Чтобы разобраться в проблеме, доставшейся нам от прошлого, необходимо понимание объекта исследования. В первую очередь понимание самой эпохи, которой данный вопрос касается и через которую только и может быть раскрыт. Понимание эпохи такой, какая она есть, через ее исторически сложившиеся и ей органично присущие черты, формирующие ее особую логику, определяющие ее социокультурную цельность и самодостаточность
Главным условием этого является задача анализировать исторические процессы в алгоритме исследуемой эпохи [1, с.539], изучать эпоху сообразно с ее собственной логикой. В противном случае в процессе исследования ускользнут те социальные смыслы и факторы, которые являются для нее основополагающими. Вот почемуигнорировать это требование, значит, не понять исследуемое, а искать в нем те желанные ответы, которые делают историю служанкой власти, либо тех политических сил, которые в этих ответах заинтересованы [См.: 2; 3].
Именно это требование было в свое время упущено при рассмотрении такой непростой проблемы как насильственное переселение крымских татар в 1944 году после освобождения Крыма во время Великой Отечественной войны.
Согласно общепринятому мнению, насильственное переселение крымских татар в 1944 году, вошедшее в историю под названием «депортация», «по нормам международного права иначе как геноцидом не назовешь» [4]. И этот вывод, утвердившийся в годы перестройки, стал обвинительным приговором Советской власти. В нем депортация представляется жестокой, преступной, бессмысленной, алогичной, абсурдной, бесчеловечной, и, как следствие, таковым признавался и сам режим, обрушившийся на невинные народы, пострадавшие в годы нацистской оккупации не меньше остальных.
Несправедливость действий Советской власти особенно бросалась в глаза на фоне появившихся в годы перестройки публикаций, сообщавших, что на фронтах Великой Отечественной войны воевало 60 тысяч крымских татар, и каждый второй пал смертью храбрых [5]; что 50 тысяч крымских татар за героизм на фронтах были удостоены правительственных наград; что каждый пятый из взрослого населения сражался в партизанских отрядах и подполье, 26 тысяч погибло на фронтах и 12 тысяч – в оккупации.
Но, несмотря на это, в мае 1944 года по распоряжению правительства из Крыма было выселено 400 тысяч татар, каждый третий из которых умер в изгнании [4].
Впрочем, в газетах, журналах и научных сборниках появлялись и другие факты, в корне отличающиеся от вышеназванных [См.: 7, 8]. Так, в частности, в них говорилось, что:
• среди татар было немало героев, получивших самые высшие награды или отдавших жизнь за свою страну, но их было не десятки тысяч, а значительно меньше;
• в Советскую армию было мобилизовано 20 тысяч татар, но большая часть их дезертировала [См:.:9, 10], когда Крым заняли немцы;
• в годы оккупации в Крыму погибло не 12 тысяч, а 247 татар [11, с.70-71], чтосоставляет 0,1% от их довоенной численности.
За это же время представителей других народов Крыма погибло 90243 (8% от довоенной численности крымчан), не считая военнопленных. Кроме того, 85 тысяч крымчан было угнано в Германию (сведения об угнанных татарах не публиковались), но мы в данном случае учитываем не угнанных, а только уничтоженных людей [12]. И, таким образом, если соотнести с общей численностью каждого народа, татар в годы оккупации погибло не столько же, а в 80 раз меньше, чем остальных жителей Крыма;
• на 1 июня 1943 года в партизанском движении участвовало всего 6 татар. Но в 1944 году, когда все Левобережье было освобождено, а Советская Армия подошла к Крыму, число их увеличилось до 598. При этом 219 из них (то есть почти половина) ранее служили у оккупантов [11, с. 160];
• в мае 1944 года из Крыма в восточные районы страны было выселено не 400 тысяч, а 194111 крымских татар [11, с.161].
Впрочем, это еще не все. Как позже вспоминал командующий немецкими войсками в Крыму генерал Э. фон Манштейн «татары сразу же встали на нашу сторону» [13, с. 238]. Проявлялось это в массовом дезертирстве, в помощи оккупантам, в использовании татар в качестве проводников для разгрома и окружения отступавших советских войск, в нападении на обессиленные в постоянных боях советские части и тотальном разграблении партизанских баз [14, с. 61].
Одновременно, в первые же месяцы оккупации началась вербовка крымских татар в воинские части и батальоны самообороны, которые активно помогали немцам наводить «новый порядок» в Крыму. К ноябрю 1942 года в Крыму уже было 8 батальонов крымских татар. Весной 1943 года добавился еще один. Несколько батальонов и хозяйственных рот не завершили формирование [14, с. 153-158]. В общей сложности с оккупационными властями активно «сотрудничали» около 20 тысяч татар [14, с.155-157; 15], что составляло примерно 10% от их общей довоенной численности. Те же данные приводятся и в труде Й. Хоффмана «Восточные легионы в 1941-1943 гг.», выпущенном Институтом военной истории Германии в 1976 году [См.: 16]. Они же в целом совпадают с количеством татар, ушедших на фронт. И это, видимо, не случайно.
О том, чем занимались татарские добровольцы, как помогали новым хозяевам устанавливать «новый порядок», можно судить по следующей выдержке из сборника «Крым многонациональный»: «24 марта 1942 г. гитлеровцы совместно с отрядом, сформированным из татарского населения деревни Коуш, совершили карательную операцию в греческой деревне Лаки (Бахчисарайский район). Большинство жителей этой деревни, оказывавших помощь партизанам продовольствием, было расстреляно, деревня сожжена дотла» [8, с. 83-84]. По сводке от 3 июля 1944 г. такая же участь постигла 111 сел и населенных пунктов Крыма, а в список, не подлежащих восстановлению было внесено уже 182 названия сел и деревень [11, с. 77].
В «Сообщении ТАСС» от 25 июля 1987 года подводился общий итог деятельности татарских «отрядов самообороны»: «При активном участии этих формирований были разгромлены партизанские базы, выжжены населенные пункты вблизи лесных массивов и истреблены их жители. Так была создана «мертвая зона» вокруг партизанских отрядов. В процессе карательных операций с участием крымскотатарских националистов были истреблены 86 тысяч мирных жителей Крыма [дальнейшие исследования показали, что жертв было более 90 тысяч – авт.], 47 тысяч военнопленных и 85 тысяч человек угнано в Германию. Уничтожались в основном русские, украинцы, евреи, греки, цыгане.
В совхозе «Красный» например, преступники из 147-го и 152-го батальонов соорудили печи, в которых круглосуточно сжигались живые люди» [12].
Анализируя эти данные, академик Украинской академии политических наук П. Хриенкоприходит к нелицеприятному выводу: «Если... в научном обороте останется указанная цифра…, то действительно в истории сохранится факт массового предательства». И далее: «факт массового предательства, если верить цитируемым документам, налицо» [17].
Обычно в таких случаях в ответ можно услышать, что предатели в Великой Отечественной войне встречались самой разной национальности. Совершенно верно. Вопрос в другом: сколько их было и какую часть от своего народа они составляли? Такие данные есть в архивах Потсдама и Москвы. И они опубликованы.
Общее число граждан СССР, служивших рейху в различных воинских частях - до 180 тысяч. Из них: до 40 тысяч - кавказские и «туркестанские» части; до 10 тысяч – дивизия СС «Галичина»; около 28 тысяч – войска РОА 599-й бригады; до 10 тысяч – «казачьи» части; 15 тысяч – т. н. «зенитчики» (военнопленные, завербованные в части ПВО); около 40 тысяч – жители Прибалтики [18].
Не трудно подсчитать, что их общая численность составляла не более 0,1% от всех граждан СССР. При этом более половины из них - представители национальных окраин. В этом списке нет, разумеется, тех, кто не был карателем, но по тем или иным причинам сотрудничал с оккупационными властями. Они не учитываются и среди татар. Недаром в татарской газете «Азат Крым», издававшейся в годы оккупации, говорилось, что не 10%, а 15% крымских татар являются активными помощниками новых властей.
Сравним эти цифры: 0,1% предателей от всех граждан СССР и 10% от общей численности крымских татар - разница получается в 100 раз.
Нередко также говорят, что татар заставили, что они шли служить немцам вынужденно, под давлением обстоятельств. Возможно, что какая-то часть оказалась именно в таком положении. Но не будем сравнивать условия, в которых оказались татары, с положением военнопленных, попавших в немецкие концлагеря. Значительная часть их погибла от нечеловеческих условий жизни и труда. И все же, несмотря на это, доля тех, кто решил пойти служить рейху, чтобы вырваться из концлагеря и таким образом уцелеть, была всего 2-3% от их общего числа [18].
Итак, «действительно массовые предательства среди крымских татар были» [17], номожно ли обвинять весь народ? 20 тысяч – это много или мало? Насколько сам крымскотатарский народ разделяет ответственность за своих сыновей? Не надо видимо говорить, что в борьбе против фашизма участвовал весь советский народ, но каждый на своем месте. Весь народ не может брать в руки оружие, ибо есть предел, какой может позволить себе страна на содержание воюющих на фронте солдат. Напомним, что 93 тысячи призванных в армию крымчан составляли 8,2% от всех жителей Крыма[11, с. 160]. По данным начальника Генерального штаба генерала С.М. Штеменкомаксимальная численность Советской Армии в годы войны была 11 миллионов с небольшим, что составляло, по его мнению, 6% от всего состава населения (с учетом потерь в войне – около 8%) [19, с. 506]. И это в стране, которая все свои силы бросила на войну с врагом, действуя по принципу «Всё - для фронта, всё - для победы!»
Численность сотрудничавших с оккупантами татар составляла от их общей довоенной численности около 10%. Много это или мало? Скорее всего достаточно, чтобы говорить не об отдельных «отщепенцах», а о неком общем настрое, типичном для всех татар. Ведь если бы сотрудничество с оккупантами осуждалось в их общей массе, оно бы никогда не стало массовым явлением. И Сталин это, видимо, хорошо понимал. Понимал и действовал в условиях продолжавшейся войны, руководствуясь логикой войны, помноженной на логику Системы, поставленной на грани выживания; Системы, рассчитанной и настроенной на выживание и победу, чего бы ей это не стоило.
Сейчас, вспоминая о Великой Отечественной войне, мы все чаще говорим о цене, какую пришлось заплатить за победу, и это, видимо, нормально. Страшная цена, чудовищно огромная. Но если бы все тогда начали думать об этом, войну бы не выиграли. Каждый народ, начиная или вынужденно принимая эту Войну, понимал, что на карту поставлено все, и должен был быть готовым жертвовать во имя победы многим, если не всем. И тогда это было всем понятно. Мы поняли сейчас, насколько это было чудовищно, но не поняли, насколько эффективно. Не поняли, потому что тогда не жили.
Теперь о наказаниях в условиях войны. Напомним, что сразу после начала войны с Японией руководство США отдало распоряжение всех, находившихся в стране представителей японской национальности, поместить в специально для этого созданные концлагеря. Их отправили вглубь страны, в знойный штат Колорадо. Быстро и организованно. Что они там выдержали, не трудно догадаться. И это при том, чтонепосредственной угрозы нападения на США и их последующей оккупации не было. Угрозы нападения не было, но была угроза безопасности страны в условиях тяжелой войны, где ставка была слишком высока, чтобы не принимать тяжелых, для многих людей трагических, но стратегически оправданных и неизбежных превентивных мер, приведших в конечном итоге к победе и позволивших спасти тысячи и тысячи жизней мирных граждан.
Мы знаем также, каким жестоким наказаниям нередко подвергали противники мирных жителей воюющей страны. Примером тому служат бомбежка английской авиацией Дрездена, приведшая к гибели 100 тысяч мирных жителей в течение нескольких часов, разрушение Токио, трагедия Хиросимы и Нагасаки, напалм и ковровые бомбардировки во Вьетнаме, уничтожение американцами мирных жителей вьетнамских деревень. Они не воевали непосредственно, но сочувствовали, и по мере сил помогали тем, кто воевал. И были уничтожены. Где расчетливо, а где на помноженных страхом эмоциях. Это страшные, особо трагичные страницы каждой войны. Особенно, современной. Когда с мирными жителями расправлялись, поступив так не по нормам международного права, а по законам войны. Бесчеловечным законам, которые не учитывают смысл и целесообразность человеческих прав и свобод, а исходят из принципа уничтожения любых ресурсов противника, в том числе и людских.
Уточним, что в данном случае мы намеренно взяли те случаи, которые кажутся бессмысленными и чудовищными с точки зрения обычного здравого смысла и были осуществлены армиями стран, давно провозгласивших принципы демократии и гуманизма основополагающими нормами международного права; стран, испытавших ужасы военных потерь, но не видевших на своей территории десятки полностью разрушенных городов, сотни выжженных сел и деревень, миллионы уничтоженных людей.
Когда в Великой Войне стоит вопрос о жизни и смерти уже не людей, а стран и народов, когда безжалостный враг использует все средства для массового уничтожения, превращая целые районы в мертвую зону, было бы странно ожидать иного в ответ. Мы можем сейчас лишь догадываться, какая волна ненависти поднялась в душах советских людей при виде зверств нацистов. Она помогла им выстоять и победить, но не обрушилась на головы немецкого населения, испытавшего все тяготы оккупации, но не узнавшего ужасы того порядка, который они породили и принесли другим народам, потому что солдаты Советской Армии за крайне редким исключением оставались людьми.
Не видим мы этого и в отношении крымских татар. Более того, на фоне чудовищных зверств, осуществленных нацистами и их приспешниками в СССР или американцев во Вьетнаме, акция, сделанная по указанию И.В. Сталина в отношении крымских татар, выглядит просто гуманно. Так что кровожадность его, видимо, была сильно преувеличена. Так же как и свирепость русских солдат, не оставивших после себя ни сожженный дотла Дрезден, ни Хиросиму, ни Лидице, ни Хатынь, ни Сонгми.
Что же мог сделать И.В. Сталин с крымскими татарами в условиях войны после освобождения Крыма? У него было три возможных варианта:
• последовательное и беспощадное наказание всех крымских татар, виновных и причастных к истреблению советских людей (проведение развернутых следственных мероприятий по выяснению полной картины причастности татар к карательным акциям против местного населения, выявлению всех виновных, от конкретных действующих лиц до их прямых и косвенных пособников; тотальные зачистки с быстрым и беспощадным наказанием всех, в той или иной мере, причастных к уничтожению населения и военнопленных);
• насильственное выселение всех татар, но не на поселения в Среднюю Азию, а в сибирские концлагеря, с последующим расследованием всех преступлений времен войны с их участием, определением степени вины и наказания каждого от карателя до пособника в проведении геноцида крымчан;
• организованная насильственная высылка на поселения, с автоматическим списанием конкретных обвинений в преступлениях, в места компактного проживания мусульман с последующим оказанием помощи в обустройстве.
Каждая из этих мер вполне сообразуется с логикой Большой Войны и Системы, но степень наказания в них разная. Стоит ли говорить, что из них был выбран самый щадящий вариант? Самый щадящий для Крыма и крымчан, для СССР, и даже для самих крымских татар.
Советское руководство так поступило потому, что в условиях продолжения войны на своей территории И.В. Сталин не счел нужным и возможным преследовать и уничтожать тысячи татарских «отщепенцев»; гоняться за ними по горам и лесам; отлавливать и разбираться с каждым, теряя своих людей, обрекая на новые страдания местных жителей, тратя ресурсы, время, усилия на утомительную, изматывающую страну борьбу, которая могла затянуться на многие годы.
Решение было принято иное. Оно предусматривало не депортацию, что означало бы высылку за пределы СССР, а насильственное переселение татар в те районы, где их адаптация пройдет максимально быстро и щадяще, не провоцируя новую религиозную и национальную рознь, и не будет при этом угрожать безопасности страны.
По сути, этим переселением в Крыму было снято неизбежное столкновение между татарами и остальными крымчанами (в том числе, с возвращавшимися с фронта домой), чьи близкие были уничтожены ими в период оккупации. Насколько это было серьезно, мы можем судить по событиям 1943-1944 годов в юго-восточной Польше и Западной Украине (Полесье, Холмщина, Волынь, Восточная Галичина), где в столкновениях между украинцами и поляками по некоторым данным погибло около 200 тысяч человек с обеих сторон, и были сожжены сотни сел и деревень. Тогда, чтобы избежать дальнейшего кровопролития правительства Польши и Советского Союза произвели «обмен» населения, в ходе которого было переселено 810 тысяч поляков в Польшу и 483 тысячи украинцев в УССР, а также около 40 тысяч чехов и словаков в Чехословакию. Так что татар фактически спасали от физического истребления и давали возможность свою вину по возможности искупить.
Во исполнение этого 11 мая 1944 г. ГКО приняло постановление «О крымских татарах», в котором оглашалось решение об их переселении в Среднюю Азию. В нем, в частности говорилось: «В период Отечественной войны многие крымские татары изменили родине, дезертировали из частей Красной Армии, обороняющих Крым, и переходили на сторону противника, вступая в сформированные немцами добровольческие татарские воинские части, боровшиеся против Красной Армии; в период оккупации Крыма немецко-фашистскими войсками, участвуя в немецких карательных отрядах, крымские татары особенно отличились своими зверскими расправами по отношению к советским партизанам…». Насколько это соответствует действительности, каждый может судить теперь сам.
Кроме определения общей задачи ГКО расписал порядок и условия переселения в деталях. В соответствии с этим «спецпереселенцам разрешалось взять с собой личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду продовольствие в количестве до 500 кг на семью». Остальная собственность описывалась с составлением соответствующего документа (т.н. «обменных квитанций») для последующей компенсации. На каждый эшелон выделяли врача и медсестер «с соответствующим запасом медикаментов для медико-санитарного обслуживания спецпереселенцев в пути. Для обеспечения людей горячим питанием и кипятком в пути следовало выделить продуктов... из расчета суточной нормы на 1 человека: хлеба 500 г, мяса и рыбы 70 г, крупы 60 г, жиров 10 г». В местах расселения разрешалась выдача ссуды в размере до 5000 рублей на семью для строительства жилья и ведения хозяйства с рассрочкой на 7 лет. Сразу по прибытии взрослые спецпереселенцы обеспечивались работой в совхозах и на промышленных предприятиях. Кроме того, в течение июня-августа 1944 года все получали помощь продуктами (норма в месяц на человека: мука и овощи – по 8 кг, крупа – 2 кг) [11, с.135-136].
Стоит отметить, что насильственному выселению «подверглись не все крымские татары… От «статуса переселенца» освобождались участники крымского подполья, крымские татары, действовавшие в тылу противника в интересах Красной Армии и члены их семей. Нередко удовлетворялись просьбы вернуться в Крым и татар-фронтовиков. Не выселялись и женщины татарки вышедшие замуж за русских. Предложения об этом были изложены в Донесении на имя народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берии от 1.08.1944 за подписью В. Чернышова и М. Кузнецова» [10, №3].
По завершению переселения в телеграмме И.В. Сталину наркома внутренних дел Л.П. Берии докладывалось, что «все татары к местам расселения прибыли и расселились в областях Узбекской ССР – 151604 человека, в областях РСФСР - 31551 человек». В телеграмме наркома внутренних дел Узбекской ССР Бабжанова на имя Берии сообщалось, что по пути следования эшелонов с татарами в Узбекистан умер 191 человек [17].
Было ли это решение из ряда вон выходящим? Едва ли. Об этом свидетельствуют уже упомянутый «обмен» гражданами между Польшей и СССР в 1944 году, а также операция «Висла», проведенная в Польше в апреле–августе 1947 года после ряда террористических акций, осуществленных бойцами УПА (бандеровцами) на ее территории. В результате этой операции местные жители-украинцы, проживавшие в юго-восточной части Польши (Западная Галичина, т. н. Холмщина и Подляшье) были переселены в районы Вислы, где ранее жили немцы. Кроме того, было осуществлено переселение (настоящая депортация) немцев из Восточной Пруссии (территория послевоенной Польши) и Судетской области (территория Чехословакии) в Германию, общей численностью до 13 миллионов человек.
Сейчас представители крымских татар говорят, что в пути и в первые месяцы после переселения их умерло до 46%. Словно они оказались не в теплой Средней Азии, а лютой зимой в блокадном Ленинграде. Будто им пришлось в зимние холода жить в полуразрушенных неотапливаемых домах, получая осьмушку т. н. «хлеба» (125 г.) в день. Безусловно, условия, в которых крымские татары оказались, были тяжелые. Жить было негде. Приходилось строить сначала времянки, а лишь потом постоянное жилье. Трагизм положения татар обострялся потерей родины, внутренним состоянием «исхода», изгнания. Но в остальном условия их жизни были не хуже положения тех миллионов советских людей, которые в результате войны после эвакуации оказались за Уралом без жилья, и были вынуждены по возвращению в родные села и города их полностью восстанавливать.
Банально, но все познается в сравнении. И нам надо сравнивать положение татар не с сегодняшним днем, а с тем, что можно было увидеть по всей стране во время и сразу после войны. Впрочем, есть пример и 90-х годов: беженцы из Чечни, жившие в палатках не один год. Жить в таких условиях очень трудно, но никаких данных о массовой гибели людей в лагерях для беженцев мы не наблюдали. Не наблюдали, потому что такой процент смертности, какой называют представители крымских татар, возможен лишь в случае организованного физического уничтожения людей или массовой эпидемии.
Итак, задумаемся: кто в этой войне больше настрадался? Кому было тяжелей? Кто перенес бóльшую трагедию и отдал больше жизней? И тогда придется признать, чтоописание условий переселения крымских татар, безусловно, суровых, вряд ли можно сравнить с теми лишениями, которые пережили советские люди, подвергшиеся в 1941 году вынужденной эвакуации за Урал, спасаясь от быстро наступавших немецких войск. Тогда все их имущество умещалось в одном-двух чемоданах или нескольких вещмешках. Эшелоны, уходившие на восток, постоянно бомбили. Воды и еды, топлива катастрофически не хватало. А потом были трудные будни тыла. Жить и работать приходилось, и в дождь, и в лютый мороз, в неотапливаемых помещениях, или просто в палатках, где стояли станки и аппаратура эвакуированных в тыл заводов. Работать, выпуская продукцию для фронта, взрослым и детям, без выходных по 12 часов в день. Работать, несмотря на голод, хроническое недосыпание и сковывавший руки холод. И люди не только выдержали, но и победили. Победили потому, что верили своей стране и несмотря ни на что оставались людьми, не давая выплеснуться ненависти на другие народы.
Немало этому способствовала и общественно-политическая структура Советского Союза, представлявшего, по мнению С.Г. Кара-Мурзы «систему с отрицательной обратной связью по отношению к конфликтам…», где «при обострении противоречия автоматически включались экономические, идеологические и даже репрессивные механизмы, которые разрешали или подавляли конфликт, «успокаивая» систему»[20, с.226-227] и не позволяя одним народам истреблять другие. Можно ли считать после этого политику переселения крымских татар геноцидом, если в действительности геноцид означает курс на уничтожение народа, на планомерное сокращение его численности и социальную деградацию [См.: 21]? Можно ли считать геноцидом действия власти, если в их основе максимально щадящий для участников войны вариант снятия крайне напряженной проблемы [22, с. 255-256]? Видимо, нет. Но теперь все выглядит как бы иначе. И «чудом уцелевший народ» [23], возвращаясь на родину, чтобы наладить здесь свою жизнь, рассматривает насильственное выселение из Крыма как историческую обиду, давшую преимущества не «истинным хозяевам Крыма» – крымским татарам, а его «квартирантам».
Что-то в этой истории забылось, что-то не так вспомнилось. И снова история используется, как аргумент в сегодняшней борьбе за власть, территорию и ресурсы. В ней Советский Союз продолжает выглядеть «империей зла», а применяемое Советской властью насилие представляется изначально «преступным даже в самые критические периоды, когда государственные органы были вынуждены решать срочные и чрезвычайные задачи ради спасения множества жизней граждан» [20, с. 215]. Почему эти доводы многими гражданами Украины и России и сейчас не воспринимаются? Видимо, это связано с господством определенных мифологий, цель возникновения и функционирования которых еще не завершена [См.: 24].
Итак, даже на примере лишь одного эпизода Великой Войны видно, что история ХХ века еще не написана, поскольку очень многие вопросы оказались значительно сложнее, чем это представлялось ранее официальной историографией. И один из самых интересных и актуальных вопросов этого периода касается осмысления роли «мусульманских легионов» крымских татар в Великой Отечественной войне, а также политики Советской власти в годы Великой Войны в контексте как логики самой Системы, так и логики войны. Ее современный анализ, в частности, показывает, насколько упрощенной и однобокой, а, следовательно, крайне мифологизированной, была подача информации в период «перестройки», вошедшей в историю под лозунгами демифологизации и возвращения к исторической правде. Тогда было не очень понятно, что за всем этим кроется, и кто за этим стоит. Тайные пружины этих процессов тогда еще не проступили, механизм их развертывания был не вполне ясен. Но проявившиеся во всей своей мощи в последнем десятилетии ХХ века после победы США в «холодной войне» контуры глобализации вынуждают нас воспринимать эти процессы как маленькую, но очень важную составляющую новой Большой Игры [См.: 22, с. 260-276; 25, с. 206-343, 389-416]; Игры, в которой народы снова будут объектом политики и средством, а их исторические обиды будут использоваться в борьбе за мировые ресурсы для их разъединения, максимального ослабления и подчинения новым победителям, которые рассчитывают, что так будет всегда.
Андрей В. Ставицкий, кандидат философских наук
