собирателями земли Русской.

***

Интереснейшая вырисовывается закономерность. Исторические судьбы страны уже 300 лет зависят от социального слоя, условно именуемого «либеральной интеллигенцией», который, сам себя считая элитой, присвоил себе право говорить от народа, прикрываться его именем, определять, как ему жить. Атака на державу происходит тогда, когда Россия находится на взлёте, в движении к новым вершинам могущества, а в спокойные годы «болото» уходит в тень, отсиживается на кухнях, терзаясь и скуля, выжидает новый удобный момент. И каждый раз активное вмешательство этого слоя, врага всякой государственности, имело катастрофические последствия для России. Всего было пять атак со стороны «креативщиков» на Российскую державу и только первые две из них были с трудом отбиты.

В 1825 году, когда Россия находилась в зените своего могущества, декабристы едва не погрузили страну в кровавую вакханалию. Мужественный император Николай I решительно пресёк натиск.

Второй раз на страну напали в период реформ, когда она особенно уязвима: старый уклад разрушен, а результаты реформ еще не проявились. Но даже убийство императора не сломало государственность в России. Здоровые силы общества, сплотившись вокруг фигуры Александра III, отбились от «бомбистов» и сохранили страну.

В начале ХХ века только стали вырисовываться контуры обновленной России, проявляться первые плоды проведенных реформ. Стране требовалась пара десятилетий спокойного развития. «У нас теперь, когда все это переворотилось и только укладывается, вопрос о том, как уложатся эти условия, есть только один важный вопрос в России», – характеризовал пореформенную Россию Л. Н. Толстой устами своего героя. Почувствовав, что истекает последний шанс, «продвинутый», «передовой» класс развязал против России форменную войну. Ослабленная еще и внешней войной, возглавляемая недотёпой-царем, Россия пала. Казалось, кончилась тысячелетняя империя, окончательно разрушена уникальная русская цивилизация под ударами космополитичной, компрадорской, европеизированной интеллигенции.

Но осколки русской цивилизации и российской государственности подобрала Советская власть. Большевики сумели ответить на вызовы времени и через жестокость, кровь и страдания собрали и восстановили страну. Этого никогда не простила им либеральная интеллигенция, наймит и агент Западной цивилизации. Никогда столько ненависти, злобы и яда еще не обрушивала она на своих врагов. Страна только отдохнула и залечила свои раны после Победы, как вновь подверглась атаке. В 80-е гг. минувшего века СССР стоял на пороге нового невиданного технологического рывка и структурной перестройки. Чрезвычайно уязвимая в тот момент держава, рухнула под ударами коалиции либеральной, «болотной» твари внутри с идейным и экономическим прессингом Запада снаружи. СССР распался, рухнул уникальный русский мир, развалился неповторимый сплав народов на 1/6 суши.

Ныне Россия – подранок. К удивлению «евроинтеграторов», страна выжила. Бездушная евро-атлантическая цивилизация не смогла обжиться на наших просторах, западные ценности не окончательно поселились в душах и сердцах наших людей, не до конца ликвидирован наш экономический потенциал, стали даже появляться новые ростки, вырисовываться контуры новой державы. Дух Великой Евразийской Империи пугает профессиональных разрушителей. Поэтому объявлен новый крестовый поход. Цель либеральной интеллигенции – через протесты, болотные митинги и несогласные марши окончательно добить страну. Может, стоить вспомнить советы великого непонятого пророка: «О, не из каких-либо политических целей я предложил бы устранить на время вашу интеллигенцию, ... но предложил бы я это (уж извините, пожалуйста) – из целей лишь чисто педагогических… Пусть постоим и поучимся у народа, как надо правду говорить. Пусть тут же поучимся и смирению народному, и деловитости его, и реальности ума его, серьезности этого ума» (Федор Михайлович Достоевский). Готовы ли вы вновь потерять Родину? Стать сиротами в родном доме? Оказаться вечными учениками, мальчиками на побегушках, лакеями у евробар?

Надо спасать Россию!

Александр Позин, alternatio.org

(В работе использованы выдержки из произведений русской классики, трудов российских историков и философов и материалы современной российской блогосферы).