А.К. Гливаковский

Коммунистическое сверхгосударство, построенное тяжкими усилиями и неисчислимыми жертвами русских, и прежде всего великороссов, распалось при молчаливом взирании вконец уставшего и ошалелого от всего происшедшего народа, под улюлюканье свободной и успешно направляемой верхами прессы. Вместо мощного монолита — груда «суверенных» обломков, предлагающих себя на распродажу загранице, мировому и теневому капиталу. Исполнилось, свершилось то, о чем мечтали реформаторы-«западники» все пять лет перестройки и о чем могли только грезить наши западные и восточные соседи все годы после революции и до нее. Момент торжества «общечеловеческих принципов», мгновенье сначала затаенной, но скоро бурно прорвавшейся радости Америки и Европы и миг призрачной славы Президента СССР Михаила Горбачева. Да, именно его, а не Ельцина и тех «Героев Советского Союза», которые легли под танки, чтобы помешать восьмерке «преступников» попрать Конституцию и повернуть колесо истории вспять. Ибо события, связанные с неудачным (или спровоцированным) левокоммунистическим путчем, просто ускорили уже развивавшийся процесс, изначально заложенный в планах архитекторов перестройки. Лица, прорвавшиеся к власти на плечах замешкавшейся восьмерки, довершили и оформили то, что уже фактически сделал Президент и Генеральный секретарь ЦК КПСС с командой «новомысленцев». СССР развален в интересах «всего прогрессивного и цивилизованного» — то есть западного — человечества. И никто теперь не посмеет утверждать, что Нобелевский комитет поторопился оказать коммунистическому лидеру номер один высокую честь. Хотя, если говорить честно и не трястись над каждым долларом и центом, нет в мире такой премии, коей можно было бы оценить и вознаградить содеянное советским Президентом.

Израильский публицист Роберт Давид назвал Михаила Горбачева современным Валленродом, подвиг которого воспет великим Мицкевичем. Тот обманным путем стал великим магистром ордена крестоносцев, развалил его изнутри, привел к поражению. Нечто подобное совершил Президент Советского Союза с всесоюзным и всемирным орденом коммунистов. Давно пора сказать истину: КПСС— не партия, а по всем параметрам орден, и ее генсека правильно было бы называть Генеральным магистром.

Валленродизм в эпоху торжества общечеловеческих ценностей! Плохо это или, быть может, все же хорошо? Вспоминаются высказывания Ганди, не менее великого революционера, чем Ленин: «Благородные цели достигаются благородными средствами», «Цель и средства едины». Но приходит на ум и другое: «Мог ли режим, рожденный из зла, уйти без зла? Благодетель Горбачев или преступник? Добр или зол его гений?» Это вопросы потомкам, если они у нас останутся. Взглянув ретроспективно лет через сто на нынешний катаклизм, они, возможно, скажут: «Президент СССР, которого демократы высмеивали за неграмотное произношение, был гений: он смог в окружении геронтократов помыслить по-новому, он прозрел примат общечеловеческих ценностей, он понял все благо растворения русских в едином взаимозависимом мире под эгидой просвещенных транснациональных монополий и банков». Может статься, подвиг этот будет воспет Мицкевичем XXI века. И все-таки, скорее всего в конце XXI учителя будут с презрением рассказывать детям о Герострате Втором, уничтожившем собственное государство и отдавшем на поток и разграбление его подданных.

Русский народ переживает смутное время, стоит на краю бездны, в нее скользит. И по всему видно, что низвержение государства еще не закончено, нижняя точка падения русского народа не пройдена, расправа истории продолжается. До августа 1991-го — невиданная преступность, страшная коррупция и разложение, кровь на национальных окраинах, коллапс экономики, бездна унижения. После августа — расхват «младшими братьями» союзного богатства, накопленного русским трудом, кровью и потом, новый взлет цен, угроза голода, унижение от западной помощи, территориальные споры, которые практически неразрешимы, перспектива вооружения окраин русским ядерным оружием.

Что дальше? Русский народ деморализован. У него нет государства, нет государственности. Российская Федерация— это не русское государство, не российское. От России осталось меньше, чем от Священной Римской империи германского народа. Ирония истории: Санкт-Петербург был объявлен столицей империи, пробившей в Прибалтике окно в Европу и покончившей с мазепинской изменой в Малороссии; Ленинград же переименован в Санкт-Петербург со статусом провинциального города в государстве, лишившемся Прибалтики и Украины. Случилось то, что давно прозревалось многими: русский народ в диаспоре, рассеянии — как евреи, цыгане, армяне, но без свойственной этим народам способности сбиваться в кучи, помогать друг другу, видеть везде и всюду национальный интерес.

Русский народ деморализован усилиями предавших его правителей и собственной пассивностью, хотя он — единственная реальная сила перестройки по своей общественно-экономической роли, социальной структуре, многочисленности научных и инженерно-конструкторских кадров, мобильности. Деморализованы и миллионы русскоязычных и русско-мыслящих людей, принадлежащих к российскому культурному пространству — они в одночасье лишились Отечества. Еще хуже самочувствие десятков миллионов лиц смешанного происхождения и находящихся в смешанных браках — им предстоит разрываться между двумя и более Родинами.

Уже много писалось о том, что русский народ богоизбран. Но избранничество его, всем очевидно, даже недругам и клеветникам, — к страданию. Оно не предопределяет ни материального преуспеяния, ни властного насыщения, один лишь крестный путь — и все же путь к вечной жизни, не прекращающейся, пока стоит мир. Здесь, видимо, причина и порука константности русского начала, неистребимости русского духа, непреходящего характера русских ценностей. Поэтому во все эпохи, когда Русь постигала катастрофа и народ оказывался почти бездвижен от усталости и горя, всегда выступало решительное меньшинство, готовое стоять до конца и превозмочь. Такое меньшинство есть и теперь. Гром грянул — и надо думать о восстановлении порушившегося и порушенного. Первый шаг — трезвая оценка ситуации, осознание происшедшего, освобождение от заблуждений, вскрытие обмана.

Что же все-таки случилось и как?

Сейчас массовыми средствами информации муссируется тезис, что развал Союза — спонтанный, что правительство и Президент лишь шли за событиями. Одновременно подбрасывается мысль, что этот развал вроде бы и не развал, а рождение России и даже более того — великой евразийской державы. Король, мол, умер — да здравствует король! Лукавая обслуга опять напевает доверчивым русским: «Все хорошо, прекрасная маркиза!»

Это далеко не так и даже вовсе не так. Обратимся к первым годам перестройки. Уже тогда накал национальных страстей в республиках — сначала это было в Карабахе, Армении и Азербайджане — подсказывал, что верхи сознательно используют национальный фактор для каких-то не совсем ясных политических целей. Чем дальше шла перестройка, тем очевиднее становилось, что правительство управляет и манипулирует национальным движением в республиках. Было, в частности, хорошо заметно, как массовые средства информации, повинуясь указаниям, создают режим максимального благоприятствования одним движениям (народам) и замалчивают или сдерживают другие движения, при этом стараясь скрыть от русского населения размах национального возбуждения окраин и его антирусскую направленность.

Такая тактика давно апробирована в политической практике КПСС и советского государства. Достаточно вспомнить поддержку большевиками националистических и сепаратистских движений для расшатывания царского режима, компромисс большевиков с украинским самостийничеством в 20-е и 30-е годы: передачу русской культуры на поток и разграбление в обмен на советизацию и коллективизацию, поддержку национал-коммунистов на Украине Хрущевым в обмен на политическую опору. Однако национальный курс Президента СССР, будучи творческим продолжением большевистской практики, имел в то же время и совершенно иные измерения. В отличие от конъюнктурного подхода Ленина, Сталина и Хрущева, он носил стратегический характер, был крайне последователен. Национал-сепаратистские движения были призваны не только подорвать власть КПСС и скомпрометировать ее опоры — армию и КГБ, дабы покончить, наконец, с «тоталитаризмом», но и открыть путь к полнейшей децентрализации страны, помочь раздробить ее на мелкие политические единицы, якобы «объединенные» аморфным Центром.

Дело в том, что главным агентом перестройки и модернизации СССР планировался Запад, его транснациональные монополии — компании и банки (ТНК и ТНБ). Они долженствовали стать источником финансов, менеджмента, новых технологий. И нужно было подготовить страну для их деятельности, создать все условия для транснационального бизнеса. Западу, со своей стороны, предстояло начать у себя деиндустриализацию и перевести в СССР (а, прежде всего, конечно же, в Россию), наиболее простые и грязные производства. Но Запад не может расстаться с любыми технологическими секретами просто так, не обезопасив себя. Ему нужно подстраховаться, чтобы в любом случае быть в позиции гегемона, диктующего свою волю. Запад был готов интегрировать (или иначе — заглатывать) Советский Союз по частям, по кусочкам, как можно более мелким. Именно так и только так мог он понимать идею Общеевропейского дома. Естественно, Горбачев прекрасно знал, на что идет. И все же наши средства массовой информации продолжают до сих пор твердить, подтасовывая факты, что Запад боится распада Союза, стоит за его целостность. Несть числа свидетельствам, что Запад думает как раз наоборот. Приведем высказывания на этот счет известного французского советолога Алена Безансона, который пользуется непререкаемым авторитетом специалиста по СССР, как на Западе, так и у нас в стране среди интеллектуальной обслуги архитекторов перестройки. В предисловии к материалам Учредительного съезда Руха, изданным на французском языке для западного читателя, он пишет следующее: «Украина стоит ныне перед несколькими возможностями, которые на долгое время определят ее путь. Она может надеяться собственными силами добиться полной независимости, восстановить исторические границы Украины, а то и вернуть кое-какие территории в Крыму, на Кубани, в Белоруссии и РСФСР, на которые она может иметь исторические права. По достижении полной независимости Украина может также решить вступить в союз — федеративный или конфедеративный — с другими народами, судьбу которых она в прошлом разделяла. Такой союз возможен с Польшей, Литвой и Белоруссией против России, а также с Россией и Белоруссией против Польши и Литвы. Солженицын предлагает третий путь, полагая, что на будущее Украине лучше быть в союзе с Россией в форме улучшенного Переяславского договора.

Будучи французом и западноевропейцем, я не могу высказываться от имени украинцев, однако считаю, что от их выбора в большей мере будут зависеть судьбы Западной Европы. Если Украина действительно вступит в союз с Россией, то эта последняя сохранит статус крупномасштабной силы или же его добьется. По своему населению, территории и богатствам Россия-Украина будет перевешивать не только Германию, но и всю Западную Европу. Она вступила бы в сообщество европейских народов господствующей силой... Однако если Украина вступит в той или иной форме в союз со своими западными соседями (поляками, литовцами, румынами, белорусами), то в Восточной Европе создается мощное объединение, действительный противовес России, которая превратится в среднего масштаба силу, освобожденную от имперских забот, очищенную от коммунизма и способную до конца провести процесс демократизации».

Как видим, все предельно откровенно, без боязни, что заграница, то есть СССР или Россия, плохо об авторе подумают. Безансон руководствуется не утопией нового мышления, а геополитическими реалиями, интересами Франции и Западной Европы, как он их понимает. Он не только за независимую Украину, но подталкивает ее к тому, чтобы она предъявила России и Белоруссии территориальные претензии. Он даже не включает Кубань в состав России — она для него не Россия, эту богатую область у нее еще предстоит отнять. Ему уже мерещится не то что конфедерация, а даже федерация Украины с Польшей против России. И все же скажем Безансону спасибо и за откровенность, и за то, что он помогает уличить во лжи наших архитекторов, прорабов, мастеров и так далее перестройки. Добавим еще, что это предисловие Безансона было опубликовано в декабре 1990 года в органе Союза писателей Украины и Руха газете «Литературная Украина», дабы украинские сепаратисты знали, как же в действительности смотрят на проблему целостности СССР на Западе, и не обращали внимания на лапшу, которую вешают на уши глупым москалям средства массовой информации Центра.

Примерно такую же позицию в отношении того, расчленять СССР, Россию или нет, высказывают и американские авторы. Одни из них, например представители консервативной «Херитидж Фаундейшн», выражаются предельно откровенно, другие же камуфлируют свои позиции. Так, американский советолог Борис Румер (Русский исследовательский центр при Гарвардском университете) пишет о запутанности административно-территориального размежевания СССР и, в частности, удивляется тому, что Ростовская область отнесена к юрисдикции РСФСР, а не Украины. Американская позиция также доведена до сведения читателей «Литературной Украины».

Предвижу возражения: на Западе есть и другие точки зрения или указанные лица не отражают мнения правительств Запада, которые-де за сохранение единого Союза. Да, высказываются и иные мнения, и их сразу же начинает муссировать вся перестроечная печать. Но важно не то, что говорят, а что реально думают и делают западные правительства. Кроме того, в последнее время представители Запада говорят все более откровенно, говорят прямо, не заботясь о репутации Горбачева и его помощников.

Автору этих строк выпало присутствовать летом 1991 года на «круглом столе» — «СССР и Большая семерка: возможно ли глобальное совместное предприятие», в котором участвовали представители научной общественности и журналисты СССР и США и который проходил в здании Дипломатической академии МИД СССР. Фактически «круглый стол» вылился в наставнические лекции четырех американских представителей, своеобразно распределивших роли. Если одна часть выступавших поучала, как должен вести себя СССР, чтобы получить западную и американскую помощь (так была расшифрована тема семинара), то другая призывала советских людей реально смотреть на вещи и серьезной помощи не ждать. В целом же оба крыла американцев очень хорошо показали, как Запад относится к СССР, России, русскому народу и, в частности, какой — единой или расчлененной — они желают видеть нашу страну. Дик Кларк, подчеркнув особо, что он выражает точку зрения «буквально всех членов» американского конгресса, сначала похвалил советское правительство за то, как оно себя вело на Ближнем Востоке, в Восточной Европе, в Южной Африке и в вопросе контроля над вооружениями, а затем предъявил СССР новый пакет политических требований (ударение самого Кларка): прекращение помощи Кубе, кардинальное сокращение военных расходов, проведение свободных выборов Президента и Верховного Совета СССР, четкий план предоставления независимости Прибалтике. Последнее требование Кларк цинично мотивировал тем, что в Америке живет много выходцев из прибалтийских республик и они «давят» на конгресс. И еще одно требование, которое было высказано вскользь, намеком, но его я специально выделяю, ибо оно как бы предвосхитило августовские события, состояло в том, что нужно-де исключить возможность консервативного переворота.

Редактор журнала «Тайм» Тэлбот тоже начал с похвалы Горбачеву, но затем стал выговаривать москвичам за то, что они, якобы, плохо представляют себе реальное положение, не осознают, что СССР уже нет, и особенно не хотят понять, насколько все изменилось на Украине, в Киеве, где они были и все видели и слышали. Он потребовал фактически самостоятельности не только Прибалтики, но и Украины. Буквально выразился: «никакой помощи», пока не будут решены «конституционные вопросы в Прибалтике и на Украине». Оба американца держались победителями, вели себя высокомерно, покровительственно, нагло, чем шокировали присутствовавших приверженцев общечеловеческих ценностей.

Профессор американской истории университета Джона Гопкинса Майкл Мандельбаум и советолог из Русского исследовательского центра при Гарвардском университете Нина Тумаркин выступали и вели себя скромнее. Но выводы их были все же ушатом воды на головы сторонников братания с Америкой и перестройки с американской помощью. Мандельбаум сразу сказал, что с уходом СССР из Восточной Европы и других важных для США регионов уменьшается интерес Америки не только к таким странам, как Югославия и Пакистан, но и к самому СССР, а Нина Тумаркин призвала строить отношения между СССР и США на реальной основе и помнить, что Америка относилась к России как к «империи зла» и до Октябрьской революции, так как считала, что она нападет на Святую землю.

В самое последнее время западные представители, правда, стали заявлять, что не дадут денег, если СССР будет разваливаться дальше. Однако эта новая позиция Запада (после развала СССР) связана не с желанием его видеть СССР единым, а с опасением, что распадутся Украина и Белоруссия и их восточные (самые населенные и развитые) части воссоединятся с РСФСР.

Уяснив действительную позицию Запада в отношении целостности СССР, — он ее в общем-то не скрывает, — легче понять странную логику многих поступков Президента СССР и правительственных решений. А «странностей» и «непонятностей» много.

Посмотрим на Украину в начале перестройки. В отличие от Прибалтики, Молдавии или Закавказья игра в националистический покер шла здесь совсем вяло, хотя Центр вздувал ставки. В феврале 1989 года Горбачев был в Киеве и там встретился с украинскими литераторами Иваном Драчем, Дмитро Павлычко и другими, большинство из которых являлись организаторами Руха. Встреча проходила в ЦК КПУ в присутствии второго секретаря ЦК Л.М. Кравчука. Писатели жаловались, что их движение, имеющее-де целью поддержку перестройки, подвергается критике в партийной республиканской печати, что его давят. Какие обещания дал Президент украинским литераторам, какие принял обязательства — неизвестно. Но в итоге писатели, как отметила «Правда», «поддержали проводимый курс на обновление всех сторон жизни советского общества». Рух стал действовать увереннее и наглее, его лидеры перестали скрывать многие свои цели. Поутихла критика Руха в украинской партийной печати, в то же время он получил мощного союзника в лице центральных средств массовой информации, в частности «Комсомольской правды», «Советской культуры», «Огонька» и других, с пониманием и сочувствием относившихся даже к откровенно националистическим и антирусским выпадам, в лучшем случае старавшихся их не замечать.

Горбачев же снискал благосклонность украинских сепаратистов, о чем свидетельствуют, например, высказывания председателя Руха Ивана Драча. По его словам, тот почти что украинец, высказывал глубокое знание украинской культуры, цитировал украинских поэтов. В частности, Драч подчеркивает, что Горбачев напомнил слова украинского поэта Малышко: «Украіно моя, мені в світі нічого не треба, тільки б голос твій чути і ніжність твою берегти». Узнали украинские литераторы, что тесть Горбачева Титаренко — «щирый» украинец, боготворивший украинскую книгу.

Все это, видимо, и навело Драча и его коллег по Руху на мысль, что украинолюбство Горбачева питается генетическими корнями, что Горбачев «наш» или почти «наш» и что есть возможность пробудить его национальное самосознание. Только в этом плане и можно истолковать выступление Драча на сессии Верховного Совета УССР в мае 1990 года, в котором он недвусмысленно призвал Президента служить украинскому делу. Не знаю, сохранилось ли это место в стенограмме сессии, транслировавшейся по украинскому телевидению, но автору этих строк, оказавшемуся в тот момент в Крыму, повезло увидеть и услышать этот сенсационный призыв. Драч начал с того, что приехал, мол, Горбачев в Канаду и встретил его там на аэродроме генерал-губернатор этой страны, украинец по происхождению Роман Гнатишин. И вот вместо того, чтобы сказать друг другу что-то свое, украинское, они встретились как два иностранца. Так хватит-де украинцам укреплять чужие империи, надо создавать собственное государство. Драч говорил эмоционально, но совершенно серьезно, и нет никаких оснований обвинять его в сумасшествии или фиглярстве.

Впоследствии Драч, правда, на время разочаровался в Горбачеве, почувствовав себя обманутым (или же обманувшимся), и опустился до грубых выпадов в адрес Президента и его супруги. Не следовало бы повторять эти выпады, но приходится, ибо они проливают свет на характер отношений Президента с украинскими сепаратистами, на запутанные игры, в которых каждая сторона старалась другую надуть. На втором съезде Руха осенью 1990 года, то есть примерно через пять месяцев после призывов к Горбачеву национально пробудиться и строить соборную Украину, Драч выдал следующее: «Горбачев встретился с Миттераном в Киеве — и Русь (так он в последнее время, видимо, глубже познакомившись с историей, иногда именует Украину) снова у нас отнимают, вырывая наше историческое сердце, бросая его под ноги новой императрице, у которой в Чернигове недавно умер отец, любивший читать «Кобзаря» и писавший по малороссийски Титаренко».

Ключ к раскрытию затемненного смысла высказывания — употребление слова «по малороссийски» вместо «по-украински». В словоупотреблении нынешних сепаратистов: малоросс — презрительная и уничижительная характеристика украинцев, не разделяющих оголтело националистическую идеологию руховцев и причисляющих украинскую культуру к общерусскому древу. Как раз за два месяца до публикации указанного выступления Драча в «Литературной Украине» появился трактат махрового националиста Е. Маланюка «Малороссийство», где говорилось: «Что же такое малоросс? Это тип национально дефективный, искалеченный психически и духовно, а в последствии временами и в расовом отношении». По сути, Драч обвинил Горбачева и его семью в генетическом предательстве. Но все это говорилось между строк, для «своих».

И все же идея использования Горбачева для создания самостийного украинского государства основательно завладела умами украинских сепаратистов. Один из наиболее умеренных и уравновешенных деятелей Руха академик И.Ю. Юхновский, на всех перекрестках доказывающий, что Украина пропадет, если не отделится в самостийное государство, выступая на учредительном съезде Партии демократического возрождения Украины, поставил вопрос так: «Есть ли для Горбачева место в содружестве независимых государств? Собственно не только в содружестве, потому что оно будет не сразу, а в процессе создания такого содружества. Работы по реализации этого процесса хватит на всю жизнь, и Горбачев стал бы гигантом мировой политики. Тут и проблема разгосударствления союзной собственности. Ибо все, что в пределах наших границ, наше — и транспортные артерии, и энергопроводы, и военное производство… Чтобы все это осуществить с наименьшими издержками, необходим Горбачев». Яснее не скажешь.

Надежды оправдались: Центр фактически обеспечил самостийщикам зеленую улицу. Учитывая, что украиноязычная (и русскоязычная) партийная и советская печать муссировала в основном тему верности социалистическому выбору и лишь время от времени огрызалась на совсем уж дикие выпады Руха, сепаратистская националистическая печать получила монополию на пропаганду идей, на заполнение возникшего идеологического и духовного вакуума. Пропаганда же общерусской исторической памяти — более чем трехсотлетнего совместного существования малороссов и великороссов в едином российском государстве, их обоюдного и часто равнозначного участия в создании русской культуры и еще многого другого, которая быстро бы все расставила на свои места и показала бы всю нищету сепаратистской идеологии и философии, — такая пропаганда практически не велась. На нее, надо полагать, ни Центр, ни ЦК КПУ не дали санкции. Не случайно главным объектом ударов сепаратистов был не марксизм-ленинизм (напротив, почти все украинские писатели все время били поклоны Ленину), а русская идея, русская культура, русский язык и даже русский народ, как мы это дальше увидим. Националистическая ложь и клевета в так называемых перестроечных, а на деле оголтело сепаратистских органах печати достигла беспредела. Жовто-блакитная публицистика соревновалась с ядовито-желтой публицистикой Центра. Любая же попытка поставить зарвавшихся самостийников на место немедленно квалифицировалась как великодержавный шовинизм и даже русский фашизм.

Прикрывшись перестроечными лозунгами и авторитетом центральных изданий (заняв просепаратистскую позицию, эти органы деморализовали тех, кто мог бы выступить против националистической лжи), Рух воскресил все националистические и сепаратистские мифы и даже попытался внедрить в массовое сознание антирусские и антиправославные стереотипы. Была не просто реабилитирована, но превознесена униатская церковь как якобы единственная носительница истинно украинского сознания. Были объявлены национальными героями Мазепа, Петлюра и даже Бандера. Был воскрешен желто-голубой флаг, придуманный для украинцев (тогда русин) Галиции разведкой Австро-Венгрии.

И все же одних самостийницких усилий, даже поддержанных Центром и Горбачевым, оказалось недостаточно для того, чтобы дестабилизировать обстановку в республике, которую местные и центральные «прорабы перестройки» окрестили Вандеей. Избранный в мае 1990 года в сложной политической обстановке Председателем Верховного Совета УССР В. Ивашко, ставленник, как тогда думали, номенклатуры, прочно держал украинский руль. Он и его платформа пользовались поддержкой и корпуса депутатов, и большей части населения Украины. И вот в сложнейшей политической ситуации Ивашко вдруг совершенно неожиданно избирается в июне заместителем Генерального секретаря ЦК КПСС, то есть фактически отзывается в Москву. Он сдает высшую государственную должность на Украине, сдает реальную власть, чтобы выполнять функции в структуре, которая архитекторами перестройки всячески оттирается от власти, явно дышит на ладан. Об этом Ивашко, конечно, не мог не знать, и тем не менее поехал в Москву. Свет на эту весьма странную историю в некоторой степени проливает заявление бюро ЦК ЛКСМ Украины «О политической ситуации в республике», в котором, в частности, говорится: «Заявление Председателя Верховного Совета УССР Ивашко В.А. об отставке мы не можем расценивать иначе, как не до конца продуманный и безответственный шаг, ведущий к усугублению политического кризиса и ослабляющий конструктивный потенциал парламента республики».

Бюро ЦК ЛКСМ как в воду глядело. Сразу после ухода (или отзыва) Ивашко поддержавший его блок депутатов раскалывается, коммунисты деморализуются, сепаратисты (меньшинство в парламенте) получают второе дыхание, обстановка в республике дестабилизируется. Новый Председатель Верховного Совета УССР Л.М. Кравчук идет на тесное партнерство с Рухом и возникшими из него националистическими партиями, берет курс на самостийную Украину.

Вскоре последовали еще более странные литовские события — попытка установить в республике чрезвычайное положение. Кто-то предупредил об этом по телефону Ландсбергиса из самых верхов, и эта затея с треском провалилась. Ландсбергис, к тому времени быстро терявший политический рейтинг, восстановил свои позиции и объявил о полном разрыве с Союзом. Буквально по следам литовских событий был проведен референдум — быть Союзу единым или не быть. Одни органы печати просто удивлялись решению Горбачева провести такой референдум. Другие представили дело так, что референдум — дело рук консервативных антиперестроечных сил, что он-де нужен Горбачеву как Президенту Союза для того, чтобы удержать ускользающую власть и т.п. Обходилось главное: нельзя было выбрать более неудачного момента для проведения опроса, преследующего цель предотвратить распад государства. Будь он проведен до провокации в Литве или спустя некоторое время после нее, когда утихли бы страсти, за Союз высказался бы еще больший процент населения республик. Но даже несмотря на неблагоприятную обстановку и новый взрыв националистических страстей, итоги референдума на Украине, в Белоруссии и Казахстане — в республиках, позиция которых имеет решающее значение для сохранения единства страны, были явно положительными. Если брать вторую по значению республику в Союзе — Украину, с позицией которой связывает свои надежды Запад, то чисто украинские области голосовали за Союз еще убедительнее, чем некоторые области со смешанным населением, если не брать в расчет униатскую Галицию, население которой представляет, по сути, отдельный восточнославянский народ. Это было шоком для лидеров Руха, решивших было под впечатлением бурных выступлений львовян, что до самостийности рукой подать.

Отметим еще одно интересное обстоятельство. За референдумом, проведение которого казалось странным или ненужным большинству советских граждан, с интересом следил Запад. Если в СССР его итоги, по крайней мере, по крупным республикам, а также по мусульманским регионам все в общем предвидели и им не удивились, то для Запада (как, кстати, и для Руха) столь убедительное волеизъявление «за Союз» на Украине было неожиданным и разочаровывающим. Многие западные органы, в частности во Франции, не могли скрыть своего разочарования и при этом особо отмечали, что эти итоги определяют судьбу Европы на обозримое будущее. Читая западные комментарии, никак нельзя избежать вывода, что ненужный референдум был очень и очень нужен Западу, по крайней мере, для того, чтобы получить достоверную информацию о настроениях в ряде республик СССР.

За странным референдумом последовала новая странность. Если согласиться с прогрессистами, леворадикалами и т.д., что Горбачев затеял референдум, дабы сохранить Союз или остаться у власти, которая от него ускользала, то тогда логично предположить, что, получив «добро» на союз от основных республик (несмотря на нелюбовь к себе в этих же республиках), он максимально воспользуется волеизъявлением народов СССР для подготовки проекта союзного договора, который бы гарантировал как минимум прочный федеративный союз четырех основных республик. При этом он мог отчитаться перед Западом, что соблюдал демократию и уважал человеческие права. С точки зрения требований, предъявляемых Западом к СССР, такой проект был бы проявлением легализма, законничества, конституционализма, короче — показателем демократической зрелости перестроившегося коммунистического режима.

Но не тут-то было. Президент еще раз удивил, по крайней мере, собственную страну. Подготовленный новоогаревской группой проект союзного договора предусматривал создание рыхлой конфедерации и фактически предопределял роспуск СССР как государства. То есть в нем практически полностью игнорировались итоги референдума, который президент провел якобы в интересах консервативных сил, чтобы сохранить Союз в прежнем виде. Выражаясь языком «общечеловеческих ценностей», положения новоогаревского проекта противоречат волеизъявлению народов СССР, то есть попросту антиконституционны. Запад на это не обратил внимания, хотя проект был опубликован как раз перед поездкой Горбачева на совещание Большой семерки, на котором должен был, в частности, решаться вопрос о предоставлении нашей стране крупной помощи. Удивительно, как подгадал Горбачев со своим проектом. Как известно, семерка, несмотря на заявленную любовь к советскому Президенту, решила не раскошеливаться. Однако уже после августовского путча печать обмолвилась о том, что на совещании было все-таки принято решение дать Горбачеву деньги, но только после подписания союзного договора, то есть после саморасчленения СССР.

События, связанные с подготовкой и проталкиванием новоогаревской группой явно неконституционного по западным меркам проекта союзного договора, свидетельствуют, с одной стороны, о мере готовности Запада исповедывать идеологию нового мышления, реально отстаивать принципы правового государства вопреки собственным шкурным интересам, с другой — о решимости Горбачева и других архитекторов перестройки загнать страну в мировое хозяйство на условиях Запада, — не мытьем, так катаньем загнать, даже по частям, предварительно ее расчленив.

В августе 1991 года объявился ГКЧП и было введено чрезвычайное положение. Повторились литовские события, но уже в масштабе всей страны. Остальное известно. Можно лишь гадать, перевыполнил или нет Президент СССР план децентрализации Союза. Заметим, однако, что Украина все же последовала совету Алена Безансона.


2. Перестройка без русских

Одним из странных моментов в перестройке был с самого начала выбор социальной базы, социальной опоры предстоявших изменений. На всех пленумах ЦК, во всех постановлениях и обращениях к народу ее архитекторы беспрестанно повторяли, что в СССР никак не идет научно-техническая революция, что резко ускорилось отставание от передовых капиталистических стран, что надо развивать наукоемкие производства, разрабатывать новые технологии, создавать механизм внедрения новейшей техники и технологии в производство и т.п. Раз правительство так думает и настроено на глубокие реформы, то, казалось бы, в первую очередь оно должно обратить внимание на ту часть народа, на те его социальные слои и прослойки, которые в состоянии решать и решить поставленные задачи. В силу особенностей исторического развития такой частью народа в СССР является, прежде всего, русская нация, а также русскоязычное население. Русские были пионерами промышленного освоения России со времен Петра І, а индустриализация в 20-е и 30-е годы еще более подчеркнула эту их созидательную роль. Русскими сделана большая часть технических изобретений, разработок новых технологий. Они авторы самых оригинальных конструкторских решений. Русские втянули в мир техники и индустрии представителей других народов — украинцев, белорусов, татар и т.д., которые говорят, думают и творят по-русски. И ныне все ведущие отрасли промышленности в стране — космос, военное производство, авиастроение и радиоэлектроника, все предприятия, использующие передовые технологии, ведущие научные направления, конструирование, то есть все то, что в состоянии обеспечить наше «ускорение», наше движение в постиндустриальное общество, находится в руках русского и русскоязычного населения, им обеспечивается. Несмотря на колоссальный рост высшего и среднего специального образования на национальных окраинах, где повсеместно число лиц с высшим образованием на тысячу человек выше, чем у русских, русское и русскоязычное население буквально во всех республиках дает на всех уровнях квалификации основную массу инженеров, конструкторов, разработчиков, научных работников технических и естественных специальностей.

Такое положение объясняется, во-первых, одаренностью русского народа, его особой способностью к научно-техническому творчеству. Поэтому даже на тех научных и технических направлениях, где велик процент национальных меньшинств, решающие открытия и важнейшие разработки делают именно русские. Во-вторых, национальная интеллигенция республик концентрируется в основном в гуманитарных и выгодных специальностях. Этот перекос заметен даже на Украине и в Белоруссии (преимущественно в западных областях). Для национальной интеллигенции, кроме того, характерен феномен купленных и «блатных» дипломов, в том числе об окончании технических вузов, добываемых исключительно ради престижа, так что множество нацменов по окончании вузов идут на базары, спекулируют или просто лоботрясничают. Те же, кто идет в технику, на производство, это часто лица без связей, влиятельных родственников и денег, что типично, например, для Средней Азии. Эти люди вынуждены и добросовестно учиться, и работать над собой, и интегрироваться в русские или русскоязычные коллективы. Следовательно, не только по своему расселению, но и по своей роли — ведущей — русские (и прежде всего русские Российской Федерации) объективно выступают главным агентом, главной движущей силой трансформаций в стране.

Другой момент. Настроившись на глубокие реформы, корпус архитекторов перестройки должен был обратить внимание и на ту часть народа, которую перестройка больше всего затронет, по которой она ударит в первую очередь, — на тех, кому придется переквалифицироваться, менять место жительства и т.д. То есть подумать о той части населения, которая станет главным объектом отрицательных последствий реформ и в первую очередь понесет их издержки. Опять-таки в силу особенностей исторического развития, в данном случае уже так называемого «советского времени», этой частью населения тоже являются русские. По сравнению с другими народами у них гораздо выше доля традиционного рабочего класса, поскольку русские, с одной стороны, больше всех других раскрестьянились, стали «индустриальным», урбанизованным народом, с другой — последние 20-30 лет коммунистическое руководство страны по разным причинам, в том числе с целью самосохранения, проводило политику сдерживания социального развития русской нации, ограничивая ей доступ к высшему образованию, в аспирантуру, к творческим профессиям. В итоге индустриальные комплексы в Средней Азии, Прибалтике и некоторых других республиках обслуживаются в основном русскими и часто доля лиц коренной национальности в местном рабочем классе составляет ничтожный процент самодеятельного населения. Вместо того, чтобы поощрять участие коренного населения в индустриализации своих республик, по крайней мере, наравне с русскими, например, соответствующей политикой цен на сельскохозяйственную продукцию, интернационалистское руководство СССР предпочитало использовать труд русских рабочих, превращая их в коллективный объект эксплуатации местных феодально-коммунистических кланов.

Любое рационально мыслящее правительство, понимающее жизненно важные интересы страны, разрабатывая программу глубоких социально-экономических реформ, обязательно продумало бы вопрос о поддержке и сохранении реальной социальной базы этих реформ, их главного рычага — научно-технической интеллигенции. А она в нашей стране исключительно русская или русскоязычная. Во-вторых, необходимо было обеспечить реальные социальные гарантии и даже социальную защиту главному объекту негативных последствий реформ (безработица, смена специальности, места жительства и др.) — рабочему классу, — а он тоже русский или русскоязычный. Правительство, какое бы оно ни было, никак нельзя обвинить в иррациональности или даже в голом невежестве в перечисленных проблемах. Архитекторы и прорабы перестройки, конечно, знакомые с западной социально-политической литературой (в специзданиях, закрытых переводах и т.д.), прекрасно знали, что основной прирост национального богатства, рост производства, производительности труда в эпоху научно-технической революции дает интеллектуальный труд, трудовая деятельность научно-технической интеллигенции. Это они прекрасно знали. Другое дело, как они понимали интересы страны — их легко, очень легко спутать со своими собственными...

Здравый и честный выбор верхов настоятельно требовал, чтобы всем советским народам было прямо объяснено, что в современную эпоху передовой класс — это научно-техническая интеллигенция, самая образованная и квалифицированная часть общества, сознающая долгосрочные интересы страны. Надо было честно признать, что все послевоенные годы орден коммунистов совершал бессознательную ошибку или сознательное преступление против собственного народа, когда ввел на поступление интеллигенции в свои ряды процентную норму. Нужно было обратиться к рабочему классу и честно сказать все как есть. Что он никакой не гегемон, и последние 20-30 лет особенно — это ему так льстили, чтобы и дальше оставалась у власти олигархия бездарностей, серостей и льстецов. Что на Западе численность рабочего класса неуклонно сокращается и, кроме того, до двух третей тамошних «работяг» — это негры, мексиканцы, арабы, турки и т.д. Что русский рабочий класс, если он не хочет превратиться в разновидность негров в собственной стране, должен учиться и учить своих детей. Правительство должно было как можно скорее разработать специальную программу социальной адаптации и трансформации рабочего класса превращения его в новый класс, инженерно-технических работников — этот процесс стихийно совершается на Западе и в Японии в последние 20–30 лет. Это было бы также важнейшим делом по преодолению демографического кризиса русского народа — через качественный рост его социального статуса и благосостояния.

Корпус архитекторов перестройки ничего подобного не сделал, не пожелал опереться на наиболее передовые слои общества: на научно-техническую интеллигенцию, на инженеров, конструкторов, разработчиков, техников, квалифицированных рабочих — то есть на наиболее здоровую и способную часть русского народа, населения СССР вообще.

Вместо того, чтобы поставить научно-техническую интеллигенцию на подобающее ей место в обществе и начать выводить ее из положения полунищего слоя, ей фактически было предложено решать свои профессиональные и материальные проблемы в совместных предприятиях или (еще лучше) за границей. Тем же, кто не в состоянии этого сделать, в качестве компенсации предлагалось в нищете радоваться демократизации, человеческим правам, свободе и т.д. Характерно, что, хотя с самого начала перестройки открыто был взят курс на капитализацию страны, правительство не удосужилось принять широкой программы подготовки менеджеров и предпринимателей из числа российских научно-технических специалистов, особенно молодежи, которые могли бы положить начало цивилизованному предпринимательскому классу. Вместо этого правительство явно отдавало предпочтение готовым бизнесменам из мира теневого капитала, открыто взяв курс на его легализацию, в частности через кооперативное движение.

Что касается рабочего класса, то ему была с самого начала уготовлена роль негров, овец, которых будут стричь и транснациональные корпорации, и южные теневики, и местные мафиози. Чтобы подсластить пилюлю, средства массовой информации развернули пропагандистскую кампанию, имеющую цель убедить «работяг», что иностранные владельцы будут им платить больше. В России начали гораздо интенсивнее, чем прежде, насаждать обывательский культ «страны чудес» — «Америки без проблем» — государства всеобщего процветания.

В республиках выездные кремлевские эмиссары (А.Н. Яковлев и другие) целиком и полностью бросили научно-техническую интеллигенцию, то есть главным образом русских и русскоязычных, на произвол судьбы, вступив в союз с националистическим руководством (в Прибалтике, Молдавии, некоторых других республиках) или с националистической оппозицией (на Украине и в Белоруссии). Правительство вступило в союз с литературной и художественной националистической богемой, люмпен-интеллигенцией и разного рода неудачниками, страдающими отсутствием иммунитета к реакционно-утопическим идеям, против современных прогрессивных, передовых слоев, которые только и могут двинуть страну вперед. Как понимать этот парадокс?

Понимать можно только так, что план перестройки, разработанный заокеанскими службами, предусматривал предварительное расчленение Советского Союза на множество мелких, политически бессильных государств и регионов. Теоретическую основу перестройки в числе других новомодных западных теорий составляли леворадикальные концепции нового мирового порядка, согласно которым главным механизмом стремительного экономического развития является не национальное государство, а транснациональные агентства — компании, банки, совместные предприятия и т.д. Советское государство (а позднее — Российское), традиционно выполнявшее важнейшую экономико-строительную функцию, стало просто не нужно, более того, оно мешало, и суверенизация республик означала на деле передачу суверенитета из Центра в наднациональные мировые и региональные органы — совещаниям Семерки, Трехсторонней комиссии, Международному валютному фонду, ЕЭС, НАТО и т.д. Транснациональная монополия должна была стать главным агентом экономической модернизации на пространстве, которое раньше было СССР, а еще раньше Россией.

При таком подходе не нужен большой русский бизнес (есть транснациональные корпорации и транснациональные банки), не нужен и малый русский бизнес (есть южная мафия в готовом виде, необходимо только ее легализовать). Не нужен высший слой научно-технической интеллигенции (в этой стране, но не за рубежом), ибо ТНК не собираются развивать здесь высокотехнологичные производства. Не нужен даже и средний слой технической интеллигенции, по крайней мере, в таком количестве, в каком он ныне имеется в стране, потому что планируется перевод в СССР из Западной Европы такого индустриального комплекса, который не требует большого количества специалистов. Короче, для перестройки по рецептам Запада лучшая часть русского народа не нужна, по крайней мере, в его собственной стране.

Зато для нормального развертывания такой перестройки нужен, например, закон о свободном въезде и выезде из страны (он уже принят!), чтобы любой западный бизнесмен, предприниматель со своими или полученными в кредит от какого-нибудь транснационального банка долларами мог свободно приехать в любую бывшую советскую республику и завести там дело. Чтобы вместе с индустриальным комплексом Запад мог перевести в СССР и значительную часть обслуживающей его цветной рабочей силы — негров, турок, арабов и т.д., которая в самой Западной Европе приносит очень много хлопот, а в результате успеха «перестройки» станет только обузой. Вспомним, как иные патриоты удивлялись, почему Верховный Совет СССР уделяет такое огромное внимание столь пустячному, на их взгляд, вопросу. Святая простота!

Именно в умах, руководствующихся сработанными на Западе теориями, а не реальной действительностью и реальным историческим опытом страны, могла возникнуть мысль, что народы, живущие на окраинах СССР, прежде всего на западных его окраинах — литовцы, латыши и эстонцы, а также западные украинцы, более способны к модернизации, скорее готовы вступить в постиндустриальный век, легче интегрируются в цивилизованное общество, чем русские. Только там могла появиться такая изначально порочная идея, что эти республики и регионы можно сделать зоной контакта между Россией и Западом, зоной, втягивающей «отсталую» Россию в мировое хозяйство.

Досадно, что приходится рассуждать о банальной, самоочевидной истине. С точки зрения теорий модернизации, коими якобы руководствуются идеологи и эксперты перестройки, прибалты и галичане, не говоря уже о буковинцах или карпаторусах (закарпатцах), почти по всем критериям гораздо менее русских (и русскоязычных) способны шагнуть в «технотронную эру». В их социально-культурном типе есть значительное количество традиционалистских идеологических «остатков». В Литве массы коренного населения только недавно отошли от деревенского патриархального быта, а горные районы Прикарпатья — это еще 20 лет назад натуральное хозяйство и даже кровная месть. Что же касается латышей и эстонцев, то хотя они по степени «современности» (в частности, урбанизованности) приближаются к русским, у них нет сопоставимых с русскими научно-технических и организационных кадров, прошедших школу современного индустриального развития. Как протестанты, они обладают высокой трудовой этикой, но значительно уступают русским в мобильности, гибкости и приспосабливаемости, а по ряду исторических причин имеют ничтожные шансы выдвинуть сколько-нибудь значительный слой масштабных национальных предпринимателей. Не случайно, например, в Латвии в кооперативном движении задает тон русский и русскоязычный элемент, а «прогрессивное» национальное руководство республики по «национальным соображениям» вставляет кооперативному движению палки в колеса.

Индустриальный комплекс и в Прибалтике, и на Западной Украине за некоторыми исключениями не носит органического характера, а трансплантирован из России. Он обеспечивается в основном русскими кадрами — от конструктора и разработчика до техника, а в Прибалтике также и более квалифицированной рабочей силой (в основном белорусской). Отстранение русских и русскоязычных технических и организационных кадров и замена их недавними выходцами из прибалтийских хуторов ни к чему хорошему привести не может. Прибалты уже показали, что они могут сделать с промышленностью, когда она попадает в их вялые руки, — есть поучительный опыт превращения индустриальных Эстландии и Лифляндии в беконные республики Эстонию и Латвию.

Прибалты не собираются быть ни опытным полем перестройки, ни зоной контакта с Западом. У них одна цель — вытеснить русских или заставить их выполнять ту работу, которую сами они делать не умеют или не хотят. По словам английской «Таймс», литовские националисты намерены «сделать все районы Литвы как можно более литовскими» и «расправиться с меньшинствами, как им хочется». Такие же цели и у других прибалтов. Газета приводит следующее высказывание одного из лидеров эстонских националистов: «Русские колонизаторы в Эстонии имеют не больше прав просить гарантий, чем мексиканские незаконные эмигранты в США. Но им не стоит беспокоиться, потому что мы дадим им все права и статус, какие имеют турецкие рабочие в Германии». Газета особо подчеркивает, что в словах эстонца не было иронии. Надо сказать, что западные советологи гораздо более трезво оценивают перспективы русско-прибалтийского симбиоза, чем специалисты из команды перестройщиков. Они считают, что русские и русскоязычное население очень скоро начнут массами покидать Прибалтику и, учитывая тяжелое положение России, большая часть выезжающих поедет на Запад, где их технические знания найдут спрос и где им будут платить больше, чем в Прибалтике. Похожи, видимо, перспективы для русского и русскоязычного населения и на Галичине. Даже западно-украинский поэт Дмитро Павлычко, который слывет националистом-демократом, заявляет, что только украинцы «хозяева на этой земле, а национальные меньшинства просто имеют честь их здесь поддерживать».

Практика функционеров «нового мышления» несмотря на все их конъюнктурные лавирования, в конечном счете, сохраняла неизменным одно генеральное направление — отказ от политического контроля над крайне важными в экономическом и стратегическом отношениях регионами страны в обмен на благосклонное отношение Запада и весьма смутную перспективу экономической помощи иностранных держав.


3. Русский погром

Читая нынешнюю советскую печать, можно наткнуться на выражение «еврейский погром» — их, слава Богу, не было, или «армянский погром» — они, к стыду и позору власть имущих «новомысленцев», которые вновь это допустили, — были, но нигде нет сообщений о русских погромах — печать об этом бесстыдно молчит. А они между тем происходят почти на всех национальных окраинах, даже в автономных республиках Российской Федерации и даже в самом центре России. Алма-Ата, Баку, Наманган, Кишинев, Вильнюс, Сунжа, Кашино — это в Тверской области — география насилия и убийств русских неуклонно расширяется. Русских отовсюду изгоняют — из Средней Азии, Прибалтики, Молдавии, Дагестана, — они бегут, продавая за бесценок дома, построенные их собственными руками, оставляя квартиры в домах, возведенных ими самими или другими русскими на русские деньги, увольняясь с рабочих мест, которые тоже созданы на деньги, выкачанные из России, ныне обреченной на нищету из-за помощи «младшим братьям» Юга, Востока и Запада. Сейчас, разбогатев и умножившись численно на иждивении «старшего брата», они пинают его ногами. По отдельным подсчетам, число русских и русскоязычных беженцев давно перевалило за миллион, а скорее всего их намного больше. И это, видимо, только начало. Националистические лидеры в Казахстане, на Украине, в Грузии, Литве и других республиках муссируют сейчас идею об обмене населением с Россией: мы вам — «ваших», вы нам — «наших», чтобы каждый народ жил на своей родной земле. На Украине дело дошло до неприличностей. Органы печати Руха подняли буквально истерический вопль по поводу того, что отдельные предприятия Севера (в Тюмени, на Чукотке и т.д.) организовали строительство домов в южных районах Украины для своих работников, выходящих на пенсию, — строительство, кстати, очень выгодное местным властям и жителям, так как они безвозмездно получают часть жилого фонда плюс дороги, магазины, систему бытового обслуживания и т.д. Сначала Рух кричал о новой диверсии Москвы, все время стремящейся-де захватить Украину, если не силой, так переселенческой политикой. Затем России было предъявлено дополнительное обвинение: ее пенсионеры, во-первых, состарят население Украины, во-вторых, объедят его.

Но это все цветочки. Предстоит приватизация — она будет в интересах так называемых коренных народов, и модернизация промышленности — она ударит по русским в первую очередь, ибо на заводах и фабриках их больше, чем коренных. Экономисты Руха пробивают план перестройки украинской индустрии, предусматривающий свертывание промышленного производства в Донецкой, Луганской и других областях с большей долей русского и русскоязычного населения. В прибалтийских республиках на открывающиеся совместные предприятия, где высока оплата и имеются другие льготы, принимаются почти исключительно «коренные».

Экономический погром бьет по русским еще больше оттого, что сопровождается погромом русской культуры, который ныне идет во всех республиках, не вызывая никаких протестов или осуждения Москвы. Снос и осквернение памятников русским государственным и военным деятелям, писателям, художникам и изобретателям, переименование населенных пунктов, улиц и зданий, названных в их честь, изъятие русских книг из библиотек — все это, а также языковая дискриминация русских и русскоязычных по демократическим меркам относится к актам геноцида культуры (культуроциду). Особенно масштабно эта политика проводится в «братской» Украине, где фактически повторяется ситуация 20-х и 30-х годов.

Культуроцид против русских и русскоязычных имеет на Украине три основных направления. Первое — это крестовый поход против русского языка. Второе — ограбление русской культуры, в частности литературы, путем включения целых ее пластов исключительно в украинскую культуру. Третье — это присвоение, беспрецендентное по своим масштабам, русской исторической памяти вплоть до сведения России к понятию «Московия», «Московское государство». Для достижения поставленных целей применяется специфическая тактика — «интеллектуальный террор против русских классических и современных писателей, начиная с Пушкина и Достоевского и кончая Солженицыным и Распутиным, а также фальсификация исторических и лингвистических фактов.

Принятый на Украине закон о языке предусматривает фактически свертывание в республике всего образования на русском языке в течение десяти лет. Обучение во всех высших учебных заведениях, в техникумах, других средних учебных заведениях, а также во всех ПТУ переводится исключительно на украинский язык. На русском языке допускается лишь получение общего среднего образования. Поскольку при поступлении во все учебные заведения требуется сдавать в обязательном порядке украинский язык и обучение должно проводиться только на этом языке, большинству выпускников русских школ перекрывается, в лучшем случае затрудняется, дорога в вузы и техникумы. Уже сейчас органы образования Украины ввели сдачу вступительного экзамена по украинскому языку для лиц, поступающих в аспирантуры, и на все специальности в вузах. Но и этих драконовских мер, немыслимых ни в одной цивилизованной стране, перестройщикам из Руха кажется недостаточно. Часть сепаратистов предлагает превратить школы с русским языком обучения в частные учебные заведения или же переложить бремя их финансирования на Российскую Федерацию.

Прекрасно понимая, что так называемая «истинно украинская» культура недостаточна, чтобы питать интеллектуально и духовно пятьдесят миллионов человек, сепаратисты пытаются в культурном отношении разбогатеть за счет общерусской культуры. Перебрав всех деятелей русской культуры и науки украинского происхождения или с украинскими, даже отдаленными, корнями, они явочным порядком включили в украинскую культуру писателей Феофана Прокоповича и Гоголя, композиторов Бортнянского и Березовского, художника Боровиковского, математика Остроградского, конструктора космических кораблей Королева и бесчисленное множество других действительных или предположительных украинцев по происхождению.

Сама по себе такая постановка вопроса была бы безобидной в силу фактической нерасчлененности украинской культуры (ее основного массива) и русской и даже где-то оправданной, если бы украинская культура рассматривалась как часть, как «подсистема» общерусской культуры. Однако, предъявляя права (полностью или частично) на Гоголя, Боровиковского, Королева, украинские сепаратисты одновременно требуют, чтобы русские полностью отказались от культурного наследия Киевской Руси, начиная со времен Рюрика и даже раньше — от «Слова о полку Игореве», от «Слова о законе и благодати» Иллариона и т.д. Русским оставляется только та часть русской культуры, которая имеет отношение к Северо-Восточной Руси, а в позднейшую эпоху — к Московскому государству. Фактически полностью отрицается духовно-культурное единство различных ветвей русского народа и вводится территориальный критерий принадлежности произведений культуры тому или иному народу.

«Честь» изложения такой концепции газета украинских писателей «Литературная Украина» предоставила некоей Эмилии Ильиной, назвавшей себя русской и взявшей на себя труд потребовать того, что сами украинские литераторы вначале открыто сделать еще не решались. Позже, видимо, убедившись, что Москва проглотит все, а русские писатели смолчат, они уже цитируют Ильину как классика. Везет русским на Ильиных. «Финскую Калевалу, — пишет, ерничая, эта Ильина, — мы в состав «древнерусской» литературы не включили, грузинского «Витязя в тигровой шкуре» тоже, а вот «Слово о полку Игореве» — это «наше». Может быть, «древнерусский» писатель был в командировке в Киевской Руси, написал «Слово о полку Игореве» и оставил там на память? Д.С. Лихачев знает о существовании Украины и украинского народа. Хотелось бы от него услышать, почему «Слово о полку Игореве» — произведение «древнерусской», а не древнеукраинской литературы?»

Аналогичным образом совершается и поход на русскую историю. Его задача — отобрать у «москалей» весь киевский период русской государственности, оставив России только историю Московского государства, а также отодвинуть дату крещения России, русского народа. «Русское тысячелетнее государство с матерью городов русских — Киевом в самом начале» — это, утверждает Владимир Коломиец, один из претендентов на новую интерпретацию истории России, «лицемерный миф», который «искусственно оживляется». Это «новоимперское поползновение с застарелым запахом тухлятины», которому надо «давать отпор». В том же духе, но только по-женски — более конкретно выражается уже цитированная Эмилия Ильина: «Олег, Игорь, Ольга, Владимир, Ярослав Мудрый, Мономах, «Повесть временных лет», Нестор, Киевская Русь — это все принадлежит Украине. Добровольно отказаться от этих сокровищ, награбленных нашей разбойничьей русской силой — наш долг...» И дальше: «Что означает празднование в 1988 году крещения «русского народа»? Это недопустимый способ обращения с исторической истиной. В 988 году Владимир, князь Киевской Руси, крестил своих подданых — жителей Киева, свое войско. Это крещение к русскому народу не относится».

Создав, с одной стороны, чисто умозрительную особую историческую Россию, фактически Московию, с другой — еще более умозрительную конструкцию Украины или Украины-Руси, самостийники строят особую логику взаимоотношений между этими «государствами». По ней, царское правительство, оказывается, вовсю «торговало» Украиной и «подарило» Польше даже «мать городов русских» Киев еще при жизни Богдана Хмельницкого (Петро Кононенко). Полтавская битва — это «захватническая» война петровской России против Украины (Михайло Наенко). В новейшее время украинцы «вошли в историю как нация, боровшаяся с фашизмом» благодаря Украинской повстанческой армии, то есть бандеровцам (Дмитро Павлычко). Ну а современный период — это неоколониализм, и Крым, например, — это «неоколониалистическое гнездо» на Украине, только «более спокойное и теплое по сравнению, скажем, с бывшим Кенигсбергом, превратившимся ныне в своеобразный Порт-Артур» (Виталий Радчук).

Такого рода «историографию» можно «продавать» украинскому читателю, все же достаточно исторически грамотному, лишь при определенных условиях. О прямой и косвенной поддержке ее массовыми средствами информации демократической Москвы уже говорилось. Второе важное условие — это атмосфера ненависти к русскому народу, самой дикой русофобии, которая нагнетается и в России (демократами «общечеловеками»), и на Украине («демократами» Руха). При этом надо сразу же сказать, что махровый, пешерный антирусизм на Украине — это не эмоциональные выпады отдельных «творческих» личностей, а линия ведущих представителей украинской интеллигенции, по крайней мере, в лице ее писательской организации во главе с ее руководителем Юрием Мушкетиком. «Я человек умеренных взглядов, враг всяких крайностей, завихрений», — пишет о себе Мушкетик. Что же думает он о русском народе, русско-украинских взаимоотношениях? «Старший брат, — пишет он, — никогда не считал нас равным себе, в лучшем случае заигрывал, выражал восторг украинской экзотикой, похваливал украинцев за трудолюбие. Продавали за границу украинскую пшеницу, уголь, продавали нефть. А что с этого имели украинцы?» Вот другой представитель украинской самостийнической интеллигенции — публицист и писатель Павло Мовчан. Он доказывает, что украинский народ был «поставщиком биологического сырья» для обновления «уже деградировавших этносов». Кто деградировал, читатель должен догадаться сам. Еще один руховский публицист Михаил Брайчевский взялся, наконец, разобраться и по достоинству оценить роль России, ее народов в борьбе против гитлеризма. «Тезис о том, что только благодаря объединению советских республик в единый централизованный союз мы выстояли в ходе второй мировой войны, — сообщает он в своих выводах, — вызывает сильное возражение. Закономерно возникает вопрос: а почему не погибли и сохранили себя Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Албания, Югославия, Финляндия, Дания, Норвегия и т.д. Даже те страны, которые были союзниками Германии и проиграли войну, заняв место на скамье подсудимых?»

Нет оснований обвинять Мушкетика и других в отсутствии, скажем, логики. Она есть, если вспомнить тезис Павлычко, что славу борцов против Гитлера украинцам принесла Украинская повстанческая армия.

Украинская «историография» стала возможна, на наш взгляд, также из-за долгого молчания русских писателей, в определенной мере ставших жертвами «мазепинской» тактики украинских литераторов. Когда же до русских писателей наконец дошло, что их цинично обманывают, и они попытались робко возражать самостийникам, те развязали против них кампанию интеллектуального террора. Характерно, что самостийники не разбирают, кто демократ, кто консерватор, кто почвенник или модернист, бьют всех подряд. Написал Сергей Баруздин 5 октября 1990 года в «Правде», что нельзя считать «во всех наслоениях... виновником один русский народ», и тут же получил циничную отповедь Михаила Наенко: «Если бы в Запорожье вместо украинских школ появились гваделупские школы, мы бы говорили — виновен гваделупский народ; когда же там 99 процентов русских школ — то вина за это ложится на русский народ, а не просто на партийный, сталинский и какой там еще аппарат». Осмелился Сергей Залыгин 3 октября того же года сказать в «Комсомольской правде», что нельзя «делать государственной политикой борьбу за национальную чистоту», — тут же получил кличку «писателя-обывателя» и ернический щелчок: «Интересно, как бы он (Залыгин) развел руками, если бы вдруг оказалось, что в Иркутске или Новосибирске нет ни одной русской школы, а только монгольские или китайские?»

И Лихачев, по мнению самостийников, наводит «тень на плетень». И Распутин, и Белов, и Крупин «без стыда и совести» пишут «об исторической укорененности России в прибалтийских землях». И еще: «Эти писатели со всей великодержавной оравой «вышли из окопов» защищать Союз, считая, что и Украина и Прибалтика — это ихнее, то есть русское». Это уже Владимир Коломиец в «Литературной Украине» от 25 апреля 1991 года.

Как видим, украинские представители «красного письменства» в отличие от того, что могли думать русские писатели, действуют «своеобразно», не гнушаясь запрещенными приемами, вообще не стесняясь в выборе средств.