На гребне миграционной волны
Современную эпоху часто называют эпохой миграций. Мир сталкивается с огромным потоком переселенцев, отправляющихся на ловлю счастья и чинов в чужие страны. И хотя они удовлетворяют спрос на труд, заполняя нижний этаж социальной пирамиды, отношение к ним становится все более настороженным. Ведь массовая миграция, по мнению многих политологов, угрожает национальной идентичности государств. И с одной стороны, мы видим дальнейшую глобализацию рынка труда, а с другой — резкое ужесточение миграционной политики.
Призрак миграции
Нынешнюю волну миграции сравнивают с «великим переселением народов» в IV—V веках, когда варварские племена заполонили Римскую империю, или массовыми переселениями эпохи Раннего Средневековья. За последние столетия, говорят эксперты, ничего похожего не происходило. «Даже наиболее значительные движения населения в эпоху современности (включая черную и белую миграцию через Атлантику), — отмечают западные политологи Майкл Хардт и Антонио Негри в своем бестселлере «Империя», — представляют собой ничтожные события по сравнению с нынешними колоссальными перемещениями. Призрак бродит по миру, и это призрак миграции».
В западных странах низкая рождаемость и растущая продолжительность жизни приводят к старению населения и сокращению его численности. И если бы не приток иностранцев на рынки труда, в ближайшие годы они «сжались» бы повсеместно. Что любопытно, в Германии их сжатие не остановит даже сохранение иммиграции в нынешних — немалых — масштабах.
В Соединенных Штатах доля иммигрантов, которая в 70-е годы упала до 5%, в середине нулевых вновь достигла 12%, вплотную приблизившись к рекордно высоким отметкам столетней давности. В государствах ЕС удельный вес иностранцев за последние 30 лет увеличился в несколько раз. Многие из них (Австрия, Италия, Португалия) вводят квоты на мигрантов, защищая таким образом национальный рынок труда. Жесткая система квотирования применяется и в США. Некоторые страны заключают двусторонние соглашения о найме рабочей силы с близкими им в культурном отношении государствами. Испания, например, имеет такие соглашения с Доминиканской Республикой, Колумбией и Эквадором.
Серьезной проблемой является нелегальная миграция. И если в южноевропейских странах, не так давно столкнувшихся с потоком переселенцев, регулярно проводятся амнистии, в результате которых тысячи мигрантов обретают легальный статус, в классических государствах иммиграции (США, Австралия, Франция) к таким мерам прибегают крайне редко. В Америке, например, последнюю иммиграционную амнистию провел в 1986 году президент Рейган. Тогда легальный статус получили люди, незаконно въехавшие в страну до 1972 года, — таких набралось 6 млн человек. Сегодня численность нелегалов в США оценивается в 12—15 млн (некоторые эксперты приводят более внушительную цифру — 30 млн). В случае их легализации и притока родственников «новых граждан», который неминуемо за ней последует, в Соединенных Штатах произойдут радикальные изменения, считают политологи: уже к 2020 году большинство в расовом составе населения страны будут составлять латиноамериканцы.
Мексиканская реконкиста
Неслучайно представители правого лагеря в США все чаще призывают укреплять охрану границ и поддерживают строительство «великой американской стены» — заградительных сооружений в Калифорнии, Техасе и НьюМексико. Год назад губернатор Аризоны Джен Брюэр подписала закон, согласно которому полицейские получили право задерживать любого человека по подозрению в том, что он находится в стране нелегально. И хотя президент Обама раскритиковал «расистские настроения южан», согласно соцопросам, инициатива Брюэр пользуется поддержкой 52% американцев.
На протяжении столетий США удавалось играть роль плавильного тигля для эмигрантов со всего света. Успешно ассимилируя представителей различных этносов, Штаты сохраняли стержневую англопротестантскую культуру, которая оказывала решающее влияние на политические традиции страны. Однако, по мнению экспертов, в случае с мексиканской эмиграцией привычные схемы не работают. Прежде всего это объясняется ее массовым характером. «Нищая Мексика, — отмечал создатель теории «столкновения цивилизаций» Самюэль Хантингтон, — отделена от Соединенных Штатов лишь небольшой речушкой, и ежегодно сотни тысяч эмигрантов пересекают границу в поисках лучшей жизни. В результате Америка рискует превратиться в расколотое на две части англоиспанское общество».
Латинос в США уже давно больше, чем чернокожих. В обиход входят такие понятия, как Мексамерика, Амексика и Мексифорния. По словам американского политолога Роберта Каплана, «воссоединение Мексики и Штата одинокой звезды происходит на наших глазах, тихо и почти рутинно. Мало чем отличается и ситуация в Калифорнии». Более половины населения Лос-Анджелеса принадлежит к латиноамериканской диаспоре, и, что особенно характерно, среди учеников местных школ 75% составляют мексиканцы. На рубеже веков число новорожденных в испаноязычных семьях Калифорнии превысило число младенцев в семьях англоговорящих. В результате, отмечают эксперты, на юге США возникает автономный регион, жители которого не желают ассимилироваться и встраиваться в традиционную американскую культуру.
Еще одна особенность мексиканской эмиграции — реваншистские настроения. Как известно, штаты, в которых селятся выходцы из Мексики — Техас, НьюМексико, Аризона, Калифорния, Невада и Юта, — некогда принадлежали этой стране и были захвачены у нее в ходе Мексиканской войны (1846—1848). Тогда Соединенные Штаты одержали легкую победу, овладев вражеской столицей, разместив морских пехотинцев в «чертогах Монтесумы» и аннексировав половину мексиканской территории. Неслучайно процессы, происходящие сейчас на юге США, многие политологи называют «демографической реконкистой». «Мексиканцы приезжают в те регионы, которые когда-то им принадлежали, — отмечает эксперт Института Брукингса Питер Скерри, — и их охватывает чувство нового освоения родной земли, отсутствующее у прочих иммигрантов».
И хотя сторонники мультикультурного государства убеждены, что со временем мексиканцы впитают в себя традиционные для Америки ценности и создадут свою мечту аmericano, скептики склоняются к тому, что либеральная иммиграционная политика будет стоить США национальной идентичности. Неудивительно, что даже демократическая администрация Обамы наряду с иммиграционной амнистией планирует ввести жесткий пограничный режим.
Немецкая модель
Наплыв турецких трудовых мигрантов в Германию стал не менее серьезной политической проблемой. «Чудовищная степень политкорректности, связанная с комплексом вины за нацистские преступления, может сослужить немцам дурную службу, — заявил в интервью «Однако» профессор Нюрнбергского университета Михаэль Штюрмер. — Опасаясь услышать обвинения в неонацизме, немцы закрывают глаза на то, что происходит в турецких кварталах». Турки, которые вносят большой вклад в немецкую экономику (им принадлежит около 50 тысяч предприятий малого и среднего бизнеса, они держат продовольственные и текстильные магазины, работают в сфере услуг), все меньше стремятся интегрироваться в немецкое общество. 50% из них или вовсе не посещают, или прерывают занятия на интеграционных курсах. В основе миграционной политики Меркель лежит формула «поддерживать и требовать» (fordern und foerdern), которая предполагает, что, получая социальную помощь, мигранты будут принимать правила игры, навязанные властями. Однако в реальности этого не происходит. Турки отказываются изучать немецкий язык и историю, продолжая при этом доить немецкое государство, пользуясь «великодушной» системой социальной защиты, созданной в ФРГ.
Неслучайно все больше немецких граждан готовы согласиться с выводами, сделанными Тило Саррацином в его бестселлере «Германия самоликвидируется». Бывший член правления Бундесбанка (исключен из которого он был после выхода в свет этой книги) убежден, что немецкое общество «тупеет за счет притока необразованных иммигрантов с Ближнего Востока, из Турции и Африки». «Мигранты, — отмечает он, — в силу своего низкого интеллектуального и образовательного уровня не выполняют никаких полезных производственных функций, не могут выучить немецкий, не интегрируются и не хотят интегрироваться в немецкое общество и только сидят на пособиях». Единственным выходом из ситуации является, по мнению Саррацина, привлечение квалифицированных специалистов из Восточной Европы.
Но что бы ни говорили скептики, в Германии к проблеме миграции относятся совершенно не так, как в Англии и Франции, где ее воспринимают как часть имперского наследия. По словам немецкого политолога Александра Рара, «в ФРГ для мигрантов закрыты социальные лифты: немцы поддерживают «своих», а «чужих» стараются никуда не пускать». Прежде чем предоставить рабочее место иностранцу, немецкая фирма должна доказать, что на его место нет безработного претендента, имеющего гражданство ФРГ. Германия не стесняется депортировать нелегалов на родину. Однако с помощью программы «зеленая карта» поощряет въезд в страну тех категорий работников, потребность в которых испытывает немецкая экономика.
«Мускулистый либерализм»
Когда о провале мультикультурного проекта в Европе объявила канцлер Германии Ангела Меркель, западные либералы восприняли это как «типичный для немцев комплекс превосходства». В Британии же, которая с имперских времен является мультиэтническим государством, представить, что премьер-министр позволит себе антиисламские выпады, было практически невозможно.
Тем не менее в феврале 2011 года на Мюнхенской конференции по безопасности Дэвид Камерон призвал своих коллег отказаться от «пассивной терпимости» и перейти к «мускулистому» либерализму. «Европе пора проснуться и увидеть, что происходит вокруг, — заявил он. — Под угрозой не только наши жизни, но и сам наш жизненный уклад». Разрушить этот уклад, по словам премьера, помогают «доморощенные террористы» — исламские радикалы, многие из которых получают деньги из государственной казны и фактически действуют под прикрытием властей, зараженных вирусом «мульти-культи».
Еще в начале нулевых профессор Бирмингемского университета, бывший британский посол в Турции сэр Дэвид Логан отмечал, что «англичан не пугает новая иммиграционная волна из мусульманских стран. Скорее наоборот, они видят в ней возможность обновления». «Чтобы не превратиться в старое белое христианское общество, — говорил он, — Британия должна быть открыта для исламских мигрантов. Они дарят эликсир молодости стареющему королевству. В Бирмингеме, например, который является вторым по величине британским городом, мусульмане составляют почти половину населения, а если говорить о молодом поколении — большинство. Именно это обеспечивает успешное развитие городской экономики».
Однако уже Гордон Браун выдвинул знаменитый слоган, ставший чуть ли не единственным содержательным тезисом его правления: «Британские рабочие места для британских рабочих». Камерон пошел еще дальше, призвав оставить в прошлом политкорректные заблуждения. И этот призыв пришелся по душе большинству простых консерваторов. «Всем без исключения тори нравится новый образ Дэйва-крестоносца», — заметил один из активистов Консервативной партии Тим Монтгомери. А, по словам баронессы Саиды Варси, «исламофобия уже не противоречит бытующему в среднем классе пониманию респектабельности». Неслучайно речь в Мюнхене называют главным политическим выступлением Камерона с начала премьерства.
Не менее агрессивна миграционная политика французских властей. Париж традиционно выступал за полную ассимиляцию мигрантов, однако в реальности получалось, что французские арабы куда более политизированы, чем турки, проживающие в Германии и Северной Европе, и куда хуже адаптированы к французской культуре, чем индусы и пакистанцы к английской. «Арабские мигранты, — заявил в интервью «Однако» французский философ Ален Турен, — не готовы принять европейские ценности и светскую культуру и предпочитают жить замкнутыми общинами». Во Франции есть целые регионы вроде Эльзаса на востоке и Прованса на юге» которые постепенно превращаются в островки Еврабии. Существует также арабский пояс вокруг Парижа. И никакие жесткие меры властей вроде запрета на ношение хиджабов ситуацию, похоже, не исправят.
Не отличался терпимостью к представителям арабского мира и кабинет Сильвио Берлускони. Глава входящей в правящую коалицию антииммигрантской «Лиги Севера» Умберто Босси прославился своим предложением обстреливать корабли, доставляющие в страну нелегалов из мусульманских стран Южного Средиземноморья. О том, как относятся в ЕС к трудовой миграции с арабского Востока, свидетельствует недавнее решение о депортации более 20 тыс. нелегальных мигрантов с итальянского острова Лампедуза. Еще совсем недавно невозможно было себе представить, что помешанные на правах человека европейцы не захотят предоставить убежище людям, спасающимся от войны. Однако новоиспеченный лидер французского Национального фронта Марин Ле Пен в своем выступлении на Лампедузе заявила, что «Европе не нужны случайные и незаконные дети», а итальянский премьер Берлускони пообещал разместить на острове войска, чтобы «оберегать ворота в Европу». Политологи назвали эту ситуацию «первым шагом Старого Света в новую политическую реальность».
В рабстве у шейхов
Если на Западе начинают бить тревогу, когда мигрантам принадлежит 10—20% рабочих мест, в странах Персидского залива ничего подобного не происходит. Хотя в шести монархиях этого региона — Бахрейне, Катаре, Кувейте, Саудовской Аравии, ОАЭ и Омане — приезжие составляют 40% населения и почти 70% рабочей силы (в Катаре и ОАЭ более 90%). Среди трудовых мигрантов преобладают индусы (5 млн), пакистанцы (2 млн) филиппинцы (1,5 млн), жители Бангладеш и Шри-Ланки (1 млн). Нанимают их так называемые кафилы — «спонсоры» или «поручители» из стран Залива, которые действуют с помощью рекрутинговых агентств в государствах-донорах. Без них трудовой мигрант не может получить ни вида на жительство, ни визы. Кафил несет материальную и юридическую ответственность за мигранта, оплачивает расходы на перелет, разрешение на работу. «Южноазиатские работники полностью попадают в зависимость от спонсора, — отмечает The Foreign Affairs, — у них часто забирают паспорт, у них нет никаких прав. Они вынуждены отдавать до половины заработка и долгие годы работать лишь на оплату долга за путешествие и услуги кадровых агентств. В случае конфликта спонсор аннулирует трудовой контракт, и работник становится нелегалом, подлежащим депортации. Кафилы нередко препятствуют возвратной иммиграции, отказываясь, например, оплачивать поездку на родину». Неслучайно эмир Кувейта Сабах аль-Ахмед заметил как-то, что с иностранными рабочими в странах Залива «обращаются как с рабами» и европейским мусульманам не стоит роптать на судьбу, обвиняя «своих белых работодателей в исламофобии».
Китайская диаспора
В истории не раз за активным переселением мигрантов следовала экономическая экспансия, а затем и аннексия территорий. Не случайно в США говорят сейчас о мексиканской реконкисте, а в Европе все чаще пугают обывателей «эрой халифата». Роль мигрантов в осуществлении глобальных геополитических про ектов действительно очень велика. Но, пожалуй, наиболее реальным из них на данный момент является проект собирания земель вокруг Поднебесной империи. В китайской внешней политике существует концепция «единой нации»(«чжунхуа миньцзу»), согласно которой Пекин со временем должен объединить территории, населенные китайскими мигрантами. Власти КНР проводят различие между государственными и национальными интересами (в первом случае речь идет о суверенном государстве Китай, во втором — об ареале распространения китайской диаспоры — «хуацяо»).
Пекин никогда не скрывал, что заинтересован в эмиграции своих граждан и росте «чайна-таунов». В странах Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании проживает уже многомиллионная китайская диаспора. В Сингапуре китайцы составляют 80% населения, в Малайзии — 30%, в Таиланде — около 15%. Закрытость и иерархичность китайских общин позволила им сохранить этническую идентичность и создать свой параллельный мир бизнеса, большая часть которого на первых порах пребывала в тени, но со временем взяла под контроль экономики Сингапура, Индонезии, Таиланда и Филиппин. «Трудовые мигранты, — пишет The Foreign Affairs, — могут стать орудием, с помощью которого Китай создаст синоцентричную Азию».
фото: REUTERS
http://www.odnako.org/magazine/archive/rubric_1331/
