Усиление власти отдельных славянских вождей было тем явлением, которое оказалось зафиксированным на страницах западноевропейских и византийских хроник, и именно благодаря развитию института власти можно проследить эволюцию политического строя формирующихся славянских государств.
Уровень общественно-экономического и культурного развития славянских племен периода Великой миграции (I—VII вв.), согласно данным современной археологии и свидетельствам письменных источников, был в целом примерно одинаковым [7, с. 15]. Уровень общественного развития этого периода ученые определяют как последнюю стадию «варварства», непосредственно предшествующую оформлению государства. В политической антропологии эти славянские общества принято называть стратифицированными. Процесс социальной дифференциации уже привел к выделению у них верхушки — племенной аристократии, окружавшей вождя и «определявшей формы и масштабы изъятия у свободных общинников-воинов прибавочного продукта, шедшего первоначально на общественные нужды (укрепление городищ, строительство оборонительных линий, содержание культовых сооружений, выкуп пленных и т. п.), а также устанавливавшей направление внешнеполитического курса» [7, с. 16]. Славянские племена уже были объединены в территориальные военные союзы при доминировании одного племени, из которого происходил высший вождь союза. При этом входившие в союз племена обладали определенной автономией и имели своих вождей и старейшин [5, с. 18—21].
Для характеристики общественного строя славян догосударственного периода часто используется следующий фрагмент из сочинения Прокопия Кессарийского: склавины и анты «не управляются одним человеком, но издревле живут в народовластии» [13, с. 183]. Между тем в комментариях к новейшей публикации сочинения византийского автора предлагается иное, чем было ранее принято, понимание слова «демократия» («народовластие») как понятия, противоположного власти одного человека, единовластия, отнюдь не примитивного [13, с. 220; 12, с. 27]. Показательно, что уже в своем историческом сочинении Менандр, живший на полстолетия позже Прокопия, говорит о «правителях антов» [13, с. 317]. Дальнейший текст сочинения Менандра Протектора свидетельствует, что среди славянских «архонтов» существовала иерархия и речь в приведенном примере, видимо, идет о союзе нескольких антских вождей (архонтов) [2, с. 49]. Сочинение Маврикия «Стратегикон» (конец VI в.) не вносит определенности. В одном месте читаем, что «склавы и анты и подобные племена» не ведают порядка и власти [13, с. 369], а далее отмечается, что «у них много вождей и они не согласны друг с другом». При этом отмечается полезность привлечения некоторых из них на сторону империи при помощи «речей или даров», дабы они не пришли к «объединению или монархии» [13, с. 375]. В оригинальном тексте у Маврикия эти славянские вожди обозначены термином сзо (от латинского rex «царь»). По мнению исследователей, в данном случае имеются в виду либо племенные вожди [10, с. 19], либо предводители межплеменных объединений [2, с. 78—79]. Весьма показательна отмечаемая Маврикием опасность объединения славянских племен, свидетельствующая об ускорении процессов социального развития славянского общества. Византия могла продолжать политику Рима по отношению к «варварам» (на этот раз — славянам) только в случае, если отдельные славянские «короли» обладали реальным авторитетом и властью, а их подкуп мог обеспечить положительное отношение племени к империи [12, с. 30]. Различение «объединения и монархии» говорит о том, что автору были известны случаи, когда среди заключивших союз еще не выделялся один, верховный вождь [13, с. 390].
Греческий автор VII в. Фиофилакт Симокатта говорит о старейшинах славян, отказавшихся вступить в союз с аварами (их хаганом) [14, с. 17]. Любопытно, что одного из славянских вождей (Пирагаста) Симокатта называет то филархом, то таксиархом [14, с. 35]. Титул таксиарха в первые века новой эры носил командир сотни воинов, позднее он означал просто военачальника. Термин «филарх» предполагает племенного вождя, но Пирагаст назван предводителем орды (ргзиэт), означающей скорее войско, чем народ [14, с. 59]. Как предводителя войска и, самое главное, властителя определенной территории изображает византийский автор славянского вождя Ардагаста, удачливого военного предводителя [12, с. 30]. Упоминает Симокатта и славянского вождя по имени Мусокий, по его словам, на «языке варваров» Мусокия называли «королем» (сзо), а взятые в плен славяне были ему «подвластны» [14, с. 23].
В «Чудесах св. Димитрия Солунского» (середина 80-х гг. VII в.) при описании осады г. Фессалоники упоминается правитель (в оригинале сзо) ринхинов Первуд [14, с. 145]. Применяется этот титул и в других случаях. Использовали этот термин для обозначения правителей славян в левобережье Дуная, как выше отмечалось, также Маврикий и Фиофилакт Симокатта. Тем не менее весьма затруднительно сделать вывод о статусе «риксов» в славянском обществе. У некоторых племен их было несколько, а у других — один (в частности, у тех же ринхинов). Предполагается, что этим термином византийские авторы обозначали наиболее влиятельных славянских вождей, стоявших во главе отдельных племен или союза племен [14, с. 198]. Необходимо отметить, что титулом «rex» наделял предводителя антов Божа еще Иордан в своей истории готов (середина VI в.) [4, с. 320]. Но в данном случае существует вероятность того, что на характеристику власти антского вождя конца IV в. повлияли представления автора источника, составленного на полтора столетия позднее [12, с. 30].
Таким образом, первых славянских вождей византийские хроники и другие источники греческого происхождения щедро наделяют различными титулами. Зачастую они могут быть сведены к одному значению — предводитель войска, военачальник. Только у авторов конца VII — начала IX в. мы обнаруживаем более конкретное содержание, скрывающееся за титулом. Стратигом и архонтом называется правитель определенной территории (в историографии они получили название «Славинии») [6, с. 518—526.], обладающий властью не только в военное время [16, с. 43]. Источники же более раннего периода прямо свидетельствуют о том, что функции вождя племени (он, видимо, называется князем) и предводителя войска у славян разделялись. В свое время подобную ситуацию описывал у германцев Тацит: «Царей они выбирают из наиболее знатных, вождей — из наиболее доблестных» [15, с. 340]. В дальнейшем мы наблюдаем тенденцию к объединению этих функций. Современные исследователи прямо отождествляют «рекса» византийских источников со славянским князем. При этом, по мнению О. В. Ивановой, рексы-князья возглавляли уже довольно устойчивые политические образования (союзы племен — «Славинии») и, обладая высшей властью не только в период военных мероприятий, имели в своем подчинении архонтов, среди которых, возможно, существовала градация [3, с. 57—58].
Лингвистические материалы также позволяют проследить эволюцию княжеской власти в период родоплеменного строя. Исконное славянское слово «voldyka» (владыка, старший, вождь, полновластный начальник) было вытеснено уже в праславянский период заимствованными терминами, но однокоренные слова «волость», «волостель», «владеть» со значением «власть», «неограниченно владеть» продолжали использоваться во всех славянских странах [17, с. 185—186. Сравни: 19, с. 326, 341; 21, с. 175]. Термин «voldyka» был заменен словом «kúnedzú» (князь), заимствованным из прагерманского «kuningaz» или готского «kuniggs» [9, с. 324; 20, с. 136—137].
Византийские источники не позволяют выявить в догосударственный период существование вокруг князя особой группы профессиональных воинов — дружины. Единственный намек на это содержится в сборнике «Чудеса святого Димитрия». Автор этого сочинения сообщает, что осаждало Фессалоники «варварское войско, не слишком большое», но оно было сильным, поскольку состояло из «отборных и опытных воинов» и это войско представляло собой «избранный цвет всего народа славян» [13, с. 99; см.: 1, с. 106—107]. Развитие славянского общества уже достигло такого уровня, который позволял отдельным лицам не участвовать в непосредственном производстве. С другой стороны, действовал уже отмечаемый двойственный процесс: возросший авторитет и материальные богатства вождя способствовали привлечению к нему отдельных лиц, формирующих лично преданную дружину. Одновременно наличие сильной дружины приводило к значительному усилению власти ее предводителя. Вдумчивый римский историк Тацит весьма проницательно отмечает социальные последствия службы вождю: военный профессионализм членов дружины, их отрыв от сферы материального производства и появляющееся презрение к труду [12, с. 34].
Принципиальное значение имеет вопрос об источниках обогащения славянских вождей и формирующейся знати, выделяющих их из общей массы соплеменников и позволяющих содержать лично преданную дружину. В основном эти источники сводились к следующим: 1) захват добычи во время походов; 2) взимание контрибуций и откупов с соседних племен и государств («дань»); 3) продажа пленных рабов; 4) внутриплеменные, изначально добровольные подати членов племени князю; 5) судебные сборы князя («продажи») [12, с. 35], приношения имели исключительно добровольный характер и выступали в качестве своеобразной благодарности вождю (князю) за исполнение им общественно важных функций. В праславянском языке эта добровольная подать носила название «darъ» — производное от индоевропейского «do» — давать, брать [18, с. 323]. Позднее оно стало обозначать государственную подать. На пути оформления государственности важное значение имела и концентрация в руках верховной власти взимания судебных штрафов. Согласно Тациту, германцы передавали королю часть штрафа лошадьми и скотом за совершенное преступление. Эта часть штрафа, называвшаяся уже в Древнерусском государстве «продажей» [11, с. 46—50], способствовала обогащению князя и в славянском регионе догосударственного периода[12, с. 36].
Таким образом, источники позволяют приблизиться к пониманию характера власти славянских предводителей в период, предшествующий созданию государств. К сожалению, зачастую выводы приходится делать на основе косвенных данных, прежде всего анализируя упоминаемые позднеримскими и византийскими авторами титулы славянских вождей. Существенную роль играет также сравнительно-исторический метод, позволяющий частично компенсировать недостаток информации о догосударственном славянском обществе за счет привлечения материалов, характеризующих древнегерманское общество.
Темушев Степан Николаевич — доцент кафедры истории России Белорусского государственного университета, кандидат исторических наук
