Дэвид Кэмерон (справа) требует более тесного сплочения 17 стран — членов еврозоны.
Лондон. Насколько можно заглянуть в прошлое, англичане всегда хотели помешать созданию на континенте блока держав, направленного против них. Именно это опять пугает их в консолидации стран еврозоны перед лицом кризиса. Споры между британцами и немцами, а равно и между британцами и Францией становятся все более горячими.
На слух британцев слова Фолькера Каудера звучат подобно приказу по вермахту: «Сейчас все разом в Европе заговорили по-немецки — не в смысле языка, а принимая инструменты, за которые Ангела Меркель столь долго, и в итоге успешно, боролась», — бушевал руководитель фракции ХДС на партийном съезде. А еще до того, тон был задан президентом Франции Николя Саркози, который произнес в адрес Кэмерона свое ставшее афоризмом «закрой рот».
На Лондон это произвело следующее впечатление: теперь Европа делается в Берлине, она становится все монолитнее, и проводить британскую политику «переменных альянсов» становится все труднее. Саркози цепляется к федеральному канцлеру, чтобы симулировать какое-то свое влияние. Меркель подыгрывает ему в этом, чтобы ослабить впечатление немецкого доминирования.
Британский премьер-министр требует от 17 стран еврозоны еще большего сближения, чтобы предотвратить самое худшее. Одновременно, он ничего не боится больше, чем создания нового блока, который окончательно расколет Европу на «своих» и «чужих». Великобритания могла бы возглавить «аутсайдеров», но баланс изменяется в пользу еврозоны. Вот и Еврокомиссия, ангел-хранитель внутреннего рынка, теряет свое влияние.
Споры о налоге на финансовые операции демонстрируют британцам их угрожающее бессилие. Если Кэмерон воспользуется правом вето, остальные 17 стран захотят действовать самостоятельно, без оглядки на лидирующее положение лондонского Сити, главное достояние британцев. Каудер произносит заклинания о европейской солидарности, а британцы видят в них лишь «пулю в самое сердце Лондона» и интерес еврозоны пополнить свою наличность.
Евроскептики в британской среде требуют проведения референдума о выходе из союза, лейбористы также сдвигаются в сторону скептически настроенных слоев нации и призывают к перераспределению полномочий, а либерал-демократы еще даже и не думали говорить о вступлении в зону евро. Европе грозит не распад на два блока, движущихся с различными скоростями, «... а движущихся в совершенно различных направлениях», — предупреждает бывший комиссар Евросоюза (по торговле — прим.пер.) Питер Мандельсон.
Критика немецкого кризисного управления
При этом кризис демонстрирует, как сильно британцы зависят от Европы. Премьер высказал критику немецкого кризисного управления, и вежливо напомнил канцлеру о том, что Европа 60 лет переводила свое достояние в Германию, покупая ее товары. Он не сердится на это. У него слишком мало пространства для манёвра, еще меньше идей, он находится под давлением экономического кризиса, и сам мечется между скепсисом и конструктивным прагматизмом, как все британцы.
Кэмерону нужны обязательства, что голоса «чужаков» сохранят свой вес, и лондонский Сити сможет защищаться от атак из Европы. Почему именно сейчас федеральный канцлер должен заботиться о британцах, которые сами так мало предлагают? Она уже провела для Кэмерона границу: если он будет вставлять палки в колеса немецким стремлениям реформировать Договор, 17 стран уладят дело сами.
Однако немцы, в отличие от французов, лучше помнят о неоднозначном положении британцев как аутсайдеров и их роли в европейской истории. Умно ли так поступать, маргинализируя Великобританию, и отказываясь от ее внешнеполитического веса? Как отразится это на европейской обороноспособности? Возможен ли сегодня без нее внутренний рынок? И что станет с Германией, оставшейся в объятиях одних лишь французов?
Французы против англичан: «Нельзя доверять людям, которые так плохо готовят»
«Прикрой варежку!», — сказал Николя Саркози британскому премьер-министру Дэвиду Кэмерону на саммите Евросоюза. То, что французы весьма охотно вставляют шпильки британцам, показывает наша подборка исторических цитат.
Историческая вражда между континентальной Европой и британским островом и в прошлом регулярно подогревалась стереотипными высказываниями: бывший президент Франции Жак Ширак не нашел для британской кухни ни одного доброго словечка: «просто нельзя доверять тем, кто так плохо готовит», - сказал он в 2005 году корреспонденту газеты «Либерасьон». Не было ли это намеком его тогдашнему коллеге по должности Тони Блэру? Во всяком случае, того вряд ли обрадовало бы следующее высказывание Ширака:
«...единственное, что британцы когда-либо привнесли в европейское сельское хозяйство, это коровье бешенство», — сказал Ширак.
Да и остальные французы, очевидно, никогда не ценили британскую кухню: «Англичане изобрели застольные разговоры, чтобы забыли про их еду», - говорил французский писатель Пьер Данинос.
Уже в 18-м веке не было недостатка в размышлениях об англо-французских противоположностях. Французский поэт Николя де Шамфор говорил: «Англичанин чтит закон и презрительно отвергает авторитет. Француз, напротив, уважает авторитет, и презирает закон».
В Великобритании и до настоящего дня сохраняют юридическую силу тысячи законов, изданных до 1801 года. Французский писатель Пьер Данинос облек несколько сомнительное понимание закона британцами в следующее выражение: «Английское уважение к традиции заходит столь далеко, что лучше обойти закон, чем отменить его».
«Для Великобритании Ла-Манш всегда шире, чем Атлантический океан», — ехидничал Жак Баумель, участник Сопротивления во время Второй Мировой войны.
Также и бывший президент Франции Жорж Клемансо (1841-1929) вставлял шпильки островной империи: «Английский язык — это плохо выговоренный французский».
