На днях довелось прочитать один любопытный опус о жизни крымских татар сбежавших после Крымского Референдума за пределы полуострова в цитадель рагулизма, бывший польский город Лемберг «ЖИЗНЬ НАИЗНАНКУ. Как семья крымских татар вернула и снова потеряла свой Крым». Может для кого – то это и будет интересно, для меня любопытно своей беспросветной глупостью, подлостью и малограмотностью. С самого начала автор начинает лгать: «…советская власть начала депортацию крымских татар с полуострова. За три дня с полуострова вывезли всех крымских татар ‒ более чем 420 тысяч человек, почти половина из них погибла во время депортации или в первые годы в спецпоселениях». Представляете, везут куда – то бедных невинных овечек и по пути вдоль всей железной дороги выбрасывают трупы погибших, ведь мёртвые тела десятков тысяч человек не скроешь, в памяти людской местного населения это останется навсегда. Естественно, сразу же стал искать в литературе всё об этой страшной трагедии геноцида целого народа выселенного из Крыма. Читаю телеграмму в адрес Л.П. Берии от И.А.Серова, Б.З. Кобулова от 20 мая 1944 г.:
«Настоящим докладываем, что начатая в соответствии с Вашими указаниями 18 мая с.г. операция по выселению крымских татар закончена сегодня, 20 мая, в 16 часов. Выселено всего 180014 чел., погружено в 67 эшелонов, из которых 63 эшелона численностью 173.287 чел. отправлены к местам назначения, остальные 4 эшелона будут также отправлены сегодня. Кроме того, райвоенкомы Крыма мобилизовали 6000 татар призывного возраста (по факту, больше), которые по нарядам Главупраформа Красной Армии направлены в города Гурьев, Рыбинск и Куйбышев. Из числа направляемых по Вашему указанию в распоряжение треста "Московуголь" 8000 человек спецконтингента 5000 чел. также составляют татары. Таким образом, из Крымской АССР вывезено 191.044 лиц татарской национальности». Не знаю, кому верить, автору или людям, руководившим этой операцией, они, что уничтожили 230 тысяч ещё до погрузки? Сообщаю сразу данные о смертности в пути:«Из 151 720 крымских татар, направленных в мае 1944 года в Узбекскую ССР, в пути следования умер лишь 191 человек». Я склонен верить этим цифрам, поскольку и охрана эшелонов и руководители переселения татар в Среднюю Азию и другие регионы головой отвечали за потерю каждого переселяемого и документально обязаны были подтверждать причину отсутствия в местах переселения каждого человека по пути следования. Ну, с этим вопросом мы вроде бы разобрались, перейдём к героям этого произведения.
«Светловолосая, зеленоглазая Сапие …родилась в 1915 году в богатой семье вблизи Феодосии. Жили в селе в просторном доме с высокими потолками и лепниной, имели придорожный отель ближе к городу. У Сапие было три сестры, она учила крымскотатарские песни и читала мамин Коран. Это было каноническое издание ‒ Казань, 1876 год. Запах сухой травы, синяя плотная обложка, цветы на страницах между сур.
Сапие собиралась забрать Коран себе, когда поженится [это ж надо так лохануться, женщины вообще – то выходят замуж. Авт.] с любимым ‒ таким же семнадцатилетним парнем, чьи богатые родители жили рядом. Одела бы высокую феску ‒ головной убор с драгоценными монетами ‒ и жила бы в доме возле Феодосии, обучая детей и внуков читать по Корану, чтобы передать книгу дочери во время уже ее свадьбы.
Если бы в Крым не пришла советская власть». Здесь всё лживо, не буду обсуждать, была ли светловолоса степная крымская татарка, не видел, но общение с ними на наших рынках заставляет немножко сомневаться, хотя к содержанию это никакого значения не имеет. Не буду обсуждать женский фес (феска), с пришитыми золотыми монетами, к нему мы вернёмся ниже. Просто поговорим о чтении Корана героиней. Впервые в мире эта священная для мусульман книга была напечатана в России в 1787 году как полноценное издание на арабском языке с комментариями на полях по личному распоряжению Екатерины II. Тем не менее, это издание не воспринималось мусульманами как каноническое. Просто потому, что на полях печатных изданий стояли то перевод, то комментарии. А раз есть что-то лишнее, значит это не священное писание.
По просьбе мусульман типографию перевели в Казань. Уже на месте было решено священную книгу печатать без комментариев. Это издание и стало классическим, увидев свет полуторатысячным тиражом в 1803 году. С этого времени казанский вариант издания Корана стал распространяться в Российской империи и в мусульманских странах. Тиражи каждого года изданий Корана составляли от полутора до трех тысяч экземпляров. Всего, начиная с этого времени и по 1859 г., было напечатано до 150 тысяч экземпляров. Поскольку я нигде не нашёл информации об издании 1876 года, то оставим это на совести авторов. Главное о Коране героини авторами умалчивается, эта книга печаталась только на арабском языке и арабскими буквами, мне хотелось бы знать, откуда она знала этот язык, поскольку татарок до революции вообще не учили, значит, мать Сапие свою дочь научить читать Коран уж никак не могла. Впервые девочек начали учить письменности, используемой для записи крымско-татарского языка только при Советской власти. За время своего существования эта письменность неоднократно реформировалась. В истории можно выделить несколько этапов:
- до 1928 года - письменность на арабской графической основе;
- 1928—1939 годы - письменность на латинской основе (яналиф);
С 1939 года - на основе кириллицы.
Так что героиня с 1922 года должна была учиться в советской школе родному языку арабскими буквами, но в этом татарском алфавите были исключены несколько специфических арабских звуков и добавлены дополнительные для воспроизведения звуков татарского. Позднее, перейдя с младших классов в семилетку Сапие пришлось переучиваться на латиницу.
Снова перейдём к нашей героине и её грустной судьбе.
«Через несколько дней, или недель, или месяцев ‒ этого уже никто не узнает ‒ большевики убили и его, и жену. Дочери выжили: две сбежали к родственникам, а вспыльчивую Сапие, вероятно, сгоряча что-то сказавшую, отправили в тюрьму в Архангельск. Почему ‒ она никогда так и не расскажет.
В Архангельске Сапие вместе с двумя крымскими татарками носила камни для строительства. Еда была скудная, работа тяжелая, русский язык ‒ чужой, а ей ‒ 17, а в Крыму жених. Сапие уговорила надзирателя ее отпустить. И уже через несколько месяцев с теми же заключенными подругами прибыла в Крым. Как ‒ тоже навсегда загадка.
Не было ни дома, ни родителей, ни любимого, поэтому Сапие поселилась у дальней родственницы. Кормить девушку было нечем, прятать опасно. Поэтому ей отдали Коран, который чудом спасли, феску, которую она так и не одела, и поспешно выдали замуж за бедняка Саида, старшего на 10 с лишним лет. Лишь бы стереть прошлое богатой беглянки».
Снова рассмотрим подробности, ибо дьявол таится в мелочах. Не буду как – то комментировать гибель её родителей, судя по всему, это произошло где – то в 31-32 годах, поскольку девушка - читательница Корана оказалась в Архангельске в 17 лет. Скажите, часто ли в тюрьмах надзиратели отпускают на волю тюремных страдалиц, таскающих камни для строительства деревянного и доселе Архангельска? Как они пробирались без документов, денег через всю страну, как группа из трёх девушек сумела скрыться от НКВД, ведь их явно объявили в розыск? Что – то мелодраматическое на уровне индийских фильмов, но то кино, а реальность 30-х была более суровой.
Теперь рассмотрим её судьбу как замужней, ведь родственники её таким образом скрыли от властей, правда каким – то образом сумев сберечь феску, всю ушитую золотыми монетами и вернув её (феску) хозяйке.
«…Началась война, и Саида забрали на фронт в Красную армию. Сапие была дома одна с четырьмя детьми, когда посреди ночи в дверь стукнул кулак солдата с красной звездой на форме. Она никогда так и не расскажет, как впопыхах собиралась неизвестно куда, ‒ за отведенные 15 минут успела взять Коран, феску и немного еды. Самому младшему Юсуфу было 40 дней, когда их выгнали под крики и угрозы на непонятном русском языке.
Товарные вагоны везли измученных, голодных и грязных за Урал. Дочь Сапие в дороге умерла от дифтерии ‒ ее трехлетнее тело на ходу выбросили в степь. А Юсуф выжил ‒ из-за милого детского личика чуть ли не все в вагоне хотели накормить его смоченным в воде хлебом.
На Урале жили в бараке, разделенном ширмами. Валили лес. Света в бараке не было, выходить на улицу вечером запрещали… Сапие по одной срезала золотые монеты со свадебной фески и выменивала на молоко».
Мне конечно жалко героиню, которая была вынуждена за молоко расставаться с золотом, честно накопленное её предками, но, тем не менее, опять эти дьявольские мелочи.
Судя по всему, первых трёх детишек они с Саидом нажили ещё перед войной, поскольку только Юсуф родился где – то в начале апреля 1944 года, правда встаёт один маленький – маленький вопрос, а как ребёнок от него, которого забрали в армию в начале войны, родился так поздно? Поскольку разговор о её женской чести был бы непорядочным с моей стороны, то остаётся только один вариант, что Саид, которого «началась война и…забрали на фронт в Красную армию» каким – то мистическим образом оказался дома и до 44 года в рядах РККА скромно наличествовал в отсутствии. Теперь поговорим о дифтерии дочери, чьё «трехлетнее тело на ходу выбросили в степь». Дело в том, что это очень заразная болезнь, передаваемая воздушно – капельным путём и в древности заболеваемость достигала масштабов крупных эпидемий, унося жизни до 90% людей, большинством из которых являлись дети. Ситуация начала меняться с 1920 году, когда была введена вакцинация против дифтерии. Если бы такое произошло во время переселения, то, скорее всего, не только вагон, но и весь эшелон был бы оцеплен, подвергнут вакцинации и стоял бы до тех пор, пока болезнь во всём эшелоне не была бы побеждена. Это аксиома. Поэтому на этом я и прекращаю разговор на данную тему. Перейдём к следующим героям статьи.
«В 1944 году Диляверу, «врагу народа», было пять лет. Отец Мустафа был на фронте, когда люди в такой же форме, в которой тот воевал, посреди ночи посадили его семью в товарные вагоны…Из поезда на Урале Дилявер вышел в брезентовых сандалиях ‒ это все, что имел. Мама обменивала золотые монеты со своей свадебной фески на еду, а он промерзал до костей, выкапывая заледеневшую траву из-под снега».
Опять у очередной татарки очередная феска, вся увешанная золотыми монетами, благодаря которой все выжили. Правда, не очень понятно, где наши герои обменивали золотые монеты на советские рубли, я не уверен, что ломбарды в те времена были во всех населённых пунктах. У автора начинается то ли оскудение фантазии, то ли сокровища действительно хранились во всех татарских семьях, простим его за это, тем более, что выселение происходило в мае и ну никак не мог летом «промерзать до костей, выкапывая заледеневшую траву из-под снега». Даже на Урале.
«Через год Мустафе, отцу Дилявера, сказали: «Не едь в Крым, там твоих нет». Мужчина не рискнул, и не зря ‒ солдат, пробравшихся на полуостров, расстреливали». Вот об этом не знал до написания статьи никто, даже татарские источники. Не знал и я, поэтому не хочу даже комментировать подобное.
«Мустафа только знал, что всех увезли за Урал. Когда же он туда добрался, семьи там уже не было ‒ после смерти Сталина в 1953 году им разрешили переехать в теплую Центральную Азию. Мустафа нашел их уже там в узбекистанском городке Чинабад. И через несколько лет, так никому и не рассказав, что пережил в поисках, умер».
Что могу сказать, трудно ему пришлось, с 45 до середины пятидесятых он не мог никого найти, почти десять лет искал, сложно в это поверить, но приходится. Вновь вернёмся к нашей первой героине…
«Сапие никогда не утверджала, что любит Саида, но и не отрицала ‒ вероятно, из-за благодарности. А он ее обожал. Поэтому, когда жена захотела построить дом, как родительский, потерянный в Крыму, возражений не было. Она сама все спроектировала ‒ семь комнат, два входа, высокие потолки, такая же лепнина.
Сапие ежедневно совершала намаз, чтобы там не было. Она прочитала весь Коран от первой до последней суры ‒ и это сделало его святым. Ее звали на все похороны, куда она ходила с внучкой Дилярой, и вместе с другими женщинами читала молитвы».
Женщине повезло, мужик оказался рукастым и, судя по всему, угнетали татар не так чтобы очень, как – то очень лениво, без огонька, поскольку построить такой домик надо иметь весьма приличный доход. О чтении Корана я уже говорил, поэтому возвращаться к этому не буду.
Поскольку в статье описывается жизнь нескольких поколений, то перейду к следующему, которое живёт сейчас.
«Сапие учила Диляру шить, вышивать ‒ отказалась только научить читать Коран. Крымскотатарского языка девочка не знала, ведь в семье говорили на русском. Язык остался в товарных вагонах в 1944 году ‒ крымские татары говорили на разных диалектах, а за Уралом и в Центральной Азии говорили на русском. Пришлось его изучить, чтобы объясняться между собой и с местными».
Автор статьи вынужден признать, что татары начинают общаться даже в своих семьях на русском. Хорошо это или плохо должны решить сами татары, в Крыму после 14 года этот язык стал одним из государственных и те, кто желают, могу учить его и тем более, общаться в семьях. Весь вопрос в том, как они воспринимают окружающую их действительность герои статьи. А восприняли её они так…
«Занятые собственными заботами, они не сразу заметили, что в Крыму есть свои проблемы. Мало украинских школ, много этнических русских, военные. Впервые Амет и Диляра ярко увидели это на параде к 9 Мая в Севастополе.
В основной колонне шли военные и ветераны, а за ней ‒ группа гражданских. Они размахивали флагами России, а крупная женщина во главе, выкрикивала: «Крым ‒ Россия! Крым ‒ Россия!». Остальные клоны упорно, хотя и в разнобой, повторяли за ней.
Никто не вмешивался ‒ ни украинские военные, ни тогдашняя милиция, ни толпа зрителей. Растерянный, Амет громким голосом начал перекрикивать: «Крым ‒ Украина!». Возгласы о России на мгновение стихли, женщина прищурившись посмотрела на Амета, колонна возмутительно зашипела, прошла несколько метров вперед и снова взялась за свое. Ее не перебивали».
Заметьте, враждебный нам журналист пишет, что, по мнению героев его статьи основной проблемой является только то, что «много этнических русских», оказывается мы виновны самим фактом своего существования в Крыму, нас должно быть меньше.
Сын Диляры и Амета «Мустафа учился в украинской школе, и его учительница языка дружила с Дилярой. Часто она хвасталась, что «бандеровка в четвертом поколении». И в марте она первой среди знакомых купила красно-белый спортивный костюм с надписью «Россия» на пол спины.
После «референдума» 18 марта директор школы, где работали Диляра с Аметом, сняла украинский флаг, но и российский не повесила. Но и без того Диляра будто задыхалась от нашествия триколоров, свисавших из окон больниц и квартир, магазинов и городских туалетов, деревьев и заборов. Автомобили, обвешанные флагами, ездили с громкоговорителями, из которых кричали «Крым ‒ Россия ‒ навсегда!». На улице стало противно ‒ навстречу шли улыбающиеся сумасшедшие, радуясь «возвращению в родную гавань».
Обратите внимание, то, что русские и украинцы радовались воссоединению с Матерью Родиной, в глазах этой супружеской пары это было чем угодно, кроме нормальной реакции людей. Для них мы были «улыбающиеся сумасшедшие» и они решили покинуть Крым поскольку «Свободы, за которой они приехали, становилось все меньше и меньше. Диляра и Амет начали выбирать город на материке, искать знакомых. На выходных ездили на велосипедах вблизи Бахчисарая ‒ дальше не рисковали, потому что везде стояла военная техника…1 сентября…Амет, Диляра, Мустафа и Камила сели на поезд в Симферополе. Им вслед смотрели обе мамы, так и не решившись покинуть Крым… Диляра смотрела на последние метры крымской земли через грязное стекло вагона и не могла поверить, что ее дом превратился в тюрьму. Поезд ритмично покачивался, а она думала, что больше никогда сюда не вернется».
Я специально решил показать исход из Крыма небольшой по численности группы крымских татар их глазами. Во всей статье нет ни слова о коллаборационизме на полуострове во время гитлеровской оккупации, ни реальных свидетельств их дискриминации во время проживания в Средней Азии или в Республике Крым после Референдума 2014 года. У них осталось только одно:
«Диляра скучает по Крыму, но даже во сне его не видит. Амету он снится редко, чаще ‒ недостроенный дом в Узбекистане. В Крыму так же осталась и его мама, до сих пор хранящая его белую тетрадь с первыми крымскими воспоминаниями.
‒ Я никогда не имел собственного дома, мы постоянно переезжали ‒ так же, как и Диляра. У нас вообще одинаковые судьбы. Я слышал от своего отца истории о российском сапоге, выгнавшем крымских татар со своей земли. А теперь мы и сами это проживаем ‒ страшное дежавю ожившей истории, ‒ эмоционально говорит Амет.
В маленькую комнату как раз возвращается Камила с кроликом.
‒ Я тоже пишу дневники, как папа, ‒ объясняет, услышав, о чем говорят старшие.
Выпускает кролика и ищет в ящике толстый блокнот, листает страницы, в самом конце находит нужную запись и осторожно показывает, чтобы не прочитали лишнего:
‒ Здесь написано: «Когда мои родители состарятся, я отвезу их в Крым».
Думаю, что так и произойдёт, ничем не спровоцированная озлоблённость пройдёт, тем более, что их не выгонял никакой российский сапог и они вернутся. Не знаю, будут ли друзьями, но ведь можно жить просто соседями.
Евгений Попов
