Летописи тому порукой: в тяжелой борьбе с враждебными силами, мешавшими объединению славянских племен, рождалась Киевская Русь. Вот почему 3 июля 964 года — важнейшая дата в нашей истории: именно в этот день дружина князя Святослава Храброго нанесла сокрушительное поражение Хазарскому каганату, разгромив его столицу Итиль, а следом и иные ключевые крепости противника. Князю, которого Н. М. Карамзин назвал Александром Македонским нашей древней истории, в ту пору исполнилось всего 23 года.

«Чудище обло, озорно, огромно…»

А неприятель Святослава действительно был силен и многочислен. Подмяв под себя огромную территорию, которую ныне занимает Южный федеральный округ, хазары быстро поработили соседей, продолжая разорительные для славян, мордвы, буртасов и многих других народов походы. На востоке хазарскими стали степи до Урала и Арала, на западе — до Днепра. На юге стонал, истекая кровью, Кавказ: они разорили армян — «волками бросались на мирных людей, беспощадно вырезая их», разрушили Тифлис и объявили своими земли «на четыре месяца пути вокруг», взяв под контроль важные торговые пути на Волге, Дону, Азовском и Каспийском (одно время его даже называли Хазарским) морях и обложив иноземных купцов, равно как и покоренные народы, обременительной данью. Рассчитывались с ними заморские гости своим обычным товаром — рабами, мехом, медом, воском, серебром, тканью, оружием…
Постепенно торговля людьми стала главной статьей их экспорта, чему во многом способствовали нескончаемые набеги хазар на соседей, из которых они возвращались, гоня, словно скот, сотни плененных людей.
Среди множества хазарских городов заметно выделялся расположенный на острове Итиль — богатая крепость-столица, которую денно и нощно защищала мощная армия, не говоря уже о 12-тысячном войске наемников. Роскошный кирпичный дворец кагана утопал в садах и виноградниках. Именно в Итиль сгоняли рабов, продавая их оптом мусульманским и иудейским купцам, свозили выбитую из народов дань. И отсюда, из сердца торгово-паразитического разбойного государства, с дикими воинственными криками мчались во все стороны орды двуногих хищников, обрушиваясь огнем и мечом на мирных соседей. Это было, пользуясь метафорой А. Н. Радищева, «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». К слову, коренные хазары не жаловали Итиль: каждую весну уходили они со стадами в степи, презирая оставшихся и не имеющих скота, которые, в свою очередь, проклинали ушедших, задыхаясь в пыли раскаленных солнцем улиц.
Что объединяло этих людей? Жажда наживы, воинственный дух, религия? Нет, слепая вера в кагана, «носителя неземной силы» — представителя знатного рода Ашин. Окруженный огромной стражей, он жил во дворце с 25 женами. А когда проезжал на белом коне по городу, за ним следовало все наемное войско. Встречные падали в пыль, закрыв глаза, будто ослепленные солнцем, поднимая голову лишь после удаления процессии. Дерзнувшего кинуть взор на кагана пронзали копьями и оставляли лежать, не хороня; кости на обочинах годами напоминали: «Будь покорен!». Хазары не сомневались, что одно лишь присутствие кагана на поле боя приносит победу. Удивительно, что истовое почитание ими своего правителя в любую минуту могло смениться смертельно опасным гневом. Да, если все шло как по маслу — кагана славили и боготворили. Но случись засуха или военная неудача, и у дворца тут же собирались толпы, выкрикивая: «Каган ослабел и приносит вред! Убить его!». И ведь убивали.

Ладить с Хазарией было непросто, но выгодно. Даже Византия считала ее почти равной себе, о чем свидетельствует византийская летопись: «Хазары с нами дружат, нами почитаются, обладают военным могуществом, везут нам товары». В 626 году император Ираклий заключил с Хазарией союз против арабов; в 695 году Юстиниан II женился на сестре кагана, а позднее Константин взял в жены дочь кагана, и их сын Лев Хазар некоторое время правил Византией. И вот на этого монстра поднял руку молодой и гордый князь малоизвестного миру славянского Киева! В ответ на требование посланца кагана покориться и платить дань Святослав прилюдно вручил беку обнаженный меч и сказал, как отрезал: «Платить не будем!».
Хазарию давно беспокоил ее дерзкий сосед: молодая Русь активно расширяла свое влияние, не пасуя перед врагами, чем подрывала «набеговую» экономику каганата. Желая проучить непокорных руссов, жестокий и коварный враг строил на границах крепости, используя их как плацдармы для набегов, сколотил антирусский блок из булгар, буртасов, северокавказских племен, закрыв Руси путь на Восток, а в 913 году хазары, нарушив договор, за три дня перебили несколько тысяч руссов, возвращавшихся из похода на Каспий. Прошло почти полвека, прежде чем чаша терпения руссов переполнилась — по извечной привычке долго запрягали. Но настал день, когда Святославу стало предельно ясно: пришла пора сбить хазарский замок с восточных ворот.

«Потягнем, дружино, по князи!»

О Святославе, сыне киевского князя Игоря и псковитянки Ольги, впервые упомянула летопись 946 года: после гибели отца пятилетний княжич бросил в сторону врага боевое копье. Оно упало на землю здесь же, перед конем, но все увидели перед собой не мальчика, но мужа и воина! Оттого и заметил старый рубака-воевода: «Князь уже почал. Потягнем, дружино, по князи!».
Он правил всего восемь лет, но по праву считается самым выдающимся полководцем Древней Руси, отважным в бою, неутомимым в походе, верным данному слову, простым в быту. «Ходил легко, как гепард, — сказано о нем в «Повести временных лет», — в поход котлов не брал, но, нарезав конину, зверину или говядину, жарил на углях и ел; не имея шатра, спал с седлом в головах, как все воины». «Он приплыл на скифской ладье, где греб вместе с другими, ничем не выделяясь… — пишет о Святославе византийский историк Лев Дьякон. — Его белое одеяние отличалось от одежды его воинов только чистотой». Многих своих воинов он знал по именам, нередко дружески хлопал отличившегося по плечу и смеялся, если тот не мог удержаться на ногах от этого знака внимания. Вечерами подолгу сидел с ними у костра, слушая песни гусляров о подвигах предков, похожий не на правителя, а на равного среди равных. Но когда он гневался или просто хмурился, все сразу умолкали, страшась встретиться с ним взглядом. Он мог быть добрым и приветливым, но мягкосердым его никто не считал. Однажды после казни юношей, спрятавшихся от набора в войско, он пообещал убить всех мужчин, а женщин и детей продать в рабство, если в этом роду не найдется храбрецов, готовых сражаться за родину: «Род, не способный воспитать храбрых воинов, должен исчезнуть!» Карая ослушников и наводя ужас на врагов, князь бывал и жестоким, но в то же время не терпел жестокости бессмысленной.
Задумав отвадить разбойников от Руси, Святослав разработал замысел, поражающий своей стратегической зрелостью, сделав ставку на то, что Хазария изолирована ненавистью соседей и разъедаема внутренними распрями. И потому не спешил, собирая союзников и постепенно замыкая вокруг хазар кольцо. Наконец весной 964 года Святослав повел рать в поход. И повел не по Днепру на юг, как делали его отец и дед, а кружным путем на восток.
Он шел через землю славян-вятичей, ибо они платили дань хазарам. Народ этот, формально находясь в составе Киевской Руси, до конца XI века был, по сути, независимым, вполне обходясь без князей и строя жизнь по принципам народовластия. Мудрый не по годам Святослав не стремился подчинить себе этих гордых людей, а желал видеть их рядом с собой в сражениях против общего врага в боевом союзе братьев-славян. И переговоры, которые он провел с седобородыми старейшинами, стали его первой победой в хазарском походе — победой в бескровной битве за сердца вятичей. Старцы, передав под начало молодого князя лучших воинов, согласились с тем, что есть братство не слабее родового и имя ему — дружина. Как согласились с этой истиной поляне, северяне, древляне, радимичи, кривичи, дреговичи, уличи, тиверцы и иные славяне, осознавшие, что их отечество — куда шире границ привычных для них мест обитания.
Весной 965 года по большой воде из Киева пришли ладьи с оружием, снаряжением. С восхода до заката молодое пополнение под прикрытием кордонов изучало тактику и приемы боя. В конце мая Святослав отправил в Итиль гонца с посланием: «Иду на вы!», напутствовав его так: «Сказав, молчи. Убивают — молчи. Помни: в твоем молчании — сила!». Не каждый из воевод понимал, зачем же предупреждать противника о грядущей битве? Не лучше ли было ударить неожиданно, как гром с ясного неба. Но благородный и дальновидный князь рассуждал иначе. Ну опередит гонец войско на неделю и что? Успеет ли враг собрать и обучить новых воинов? Вряд ли, какими силами располагает — те на поле брани и выведет, зато в душе его от русской дерзости трепет поселится. А еще князь полагал, что только так можно всех врагов одним ударом сразить, а не гоняться за ними потом по бескрайним степям.
Все данники хазар приветствовали освободительную миссию русской рати, правда, некоторые, к примеру, мирные волжские булгары, делали это с превеликой осторожностью. Предлагая суда, предупреждали: «Только берите в условленном месте как бы без нашего ведома». Вступив на земли печенегов, агрессивных, алчных и грозных, о которых говорили: «Мир для них — беда, война — счастье», но также страдающих от набегов хазар, руссы придержали своих немногочисленных коней. Князь верил: враг не устоит под натиском русской рати, но у славян мало конницы: разлетятся хазары по степи — не догонишь. Вот тут-то конные печенеги и могли сослужить добрую службу, завершив разгром — на это не жалко части добычи. И он, следуя принципу «враг моего врага — мой друг», нанял их, как когда-то его отец Игорь при походе на Царьград. Но главное — ему удалось сделать внезапность своей союзницей: хазары ждали руссов с запада, а они пришли с севера.

Канун

Уместно заметить, что накануне битвы арсенал дружины Святослава мог бы сделать честь многим армиям Запада и Востока. Воин не только нес два-три вида оружия, но и виртуозно владел любым из них в зависимости от создавшейся ситуации. И прежде всего — обоюдоострым, почти метровым и полуторакилограммовым мечом, твердый и прочный булатный клинок которого хорошо гнулся. Носили его на поясе или за спиной в деревянных ножнах, либо продев в два кольца. Не было нужды затачивать острие, поскольку удар, наносимый с огромной силой, был рубящим. Кроме того, у каждого был нож-тесак длиной до 0,5 м с широким тяжелым клинком, а у бывалых воинов — «скрамасакс», большой боевой нож германцев. За поясом в чехле из кожи носили топор. Всадник же свой топор со смещенным центром тяжести пристегивал к седлу, но чаще всего бился более удобной в конном бою хазарской саблей.
Ударным оружием служила булава (она же использовалась для метания), шестопер, сулица (метательный дротик) и кистень, колющим — примерно двухметровое копье с прочным древком и булатным или железным наконечником. Всадники с копьями длиной 3,5 м использовались в таранной атаке, нередко решавшей исход боя.
Излюбленным оружием вятичей были двуручная тяжелая широколезвийная секира на длинной рукояти с набалдашником для лучшего хвата, перед которой не мог устоять ни один доспех, и рогатина. Русские стрельцы, вооруженные луками, за минуту успевали выпустить 20 стрел (ровно столько вмещал колчан), которые, в зависимости от типа наконечника, пробивали даже массивные панцири и кольчуги, не говоря уже о легкой броне степняка.
Но и армия каганата считалась очень грозным противником. Против Святослава бек выставил около 100 тысяч до зубов вооруженных человек с учетом наемников и пехотного ополчения. Какому оружию отдавали предпочтение хазары? В первую очередь, разумеется, знаменитой хазарской сабле — метровому палашу, заимствованному у персов и очень эффективному в верховом и пешем бою. К слову, кинематические исследования показали, что коэффициент полезного действия удара даже прекрасно сбалансированного русского меча в искусных руках достигал лишь 45%, в то время как умелое владение палашом увеличивало этот показатель до 70–80%. Не менее эффективными были копья хазар, граненые бронебойные пики, дротики, луки, чеканы и кистени. В ближнем пешем бою они бились кинжалами и метали ножи. Плюс к тому, в отличие от руссов, степняки ловко орудовали арканами. Не будет преувеличением вывод о том, что в битве со Святославом хазары располагали одним из лучших в то время раннесредневековым набором как наступательного, так и защитного вооружения.

Мечом и огнем

До подхода русской рати царь Иосиф, выставив усиленные разведдозоры на пути ее следования, безо всякой спешки собирал армию у столицы, где и решил дать достойный отпор зарвавшимся славянам, уничтожив всех до единого. Считая самыми искусными воинами арабов, он планировал противопоставить противнику четыре линии их войска. Но тут случилось непредвиденное: еще вчера руссы были непонятно где, а сегодня они свалились как снег на голову, вдруг оказавшись под стенами Итиля, готовые к битве.
Зрелище было впечатляющим. Русская рать отливала сизым металлическим блеском и казалась туго сжатой пружиной, готовой в любую секунду распрямиться. Первые три линии составляли копейщики с длинными красными щитами, закрывавшими воинов, ощетинившихся булатными жалами копий, от глаз до земли. Сразу за ними, впереди основного войска с оружием ближнего боя, стояли две линии стрельцов, имея под рукой по 3–4 полных колчана стрел. На флангах гарцевала конница, светлая — в железе дружинных доспехов и зловеще-черная — печенежская.
И вот красный фронт медленно двинулся вперед. Царь Иосиф взмахнул рукой, завыли трубы, и на руссов с визгом понеслась лава степных наездников кара-хазар, злых, жилистых, не обремененных доспехами, а потому вертких и ловких. Быстро приблизившись, они выпустили тучу стрел. Но потребовалось всего несколько мгновений, чтобы первые три линии копейщиков, последовательно подняв щиты на различную высоту, образовали некоторое подобие черепичной крыши, которую спустя пару-тройку секунд густо покрыла щетина вонзившихся стрел, не достигших цели. Не нарушая строя, руссы продолжили движение, а развернувшиеся хазары вновь начали разбег. Они уже натягивали луки, выискивая цели, как вдруг копейщики одновременно пригнулись, почти упав на землю, и тут же отпустили тетивы изготовившиеся за их спинами стрельцы. Стрелы, пущенные мощными луками навстречу атаке, пробивали всадников насквозь и до оперения уходили в лошадиную грудь. Люди и животные катались в тучах пыли, создавая жуткие сплетения агонизирующих тел, метались обезумевшие кони, волоча за собой убитых, ноги которых застряли в стременах, выжившие спешно отходили назад. А руссы шаг за шагом приближались к крепости.
Снова заголосили трубы: это Иосиф бросил в бой второй эшелон, благодаря меткости русских стрельцов ставший первым. «Белые хазары», элита — кочевые беки со своими воинами, рослыми, опытными и бесстрашными, тяжелой рысью прогремели доспехами до линии красных щитов и… Первая шеренга встала как вкопанная, наткнувшись на преграду: опустившись на колено, руссы воткнули древки копий в твердую землю острием вперед и дотянуться до них теперь было не легче, чем ущипнуть ежа. Все смешалось: задние ряды напирали на передние, которые пятились перед колючей изгородью, а стрельцы, пользуясь сумятицей, начали свою кровавую жатву, посылая в эту толчею одну за другой свои страшные бронебойные стрелы. Не было пути ни вперед — ни назад, хазары топтали друг друга и валились в пыль, пронзенные стрелами. Немногим повезло убраться подальше от этой бойни.
Царь Иосиф не хотел верить своим глазам, но даже сейчас он ни на минуту не допускал мысли о возможном поражении, ведь у него еще оставалась пехота — десятки тысяч горожан Итиля: ремесленников, торговцев, гребцов, караванщиков, слуг, банщиков, бродячих акробатов и прочей подгоняемой кнутами тарханов черни, неумелой порознь, зато страшной своей яростной обреченностью. Бесчисленные, как волжский камыш, они встали стеной. Царь ценил их жизни не дороже разбитого горшка, но верил, что в их немытых телах застрянут мечи руссов.
Неумолимо продвигаясь, дружинники вытягивались клином, на острие которого находились богатыри в железных панцирях и шлемах, глубоко надвинутых на брови. В железных рукавицах они держали огромные секиры, а фланги прикрывали воины с дротиками и луками. Клин легко, как нож в масло, вошел в толпу хазарской пехоты и рассек ее надвое. Над головами хазар мерно поднимались и опускались жуткие секиры, и от них не было спасения.
А чуть поодаль, под золотым круглым знаком ставки Иосифа, изготовилась к атаке последняя боевая линия, которую арабы называли «знамя пророка», а хазары — «солнце кагана». Обычно конная гвардия наемников-мусульман в блестящей тяжелой броне вступала в битву лишь при крайней необходимости, неизменно перевешивая чашу весов в свою пользу. Война была для этих профессионалов обычной работой: ничего другого они, продавшие свои жизни за серебро, обильную еду и привилегии, не умели, да и не желали делать.
По сигналу царя, вскинув пики и издав грозный боевой клич, больше напоминающий львиный рык, наемники рванулись вперед. Но разгона для концентрированного удара не хватило. С трудом преодолевая завалы мертвых тел и заметно возвышаясь над мятущейся пехотой, они стали хорошей целью для стрельцов, поработавших на славу. Уцелевших сразу же принял под свои топоры и мечи страшный клин, ненадолго замедлив движение. Спешившись и отбросив бесполезные в тесноте пики, наемники, надо отдать им должное, храбро дрались мечами, топорами и кинжалами.
Русская и печенежская конница, охватив хазар с двух сторон, перехватывала разрозненные группы всадников, не допуская удара во фланг. И тогда, наблюдая происходящее, царь Иосиф с ужасом понял: это конец! И ухватился за последнюю соломинку, поставив на кон менталитет печенегов.
…Зрелище было действительно эффектным: каган выехал из ворот Итиля на белом коне; над ним несли большой шелковый солнцезащитный зонт. Наряды его жен, мишура свиты, блестящие латы охраны сияли так ярко, что Святослав, приняв их за подкрепление, бросил на них стоявших в засаде у реки печенегов. В длинных черных одеждах, остроконечных колпаках, на скаку натягивая луки и размахивая кривыми саблями, те рванулись на перехват — и вдруг истошно завопили: «Каган! Это каган!». Свирепые кочевники бросали оружие, спешивались и падали ниц, уткнувшись лбами в землю. Слепая вера в божество, слава которого гремела в степях, лишила их воли. На это надеялся Иосиф, и надежда его оправдалась.
Хазары воспрянули духом, яростней замахали саблями и топорами, всадники сплотились для атаки. И поскольку численно враг по-прежнему намного превосходил руссов, исход сражения снова оказался под вопросом, но тут «богоподобный», взмахнув длинными рукавами, вдруг вывалился из седла с русской стрелой между глаз. Над полем брани разнесся вопль отчаяния: «Горе! Каган ушел от нас!» В панике побежали свита и охрана; горестно воя, хазары дрогнули, бросили оружие и кинулись во все стороны, как зайцы. Армия в мгновение ока превратилась в растерянную избиваемую толпу. Лишь Иосиф в плотном кольце охраны бросился на прорыв и, потеряв почти всех, ушел в степи. Настичь его так не удалось.
Утром руссы вошли в Итиль и довершили начатое. Собрав трофеи и выйдя из города, они отдали его на растерзание печенегам. Буйная орда крушила дома, избивала жителей, тащила на арканах пленников, делила имущество, после чего предала город огню.

На крыльях успеха

Развивая успех, рать совершила стремительный бросок на юг, к крепости Семендер, разбив наголову армию ее правителя Салифана. И пока печенеги грабили город, Святослав, не позарившись на богатые трофеи зажиточных южан за Дербентом, словно смерч пронесся через Северный Кавказ, разгромив войска союзных Хазарии ясов (алан) и косогов (черкесов). Пала под мечами руссов сильная хазарская крепость Семинара, блокпост в устье Дона. А довершили начатое князем печенеги, которые шли следом, будто волки за караваном.

Привалы делали лишь на берегах рек и у степных колодцев, да и то посменно: пока одни воины отдыхали, другие расчищали путь и захватывали свежих коней. Далеко впереди дружины летела добрая молва о Святославе: «Беспощаден лишь к врагам, последнего у людей не забирает», и народы спешили сдаваться без боя — лучше уж руссам, чем печенегам.
Когда достигли края хазарских владений, в воздухе уже явственно ощущался соленый запах моря, доносимый ветром. Приехали старейшины Тмутаракани и Корчева (Керчи), и после переговоров с ними князь объявил: «Впереди земли, жители которых не хотят быть нашими врагами». Напротив, разноплеменное население приморских городов видело в Святославе избавителя от хазар и могучего союзника в борьбе с разбойниками-степняками. Его имя звучало на многих языках с тревогой и надеждой, ненавистью и восхищением.
Впрочем, от окончательной победы руссов отделяла еще одна битва. В свое время на месте древней Белой Вежи, разрушенной хазарами, византийцы по их заказу построили из кирпича мощную крепость Саркел, с трех сторон окруженную Доном, а с четвертой — рвами с водой. В ней-то и схоронился от княжеского гнева царь Иосиф после сражения под Итилем, лелея планы возрождения каганата. Выходит, рано было вкладывать меч в ножны — следовало раздавить семя будущего зла. И, разделив участь других хазарских городов, Саркел пал. Причем он был не просто покорен, а буквально стерт с лица земли. Как и весь каганат. Прошло более десяти веков, но до сих пор никаких примет и признаков хазарской культуры, несмотря на все старания ученых, не обнаружено. Равно как и могилы самого Святослава, погибшего через пять лет от рук печенегов, вероломно напавших из засады на малую дружину руссов под предводительством князя. Но и сегодня, как и осенью 965 года, он являет собой олицетворение могучей силы юной Руси, которая вдребезги разнесла армию одного грозного и жестокого врага, преподав многим иным поучительный урок: кто с мечом к нам придет — от меча и погибнет.

Артем Денисов