В то время как Красная армия захватывала Берлин в кольцо, нацистский режим цинично раздавал последние указания. Повсюду курсировали различные слухи, официанты доставали последние запасы вина.
Не важно, насколько плохое настроение — из-за голода оно могло только ухудшиться. Берлин с 20-го апреля 1945 года находился под огнем советской тяжелой артиллерии. Временное прекращение авианалетов союзников для предотвращения попадания по своим же не приносило облегчения.
Поскольку крах Третьего Рейха проходил стремительно, а руководство национал-социалистического режима хотело забрать в свое падение как можно больше немцев, гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс (Joseph Goebbels) прибег к коварному трюку. Он отдал распоряжение c 22-го апреля начать раздавать все оставшиеся запасы продовольствия.
Расчет делался на следующее — голодные люди быстрее были готовы капитулировать, чем относительно сытые. Старшая сестра Норберта Облезер (Norberta Oblöser) из Дома католического женского союза Шарлоттенбурга рассказала, из чего состоял ее «неприкосновенный запас» — «30 грамм зернового кофе, банка консервированных овощей, 250 грамм бобовых, 250 грамм крупы, фунт мяса, килограмм сахара и небольшая пачка кофейного напитка». Такое большого количества продуктов за один раз они давно не получали.
В последнем остававшемся открытым ресторане города — Adlon на Парижской площади — персонал сделал послабления в правилах: «Небольшое количество гостей, находившихся в зале, было потрясено поведением официантов, предлагавших вино, лившееся рекой. Раньше было правило — по одному бокалу на человека», — заметил норвежский корреспондент Тэо Финдаль (Theo Findhal), находившийся в то время в столице Рейха. «Действительно, лучше позволить расплатиться последним гостям, чем отдать все это русским», — констатировал он.
На улицах города толпились беженцы, раненые солдаты и остатки регулярной армии всех родов войск — от вермахта, ваффен-СС и отрядов народного ополчения. 27-летний Курт Вафнер (Kurt Wafner), который из-за ранения глаза не был более военнопригодным, покинул ряды народного ополчения.
Это было опасно. По всей стране военно-полевые суды искали предполагаемых дезертиров. Если кто-то, с их точки зрения, был подозрительным, его зачастую, недолго думая, либо вздергивали, либо застреливали.
Вафнер помогал своей возлюбленной Бербель. «Мы сейчас должны думать о продуктах. Магазины распродают свои запасы. Хлеб нигде нельзя больше найти, все, что оставалось, было распродано еще вчера. Мы стоим в длинной очереди в продуктовый магазин на первом этаже жилого дома. Я стою чуть впереди на улице, тогда как Бербель смотрит, что там раздают».
Они успели вовремя. Не повезло тем, кто занял очередь после них. «Еще немного, мы уже дома, они ошарашенные возвращаются домой, на лицах ужас. Прямо рядом с магазином, непосредственно перед входом взорвалась граната. Несколько мужчин тут же погибли, женщины лежали на земле, они кричали, стонали».
Красная Армия подходила все ближе к центру города. 22-го апреля 1945 года она уже заняли Фронау на севере и Лихтенберг на востоке Берлина. Юстус Аленфельд (Justus Alenfeld), который дожидлся падения Третьего Рейха в Целендорфе, писал: «Все люди ошарашены, возбуждены и частично абсолютно беспомощны. К тому же повсюду курсировали разные слухи, от которых люди становились еще более нервными». Так, говорили, что пациентов выгоняют из больниц, чтобы использовать их как лазареты.
Рассказывали, что новый американский президент Гарри Трумэн (Harry S. Truman), преемник скончавшегося десять дней назад Франклина Рузвельта (Franklin D. Roosevelt), поссорился со Сталиным, и вскоре США будут вместе с Германией бороться против СССР. Все это была полная чушь.
Даже в бункере фюрера никто не верил в чудо. Во время совещания 22-го апреля 1945 года Гитлер впервые признал, что его война проиграна. Военные советники в последний раз пытались подтолкнуть его к отъезду в Берхтесгаден и дальнейшей борьбе, вместо того чтобы погибать в берлинском бункере. Но диктатор больше этого не хотел.
Николаус фон Белов (Nicolaus von Below), адъютант фюрера на протяжении почти восьми лет, вспоминал: «Гитлер очень волновался. Он приказал всем присутствовавшим, кроме Кайтеля, Йодла, Бургдорфа и Кребса, покинуть зал для совещаний и произнес разгромную речь в адрес руководства сухопутных войск за их многолетнее предательство. Я находился перед дверью в соседней комнате и слышал практически каждое слово. Это были ужасные полчаса. Но после всплеска он знал, что это уже конец».
Теперь Гитлер выгонял и своих приближенных. «Почти с каждым часом круг его окружения сужался», — заметил Белов. Сначала он попросил уйти секретарей Йоханну Вольф и Кристу Шредер, потом повара Констанцу Минцарли, а затем и секретарей Герду Кристиан и Траудль Юнге. Некоторые подчинились и уехали, другие отказались, это были обе самые младшие из четырех секретарей. Атмосфера в бункере все больше накалялась.
В восточной части Фридрихсхагена на юго-востоке столицы Рейха, в 20 километрах от бункера фюрера, война в это воскресенье была уже позади. «Русские здесь! Невероятно, как быстро все произошло», — писала 15-летняя школьница в своем дневнике. «Мы были потрясены, когда впервые увидели перед нами живых русских, с карабинами, автоматами и штыками». Что предстояло пережить берлинским женщинам, она подозревала, но еще не могла себе этого представить.
