На Венском конгрессе российский монарх Александр I добился того, что созданное Наполеоном Бонапартом Великое Герцогство Варшавское (включавшее в свой состав центральную часть современной Польши) вошло в состав Российской Империи под именем Царства Польского. Несмотря на то что Царство пользовалась очень широкой автономией (оно имело собственную конституцию, сейм, флаг, даже собственные войска, — все то, о чем, например, поляки в Австрии или Пруссии могли разве что только мечтать), его польское население с момента своего вхождения в состав Российской Империи стало в массовом порядке заниматься подрывной антигосударственной деятельностью. Это, к примеру, вылилось в тесное сотрудничество тайных польских обществ с декабристами. После неудачного мятежа в Царстве Польском 1830–1831 годов в кругах польских сепаратистов все больше укрепилось мнение о том, что самостоятельно из-под власти России им не вырваться, поэтому необходимо создать некую антирусскую этническую коалицию, куда можно было бы привлечь не только нерусские народы, но также поддержать всевозможнейшие сепаратистские течения внутри самого русского народа. На протяжении всего XIX века поляки подогревали сепаратистские настроения в Малой и Белой Руси, в Сибири и казачьих землях. При этом приоритет отдавался, конечно, Малороссии, где практически вся дворянская верхушка состояла из этнических поляков или ополяченных элементов. Но симпатии мелкого дворянства — это одно, а симпатии широких слоев населения — это совсем другое, и именно в этом направлении поляки стали активно действовать с 30-х годов XIX века.

В 1835 году среди польских эмигрантов возникает кружок «Братство Народовой службы», известный также как кружок Адама Мицкевича. Целью кружка была разработка и пропаганда идей польского мессианизма и продвижение его идей, в том числе на землях Малороссии. Согласно этим идеям, страдания Польши связаны с особым историческим призванием народа-мученика — «Христа народов». Идеи «польского мессианизма» были развиты Мицкевичем в художественно-публицистическом сочинении «Книги польского народа и польского пилигримства» («Ksiegi narodu polskiego i pielgrzymstwa polskiego», 1832). В соответствии с ней польское рассеяние было призвано участвовать во всеобщей войне за вольность народов, воскресение которых должно привести к воскресению Польши. Средства, которыми этого предлагалось достичь, в аллегорической форме Мицкевич изложил еще в 1828 году, когда в Санкт-Петербурге вышла его поэма «Конрад Валленрод» («Konrad Wallenrod»). В ней повествуется о борьбе

литовцев с немецкими крестоносцами. Заглавный персонаж — одинокий борец в стане врага, жертвующий личным счастьем ради спасения своего народа. Литовец по происхождению, мнимо отрекшийся от своей родины и ставший во главе Тевтонского ордена, он своим коварством ведет орден к катастрофе. Поэма прочитывалась современниками как аллюзия борьбы поляков с русскими: внешне смириться с оказавшимся сильнее врагом и пойти на службу к нему, одновременно тайно действуя против него («валленродизм»).

Именно так поляки стали действовать и в «украинском» вопросе.

Русский славист XIX века А.Гильфердинг, характеризуя особенности польского мессианства, писал: «Во-первых, русских (великороссов) пришлось (польским пан¬славистам. — А.Б.) исключить из славянской семьи и славянского братства; Москали были признаны финнами, татарами, монголами и смесью каких угодно племен, но только не славянами. Однако эти москали заняли в славянском мире весьма заметное место, которого отрицать невозможно. Вследствие того создалась в польской эмиграции особая историко-мистическая теория; славянский мир был разделен на две враждующие противоположности: на мир добра и свободы, представителем которого служила Польша, и на мир рабства и зла, воплощенный в России. Стоило ступить шаг далее, и эта... теория прямо переходила в религию. Сущность этой религии состояла в том, что польский народ есть новый Мессия, посланный для искупления всего рода человеческого, что он, как Мессия, страдал, был распят и погребен, и воскреснет и одолеет дух мрака, воплощенный преимущественно в России, и принесет с собою всему человечеству царство свободы и блаженства»1.

Генерал Людвиг Мерославский, бывший впоследствии диктатором в период польского мятежа 1863 года, не раз откровенно говорил об истинных целях использования поляками украинского движения: «Неизлечимым демагогам нужно открыть клетку для полета за Днепр. Пусть там распространяют казацкую гайдаматчину против попов, чиновников и бояр, уверяя мужиков, что они стараются удержать их в крепостной зависимости. Должно иметь в полной готовности запас смут и излить его на пожар, зажженный уже во внутренностях Москвы. Вся агитация малороссианизма пусть перенесется за Днепр... Вот весь польский герценизм! Пусть он издали помогает польскому освобождению, терзая сокровенные внутренности царизма... Пусть себе заменяют вдоль и поперек анархией русский царизм, от которого, наконец, освободится и очистится соседняя нам московская народность. Пусть обольщают себя девизом, что этот радикализм послужит “для нашей и вашей свободы”. Перенесение его в пределы Польши будет считаться изменой отчизне и будет наказываться смертью, как государственная измена...» Другой раз он был еще более откровенен: «Бросим пожар и бомбы за Днепр и Дон в сердце России. Пускай уничтожат ее. Раздуем ненависть в русском народе, русские будут рвать себя собственными когтями, а мы (то есть поляки. — А.Б.) будем расти и крепнуть».

Творческое развитие идеи Мерослав¬ского и Мицкевича получают в трудах ополяченного украинца Франциска-Генриха Духинского (1817–1893). Эмигрировав в 1846 году из России во Францию, Духинский стал сподвижником «некоронованного короля польской эмиграции» Адама Чарторыйского (бывшего во время Императора Александра I шефом российского МИДа и попечителем Виленского учебного округа).

В 1849–1855 годах Духинский работает в Константинополе. Там же он выдвигает идею создания украинского журнала, содействовавшего бы польско-украинскому сотрудничеству против России. Его он предлагал печатать на о. Корфу, принадлежащем Англии, и нелегально переправлять в Россию. Однако Чарторыйский не одобрил этот план

Во время Крымской войны Духинский работал на гражданских должностях в составе Британских войск, находившихся в Турции. Примечательно, что с этого времени турки создают польский и казачий

легионы. Казацко-украинский легион возглавил принявший ислам польский писатель-украинофил Михаил Чайковский (турецкое имя — Садык-Паша), основной костяк офицеров легиона Садык-Паши составляли поляки, среди которых были князь Чарторыйский и все тот же поэт Мицкевич, скончавшийся от холеры в военном лагере Садык-Паши. Рядовой состав рекрутировался из задунайских и некрасовских казаков и всяческого интернационального сброда, нередко с темным уголовным прошлым.

После окончания Крымской войны Духинский возвращается в Париж. Его русофобские взгляды и опусы соответствовали политике Наполеона III. Антинаучные труды Духинского приобретают в это время большую популярность. Его публикуют, он читает лекции в кружке научных обществ (Cerale des Sosietes Savantes). Влияние Франциска Духинского было огромно. Его друзьями и почитателями был ряд влиятельных французских интеллектуалов и политиков. Однако после падения Второй империи его могущественные покровители сходят со сцены, и Духин¬ский уезжает в Швейцарию, где руководит Польским музеем вблизи Цюриха, публикуясь в польской и украинско-галицийской прессе.

Взгляды Духинского базировались на расовой философии истории. Все человечество, по его мнению, делится на две группы: арийцы (индоевропейцы) и туранцы (все остальные). Арийцам присущи все положительные качества, они земледельцы, туранцы — кочевники, и им присущи все отрицательные качества.

Характеризуя польско-русские отношения, Духинский писал, что конфликт Польши и России носит расовый характер. «Москали не являются ни славянами, ни христианами в духе настоящих славян и других индоевропейских христиан. Они остаются кочевниками до сих пор и останутся кочевниками навсегда». Польша олицетворяет арийский мир, а Москва — туранский. Москали ближе к китайцам, чем к украинцам. Москва присвоила себе имя «Россия» незаконно. Отрицается преемственность Московской Руси от Киевской. Настоящая Русь — это не Московия, а Украина. «Русь (Малая) — это сильнейшая и доблестнейшая Польша, и польское восстание не будет успешным, если не начнется на Руси», — писал Францишек. Такова в общих чертах была теория Духинского.

Не имея под рукой писаний Духинского, об уровне его аргументации можно судить по брошюре его друга и популяризатора его идей Казимира Делямара. Казимир Делямар (1797–1870) был личным другом Наполеона III, политиком, журналистом, редактором газеты «La Patrie» и членом правления Французского банка. Перу сего многостороннего господина принадлежит ряд русофобских опусов, таких как «Множество вместо единицы, или Панславизм, уничтоженный в принципе», «Что такое россиянин?» и другие.

Его брошюра «15-миллионный европейский народ, забытый историей» является петицией в Сенат Французской Империи с требованием реформировать преподавание истории, составлена в феврале 1869 года и является популярным изложением взглядов Духинского в вопросе Украины и России. Автор данной петиции, постоянно пугая французов русской угрозой, повторяет уже указанный бред Духинского. Любопытно, что очередную нелепицу он начинает словами: «История учит, что...»

Так чему же «учит история» согласно месье Делямару и его учителю Духинскому? Позволим себе несколько цитат из труда сего «многогранного эрудита»: «Рутенцы (то есть украинцы и белорусы) не имеют ничего общего с москалями».

«Сразу после основания [Москвы] начала вырисовываться цель Москвы: напасть и уничтожить славян Поднепровья и двигаться далее на Запад. <...>...в XIII столетии подавляющее большинство москалей было язычниками, мусульманами (!!!) или жидами (!!!) и не разговаривали по-славянски... Андрей Боголюбский был прозван Китайцем. <...> В рутенских [Украина и Белоруссия] землях москали не проживают. (!) <...> Название Московия про-

исходит не от города Москвы, а от слова «Мокша» или «Моча», что означает на разных туринских языках место пребывания главной орды»!!!)2.

Несмотря на то что такие видные украинофилы, как Костомаров и Драгомолов, выступили с опровержением сего ужаснейшего бреда, по утверждению украинского историка Ивана Лысяка-Рудницкого, «единственной национальной общностью, на интеллектуальное развитие которой теория Духинского имела глубокое и долговременное влияние, была Украина». Далее Лысяк-Рудницкий объяснял причину этого феномена так: «Сепаратистское направление [среди украинцев] натыкалось на большие интеллектуальные трудности: оно шло против установившейся точки зрения о близкородственности русских и украинцев, укорененной в общем наследии древней Руси и поддерживаемой общей православной религией. Теория Духинского предлагала способы преодоления этих интеллектуальных трудностей. Это поясняет ее привлекательность для тех украинцев, которые искали аргументы для обоснования своей отдельной идентичности»3.

Что ж, как утопающий хватается за соломинку, так и украинские сепаратисты, не имея реальных аргументов, готовы были хвататься за любой русофобский бред, озвученный в Европе.

Тем не менее интенсивная пропаганда «украинского сепаратизма» в первой половине XIX века не принесла полякам ожидаемого результата. Польский мятеж 1863 года массово не был поддержан ни в Малороссии, ни в Белоруссии. Хотя надежды на это возлагались немалые. Достаточно сказать, что именно тогда небольшой группой польской интеллигенции, проживающей в Малороссии, был написан так называемый «гимн Украины», до сих пор выполняющий роль одного из символов независимой Украины. Это был именно коллективный труд, сначала приписываемый Шевченко, а впоследствии его единственным автором был назван Павел Чубинский. Но реально его писали Николай Вербицкий, перед этим переведший «Еще Польска не згинела» на украинский язык («Маты Польща не загынэ, доки ми живемо»), Тадей Рыльский (прятал свое чересчур польское имя и фамилию под псевдонимом Максим Черный), Павлин Свенцицкий (псевдоним Павел Свой), Павел Житецкий и Иван Навроцкий; ну, естественно, и сам Чубинский.

Первый вариант гимна включал в себя квинтэссенцию всех польских комплексов по украинскому вопросу. Один из первых вариантов гимна звучал так:

Ще не вмерлы Украины ни слава, ни воля,
Ще нам, братья молодые, улыбнется доля.
Ще развеет черны тучи и возле оконца,
Здесь, в своем вкраинском доме,
мы дождемся солнца.
Вспомним злые времена, лихую годину,
Тех, кто смело защитил Матерь-Украину.
Наливайко и Павлюк и Тарас Трясило
Из могилы нас зовут на святое дило...

Тадею Рыльскому и Павлину Свенцицкому, родственников которых от младенцев до старцев вырезал Павел Бут (Павлюк), не понравилось упоминание о нем, и Тадей Рыльский предложил свой вариант:

...Згинут наши вороженьки,
как роса на солнце,

Воцаримся и мы, братья, на своей сторонке.
Наливайко, Железняк и Тарас Трясило
Из могилы нас зовут на святое дило.
Вспомним же святую смерть
рыцарей казацтва,
Не лишиться чтобы нам своего юнацтва!
Ой, Богдане-Зиновию,
пьяный наш гетьмане,
За что продал Украину
москалям поганым?
Чтоб вернуть ей честь и славу,
ляжем головами,
Наречемся Украины верными сынами.
Наши братчики-славяне
за оружье взялись,
Не годится, чтобы мы в стороне остались!

Впоследствии гимн несколько раз в угоду политической коьюнктуре видоизменялся, но русофобский посыл его при этом сохранялся.

Несмотря на то что после подавления польского сепаратистского мятежа 1863 года украинофильское движение немного

затихает в России, различные антирусские силы предпринимают попытки поставить его под свой контроль и направить его в радикально-сепаратистское русло. К полякам присоединяются правящие круги Германской и Австрийской Империй, стремившиеся путем разжигания этнического сепаратизма ослабить серьезного противника. Для этой цели выдвигается идея «Галичина — украинский Пьемонт» (кстати, лозунг также позаимствован у поляков, у которых он звучал как «Галичина — польский Пьемонт»), согласно которой Галиция должна стать центром украинофильского движения не только в Австро-Венгрии, но и в России, которое должно было бы действовать под польско-австро-германским патронажем. Успеху этого плана должно было способствовать наличие тайных польских агентов в руководстве украинофильского движения. Главным из них был фактический лидер киевской «Старой Громады» профессор Владимир Бонифатьевич Антонович.

Характеризуя его, М.Грушевский писал, что «среди украинских историков, великих и малых, Антонович был практически единственным человеком, свободным от предубеждений российской культуры и от той “двойственной психологии”, в которой он обвинял украинцев российской ориентации и посему он попадал в “чересчур поляки” (высказывание Лазаревского)»4.

1 Гильфердинг А. Польський вопрос //Гильфердинг А. Собр. соч. СПб., 1868. С. 305.

2 Делямар К. 15-мільйонний європейський народ, забутий історією //Історія України. 2000. № 7.

3 Лисяк-Рудницький I. Дубинський i його вплив. Історичні есеї. К., 1994. Т. 1. С. 271–273.

4 Грушевський М. 3 соціально національних концепцій Антоновича //Укр. Історик. 1984. №1–4 (81–84). С. 212.

Алексей БАТАШЕВ — русский историк и публицист

vestnik@malorus.org,