Корпоративные бюджетники

Конфуций: «Правление есть исправление». А исправление начинается с исправления названий. В Украине (и в украинском политикуме) нет пространства для оппозиции. Есть место только для нынешней власти («сине-белой») и для власти бывшей («оранжевой»), которая по сущему недоразумению и называет себя оппозицией. И надо бы исправить это название.

На самом деле поле для настоящей оппозиции за эти годы вытоптано совместными усилиями «оранжевой» и «сине-белой» власти, которые друг от друга ничем практически не отличаются. Хотя «оранжевый» спектр политикума ориентирован преимущественно на финансовый, спекулятивный (компрадорский) капитал. А «сине-белый» — больше на капитал промышленный. В качестве политического прикрытия «оранжевая» часть политикуума парадоксальным образом акцентуирована на национальном вопросе. «Сине-белые» (они по своей природе вынуждены быть «экономическими националистами») парадоксальным образом используют для прикрытия демагогию вокруг интересов русскоязычного населения.

Настоящая же оппозиция (то есть носители альтернативного проекта и альтернативного мировоззрения, а такие тоже есть) вытеснена на политическую периферию и не оказывает существенного влияния на общественные процессы. Потому создается такое впечатление, что и в социуме не существует спроса на альтернативную политику. По крайней мере такого спроса не существовало вплоть до недавнего времени.

И это совсем не удивительно, ведь прежде чем на альтернативную политику возникнет спрос, альтернатива должна быть внятно сформулирована. Политический товар в принципе такой же товар, как и любой другой. Возможные потребители должны вначале увидеть его, прежде чем у них возникнет желание его купить. Конечно, существует спрос на традиционные товары. Но они уже давно занимают определенный сегмент рынка. И могут его только сократить под напором нового предложения.

В этом смысле классическое левое предложение, к сожалению, не может считаться альтернативой либеральному проекту, поскольку все успехи левого движения в прошлом веке были достигнуты при опоре на пролетариат, на рабочий класс. Но с того времени доля рабочего класса в обществе постоянно сокращалась. Вместе с тем сокращалось и влияние левого движения. Да и само левое движение претерпело значительные метаморфозы, неуклонно дрейфуя в сторону социал-демократии.

Если раньше единственно правильным был марксизм, то сегодня единственно правильным стал антимарксизм. И неизвестно еще, что хуже. Но если главное для тебя — быть по-прежнему единственно правильным, то для марксистов, согласившихся стать антимарксистами, это оказалось легче всего. Марксизм они более или менее выучили — теперь делают все наоборот. Казалось бы, совсем просто. Однако не попадает такой простой подход в колею истории. Как не попадет он со своей простотой и в том случае, если антимарксисты еще раз переметнутся. История давно уже отъехала на значительное расстояние и от марксизма, и от антимарксистов.

За эти годы созрело, выросло совсем другое общество людей, которые не понимают этого дискурса. Мы их можем не любить, но они есть независимо от нашего отношения. И они требуют своего законного места в обществе, кажущемся им несправедливым по совсем другим параметрам, принципиально отличающимся от тех, по которым судили власть и общественное устройство предыдущие поколения. Такие новые параметры многим покажутся неприемлемыми: отсюда тоже может вырасти полноценный гражданский конфликт.

Слабого человека легко соблазнить сладкой жизнью в долг. На природной человеческой тяге к стяжательству и корыстолюбии была основана кредитно-долговая экономика, запущенная в оборот с берегов Потомака. Якобы не стало больше надобности трудиться на заводах и фабриках. Или, не дай Бог, на полях и фермах. Сиди себе в офисе, нажимай на «клаву». Потому производительная экономика, где важен был рабочий класс, за последние годы превратилась в экономику сомнительных услуг.

Тем более что такое безоглядное кувыркание вызывает порой совсем непредвиденные последствия. За 1905 г., например, пришел хаос и разгром усадеб. Затем последовали «столыпинские галстуки» и столыпинские вагоны. За Февральской революцией пришел Октябрьский переворот, который только через некоторое время превратился в революцию. Хотя Февральская революция — она ведь тоже начиналась с переворота. Тоже поначалу удачного. И только потом уронила власть в грязь, из которой ее подняли большевики. Прежде чем политику встревать в конфликт (и в нем кувыркаться), нужно бы знать, нужно чувствовать, что идет ему вослед.

Вот после псевдодемократического переворота в Беловежской пуще (который так и не стал революцией) Россия сократилась до размеров, которые имела в XVII в. А безграничная свобода и демократия по своей эффективности стали подобием обаятельности импотента. С некоторыми парадоксальными зигзагами движется к этому же состоянию и Украина. Главным условием такого направления движения стала «оранжево»-«сине-белая» конвергенция.

К тому же квазидемократическая система политических партий (как основа государственного устройства) исчерпала свои возможности еще в прошлом веке. Исчерпала она себя даже в Европе. А на постсоветском пространстве демократических партий европейского типа не существовало никогда. И тому есть вполне объективные причины.

Потому на всем постсоветском пространстве нет государств как некой метафизической и функциональной целостности. Есть только отдельные реликтовые фрагменты советского государства, существующие отдельно от населения, политкорректно называемого гражданами. Хотя, по Конфуцию, надо бы наименование исправить.

А внутри фрагментов советского государства существуют многочисленные фрагменты в каждом (по сути приватизированном) властном институте, которые группируются вокруг представителей интересов конкретных корпораций. Все они суть корпоративные бюджетники, поскольку живут преимущественно за счет бюджета. И только крошки с их стола достаются учителям, медикам и прочим некорпоративным бюджетникам. Но если учитывать качество услуг, которые некорпоративные бюджетники оказывают населению, то их не очень-то и жалко.

Но как только власть (и бюджет) перестанут быть главным источником обогащения «бюджетников» от бизнеса — то сразу же появится в политическом пространстве и место для правильной оппозиции. В смысле — носителя правильной (на данный момент) альтернативы власти. Но это будет уже принципиально иная политическая система. Пока же как в Украине, так и в РФ (да и на всем остальном постсоветском пространстве) никакой бизнес (даже самый мелкий) не возможен без лояльного отношения власти. О крупном бизнесе вообще не стоит говорить. А лояльное отношение достигается одним универсальным способом — коррупцией.

Поскольку даже совсем мелкий бизнес непременно связан с властью. Либо он ей служит, либо он ее обслуживает. И отстегивает. Ни в России, ни на Украине нет политической независимости у любого вида бизнеса. Значит, нет у нас и буржуазии. Ведь буржуазия — сугубо западный феномен. Хотя и западная буржуазия не имеет абсолютной политической независимости, однако именно ее стремление к независимости определяло в решающей степени формат западноевропейской демократии.

Потому и пересаживать на нашу небуржуазную на самом деле почву буржуазные по сути ценности и институты — заведомо провальное дело, которое всегда в нашей истории заканчивалось масштабным социальным конфликтом. На родной почве приживаются только те социальные конструкции, которые на ней же выросли естественным способом. Нужно только внимательно относиться к своему культурному наследию. В широком смысле культуры как способа жизнедеятельности.

В целом, оценивая «оранжево»-«сине-белую» конвергенцию как сугубо прагматичный процесс, можно сделать вывод, что он приходит к тем же тупиковым результатам, что и в РФ. Простого выхода из этого тупика нет. Но первый шаг к выходу — называть вещи своими именами. Строго по Конфуцию. И по здравому размышлению.