Многие сравнивают происходящее с тем, что было в конце 1980-х – начале 1990-х, даже иногда называя надвигающиеся события «перестройкой-2». Однако представляется уместным напомнить в связи с этим про ещё один, более ранний эпизод.
Осенью 1927 года крупные города Советской России захлёстывала митинговая стихия. Курс руководства правящей коммунистической партии подвергался критике и нападкам на многочисленных митингах и собраниях. Это было время наивысшего взлёта активности «объединённой оппозиции» внутри ВКП(б). Возглавлялась оппозиция, как известно, Л.Д. Троцким (Бронштейном), Г.Е. Зиновьевым (Радомысльским) и Л.Б. Каменевым (Розенфельдом).
Оппозиция критиковала руководство ВКП(б) за отсутствие внутрипартийной демократии, за бюрократизацию партии, за восстановление духа «старого режима», за отступление от революционных идеалов. «Измена делу мировой революции» тоже занимала важное место в обличении Сталина и его сторонников оппозиционерами. Эта «измена» трактовалась как одно из проявлений «буржуазно-бюрократического перерождения» аппарата ВКП(б), наряду с другими, перечисленными выше.
Больше свободы, больше демократии, меньше государства, меньше бюрократии – в общем, привычный, банальный набор пожеланий. Набор, в принципе, разумный, если брать его отвлечённо, в отрыве от конкретных обстоятельств, в которых он всякий раз выдвигается и каким целям на самом деле служит.
В каком-то смысле всё это было повторением лозунгов десятилетней давности, под которыми происходило свержение самодержавия, а потом и Временного правительства. Даже лозунг мировой революции был в некоторой степени возвратом к надеждам на всемерную поддержку российской революции европейскими рабочими. С поправками, конечно, на текущий момент, поскольку в 1917 году это выражалось в лозунге «мир народам», а спустя десять лет, наоборот, подразумевало, скорее, «революционную войну».
Главной стратегической целью троцкистов было не допустить замыкания социалистической революции в рамках Советской России, построения социализма в отдельно взятой стране. Иными словами – не дать СССР превратиться в экономически и политически мощную и самодостаточную индустриальную державу. Во что бы то ни стало прервать едва наметившуюся государственную преемственность между дореволюционной и послереволюционной Россией. Обречь Россию на участь расходного материала для реализации глобалистского проекта – «мировой революции».
У движения «объединённой оппозиции» бросались в глаза несколько характерных черт. Первая – крайняя малочисленность. Вторая – концентрация в крупных городах, важнейших политико-административных центрах. Третья – элитарный состав. Четвёртая – умелая политическая тактика, создававшая иллюзию многочисленности оппозиции и широкой поддержки её требований.
О масштабах действительной «популярности» троцкистов свидетельствуют такие цифры. На партийных собраниях в Москве и Ленинграде, состоявшихся 1-8 октября 1926 г., платформу оппозиции поддержало только 496 человек из 87 388 участников собраний. Год спустя, в конце 1927 г., в ходе внутрипартийной дискуссии перед XV съездом ВКП(б), в поддержку оппозиции выступили немногим более 4 тысяч членов партии, воздержались около 3 тысяч, за курс ЦК во главе со Сталиным голосовало в общей сложности 738 тысяч большевиков. (Ю.В. Емельянов. Сталин: путь к власти. М.: «Вече», 2003. С. 411, 423).
О «фальсификациях» в данном случае говорить не приходится, так как голосование в те времена всюду, даже при выборах в органы власти, было открытым. Можно, конечно, утверждать, что именно по этой причине многие члены партии боялись на собраниях открыто голосовать за оппозицию. Давление «административного ресурса», безусловно, имело место быть. Но ведь если бы оппозиционные настроения действительно разделялись широкими массами партийцев, то и атмосфера при голосовании, и его результаты наверняка были бы другими.
Не надо, к тому же, забывать, что акты психологического давления на колеблющихся, главным образом в форме уличных шествий, применяла и оппозиция. В условиях, когда у всех ещё свежи были в памяти события революционных лет, разгон уличных манифестаций, к которому была вынуждена прибегать власть, воспринимался как реставрация методов официально проклинаемого «старого режима». А это давало оппозиции, умело нагнетавшей иллюзию «массовой революционной борьбы», дополнительные очки. Троцкисты широко использовали испытанные методы революционного подполья, в которых они были профессионалами: печатание прокламаций в нелегальных типографиях, подстрекательство к забастовкам, провоцирование беспорядков.
В целом, характерно, что троцкистская оппозиция пыталась совершить верхушечную революцию силами активного сплочённого меньшинства, умело использующего политические технологии.
Основная масса оппозиционеров принадлежала к различным звеньям партийного аппарата (против которого они на словах выступали), то есть к слоям, приобретшим высокий социальный статус благодаря большевистской революции. Мотивы участия в оппозиции могли быть самыми разнообразными. Кто-то хотел таким путём занять более высокое место в партийно-государственной иерархии. Кто-то, будучи неспособен к практическому государственному строительству, рассчитывал скрыть свою некомпетентность «ультрареволюционной» активностью. Как всегда, в любой революции и оппозиции, хватало честных идеалистов, искренне веривших в лозунги, выдвинутые вождями.
Расчёт самой циничной части оппозиционеров мог заключаться в следующем. Нагнетание международной напряжённости под лозунгом «мировой революции» вызовет военное столкновение СССР с капиталистическими державами. Если «мировая революция» не окажется химерой, то инициаторов ждёт всемирный триумф и пожизненный почёт. Если же, что более вероятно, иностранные интервенты будут одолевать страну Советов, можно будет на каком-то этапе войти в соглашение об условиях восстановления капитализма в СССР, выторговав за это личные привилегии и дивиденды. Об последнем варианте, естественно, вслух никто говорить не мог, поэтому прямых свидетельств этому мы никогда не найдём. Но такой расчёт выглядит вероятным по всей совокупности данных.
Косвенным свидетельством в пользу наличия такого плана у некоторых лидеров оппозиции может служить то, что её активизация оказалась приурочена к кампании мощного внешнеполитического давления на СССР, разворачивавшейся как раз в 1927 году.
Весной 1927 года Великобритания после серии провокационных действий в адрес советских представителей разорвала дипломатические отношения с СССР. Тогда же в Китае был совершён государственный переворот, в ходе которого генерал Чан Кайши устроил резню своих бывших союзников – коммунистов. Английский премьер Невилл Чемберлен подбивал западные державы и Японию создать единый антисоветский фронт. В Польше был убит советский полпред. «Создавалось впечатление, что Советский Союз исключают из международного сообщества, и что международное право не защищает более советских представителей за рубежом» (там же, с.415).
На этом фоне оппозиция заявляла, что данная международная обстановка создана якобы отходом руководства ВКП(б) от курса на мировую революцию. Фактически же получалось так, что перед лицом усилившегося давления на Советскую страну оппозиция пыталась разжечь внутренний конфликт, ослабить политическое единство партии большевиков и поддерживавших их классов. Это положение дел Сталин очень чётко выразил в докладе на пленуме исполкома Коминтерна 24 мая 1927 года: «Создаётся нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого».
Разница между той оппозицией и этой – в том, что троцкисты отрицали свою связь с зарубежными центрами. Тогда как нынешние прямо пользуются покровительством из-за рубежа и открыто апеллируют к внешним силам за «арбитражем» в наших внутренних делах. И всё это – тоже на фоне растущего прессинга в отношении России. Действительно, единый фронт – от Маккейна до Навального.
Заметим, что современная радикальная оппозиция тоже выражает стремление растворить Россию в каком-нибудь глобалистском проекте. Только теперь, вместо «мировой пролетарской революции», в качестве такого проекта нередко предстаёт расчленение оставшейся России на «национальные государства» по образцу «просвещённого» Запада. Разумеется, под негласным внешним протекторатом единственной сверхдержавы (ну, а как может быть иначе в современном-то мире?), хотя об этом вслух не говорится.
Дополнительный штрих к аналогии между двумя эпохами, возможно, дадут слова Михаила Делягина в одном из его недавних интервью:
«Путин набрал некоторый вес, и он контролирует ресурсы своей страны … И это обстоятельство стало для глобального управляющего класса абсолютно неприемлемым. Они хотят вернуться в мир 90-х годов прошлого века, когда было внешнее управление, когда они брали [от России – Я.Б.] всё, что хотели, и брали практически даром».
В обоих случаях мы имеем дело с попыткой уничтожить суверенитет и возможность самостоятельного развития России. В этом натиске широко используется когорта элиты, обозначаемая Делягиным как «либеральный клан». В 20-е годы прошлого века эта когорта называлась по-другому. Но суть всякий раз очень близка, практически тождественна.
Однако история никогда не повторяется полностью. Не станем заходить слишком далеко в этих аналогиях. Различия между двумя эпохами налицо. Другие объективные условия. Другие официальные цели ставит перед собой государственное руководство. И мало что говорит нам о возможности повторения Россией такого экономического рывка, на пороге которого она стояла тогда, в конце 1920-х гг. С другой стороны, наверное, и большинство нашего общества не захотело бы этого повторения такой ценой, как тогда. И всё это указывает, в частности, на вероятность совершенно иного, чем в то время, исхода борьбы оппозиции за власть. О чём стоило бы задуматься, пока не поздно.
Посмотрим в этой связи на возможные внутренние ресурсы оппозиции. Ведь любое политическое движение, какое бы оно ни было по своим целям и своей природе, вынуждено, для своего успеха, педалировать реальные проблемы. Вряд ли можно отрицать, что в критике троцкистами формирующегося тоталитарного режима (хотя они в своё время сами приложили огромные старания для его становления) заключались отдельные зёрна истины.
Последующая практика советского строя при Сталине и после него показала, что для высказываний троцкистов по поводу уничтожения внутрипартийной демократии, резкого усиления бюрократического начала и даже будущего буржуазного перерождения правящей коммунистической партии имелись серьёзные основания.
Было бы наивно отрицать наличие исторической аналогии, пусть и неполной, и в данном случае. Оппозиция стремится использовать реальное недовольство различных социальных страт как своим положением, так и состоянием государственного управления. Недаром одним из популярных лозунгов становится «Долой начальство!», что тождественно по смыслу лозунгу троцкистов «Долой бюрократию!». А идеологи оппозиции охотно утверждают, что к принципу «начальник всегда прав» для властей предержащих сводится, по существу, всё содержание патриотизма.
Чье-то убеждение, что в политике власти всё идеально, что её курс не нуждается ни в какой корректировке – это, пожалуй, настораживающая аналогия с концом 1920-х.
