Портал Богослов. ру недавно опубликовал статью доктора философских наук, профессора, заведующего сектором философии религии Института философии РАН Владимира Кирилловича Шохина «Христианство как религия политкорректности в современной Европе».

В интервью порталу Владимир Шохин сказал: «Та информация, которую я получаю, например из Euronews, из бюллетеней ОВЦС, из интернета, свидетельствует о том, что то, что я пишу, к сожалению, не преувеличение. Ну, например, совсем недавно в английской системе образования уволили одного чиновника. И знаете за что? За то, что он заикнулся, что, мол, не надо из школы до конца изгонять креационизм, так как, по крайней мере, десять процентов английских семей еще придерживаются этих религиозных убеждений.

Или одного шотландского пастыря уволили из ведущих радиопередач за то, что он осмелился покритиковать мусульманскую передачу — сказать, что мусульманский взгляд на Иисуса Христа как на одного из пророков нам не соответствует. Этого оказалось достаточным. Представить же себе, чтобы были какие-либо официальные нарекания по адресу той мусульманской передачи, я просто не в состоянии. Ислам сейчас в Европе дома, а христианство уже в гостях, а «гости» должны уважительно относиться к «хозяевам».

Или, например, недавний конфликт Ватикана и Израиля, когда папа Бенедикт XVI возобновил общение с тремя епископами-лефевристами. Один из них — епископ Уильямсон, действительно, не от большого, может быть, ума, сказал, что сомневается в масштабах холокоста. Тогда Израиль и Ангела Меркель поставили папе ультиматум, чтобы он совершил экскоммуникацию этого епископа, чтобы его отлучил. Сомнения в холокосте является уголовным преступлением в Израиле и Германии. Некая организация в связи с этим даже подготовила специальные заявления о выходе из католицизма, и шесть тысяч человек их подписали и ушли из Католической Церкви. Из них, как мне совсем недавно сообщили из Германии, три тысячи ушло в протестантизм, а три тысячи — в ислам. И никто в Ватикане не сделал официального заявления «городу и миру», что хотя тот епископ высказался неадекватно и что за него надо принести извинения, но никто не имеет права указывать Святому Престолу, каких епископов ему отлучать, а каких нет. В современной ситуации Ватикан не имеет права говорить на равных с Израилем. Он имеет право только оправдываться. Ватикан не мог позволить себе сказать, что, конечно, отрицание холокоста — это очень тяжкая вещь, но, вообще-то, был холокост не только евреев, но и армян, и ассирийцев, и греков в Малой Азии, и других народов. Им не могло прийти в голову проблематизировать, почему до сих пор реально признается только этот холокост. Или, например, потребовать, чтобы Израиль дал им список тех членов Совета раввинов Израиля, которые позволяют себе оскорбительные высказывания по отношению к христианству или которые читают еще талмудические молитвы о проклятии христиан, и предложить тоже исключить их из Совета раввинов.

Меня это все более поддерживает в предположении, что совсем не за горами то время, когда представители других религий будут с помощью государственных органов непосредственно определять, кого можно рукополагать в христианские священники, а кого нет. Более того, я думаю, что в скором времени мы вернемся к временам Римской империи и что принадлежность к христианству будет препятствием для занимания определенных должностей. Потому что если Европа практически единогласно отказалась от упоминания христианства не то что в качестве религии, а в качестве культурной традиции, то отсюда до преследования не так далеко. Дайте только срок».

Приводим некоторые выдержки из статьи «Христианство как религия политкорректности в современной Европе»:

«Потребность в диалоге религиозных лидеров и организаций становится для сегодняшней Европы все более осознаваемой и очевидной. Причины этого лежат на поверхности. Европа давно уже перестала быть монокультурной и монорелигиозной; численность полирелигиозных эмигрантов из стран третьего мира и их семей растет в геометрической прогрессии в сравнении с сокращающимся местным населением; имущественное же и цивилизациoнное неравенство в этом полиэтническом и поликультурном всемирном "мегаполисе" ведет к конфликтным ситуациям, которые одновременно и камуфлируются религиозным самоутверждением и провоцируются им.

Поставленная задача найти альтернативу межрелигиозным конфликтам, экстремизму и терроризму, а также и весьма разновекторным последствиям глобализации посредством ресурсов привлекаемых к сотрудничеству религиозных общин является сама по себе безусловно оправданной и конструктивной. Не меньшего сочувствия заслуживает и основная идея, официально по крайней мере заложенная в межрелигиозные форумы и консультации – идея о том, что даже в глобализирующемся мире каждый имеет и право на собственную идентичность и обязанность принимать другого в качестве именно другого, равно как и идея необходимости преподавания молодежи знаний о религиях – и "своих", и "соседних".

Диалог, однако, как и все остальное, может выполнять свое предназначение только при условии соответствия своему понятию. Необходимым условием данного соответствия в случае с любым диалогом является равенство, а в случае с диалогом религиозным – духовно-общественное равноправие участвующих в нем сторон. Этого, однако, не происходит, так как среди трех монотеистических религий, которые постоянно декларируются как равные, объединяющейся Европе удалось позиционировать (в точном соответствии с духом последней заповеди знаменитой притчи Дж.Оруэлла) христианство как однозначно "менее равное", тогда как две другие оказываются "значительно равнее" (при этом иудаизм чуть "равнее" ислама, но бывшие христиане, принявшие ислам, могут стать "равнее" иудеев), и я предполагаю, что эта тенденция будет развиваться.
Помимо них на пути к "большему равенству" в Европе, в сравнении с тем же христианством, при всесторонней поддержке прав меньшинств, и немонотеистические восточные религии, прежде всего буддизм и индуизм. Христианство же остается на европейском континенте большинством, но это большинство "запуганное" (к Европе это применимо еще в большей мере, чем к Америке).

То, что иудеи и мусульмане успешно осуществляют в Европе свои задачи быть "наиболее равными" (каждые своими средствами), ни малейших претензий вызвать не может – это стремление является вполне нормальным и естественным. Большие претензии можно было бы предъявить к двойным стандартам в религиозной политике менеджеров современной Европы, однако государи всегда ведь считали себя вправе решать, кто из их равных подданных "равнее". Наибольшие претензии вызывают сами христиане, которые добровольно соглашаются на свое "неравенство".

Правда, объективные основания для ощущения этого неравенства есть. Иудаизм в Европе опирается на государство Израиль, очень влиятельные международные еврейские организации, общеевропейское чувство вины за холокост и культ "меньшинств", составляющий важнейшее основание идеологии современной западной демократии. Ислам – на нефтяную мощь арабских государств, уважение за свою последовательную "средневековую ментальность" (которая не может не импонировать носителям "беспочвенной" либеральной идеологии), за решимость отстаивать себя любыми без исключения средствами и на тот же общий культ меньшинств, который распространяется даже на те из них, которые имеют все шансы уже в ближайшее время стать "большuнствами". За христианством же не стоит ни одно европейской государство, которое строило бы свою политику на защите его приоритетов, а против него очень действенно работают и принимаемые им же "европейские ценности" (в первую очередь идеология прав человека, которая опять-таки исходит из того, что наиболее полноценными "человеками" являются "меньшинства"), и сами пустующие христианские храмы, которые нередко за бесценок распродаются на торгах как объекты городской недвижимости, чтобы опять-таки порою быть потом приватизированными нехристианскими общинами. Тем не менее, ни протестантские деноминации, ни тем более Католическая Церковь еще не до такой степени исчерпали свои ресурсы влияния на население, чтобы окончательно сдать все свои позиции и отказаться от любых признаков равноправия в межрелигиозных отношениях, как то имеет место в настоящее время.

В самом деле, какое равенство может быть в диалоге христианско-иудейском, при котором христиане признают за собой только право оправдываться за действительный исторический антисемитизм или отводить от себя обвинения за мнимый (взять хотя бы абсурдные претензии к Пию XI за содействие холокосту), не осмеливаясь и упоминать о том, что начальным историческим инициатором иудейско-христианских конфликтов была отнюдь не христианская сторона и что прямые оскорбления самой личности основателя христианства являются весьма важной составляющей и в настоящее время в "диалогических позициях" иудейского традиционализма? И не смущает ли католиков тот факт, что иудеи чувствуют себя настолько "раскованно", чтобы делать прямые выговоры Бенедикту XVI за "факультативное" даже восстановление латинской Тридентской мессы, содержащей такие "преступные" пассажи, как молитва об обращении иудеев к свету истины Христовой, а они сами настолько "скованно", что их никак не смущают никем не отмененные древние талмудические проклятия в адрес минов (христиан еврейского происхождения) и другие специально антихристианские молитвы?

Или какое равенство может быть в христианско-мусульманском диалоге, если христианские участники межрелигиозных контактов считают себя в праве только оправдываться от обвинений за исламофобию и крестовые походы, не осмеливаясь даже упоминать о массовом армянском геноциде в Турции с очень значительной антихристианской составляющей (монахи и священники уничтожались в первую очередь), не говоря уже о поголовном истреблении ассирийцев, о "греческом холокосте" в Малой Азии при том же Ататюрке или и о сегодняшних преследованиях и убийствах христиан в некоторых мусульманских странах Азии и Африки? Не объясняется ли и сверхболезненная реакция мусульман на недавнее цитирование Бенедиктом XVI высказывания об исламе императора Мануила Комнена (высказывания, которое, кстати сказать, ничего неверного в себе не содержало) их привычкой к их неизменному одностороннему замирению (вплоть до релятивизации самого различия двух религий) во время непосредственно предшествовавшего понтификата Иоанна Павла II?

Наконец, я не припоминаю, чтобы кто-либо из христианских клириков, отчитывавшихся на сан-маринском форуме за успехи своих общин в изживании антисемитизма, исламофобии и ксенофобии, сказал хотя бы слово о христианофобии. Между тем отсутствие упоминания о ней в документах Европейской комиссии против расизма и нетолерантности является одним из гарантов того, что антихристианские акции в Европе (вплоть до самых наглых) пресекаться не будут – за отсутствием соответствующей статьи.

Из сказанного следует, что при выясненной необходимости для реального межрелигиозного диалога равноправия его участников, будущее этого диалога как диалога зависит от того, в какой мере христианская сторона позаботится о восстановлении своей "диалогической полноценности". Потеря ее стала результатом трех больших поражений в истории христианства, каждое из которых облегчало каждое последующее и сохраняется в нем в качестве необходимой составляющей. Первым поражением стало разделение христианского Востока и Запада с дальнейшим разделением Запада; вторым – успешная секуляризация разделенного христианского мира, при котором постепенно прекратилось существование христианских государств; третьим – решительная ориентация разделенных христианских конфессий на всестороннее приспособленчество к секуляристским "ценностям" и идеологиям вместо христианизации секуляризованного общества. Последнее из этих поражений, начавшееся в своей решающей стадии после второй мировой войны, представляется самым сокрушительным.

Авторитет и даже интерес для мира может иметь только то, что настаивает на своей инаковости по отношению к нему, а не мимикрирует под него и его чисто земные интересы. А потому именно установка на "осовременивание", а реально на секуляризацию уже самого христианства, кульминирующая в нормативности политкорректности, которая практически устранила нормативность исповедничества, стала основной причиной того явления, что христианство все более довольствуется ролью культурно-исторической, если не музейно-археологической, традиции (в тех случаях, когда пустующие христианские храмы еще не передаются другим религиозным общинам), переставая быть живой верой.
Необходимо избавление от той иллюзии, что секуляризованный мир должен с большим пониманием относиться к приспособленчеству, чем к исповедничеству: как и всякий прочий, он может уважать только силу, но никак не капитуляцию. Дальнейший шаг мог бы быть направлен на компенсирование второго поражения – в виде попытки восстановления влияния на общество через реальную поддержку национально-консервативных партий.

И здесь необходимо избавление от других иллюзий: будто христианству есть много что терять в этом мире (и потому оно должно вести себя как можно "осторожнее") или что вследствие его "вселенского" характера оно может договориться и с "новыми левыми" – последние заинтересованы не столько в его "осовременивании", сколько в прекращении его существования.

Нет, наконец, никаких оснований останавливаться и перед ситуацией христианской разделенности. Здесь более всего был бы уместен межконфессиональный диалог – в первую очередь диалог православно-католический – по разработке общих действий в направлении отстаивания христианских прав, и первым из них вполне могло бы стать координирование воздействий на международные правовые организации с целью внесения статьи об упоминавшейся уже в этом докладе христианофобии в юридические общеевропейские документы. Только при результативости этого диалога по христианскому выживанию в современном мире (разумеется, с участием тех немногих, чей разум еще способен к восприятию серьезности сложившегося положения дел), со временем можно будет говорить о задачах христианства и в межрелигиозном диалоге. В противном случае данному диалогу придется проходить, и, возможно, уже не в самом отдаленном будущем, по крайней мере, в европейском контексте, уже без участия одной из сторон – той, которая была когда-то его основным инициатором.

Возможно, основная задача христиан в Европе сузится до попыток сохранения за собой хотя бы основных исторических памятников (решение ее также может быть не из простых, учитывая очень быстрое освоение европейского пространства нехристианскими религиями). Возможно, что прогрессирующий кризис общественной авторитетности христианства и рост вероотступничества приведут и к тому, что строители новой Европы будут привлекать духовенство других религий для рукоположения христианских священников и епископов. Например, на основании их тестирования на "толерантность" и отказ от «традиционных предрассудков», которых в других религиях, как уже сейчас многим кажется, уже давно нет… Поскольку ничто в этом мире не стоит на месте, статус "терпимой религии" может понизиться и дальше, и христианство вполне может вернуться к чему-то аналогичному его положению в Римской империи до Константина Великого – с той только разницей, что, несмотря на гонения, его авторитет в обществе был однозначно высок.

Благодушное настроение, основывающееся на том, что религия может сохранить свои позиции, не отстаивая самое себя, только потому, что она уже давно существует, является вполне иллюзорным. Тем, кто считает, что Европа и без специальных усилий просто не может перестать быть христианской на том основании, что уже много столетий была таковой, хочется напомнить о том, что и в России перед 1917 годом никто, за исключением лишь единичных прозорливцев, не предполагал, что может произойти то, что произошло, и даже когда оно совершилось, очень немногие думали, что оно могло "задержаться" всерьез. Бог никому не дает мандатов на вечность, и от человеческой стороны также требуются определенные усилия для продления с Ним отношений. Христианство в Европе может испытывать потребность в реконкисте в настоящее время никак не в меньшей степени, чем в XI – XII вв., но рассчитывать на поддержку таких власть имущих, как Альфонс Воитель, Фердинанд Великий или Фердинанд Святой не может – за отсутствием каких-либо аналогов последним. Последняя надежда может быть только на "обратное отвоевание" сознания, которое должно начаться с того, чтобы христиане всех конфессий, для которых имеет значимость судьба их религии, начали считать себя прежде всего христианами, а только затем уже православными, католиками, евангеликами, фундаменталистами и т.д., а интересы христианства в любой части современного мира непосредственно своими. Следует только помнить о замечании одного очень известного американского православного священника, беспокоившегося уже три десятилетия назад о судьбе христианства в секуляризованном мире, которое применимо к очень многим ситуациям, в том числе и к этой: It is later than you think!
REGIONS.RU