...кровными врагами. А современные творения «историков» еще и утверждают, что большевики были сплошь «москалями», которые люто ненавидели всё украинское. О, как же они заблуждаются!

 

Начало хаоса

Откровение третье: большевики были одними из первых, кто оказал поддержку Центральной Раде и признал её как «украинскую власть». Впрочем, самыми первыми её признали немцы и австрийцы, и на это у них были свои причины. Как известно, расшатывание внутриполитической ситуации в России было выгодно для стран Тройственного Союза, поскольку это ослабило бы или вовсе вывело из войны их крупного противника, на фронтах с которым находилась треть германской, половина турецкой и большая часть австрийской армии. Поэтому они всячески поддерживали все, как сегодня сказали бы, «деструктивные силы» внутри России, к которым следует отнести половину тогдашних политических партий и движений.

Но не обольщайтесь насчет остальных – те своими лозунгами об укреплении страны и войны до победного конца полностью соответствовали интересам Англии и Франции. Не зря есть шутка о том, что революция 1917 года в России – это столкновение британских агентов и немецких шпионов.

Итак, в то время как большевики и эсеры спешно разлагали Северо-Западный фронт, который летом 1917-го просто побежал, Юго-Западный оставался наиболее боеспособной частью русской армии. Кстати, именно на нем сделали свою карьеру известные генералы как Брусилов, Корнилов, Деникин, Духонин, Марков, Каппель, Каледин, Врангель и др. И вот этот славный фронт немцы решили… украинизировать. Надеясь, что проникшиеся национальным сознанием солдаты массово оставят передовую и побегут домой, к жинке, горилке и вареникам с вишней. А то и вовсе станут союзниками Германии.

 

«Для нас представляет особый интерес поощрение максимального развития украинского движения», – писал немецкий посол в Австрии Ведель, который укорял союзников за недостаточное финансирование «национального сепаратизма» в Российской империи. И то верно, жадные австрияки выделяли на это всего по полмиллиона крон в год, которые делили между собой «Просвита» и «Союз освобождения Украины».

Впрочем, даже без финансового вопроса национал-патриоты и большевики были заинтересованы в одном и том же деле. Первые мечтали использовать Германию как союзника против Москвы, вторые добивались выхода из войны, дабы с помощью солдатской массы получить власть. Для первых структуры управления и армия «старой России» были помехой на пути достижения «самостийности», вторым они мешали устроить еще одну революцию. Неудивительно, что летом 1917 года Центральная Рада и Советы рабочих и солдатских депутатов начали сотрудничать между собой.

Более того, Центральная Рада приняла в свой состав полсотни представителей Советов, а большевики и эсеры, в свою очередь, приняли идею создания украинской национальной автономии, одобренную и Лениным. Ильич был совсем не против отдать Грушевскому (фактически – немцам) столько территории, сколько старик-историк отхватил на карте Российской империи. Он словно догадывался, чем всё это закончится.

Таким образом, у этих двух союзников был и общий враг – местные киевские власти (Исполнительный комитет и городское собрание) и русская армия. С первыми разобрались очень быстро: как только Керенский проявил свою поддержку Центральной Раде, к ней с поклоном побежали и члены Исполнительного комитета (вспоминаются «летавшие» на Майдан члены правительства Януковича). Армию же погубил неудачный Корниловский переворот. В результате его Юго-Западный фронт и Киевский военный округ претерпели «чистку», многие решительные генералы были сняты с должностей, а то и арестованы, зато на их места назначены лояльные посредственности.

В самом же Киеве известие о выступлении Корнилова создало ситуацию, которая во многом напоминала август 1991 года. Пока одни испуганно выжидали исхода «мятежа», другие решили «защищать революцию» и создавать бесчисленные комитеты, союзы, гвардии, отряды самообороны.

И в сентябре в Киеве начался полный хаос: чуть ли ни в каждом дворе возникал комитет самоуправления, по улицам ходили вооруженные отряды, а формальная власть смотрела на всё это сквозь пальцы – впрочем, как и коренные киевляне. Именно полная пассивность и безразличие русскоязычного населения города (включая офицеров) уже тогда привели к тому, что они просто проспали своё счастье. Бормоча «это не наше дело» и задергивая шторы, считая, что свой долг они выполнили, проголосовав на выборах, они просто капитулировали и отдались на милость тем, кто не поленился побороться за власть любыми средствами.

«Многовластие» в Киеве длилось два месяца, пока из Петрограда не пришло известие о свержении Временного Правительства. Его сторонники назвали это «контрреволюцией» (как и выступление Корнилова) и торжественно клялись не допустить нарушения стабильности в Малороссии. Киевские Советы уже раздавали патроны вооруженным «красногвардейцам» (собранным еще в дни Корниловского выступления) и сагитированным солдатам, а Центральная Рада сделал вид, что заняла нейтралитет – однако оказывала Советам всяческую помощь. Видимо, уже зная, что в случае победы большевиков она сможет рассчитывать на самостийность Украины.

Перестрелки между красногвардейцами и немногими подразделениями, оставшимися верными штабу Киевского военного округа, длились три дня. А затем, при полном безразличии почти 15 тысяч офицеров, в Киеве была провозглашена советская власть. Через несколько дней, убедившись в том, что всё стихло, Центральная Рада провозгласила создание Украинской Народной Республики…

Больше республик – хороших и разных!

Откровение четвертое: изначально большевики вовсе не являлись противниками УНР. Они просто хотели захватить власть над этой провозглашенной республикой. И у них для этого было куда больше возможностей, чем у завязшей в бесконечных дискуссиях Центральной Рады. Хотя в первые дни существования УНР эти две политические силы очень даже неплохо уживались между собой, отчего Винниченко назвал Раду «украинским Совдепом».

Этот социалист, позже ставший «национал-коммунистом» и перешедший на сторону Ленина, знал, что говорит. Ведь в действительности большой разницы между ними не было: обе стороны были за построение социализма, обе стороны поддерживали создание национальной автономии под названием «Украина», обе стороны были за мир с Германией, и отличались они, наверное, лишь своим отношением к России. А еще они поняли, что власть над Украиной должен получить кто-то один из них. Но имели разную точку зрения, как именно это сделать.

Центральная Рада (разросшись до девятисот дармоедов) довольно пожирала казенные харчи и ждала выборов во Всеукраинское Учредительное собрание, в котором национал-патриоты очень рассчитывали получить большинство мест и стать уже официальными, полноправными депутатами и министрами. В ожидании этого она тешила себя украинизацией вывесок в Киеве да перепиской с «социалистическими правительствами» бесчисленных республик, возникших в конце 1917 года. А было их примерно около сотни. Причем далеко не все из них нравились новой советской власти. Например, автономию Войска Донского она категорически отвергала и провозглашение оного назвала «Калединским мятежом».

Кстати, вы будете сильно удивлены, но Дон восстал вовсе не против коммунизма и не за царя-батюшку. Казаки просто хотели восстановить прежнюю самостийность Войска Донского, упраздненную Петром в 1709 году после восстания Булавина. Многие казаки были даже за социалистические реформы, надеясь получить кусок земли, экспроприированный у зажиточной «старшины». Но в Питере ни о какой автономии Дона не желали и слышать и вообще относились к казакам так же, как футбольные болельщики к ОМОНу. На том и разругались, в результате чего донские казаки-самостийщики поддержали белое движение, а в 1941 году и немецкое вторжение.

Киевский Совет рабочих и солдатских депутатов считал, что никакого Учредительного собрания ни в России, ни в Украине не нужно. Так же не нужна больше Центральная Рада, которая теперь лишь мешала созданию полноценной власти на территории УНР. Поскольку, объявив о её создании, национал-патриоты забыли, что власть нужно не только провозглашать, но и устанавливать. В результате на территории этой самой УНР еще больше усилился хаос. Пока национал-патриоты за кофеем читали вслух Шевченко, нэнька дробилась на новые республики, возникающие как ответная реакция на неприемлемую для населения «украинизацию» и автономию от России. Например, Донецко-Криворожскую республику, Таврическую, Одесскую. Помимо этого на местах (в городах и уездах) еще держались старые местные власти или образовывались новые, не подчиняющиеся вообще никому.

По сути, к концу 1917-го года Центральная Рада стала эдаким гигантским грибом-трутнем, наросшим на теле Киева, и за пределами оного вообще не контролировала ситуацию. А потому его решили сковырнуть. Поводом стало обвинение Рады в том, что она якобы готовит разоружение киевских красногвардейцев и способствует формированию и отправке на Дон, на помощь Каледину и Краснову, «мятежных отрядов».

Упразднить Раду хотели вполне мирным путем: объявить о её роспуске на Съезде советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов Украины, собравшемся 17 декабря. Однако Рада перехитрила большевиков. Когда съезд собрался, на него ворвалась огромная толпа (более тысячи человек) «делегатов от селян», которых собрали и привезли в Киев эсеры-самостийники (прекрасные и находчивые организаторы). Размахивая мандатами, они устроили в зале то, что хорошо знакомо нам по хроникам Верховной Рады: захват президиума с потасовкой. Но только в масштабе на порядок большем. Какая же там была буча! Большевикам и левым эсерам (их союзникам по коалиции) изрядно намяли бока и оттеснили на галерку, а затем «делегаты от селян» избрали в президиум и комитеты людей из Центральной Рады (тогда многие состояли и в Раде, и в Советах одновременно).

Это был почти бескровный (не считая разбитых носов) переворот, который за полчаса лишил большевиков и левых эсеров власти в объявленной УНР. Позор, да и только! И им не оставалось ничего иного, как со стыдом покинуть Киев и срочно выехать в Харьков, задумав проклятым социалистам из Центральной Рады страшную месть.

Почему же в Харьков? Да очень просто: в это время там проходил Съезд Советов Донецко-Криворожской республики. Проходил мирно и чинно, без эксцессов. ДКР была гораздо более реальной республикой, чем УНР. Образовавший её Совет рабочих (и т. д.) депутатов контролировал и Харьков, и многие промышленные города Юго-Востока, налаживал отношения с сельскими советами и «батьками». Не увлекаясь проблемами создания «державных символов» и не будучи обремененной украинизацией, власти ДКР решали насущные вопросы экономики, социального сектора, коммунальной сферы, образования. А главное, у ДКР был самый важный на тот момент ресурс: собственные вооруженные силы, не слишком хорошо подготовленные, но зато дисциплинированные и полные энтузиазма. Именно его была лишена Центральная Рада…

Остается загадкой, какой именно аргумент использовали беглые киевские делегаты, чтобы склонить ДКР не просто к сотрудничеству, а к полной поддержке пусть и советской, но всё же Украины? Ведь именно нежелание входить в состав какой-то там Украины (тогда это слово для многих значило не больше, чем для вас сегодня Скифия или Киммерия) и вынудило местные советы Юго-Востока провозгласить «самостийность от УНР» и создать собственную республику. С намерением в будущем войти в состав РСФСР.

Вероятно, главным аргументом киевлян была поддержка Петрограда. Ленин и Троцкий просто отказались признавать ДКР, заявляя, что признают только Украину в очерченных Грушевским границах. Поэтому перед донецкими и харьковскими большевиками встала непростая дилемма. Не прислушаться к мнению Ленина означало риск быть объявленными мятежниками типа Каледина, со всеми вытекающими последствиями. И, кстати, тогда на юг уже двигался мобильный отряд Муравьева, которого Ленин назначил «начальником штаба по борьбе с контрреволюцией на Юге России». Он двигался подавлять Каледина и самостийность Дона, но был готов надавать по шее и кому-то другому. Хоть киевским социалистам, хоть донецким большевикам – думается, что Муравьеву это было без разницы.

Конечно, «донецкие» могли и сами надавать Муравьеву, однако это привело бы к войне с Советской Россией! Поэтому руководство ДКР выбрало меньшее из зол: согласилось помочь киевским товарищам, надеясь потом уговорить Ильича всё-таки не включать Слобожанщину, Донбасс и Кривбасс в эту странную, непонятно кому и зачем нужную Украину. Повторим, тогда идея жить в Украине и быть украинцами радовала харьковских рабочих и донецких шахтеров не больше, чем если бы сегодня нам объявили о создании тут исламской республики.

25 декабря делегаты собрали объединенный Всеукраинский съезд рабочих (и т. д.) депутатов, на котором был избран Всеукраинский ЦИК, объявленный истинным и единственным правительством Украины. Оставалось только это доказать, что было совсем не трудно. Через несколько дней два военных соединения отправились в западном направлении, чтобы собрать УНР под властью красного харьковского правительства. И только в 1919 году большевики провозгласят уже новую, собственную республику Советскую Украину (УССР).

Тайна пропавшего «війська»

Вопреки траурным завываниям национально-сознательных «историков», силы красных были весьма скромны даже по меркам Гражданской войны. Так мы приходим к пятому откровению: не было никакой огромной армии московских большевиков, неисчислимой ордой наступавших на Киев. Сводная группа, атаковавшая Круты, состояла из донецких красногвардейцев, слобожанских «козаков», матросов-украинцев и солдат-перебежчиков «Украинского полка имени Т. Шевченко». И насчитывала, в лучшем случае, около шести тысяч бойцов. Впрочем, даже при этом они численно превосходили «защитников УНР» раз в десять.

Но куда же пропало колоссальное «українське військо», численность которого заявлялась то в 400 тысяч, а то и даже в три миллиона штыков? Получайте вдогонку откровение номер шесть: а никакой огромной украинской армии тоже не было. Можно сказать, что национал-патриоты пали жертвой собственного обмана.

Помните, как создавалась и разрасталась Центральная Рада, в которую набивались всевозможные «делегаты», часть из которых прибыли туда в солдатских шинелях, с мандатами «собраний украинцев» рот и батальонов? Вот как раз их необузданное красноречие и создало видимость того, что идею самостийной Украины поддерживает практически весь Юго-Западный фронт, численность которого (вместе с резервами и тыловыми службами) и составляла как раз около трех миллионов человек.

Впрочем, довольно скоро эта цифра уменьшилась в десять раз. Именно такая численность «украинских частей» была заявлена на Всеукраинском военном съезде, собранном по инициативе Центральной Рады и пополнившем её ряды своими «делегатами». Кстати, именно на нем был зачитан первый Универсал «К украинскому народу, на Украине и вне её сущему». Но беда была в том, что в заявленных частях далеко не все солдаты и тем более офицеры разделяли идеи украинства. И уж тем более не собирались за них сражаться. Это была призрачная украинская армия, существующая только на бумаге и в воображении национал-патриотов, которая должна была придавать значимость Центральной Раде. Например, перед Керенским, которому показали пару тысяч «ряженых» и заявили, что остальные триста тысяч ждут сигнала Рады на фронте.

Даже 34-й армейский корпус генерала Скоропадского, который тот решил «украинизировать» летом 1917 года, вскоре просто разбежался, проникнувшись национальным сознанием. Так вот бывший царский адъютант порадовал своих будущих друзей немцев, которые затем помогли ему стать гетманом!

Тем не менее, кое-какие «украинские части» в Киеве были. Они действительно носили нелепые селянские зипуны, пришивали к своим папахам янычарские рукава, лепили на них сине-желтые ленточки и участвовали в костюмированных карнавалах типа «парад украинских частей». Это они забавляли коренных киевлян и создали впечатление на Керенского. Их было немного (около 15-20 тысяч), но они проявляли огромную активность! Парадокс лишь в том, из кого они были созданы.

Дело в том, что несколько первых «украинских полков» были созданы из… дезертиров. Оных накопилось в Киеве несколько тысяч, и их ожидала незавидная судьба отправки в штрафные соединения, обратно на фронт. Но смекалистые представители Центральной Рады предложили им влиться в добровольческие украинские части и присягнуть на верность нэньке в целом и Раде в частности. При этом дезертирам даже пообещали, что их поставят на хорошее довольствие и вообще оставят в Киеве. Конечно же никто не стал возражать! Так появились украинские полки имени Б. Хмельницкого и Г. Полуботка, а также несколько других.

Правда, две попытки отправить на фронт эти доблестные украинские части закончились тем, что они подняли мятеж и обвинили командование Киевского военного округа в контрреволюции и измене. Так они и жили в казармах на окраине города, регулярно получая жалование и продукты, устроив там, по отзывам современников, что-то вроде запорожской Сечи (или лагеря разбойников), приближаться к которой боялась даже суровая куренёвская гопота. Кого-то, в конце концов, удалось вернуть на фронт, где они устроили еврейские погромы. Остальные оставались в Киеве, активно участвовали в местных заварушках и были совершенно бесполезны как военная сила. Одни сразу переходили на сторону красных, другие подались к батьке Ангелу, а некоторые и вовсе разошлись по домам.

Ничуть не лучше своих дезертиров были и австрийские военнопленные украинского, а точнее галицкого происхождения. Это были остатки разгромленного «легіона січових стрільців», который по настоянию национал-патриотов восторженно воссоздали в прежнем виде – сохранив и название, и форму этого подразделения австрийской армии. «Стрельцов» сразу же обосновали в Киеве, и Центральная Рада возлагала на них особые надежды, однако не оправдавшиеся…

В поход против Центральной Рады «украинская красная армия» выступала в первых числах января. Перед этим отряды ДКР заняли Екатеринослав, который до конца декабря оставался городом, не признающим ни Украину, ни большевистский переворот в Петрограде. Установив в городе советскую власть, 1200 красногвардейцев ДКР практически без боя вошли в Полтаву: прибывший туда ранее из Киева «украинский полк» просто перешел на сторону красных.

Вторую колонну вел Муравьев, который пошел на Киев замысловатым маршрутом. Точнее, поехал, поскольку этот довольно грамотный полковник (и эсер) был основателем тактики «эшелонной войны»: когда небольшие части продвигались от города к городу по железным или хорошим грунтовым дорогам, устанавливая контроль в ключевых центрах. В начале похода он располагал лишь бронепоездом, отрядом питерских красногвардейцев и отрядом матросов-украинцев с Балтики, которым предложили отправиться домой, но по пути «помочь товарищам». Затем к Муравьеву присоединились части ДКР: красногвардейцы Овсиенко и полк «красного козачества» Примакова. Набиралось до трех тысяч человек, и эта цифра возросла вдвое, когда в Нежине на их сторону перешел очередной «украинский полк» (имени Т. Шевченко).

Вот эти шесть тысяч человек, медленно двигаясь по железной дороге, и подошли 29 января к станции Круты, где их встретили всего около семисот бойцов – всё, что смогла выставить на свою защиту Центральная Рада…

Паническое бегство

В современной интерпретации бой под Крутами показывается чуть ли не как самое грандиозное сражение времен Гражданской войны. Или, как называют её наши националисты, «украино-московской». Однако седьмое откровение, как и седьмая печать, будет последним приговором этому нелепому мифу: бой под Крутами был мелким и незначительным эпизодом тех событий. Круты были вовсе не круты.

Когда в Центральной Раде узнали о том, что на Киев идут красные, среди делегатов началась паника. Некоторые сделали ноги сразу, не дожидаясь канонады. При этом самые расторопные выписали себе командировки в Европу, прихватив с собою казенные суммы на расходы. Остальные ежедневно собирались на заседания, даже издали четвертый Универсал, провозгласивший украинскую независимость. Однако это уже никого не интересовало – так же, как через год, в январе 1919-го, никто не заметит «соборность Украины». В Киеве царил хаос, остановился водопровод, начались перебои с электричеством, закрывались магазины. И главной его причиной стали… несколько еще остававшихся в городе «украинских полков».

Один из них, наспех сформированный из добровольцев (городской гопоты, решившей заняться узаконенным вооруженным грабежом) неожиданно ворвался на заседание Центральной Рады прямо во время торжественного чтения проекта Универсала и стал материть «отцов нации», стреляя из винтовок в потолок. Многие делегаты Рады не без причин обмочили штаны, многие выпрыгивали в окна, кто-то молил Господа и надеялся, что эти «украинские вояки» всего лишь хотят «отжать» у господ серебряные часы. К счастью, всё обошлось без жертв: солдат чем-то задобрили и уговорили покинуть помещение, а члены Рады, вытирая пот трясущимися руками, поняли, что из города нужно бежать. Потому что неизвестно, кого следует опасаться больше – наступающих красных или буянящих «украинских вояк».

Анализ ситуации показывал, что Центральная Рада может рассчитывать лишь на «сичевиков» и несколько отрядов, сформированных из сельских «заможников», то есть куркулей, которые уж точно не перешли бы на сторону красных. Кроме того, поддержку Раде оказали юнкера военных училищ – им было начхать на Раду и Украину, но они исходили из той точки зрения, что установление в городе власти большевиков является нежелательным. Однако их отцы, тысячи засевших по квартирам и гостиницам офицеров, предпочли лишь наблюдать за всем этим в щелку. Надеясь, что ненавистные им большевики и самостийники перебьют друг друга.

В общем, когда восстал «Арсенал», все имеющиеся у Рады силы были брошены на его подавление. При этом, опять же, в Раде боялись не столько рабочих, которые не представляли особой угрозы, сколько наблюдающих за этим «украинских полков». Те стояли в стороне, лузгали семечки и размышляли, чью же сторону принять? Пришлось перекрывать заслонами с пулеметами все подходы к центру Киева, опасаясь, что «богуновцы», «богдановцы» и прочие «полуботковцы» решат перебить Раду и устроить в престижной части города грандиозный погром.

А теперь представьте, что на фоне этого хаоса и грандиозного предательства всего и всех, внутри самой Центральной Рады образовались группировки, планировавшие устроить в ней переворот: арестовать самых одиозных противников большевиков, распустить Раду, провозгласить советскую власть и выйти навстречу красным с просьбой о мире и сотрудничестве.

Поэтому неудивительно, что навстречу Муравьеву отправлять было просто некого, если не считать «украинские полки», которые просто пополнили бы его ряды. Оставалось уповать на энтузиастов, и таковым стал капитан Аверкий Гончаренко, молодой преподаватель школы прапорщиков, переименованной национал-патриотами в «украинскую военную школу имени Б. Хмельницкого». Он поднял курсантов своей школы и повел их блокировать дорогу на Киев, прихватив по пути роту добровольцев, набранную из студентов и гимназистов.

Сегодня их представляют как юных украинских патриотов, практически детей, пронизанных великой украинской идеей. Однако пусть нас не водят в заблуждения фразы типа «украинская сотня». Ведь мы не учитываем тогдашнюю обстановку спешной украинизации и то, что историю Крут писали политики Центральной Рады, которые роты называли сотнями, а киевских курсантов, студентов и гимназистов записали украинцами и даже патриотами. Но кто они были на самом деле? Как правило, в подобные учебные заведения поступали не кухаркины дети, а сыновья среднего класса и аристократии, то есть преимущественно русскоязычной части Киева, к «украинству» относящиеся как к бессмысленному балагану. И отправились эти парни защищать не Украину и Центральную Раду от москалей, а своих родителей и свои дома от большевиков. Хотя, разумеется, никто не отрицает наличие в их рядах нескольких парней, увлеченных украинской национальной идеей.

Кстати, самому младшему из них было около 17 лет. Остальным – около 20. Ведь, не забываем, это были гимназисты старших классов, а также студенты и курсанты. Так что из детских штанишек они давно выросли.

Сам бой под Крутами просто не стоит того, чтобы тратить время на его описание. Он был, повторим, далеко не крутой. Получив сообщение, что «украинский полк им Т. Шевченко» перешел на сторону Муравьева, Гончаренко отказался от задумки длительной обороны, если такая и была. Судя по всему, он попытался применить против «эшелонной» тактики Муравьева проверенную схему времен Гражданской войны в США: медленно отступать вдоль дороги, время от времени устраивая противнику огневые заслоны. Что он и сделал под Крутами, встретив передовые части Муравьева стрелковым огнем и выстрелами из пушки импровизированного «бронепоезда» (паровоза и платформы, обложенной бревнами).

Но не всё в нашей жизни идет по плану. А иногда всё вообще сыпется, как костяшки домино. Вот и тогда план Гончаренко рухнул под целой серией непредвиденных случайностей. Случайно слева, там, где было заснеженное поле, появились свистящие «красные козаки» Примакова. Случайно появился бронепоезд Муравьева (настоящий), открывший беглый огонь из нескольких пушек. Случайно запланированный отход курсантов и студентов превратился в их стремительное бегство. И случайно с полсотни их, замешкавшись и растерявшись, попали в окружение, сложив оружие после недолгого сопротивления. После чего живых пендалями прогнали домой к мамке, а 16 погибших (по другим оценкам 18 или 27) остались лежать, засыпаемые падающим снегом…

В общем, просчет Гончаренко обошелся максимум в 30 жизней доверившихся ему парней – немного, учитывая, что спустя 26 лет, в 1944 году, под Бродами погибнет несколько тысяч двадцатилетних галичан из 14-й дивизии СС, в которой Аверкий Гончаренко служил гауптштурмфюрером – то есть всё тем же капитаном…

Почему 16 (или 18, или 27, максимум 30) превратились в 300, это понятно. Фермопилы, спартанцы, грандиозная армия персов, подвиг, герои. Центральной Раде были просто необходим подвиг и герои, дабы хоть как-то спрятать за ними тот постыдный позорный конец, который постиг её зимой 1918 года. Иначе бы весь мир засмеял тех, кто претендовал на власть над огромной территорией, строил грандиозные планы, а затем позорно бежал от небольшого военного отряда из охваченного хаосом Киева.

Почему именно «студенты»? Не только потому, что это звучит величественно, типа «подвиг подростков». Но прежде всего потому, что они были чуть ли не единственным подразделением, выступившим на стороне Киева, которое в те дни не замарало себя предательством, грабежами или расстрелами, а ведь именно этим тогда занимались разношерстные части «українского війска».

Так что легенда и её персонажи были подобраны не наобум. Однако этот придуманный национально-сознательными фантазерами миф вызывает благоговейный трепет лишь до тех пор, пока мы не докапываемся до истины. И тогда с широко раскрытыми глазами мы открываем для себя истину об одной из самых грандиозных афер в истории, имя которой – Украинская Центральная Рада…